Войну можно разделить на три периода. В течение первого периода (1914–1916) центральные державы добивались перевеса сил на суше, а союзники господствовали на море. Положение казалось патовым. Этот период завершился переговорами о взаимоприемлемом мире, но каждая из сторон все еще надеялась на победу. В следующий период (1917) произошли два события, которые привели к дисбалансу сил: первое — вступление в войну США на стороне Антанты, второе — революция в России и ее выход из войны. Третий период (1918) начался последним крупным наступлением центральных держав на западе. За неудачей этого наступления последовали революции в Австро — Венгрии и Германии и капитуляция центральных держав.
Глава шестая Война — войной, а учиться–то надо…
— В молодости мой отец, Борис Берзон, мечтал о том, чтобы получить хорошее образование, а вместе с ним и надежную профессию, — вспоминает Жанна Кригер. Во время военных завихрений он попал в Харьков и там поступил в Технологический институт, где проучился год или полтора. Это было блестящее учебное заведение. Технологический институт в Харькове был открыт еще в 1885 году. Первым директором его стал известный ученый, профессор механики В. Л. Кирпичев. О качестве подготовки научных кадров в Харьковском технологическом говорят такие факты: среди его выпускников — пионер отечественной авиации, выдающийся корабельный инженер Л. М. Мациевич, нарком тяжелой промышленности Л. Б. Красин. Вслед за Технологическим в городе появились Женский медицинский институт (в 1910 г.) и Сельскохозяйственный институт (эвакуирован из Александрии в Харьков в 1914 г.). Всего накануне революции в Харькове было шесть высших учебных заведений, в их стенах по преимуществу и велись научные исследования.
— Бабушка, Ада Иосифовна (вообще ее официальное имя — Гульдия, и дедушка звал ее нежно Гуля или Гуличка), — вспоминает Борис Кригер, — в то время бросила учебу, видимо, в Женском медицинском институте в связи с нагрянувшей, как снег на голову, революцией, поступила в Медицинский университет в Братиславе.
Медицинский факультет университета в Братиславе (LekАrska fakulta Univerzity KomenskИho) был основан в 1919 году. Как раз примерно в это время на него поступила бабушка и проучилась там четыре года, до 1924 года, когда дедушка забрал ее с медицинского факультета, не дав доучиться один год, и, обвенчавшись, они уехали жить в Румынию, где дедушке предложили работу по специальности…
Жанна Кригер подтверждает:
— У мамы после революции жизнь тоже была связана с Европой. Она училась в Харькове, но когда началась революция, родители отправили ее в Чехословакию. Там она поступила на медицинский факультет университета, дело близилось к концу. Всего лишь год — и она стала бы дипломированным врачом. Но тут вмешался жених. Он закончил институт и получил выгодное назначение — главным энергетиком в англо–румынской нефтеперерабатывающей фирме UNIREA Oil Company, в городе Плоешти, которая, как оказалось, существует до сих пор! И он принял решение создать семью. Тем более, что невеста имелась. Зачем же ему ехать на новое место одному? И он вызвал маму. Она, наверное, имела на папу серьезные виды и потому пришлось оставить университет. Он сказал ей: не надо ничего, денег нам хватит и без твоей работы. Так образовалась наша семья. Папа уехал в Плоешти, в Яссы, и там приступил к работе.
