Однако главным союзником большевиков оказалась не отзывчивость юга на агитацию, а амбиции командующего Добровольческой армией генерала Деникина. В отличие от него, барон Врангель считал поход на Москву ошибкой и приговором для Белой армии — и оказался прав. После провала этой операции Деникин эмигрировал в Англию, а на пост верховного главкома вооруженных сил Юга России на военном совете 3 апреля 1920 года единогласно избрали Врангеля. Решение принять бразды правления разбитой армией далось ему нелегко, но отказаться барон не мог: «Я делил с армией радость побед и сейчас не вправе отказаться испить горькую чашу». Любопытна его переписка с подавшим в отставку Деникиным: «Отравленный ядом честолюбия, вкусивший власти, окруженный бесчестными льстецами, Вы уже думали не о спасении Отечества, а лишь о сохранении своей власти. Но русское общество стало прозревать. Все громче и громче назывались имена начальников, имя которых среди всеобщего падения нравов оставалось незапятнанным. Армия и общество во мне увидели человека, способного дать то, чего жаждали все».
С железной решимостью Врангель стал восстанавливать дисциплину в деморализованных частях, невзирая на лица и титулы, резко сократил донельзя распухшие при Деникине штабы. «Армия, воспитанная на произволе, грабежах и пьянстве, ведомая начальниками, своим примером развращающими войска, — такая армия не нужна России». И Белая армия встрепенулась, как заскучавший конь под ударом шпор. Рейд в Северной Таврии, когда наголову был разгромлен корпус красного командира Дмитрия Жлобы, перепугал большевиков до такой степени, что они заключили мир с Польшей, отдав ей Западную Украину и Белоруссию, чтобы всей силой повернуться лицом к Врангелю. Не успевшие оправиться белые части не смогли удержать фронт и отступили в Крым…
Ощетинившийся пушками неприступный Турецкий вал на Перекопе существовал только в буйной фантазии летописцев РККА. Этот форпост за время Гражданской войны несколько раз переходил из рук в руки, а на укрепление его у Врангеля не было ни людских и материальных ресурсов, ни времени. Деникин писал, что «в крымских перешейках было очень мало жилья, да и мороз стоял жестокий, до 22 градусов… в Черноморском флоте давно было неблагополучно: нигде в армии не существовало такого разлада, нигде безвременье не оставило таких глубоких следов, как в морской среде, аттестации были отрицательны, выбора не было». В этих обстоятельствах Врангелю оставалось немногое: объявив военное положение на полуострове, подняв из моральных руин русскую эскадру, он сумел организовать эвакуацию всех тех, кого красные не пощадили бы. «Добровольцы должны знать, что главнокомандующий уйдет последним, если не погибнет ранее», — заявил он. И когда через гнилой Сиваш прошла красная пехота, а корпус Буденного прорвал Перекоп, благодаря введенной Врангелем железной дисциплине всё было уже готово. 16 ноября 1920 года в Феодосийском заливе прогремел прощальный салют в честь славного Андреевского флага. На набережной Керчи казацкие есаулы, плача, прощались со своими боевыми конями. Преклонив колени, барон Врангель поцеловал землю, с которой его разлучала революция. И вместе с ним печальный караван из 26 кораблей увез на чужбину 145 тысяч беженцев, спасением своим обязанных его твердой воле и организаторскому таланту.
Но и за границей барон Врангель не сложил оружия — в прямом и в переносном смысле. В том же году он отдал секретный приказ белым эмигрантам тайно сохранять оружие в других странах и организовал в Париже Русский общевоинский союз, собиравший силы для вооруженной борьбы с большевиками. Наученный горьким опытом политических дрязг, он придавал первостепенное значение сохранению армии как единственной реальной силы русского зарубежья, но при этом считал необходимым отстаивать принцип непредрешения будущей формы политического строя России до очищения ее от большевиков. Отстаивание монархических или демократических лозунгов грозило расколом. «Нейтральная» позиция барона привлекала к нему максимальные симпатии. Именно поэтому для большевиков он был опаснее генералов Краснова и Лукомского. В России в 1920‑е годы то и дело вспыхивали восстания против коммунистического счастья, расцветал НЭП. Казалось бы, еще чуть–чуть…
Но вот весной 1928 года в доме Врангелей в Брюсселе появился неизвестный субъект, которого вестовой генерала представил как своего брата, матроса советского торгового судна, стоявшего в Антверпене. «Брат» исчез так же неожиданно, как и появился. А барона скосила странная болезнь, названная «тяжелой инфекцией интенсивного туберкулеза», хотя в свои 49 лет он никогда не жаловался на здоровье. Менее чем за месяц он буквально сгорел от сорокаградусной температуры.
