– Да. И я собирался зайти на днях за подтверждением этого разрешения.
– Тогда я вынужден вас огорчить. Вы не сможете этого сделать.
– Но почему? – Дженнингс не понимал, почему лорд Карэнби изменил свое решение: это было не в характере старика. – Я только хотел…
– Да-да, – нетерпеливо отмахнулся Карэнби. – Но дело в том, что дом сгорел дотла.
– Сгорел… в Рекстоне! – воскликнул, вскакивая, Дженнингс.
– Да. Каким-то образом загорелся прошлой ночью, около восьми вечера. Был сильный ветер, и дом сгорел дотла. И не только это. Погода стояла сухая, так что сгорели все деревья, кусты – словом, весь парк выгорел. Мне передали, что внутри стен сплошные головешки. Прямо как пожар Рима, – хмыкнул Карэнби.
– Вы не думаете, что дом подожгли?
– Конечно. Даже при такой жаркой погоде вряд ли дом мог загореться сам. Возможно, какой-нибудь бродяга…
– Нет, – решительно ответил Дженнингс. – Странно, что именно вы приносите мне такую новость. Тут недавно был один из моих людей, он рассказал, что неподалеку от Рекстона прошлым вечером взяли за распространение фальшивых денег какого-то типа. При нем была бутылка из-под керосина и тряпки.
– А, – безмятежно ответил Карэнби, – так вы думаете…
– Никаких сомнений не может быть, милорд. Этот человек и поджег дом. Никто просто так не носит с собой керосин.
– Но почему именно мой дом?
– Не отметилась ли тут семейка Сол?
Лорд Карэнби резко выпрямился.
– Что вы хотите сказать?
– Ммм. Это довольно долгая история. Но тот тип, которого взяли, использовал определенные духи под названием «Хикуи». Ими пользуется также Маракито и ее тетка, миссис Херн.
– Миссис Херн? Она не тетка Маракито.
– Она сама мне так сказала.
– А я вам говорю, что покойная Эмилия была единственной теткой Маракито. Почему миссис Херн так сказала?
– Это я и пытаюсь выяснить. Она сказала, что вы не знаете всей истории семейства Сол.
– Я знаю достаточно, – мрачно сказал Карэнби. – Эта семейка была отвратительно порочна. Отец Маракито умер после того, как вышел из тюрьмы, отсидев за фальшивомонетничество, как и его мамаша.
– Но, милорд, человек, подозреваемый в поджоге вашего дома, как раз пытался сбыть фальшивые деньги. Он пользуется теми же духами, что и Маракито, не говоря уж о загадочной миссис Херн.
– И какой из всего этого следует вывод?
– Я уверен в существовании шайки фальшивомонетчиков, в которой состоят этот тип, Хэйл, Клэнси, Маракито и миссис Херн. Все они пользуются ароматом «Хикуи», что предположительно является для них условным знаком. Как они его используют, я сказать не могу, разве что они встречаются в темноте и опознают друг друга по этому запаху.
– Понятно. Может, и так. Но зачем им было нужно поджигать мой дом?
Дженнингс пожал плечами.
– Трудно сказать. Я думаю, что там находился подпольный цех. Но вряд ли, раз его сожгли. Может, этот тип поджег его в отместку, из-за раздора в банде?
– Или, – неторопливо проговорил Карэнби, – стало известно, что вы намерены обыскать дом, и его подожгли, чтобы уничтожить все следы подпольного цеха. Вы связываете все это с гибелью Селины?
– Да. Я уверен, что она узнала о существовании цеха и пригрозила Клэнси, Хэйлу и миссис Херн разоблачением. Чтобы заставить ее замолчать, ее убили.
– Но всех троих не было в доме к моменту убийства.
– Я знаю, и они довольно охотно давали показания при расследовании. Я еще не сложил все частички головоломки, но уверен, что многие из них связаны с этими духами. К тому же тот арестованный тип сбывал фальшивые деньги, а поскольку Маракито и, вероятно, миссис Херн – единственные уцелевшие представители семейства Сол, которое занималось фальшивомонетничеством, то я не удивлюсь, если моя версия окажется верной. Но как кто-то мог узнать, что я намерен обыскать дом?