— Мы мало знаем о том времени. Как бабушке и дедушке удавалось поддерживать связь? Как и где они познакомились? Когда решили пожениться? Это все окутано тайной… — размышляет Борис Кригер. — Скорее всего, их любовь разгорелась, когда они оба
учились в Харькове. Так или иначе, бабушка всегда проявляла огромный интерес к медицине, который она и привила мне, своему внуку. Бабушка рассказывала о студенческих годах немного, говорила, что жили бедно, покупали обрезки колбас, а также крошки от тортов, и что это было исключительно вкусно. Обучение медицине никогда не было простым занятием. Бабушка даже начала курить, когда работала на занятиях по анатомии, связанных с вскрытием трупов. Она помнила латынь со студенческой скамьи и с детства привила мне вкус к этому холодному языку… Я помню, как–то она мыла посуду, а я к ней приставал, чтобы она говорила мне латинские слова… «Как будет череп по латыни?» — спрашивал я. «Сranium», — отвечала бабушка. «Краниум», — смеялся я, думая, что она шутит, вот смотрит на кран, моя посуду, и говорит «краниум»… Но она не шутила… Череп по–латыни действительно оказался Сranium… Я записывал за ней латинские слова, и до сих пор обожаю латинские тексты, имею немало учебников и покупаю книги по–латыни, когда это возможно… В медучилище, а потом в мединституте все удивлялись, откуда у меня чувство латинского языка, я как–то интуитивно склонял существительные и очень часто попадал в точку… Вот все–таки как важно, кто и чему учит нас в детстве. Мне кажется, бабушка всегда жалела, что не закончила медицинский факультет. Она читала медицинские книги даже в глубокой старости, удивляясь новшествам современной медицины. Я помню ее читающей маленькую зеленую книжку с огромными, в 12 диоптрий, очками и лупой… Ей удалили катаракту.
Но в то время в Свердловске, видимо, еще не вставляли искусственных хрусталиков, и она осталась без хрусталика вообще, поэтому очень плохо видела…
История с медицинским университетом повторилась… Я выхватил мою жену Анюту из мединститута, и она тоже, как и моя бабушка, не закончила его, хотя всегда мечтала заниматься медициной и все время порывалась работать медсестрой. Бабушка, кстати, во время Второй мировой войны одно время работала медсестрой. Я почти ничего не знаю об этом. Я не могу не винить себя в том, что не пытался узнать как можно больше о жизни моей бабушки, но ее рассказы были скупы и содержали больше мелких подробностей, чем общие картины. Я думаю, это было связано с вечным страхом, который она постоянно испытывала… Живя в сталинской России, люди учились держать язык за зубами. Она всегда говорила мне: «Тише, и у стен есть уши…». Только теперь я понимаю, что у нее были все основания так говорить, но тогда она мне казалась чудачкой и боягузкой… «Ну какие уши могут быть у стен?» — думал я по–детски и представлял такие огромные лопоухие уши, растущие прямо на стене, из–под коврика над моей детской кроватью. Но я ее очень любил и такой. А теперь я стал понимать, почему она старалась меньше говорить о своей жизни до того, как они вернулись в Россию в 1940 году, да и после… «Язык твой — враг твой», — повторяла бабушка, и я опять же не понимал, чего такого в этом языке вражеского. Она очень не любила, когда я показывал своему приятелю по двору старые открытки из–за границы тех времен… А я, грешным делом, выменивал их, дурак, на новенькие чехословацкие открыточки, которые были у приятеля по двору Димы…
Мне кажется, лучше все–таки надо было объяснить… Надо было сказать: «Боря, эти открытки — воспоминания о моей жизни, это все, что осталось мне от моей молодости и счастья… Пожалуйста, береги их…» Может быть, я бы понял. А может, мне и говорили, наше детство поражает нас, взрослых, своей необъяснимой подчас тугодумностью, граничащей с дебилизмом… Открытки часто были подписаны на неизвестных языках, и я не мог понять, в чем их такая исключительная ценность… Бабушка знала много языков… Она мне говорила слова на разных языках, а я смеялся. Помню, говорит: по–чешски духи — ванявки… А и правда, ванявки.
У меня до сих пор на письменном столе стоит бабушкина фотография в рамке, вместе с ее проездным билетом и надписью по–чешски… Она была очень красива, судите сами.
Глава седьмая Сюрпризы Гражданской войны
Харьковское студенчество было весьма революционно настроено. «…Тогда поднялось все харьковское студенчество, было постановлено устроить забастовки и демонстрации…» (Ленин. Полн. собр. соч. Т. 5. С. 371).