– Вы спрашивали у меня разрешения в салоне Маракито. Рядом были Хэйл и Клэнси.
– Хм. Сами видите – детали головоломки прекрасно складываются, – сказал Дженнингс. – Вероятно, кто-то из этих двоих подслушал нас.
– Возможно. Этот Хэйл кажется хитрой тварью, способной на многое. Не удивлюсь, если он в родне с Солами. У него такой же нос.
– И такие же сходящиеся над переносицей брови, – сказал Дженнингс. – Такая же черта есть и у миссис Херн. Я уверен, что она в родстве с Маракито.
– Если она ее тетка, можете называть меня дураком, – сказал, вставая Карэнби. – Я знаю, что у Эмилии не было сестры. Каков ваш следующий шаг, Дженнингс?
– Я допрошу того типа, который поджег ваш дом, и вытяну из него правду. Я оставил слежку за миссис Херн…
– И Маракито?
– Она прикована к постели, так что не сбежит. Но теперь, когда цех уничтожен, мне будет трудно обвинить кого-то в этом преступлении. Жаль, что Катберт не пришел.
– Вы его ждете?
– Да. Послушайте, лорд Карэнби, – и Дженнингс рассказал о ноже и о том, как он свел Мэллоу и Джульет вместе. – И мне кажется, – продолжал детектив, – что Катберт узнал что-то от мисс Сэксон, но мне об этом рассказывать не хочет.
– Что-то связанное с миссис Октагон.
– Почему с ней? – резко спросил Дженнингс.
– Да потому, что, на мой взгляд, Изабелла на многое способна. Это роковая женщина!
– Что вы хотите сказать?
– Изабелла разрушила мою жизнь. Не будь ее, я женился бы на Селине и не попался бы в сети Эмилии Сол. Я был бы счастлив, и, возможно, Селина не встретила бы такую трагическую смерть.
– Вы думаете, что ее сестра как-то причастна к этому?
– Не могу сказать. Я знаю только то, что все, кто сталкивался с Изабеллой, попадали в неприятности. Недаром я ее назвал роковой женщиной.
– Хм, – ответил Дженнингс, – я, скорее, назвал бы роковой женщиной Маракито. Я уверен, что она каким-то образом подстроила смерть мисс Лоах, чтобы заставить ее замолчать и помешать свадьбе ее соперницы с Катбертом.
Забавно, но в этот момент в комнату вошел Катберт. Дженнингс и Карэнби так увлеклись разговором, что не услышали звонка. Мэллоу был жив и здоров, но вид у него был озабоченный. Поздоровавшись с дядей, он без обиняков направился к другу.
– Дженнингс, – спокойно сказал он, – я виделся с Джульет, и мы согласились в том, что дело надо закрыть.
– И она тоже? Но почему?
– Потому что она согласилась выйти за меня замуж. Она по моей просьбе решила передать деньги мисс Лоах своей матери. Мы достаточно возились с этим убийством, и оба устали от этого.
– Думаю, вы поступили очень разумно, – неожиданно сказал Карэнби. – Оставьте это дело, мистер Дженнингс.
– Что рассказала тебе мисс Сэксон? – невпопад спросил детектив.
Мэллоу сел и спокойно рассказал обо всем, что он узнал от Джульет.
– Как видишь, это света на дело не проливает.
Если бы Мэллоу упомянул о том времени, когда Джульет видела его перелезающим через стену, свет наверняка бы пролился. Но он нарочно выпустил эту деталь и просто сказал, что Джульет его видела.
– Я говорил тебе, Дженнингс, что я там был, – добавил он.
– Да, – ответил детектив. – Ничего нового мы не узнали.
– Ну так оставь это дело.
– Боюсь, придется, поскольку рекстонский дом сгорел. – Майлз, в свою очередь, рассказал, что случилось.
Катберт угрюмо выслушал его.
– Ну, вот видишь, – сказал он, – всё против нас. Я хотел раскрыть тайну, чтобы Джульет вышла за меня замуж, но теперь она и сама этого желает, причем без дальнейшего расследования, и я больше ничего не хочу.
– И я тоже, – печально сказал Дженнингс. – Больше ничего мы не узнаем. Это убийство так и останется нераскрытым.
Карэнби встал и взял Катберта за руку.
– Вы, молодежь, такие малодушные, – пожал он плечами. – Если хотите знать мое мнение – это миссис Октагон убила сестру. Говорю вам – она роковая женщина.
– И умная, – мрачно добавил Дженнингс. – Она обвела меня вокруг пальца.
Глава XIX. Открытие Сьюзен
Хотя Дженнингс с виду согласился на предложение Мэллоу прекратить расследование, он вовсе не намеревался этого делать. Его профессиональную гордость лишь раззадоривали препятствия, и он поклялся, что вопреки всему правду он узнает.
Более того, дело касалось не только гибели мисс Лоах, но и банды фальшивомонетчиков. Из различных фактов, связанных с убийством в Кривом переулке, Дженнингс делал вывод, что такая банда существовала, а цех находился в недостроенном доме. Теперь, когда дом сгорел, можно было подумать, что фальшивомонетчики потеряли убежище и, вероятно, прекратят свой нечестивый промысел. Поскольку эта банда – судя по количеству фальшивой монеты, ходившей в обороте последние пять лет, – существовала уже долгое время, вероятно, что у ее участников было достаточно денег, чтобы уйти из этого опасного бизнеса.
– Не поджег ли тот арестант дом из мести, – бормотал себе под нос Дженнингс, одеваясь перед выходом на улицу, – или банда, решив, что дело стало опасным после смерти мисс Лоах, велела ему сжечь цех? Вряд ли – ведь ради сохранения секрета мисс Лоах и была убита. Едва ли после таких усилий они бы пошли на уничтожение цеха. Его можно было бы перевести в другое место. Хмм. Интересно, куда. Лучше всего поехать в Рекстон и посмотреть на руины.
В Рекстон детектив и отправился. Вокруг стены парка он увидел огромную толпу. Стена была проломлена в нескольких местах, чтобы пожарные машины могли проехать. Дженнингс нашел дежурного полицейского, который первым заметил пожар и вызвал бригаду. Дженнингс представился, и тот охотно рассказал все, что знал.
– Я заступил на дежурство около восьми, – официально начал он. – Дул сильный ветер, но вечер был ясный и сухой. Проходя по Кривому переулку, чтобы выйти на тропинку к станции, я заметил свет за стеной парка. Затем увидел язык пламени, и тут уж не надо было великого ума, чтобы понять, что старый дом загорелся. Я еще и сделать ничего не успел, как внутри все занялось, сэр. Погода-то стояла сухая, и от жара и ветра все полыхнуло так, что дай боже! Я вызвал бригаду, они приехали быстро, как смогли. Но, поскольку ворот не было, нам пришлось проломить стену, чтобы машины проехали. К тому времени вокруг собралась толпа, и нам помогали как могли. Но дом уже полыхал вовсю. Когда мы проломили стену, дом по большей части уже выгорел, и огонь перекинулся на кусты, так что мы только и сумели, что сдерживать пожар, поливая огонь из брандспойтов. Но, видит бог, – пошутил офицер, – это было все равно как если бы дитенок пописал. Как видите, сэр, все внутри стен выгорело, кроме вон того большого дуба у стены.