— Неудивительно, что какими–то путями мой отец, Борис Берзон, связался с бригадой Пархоменко, — вспоминает Жанна Кригер. — Пути Гражданской войны увели его на поля Украины, пришлось расстаться с институтом…
Александр Яковлевич Пархоменко [12(24). 12. 1886, с. Макаров Яр, ныне с. Пархоменко Краснодонского р-на Ворошиловградской обл., — 3.01.1921, с. Бузовцы, ныне Жашковского р-на Черкасской обл.], герой Гражданской войны. С 1900 года рабочий Луганского паровозостроительного завода, с 1904‑го — член КПСС. В Советской Армии с 1918‑го. Активно участвовал в революционном движении. В 19051907 годах был одним из организаторов боевой рабочей дружины, затем руководителем крестьянского восстания в с. Макаров Яр. Неоднократно арестовывался. В 1916‑м — один из руководителей политической стачки на Луганском патронном заводе. В том же году был мобилизован в армию. Во время Февральской революции 1917 года отряд солдат во главе с Пархоменко разоружил Марьинский полицейский участок в Москве и штурмовал здание телеграфа. По возвращении в Луганск (март 1917 г.) Пархоменко принимал активное участие в сплочении пролетарских сил, вел борьбу с меньшевиками и эсерами, создал на патронном заводе боевую дружину, возглавлял штаб Красной Гвардии. После Октября 1917‑го участвовал в установлении Советской власти в Донбассе, в подавлении мятежа Каледина и в борьбе против Центральной Украинской рады. С марта 1918 года. возглавлял штаб первого Луганского отряда (комиссар К. Е. Ворошилов), который участвовал в боях с немецкими войсками. В боях за Донбасс, при обороне Харькова, в героическом походе 5‑й Украинской армии к Царицыну ярко раскрылись военное дарование, организаторские способности Пархоменко, его бесстрашие. В июне 1918 года он с отрядом прошел через занятые врагом степи в Царицын; здесь в октябре 1918 года был назначен особо уполномоченным РВС 10‑й армии. С января 1919 года Пархоменко — военный комиссар Харьковской губернии, начальник гарнизона Харькова и одновременно уполномоченный по снабжению Харьковского военного округа. Командовал группой войск при разгроме банд Григорьева. За умелое руководство сводным отрядом советских войск при взятии Екатеринослава (Днепропетровск) и проявленные при этом мужество и храбрость был награжден орденом Красного Знамени. В последующем командовал Харьковской крепостной зоной, образованной в связи с наступлением деникинских войск. С декабря 1919 года — особоуполномоченный РВС 1‑й Конной армии, с апреля 1920‑го — начальник 14‑й кавалерийской дивизии этой армии. В Киевской операции 1920 года и в боях в Северной Таврии проявил большое мужество, храбрость и самообладание, за что был награжден вторым орденом Красного Знамени.
Александр Яковлевич Пархоменко [12(24). 12. 1886, с. Макаров Яр, ныне с. Пархоменко Краснодонского р-на Ворошиловградской обл., — 3.01.1921, с. Бузовцы, ныне Жашковского р-на Черкасской обл.], герой Гражданской войны. С 1900 года рабочий Луганского паровозостроительного завода, с 1904‑го — член КПСС. В Советской Армии с 1918‑го. Активно участвовал в революционном движении. В 19051907 годах был одним из организаторов боевой рабочей дружины, затем руководителем крестьянского восстания в с. Макаров Яр. Неоднократно арестовывался. В 1916‑м — один из руководителей политической стачки на Луганском патронном заводе. В том же году был мобилизован в армию. Во время Февральской революции 1917 года отряд солдат во главе с Пархоменко разоружил Марьинский полицейский участок в Москве и штурмовал здание телеграфа. По возвращении в Луганск (март 1917 г.) Пархоменко принимал активное участие в сплочении пролетарских сил, вел борьбу с меньшевиками и эсерами, создал на патронном заводе боевую дружину, возглавлял штаб Красной Гвардии. После Октября 1917‑го участвовал в установлении Советской власти в Донбассе, в подавлении мятежа Каледина и в борьбе против Центральной Украинской рады. С марта 1918 года. возглавлял штаб первого Луганского отряда (комиссар К. Е. Ворошилов), который участвовал в боях с немецкими войсками. В боях за Донбасс, при обороне Харькова, в героическом походе 5‑й Украинской армии к Царицыну ярко раскрылись военное дарование, организаторские способности Пархоменко, его бесстрашие. В июне 1918 года он с отрядом прошел через занятые врагом степи в Царицын; здесь в октябре 1918 года был назначен особо уполномоченным РВС 10‑й армии. С января 1919 года Пархоменко — военный комиссар Харьковской губернии, начальник гарнизона Харькова и одновременно уполномоченный по снабжению Харьковского военного округа. Командовал группой войск при разгроме банд Григорьева. За умелое руководство сводным отрядом советских войск при взятии Екатеринослава (Днепропетровск) и проявленные при этом мужество и храбрость был награжден орденом Красного Знамени. В последующем командовал Харьковской крепостной зоной, образованной в связи с наступлением деникинских войск. С декабря 1919 года — особоуполномоченный РВС 1‑й Конной армии, с апреля 1920‑го — начальник 14‑й кавалерийской дивизии этой армии. В Киевской операции 1920 года и в боях в Северной Таврии проявил большое мужество, храбрость и самообладание, за что был награжден вторым орденом Красного Знамени.