Все было так, как говорил полицейский. Дом, деревья, кустарник, даже траву уничтожил страшный пожар. Внутри стен, отделявших это место от мира, остался лишь черный пустырь, заваленный горелым хламом. Там, где стоял дом, лежала груда железных перекрученных балок, почерневших брусьев и разбитых плиток. Ветер разносил над стеной серый пепел, словно бы скорбел о разрушениях прошлого вечера. Дженнингс все это вмиг охватил взглядом. У проломов стояли полицейские, не позволяя никому входить. Но детектив благодаря своей должности прошел по пустырю вместе с инспектором, топча черные угольки. Однако искать тут было нечего. Здесь был только выгоревший парк и груда хлама на месте дома.
– А что в подвалах? – спросил Дженнингс.
– Ну, – добродушно ответил инспектор Твайнинг, – думаю, подвалы-то тут есть, но в них ничего и нету. Этот дом много лет стоял заколоченным по прихоти одного чудаковатого лорда.
– Карэнби, – сказал детектив. – Я знаю. Думаю, подвалы находятся под грудой этого хлама. Мне нужно попросить у лорда разрешения расчистить их.
– Думаю, это и так будет сделано. Лорд Карэнби приезжал и сказал одному из наших людей, что все равно собирался снести стену и сдать участок под застройку. Так что, когда начнут строить, эту кучу и так разберут и подвалы откроются. Но там ничего нет, – повторил инспектор.
– Я в этом не уверен.
– В смысле?
– Ничего. Просто у меня есть одна идея, – ответил детектив, который не хотел рассказывать инспектору о том, что цех мог ради безопасности находиться в подвалах. – Кстати, тот тип, которого взяли за поджог, назвал свое имя?
– Нет. Отказывается отвечать на вопросы. Как вы знаете, мистер Дженнингс, его взяли при попытке сбыть фальшивый шиллинг, но поджег дом, несомненно, он. Бутылка из-под керосина была пуста, и…
– Да. Я уже слышал. Где он сейчас?
Инспектор назвал место возле Рекстона, где до суда содержали подозреваемого.
– Мне надо в ту сторону, – сказал инспектор. – Если вы не против…
– Да, я поеду, – сказал Дженнингс. – Хочу увидеть арестанта. В последнее время что-то много говорят о фальшивых деньгах.
Мистер Твайнинг кивнул и начал пересказывать случаи, имевшие место в округе. Оба поездом доехали до полицейского участка, в котором служил инспектор. Полдень уже миновал, и Дженнингс подумал было перекусить перед тем, как зайти в участок. Но неожиданно к ним, завидев инспектора, поспешил констебль. Он отсалютовал и торопливо заговорил:
– Сэр, вас ждут в участке. В Рекстон отослали сообщение.
– Я только что из Рекстона. В чем дело?
– Тот фальшивомонетчик, сэр.
– Что с ним? – спросил инспектор, а Дженнингс насторожился. Он стоял далековато, чтобы услышать ответ.
– Он мертв, сэр, – сказал полицейский.
– Мертв? Это что еще такое? Утром он был вполне здоров!
– Ну, это утром, сэр, а сейчас он умер. Отравлен!
– Отравлен! – воскликнул Дженнингс, подумав: «Ха! Убрали нежелательного свидетеля». Затем он пошел следом за инспектором, который, услышав это известие, спешно направился в участок. Констебль, оставленный отвечать за участок, был страшно взволнован, поскольку это было его упущение. Но отчитался он честно.
– Дело было так, сэр, – сказал он, пытаясь держать себя в руках. – Прибежал мальчишка лет пятнадцати, очень бедно одетый, почитай в лохмотьях, и стал плакаться, чтобы ему дали увидеться с задержанным. Он сказал, что это его отец.
– Откуда ему знать, ведь задержанный не назвался. Да и взяли его лишь вчера вечером.
– Тот парнишка – Билли Тайк его зовут, стало быть, и папаша тоже Тайк – сказал, что его отец ушел прошлым вечером. Он горький пьяница, и сын голодает. Парнишка попозже пошел его искать и, зная, где он гуляет, пошел в паб, где того типа взяли за фальшивый шиллинг. Там парню сказали, что папашу посадили в кутузку, вот он и пришел с ним увидеться.
– Вы должны были отказать и задержать парня. Что дальше?