— Мой отец, Борис Берзон, — вспоминает Жанна Кригер, воевал вместе с другом Самуилом. С ним когда–то и пошел в добровольцы, с ним же сражался с войсками барона Врангеля под знаменами бригады Пархоменко.
— Кто же был этот самый Врангель, с которым воевал Борис Берзон? — задается вопросом его внук, Борис Кригер. — Этот был тот самый Черный барон, о котором пели:
Белая армия, черный барон
Снова готовят нам царский трон.
Но от тайги до британских морей
Красная армия всех сильней…
Сегодня к Белой армии и к вопросу о восстановлении монархии в России отношение уже далеко не такое однозначное, как в те времена, когда бывшие фабричные в буденовках РККА строевым шагом поднимали пыль на провинциальных мостовых, во все горло распевая про долг «неудержимо идти в последний смертный бой». Так не пришло ли время вспомнить и о Черном бароне? О том самом Черном бароне, о котором большевики говорили с кипящей ужасом ненавистью, а главнокомандующий вооруженными силами Юга России Антон Деникин — с нескрываемой черной завистью?
Его отец, барон Николай Егорович, был доктором философии, мать, Мария Дмитриевна, урожденная Майкова, неплохо пела и сочиняла стихи. Артистический темперамент и любовь к искусству унаследовал их старший сын Николай — будущая звезда петербургской богемы Кока Врангель, который стал не только увлеченным организатором выставок русского изобразительного искусства, но и выдающимся критиком и историком искусств. Его перу принадлежит множество трудов по истории искусства; как сотрудник Эрмитажа он читал лекции и трудился в Обществе защиты и сохранения памятников истории и старины. Острослов и насмешник, автор эпиграмм и анекдотов, Николай Врангель с началом Первой мировой войны совершенно сник. В июне 1915 года он умер от желтухи. Петр Врангель, похоже, по складу характера был полной противоположностью брата и унаследовал черты другого предка — адмирала Фердинанда Петровича Врангеля, русского мореплавателя. Младшему брату Коки с самого начала судьба уготовила иной путь. По окончании Горного института в Санкт — Петербурге и Академии Генерального Штаба 26-летний Петр практически сразу попал на русско–японскую войну. Но военная слава пришла к нему чуть
позднее — в Первую мировую.