– Да он разревелся, а я расчувствовался, – замялся констебль, – вот я и впустил его в камеру.
– Вы были с ним? – резко спросил инспектор.
– Нет, сэр. Оставили их наедине на пару минут. Парень был такой несчастный, что я решил – не будет худого, если я их так оставлю. Но минут через десять парнишка вышел, все еще хлюпая, и сказал, что добудет папаше адвоката. Он не верит, что его папочка толкал фальшивую монету. Затем он ушел. Позже – примерно через полчаса – мы вошли в камеру и увидели, что тот мужчина лежит и стонет, а рядом с ним валяется пустая бутылка из-под виски. Доктор сказал, что, по его мнению, арестованного отравили. Тот простонал, что его отравил этот щенок. Потом он потерял сознание и умер.
Дженнингс спокойно выслушал заявление. Снова рука фальшивомонетчиков. Тот, кто стоял за ними, наверняка боялся, что поджигатель проболтается, и предпринял меры, чтобы заставить его замолчать. Несомненно, его отравили, и парнишку именно для этого и прислали.
– Как выглядел мальчик? – спросил он.
– Билли Тайк, сэр? – спросил констебль, отвечая на кивок начальника, на которого он глянул, спрашивая разрешения ответить. – Худой, светловолосый, глаза покрасневшие от голода, сэр, на верхней губе шрам, как от ножа.
Дженнингс подобрался, но скрыл свои эмоции под пристальным взглядом Твайнинга. Ему пришла в голову мысль, кем может быть этот парнишка, но он пока не был уверен.
– Схожу-ка я в тот паб, где его арестовали, – сказал Дженнингс. – Вы, наверное, начнете расследование?
– Да уж точно, раз его отравили.
Инспектор принялся распекать констебля за халатность, грозя ему увольнением. Дженнингс ушел в самый разгар суматохи, взяв с инспектора обещание рассказать о результатах расследования.
В пабе «Белая лошадь» в Кейли, в соседнем пригороде, Дженнингс узнал, что мужчина, который называл себя – или, скорее, сын так его называл – Тайк, был не местный. Значит, парнишка никак не мог узнать, что его предполагаемый папаша был здесь. Видимо, к нему просочилась какая-то информация, он проследил за Тайком до участка и принес ему бутылку отравленного виски. Дженнингс вернулся в город, довольный тем, что напал на след банды. Также он решил разобраться с одним моментом касательно Маракито, который давно будил в нем сомнения.
В течение нескольких дней Дженнингс ничего не делал. Он сторонился Мэллоу, поскольку не хотел, чтобы тот знал, что он все еще продолжает расследование. Иногда он заглядывал к Маракито. Там он случайно узнал, что есть шанс, что она выздоровеет и закроет игральный салон. Дженнингс был готов к такой информации и заверил Хэйла, который ему ее сообщил, что это лучшее, что может сделать Маракито.
– Полиция рано или поздно прикрыла бы эту лавочку, – сказал он.
– Вы же детектив, и я не понимаю, почему вы не сделали этого раньше, – с неприятной усмешечкой сказал Хэйл.
– У меня были свои причины, – спокойно ответил Дженнингс. – К тому же Маракито вела дела очень пристойно. Полагаю, – беспечно добавил он, – вы тоже уедете за границу?
– Что вы хотите этим сказать? – вкрадчиво спросил Хэйл.
– Миссис Херн уехала на континент, – негромко сказал Дженнингс, – и если сеньора Гредос оставит этот опасный бизнес, она тоже может уехать. Вы же не захотите лишиться общества двоих своих друзей, мистер Хэйл?
– Возможно. Кто знает, – холодно ответил Хэйл.
– Кстати, – огляделся по сторонам Дженнингс. – Сегодня меня впустила горничная. А где Джиббер?
– Сеньора Гредос уволила его за воровство.
– Вот как, – ответил детектив, у которого на сей счет было свое мнение. – Похоже, сеньора Гредос уже избавляется от слуг.