Утром 6 августа 1914 года ротмистр Врангель получил от безнадежно бездарного начальства приказ атаковать со своим эскадроном деревеньку Каушен, где по всем правилам немецкой военной науки окопался противник, успев с удобных позиций взять на мушку все возможные подходы к форпосту. Как опытный военный, барон не мог не понимать, что кавалерии поставленная задача вряд ли по зубам, а положенной артиллерийской подмоги ему никто не обещал. Процедив далеко не салонные слова, отбросив все военные теории, его высокоблагородие привстал в стременах и с криком «В атаку!» галопом помчался вперед. У самых вражеских траншей убитый конь рухнул под ним. Тогда барон вскочил на ноги и с саблей в руке снова кинулся вперед, на яростно палившую батарею немцев. Остатки его эскадрона на вражеских позициях пошли в рукопашную. Стратегически важный пункт Каушен был взят, а Врангель стал первым Георгиевским кавалером среди русских офицеров. Командование в докладах Ставке характеризовало его так: «Ротмистр барон Врангель имеет блестящую военную подготовку. Энергичный, лихой, требовательный и очень добросовестный. Входит в мелочи жизни эскадрона, хороший товарищ и хороший ездок. Немного излишне горяч, но прекрасной нравственности. В полном смысле слова выдающийся эскадронный командир».
Февральская революция ни на йоту не ослабила его верности присяге и смелого, бескомпромиссного нрава. Известен случай, когда в поезде он вступился за сестру милосердия, к которой приставал подвыпивший финляндский драгун с красным бантом на шинели. Врангель, ничуть не смутившись пьяного разгула целой толпы «низших чинов», схватил наглеца за шиворот и ударом колена вышвырнул из вагона. Солдаты возмущенно загудели, но расправиться с офицером не решились.
Перед самым октябрьским переворотом под Петроград был направлен Третий конный корпус на случай возможного восстания большевиков. Командовал им Врангель. Однако главнокомандующий Керенский, учитывая монархические пристрастия барона, не решился доверить его подразделению службу в непосредственной близости от столицы. Корпус был расформирован.
Не испугайся осенью 1917 года Керенский «политических осложнений» для себя самого, история могла бы сложиться иначе. Но после его решения выбить большевиков из Питера и диктатуру пролетариата из России было уже некому. Возмущенный до глубины души Врангель, который не сомневался, что дальнейшему развалу страны можно противостоять только твердой и непреклонной волей, поступил в точности как Ахиллес, от обиды удалившийся в свой шатер: подал рапорт о своем увольнении и уехал в Ялту, где его ждали жена и дети.
Слава блестящего офицера красным была известна, и ему была предложена должность командующего Крымскими войсками. Генерал Врангель ответил отказом. Последствия не заставили себя ждать. Глубокой ночью в его дом вломились революционные матросы и под дулом маузера посадили в машину. Супруга Врангеля, фрейлина императорского двора Ольга Михайловна, после начала войны не жалевшая сил в санитарных частях, настояла на том, чтобы ее арестовали вместе с мужем. Их везли среди беснующейся толпы по кровавым лужам, на дороге валялись трупы тех, кто посмел сопротивляться революционному мародерству. Революционный трибунал работал круглые сутки: днем — допросы, ночью — расстрелы. Дошла очередь и до четы Врангелей. Но когда из плавучей тюрьмы их доставили к председателю советской инквизиции товарищу Вакуле, тот не смог решиться сразу отдать приказ о расстреле супругов, так как только что прочел книгу о подвиге декабристок.
Когда в Крым вошли немцы, Врангель из тюрьмы ушел сам. «Я глубоко переживал, видя, как враг хозяйничает в России и подвергает унижению мою Родину, однако был рад освобождению от гнета этих безголовых болванов», — писал он впоследствии. Покинув Ялту, он присоединился к армии Деникина и создал в ней мощную кавалерию, которая умело совершала фланговые атаки и зачастую приносила успех сражениям. Летом 1919 года Добровольческая кавказская армия генерала Врангеля не только прорвала оборону Царицына, но и взяла 40 тысяч пленных, 70 пушек и даже два бронепоезда — «Ленин» и «Троцкий». Лев Троцкий запомнил это надолго. В докладе на заседании Московского совета депутатов он скажет: «Польша и Врангель — это два вражеские крыла, все должно быть сконцентрировано против конницы Врангеля… Вы должны из всех ваших советов выделить лучших работников и послать их на побережье Черного моря, на Кубань и Дон, чтобы этот тыл укреплялся посредством агитационной работы, а где нужно — и посредством железной руки. Нужно укрепить юг, куда пытается проникнуть Врангель».