Хотя в 1989 году КГБ официально признало, что парижские похищения белых генералов Кутепова и Миллера были организованы чекистами, убийство Врангеля пока не объявлено аналогичной «выдающейся операцией доблестной советской разведки». Но именно это событие значительно облегчило ВЧК задачу по разгрому в 1930‑х годах погрязшего после смерти лидера в политических спорах РОВС и Белого движения в целом…
Жанна Кригер вспоминает: — Кадровые, хорошо вышколенные войска царского генерала окружили бригаду, где воевал мой отец, Борис Берзон, принудили сдаться. Плен. Дважды их выводили на расстрел. Один раз сделали вид, что расстреливают, просто хотели попугать. А вот второй раз это уже пахло настоящей казнью. Шла Гражданская война. Расстрелы — обыденное дело, как уборка в квартире, как поливка цветов на подоконной клумбе. То красные расправлялись с белыми, то белые — с красными. Лилась кровушка. Жизнь человеческая для тех и других ничего не стоила. Чуть что не так — вывели на улицу и шлепнули на глазах у честного народа.
Но на сей раз отцу явно подфартило. Когда пленных вывели из подвалов, откуда ни возьмись налетел немецкий самолет. Отважная расстрельная бригада бросилась врассыпную, солдатики разбежались, попрятались по кустам. Какое им дело до тех, кого убивать надо, свою бы шкуру спасти! Пленники, не будь дураками, воспользовались ситуацией, дали деру, кто куда сумел. Те, кто готовил их к «распылу», сразу же забыли о их существовании. Дело происходило в каком–то крымском приморском городке. Бродили неприкаянные беглецы — голодные и холодные. Вся надежда на помощь от населения. Не зря ведь говорят, что мир не без добрых людей. И нашли они таких в городке. Кто–то из местных жителей обошелся с ними по–людски. Пустили в дом, а потом и пригласили на свадьбу, чтобы они могли хоть чуть–чуть отъесться.
Со свадьбы все и началось. После хорошей гулянки молодые засобирались в Севастополь. Во–первых, свадебное турне. Во–вторых, повидаться с родственниками и заодно провести там медовый месяц. Сели на катер, погрузили в него всякие припасы, гостей и — подались в путь. А Севастополь — портовый город. Отсюда можно добраться куда душа пожелает. Но куда же? В Россию нельзя: там революция. Да и вообще, как ехать, если в карманах — ни гроша? Вариантов много, проблем еще больше. Но молодость брала свое. Побродили по причалам, разузнали, что вокруг делается, и нашли два друга небольшой пассажирский пароходишко, поступили подносчиками угля, или это еще называли: «кочегары третьего класса». То есть, чтобы попасть кочегарами третьего класса — дело довольно пыльное, но совсем не денежное, — не требовался диплом о высшем образовании, а вот сильные спина и руки должны наличествовать. По этой причине на всех причалах мира не скапливались очереди претендентов на такую работу. И капитаны не проявляли излишней разборчивости, брали всех, кто имел силу. Даже о документах не беспокоились.
Глава восьмая Прыжок в окно в Европу…
— Стали папа и Самуил кочегарами третьего класса, — вспоминает Жанна Кригер, — и таким образом добрались до Константинополя. Там сбежали с этого парохода, нашли другой, и в той же ипостаси отправились в путешествие до Марселя. А там получилось как–то, что они потерялись. Самуил куда–то исчез, а отец поступил грузчиком в порт.
Но это же Франция! Надо знать язык. Какая–то практика в общении с товарищами по работе мало что давала. И отец нашел частную учительницу и стал брать уроки французского. Чтобы узнать, какой багаж имеет ее новый ученик, она попросила его говорить, что знает. Отец заговорил, и она, бедняжка, стала бледнеть на глазах. Это была лексика французских докеров, совершенно не предназначенная для ушка «девического в завиточках волоска».
Каким его встретил Марсель? Старейший и второй по величине город Франции Марсель был построен около естественной бухты, по берегам которой образовались первые поселения и, постепенно разрастаясь, расположился ярусами на прибрежных холмах. Марсель, столица региона Прованс — Альпы — Лазурный берег, в административном и экономическом смысле играет роль метрополии. По своему географическому положению Марсель находится в привилегированном центре: в двух шагах от Комарга, где Рона образует обширную дельту, впадая в Средиземное море, рядом с Лазурным берегом и Голубым берегом. Марсель часто называют «ворота Востока». Смешение множества культур, народов и стилей ощущается здесь в самом раскаленном воздухе. Марсель — не туристический город, как его морские собратья Ницца и Канны, но это придает ему особый шарм.
Но это же Франция! Надо знать язык. Какая–то практика в общении с товарищами по работе мало что давала. И отец нашел частную учительницу и стал брать уроки французского. Чтобы узнать, какой багаж имеет ее новый ученик, она попросила его говорить, что знает. Отец заговорил, и она, бедняжка, стала бледнеть на глазах. Это была лексика французских докеров, совершенно не предназначенная для ушка «девического в завиточках волоска».
Каким его встретил Марсель? Старейший и второй по величине город Франции Марсель был построен около естественной бухты, по берегам которой образовались первые поселения и, постепенно разрастаясь, расположился ярусами на прибрежных холмах. Марсель, столица региона Прованс — Альпы — Лазурный берег, в административном и экономическом смысле играет роль метрополии. По своему географическому положению Марсель находится в привилегированном центре: в двух шагах от Комарга, где Рона образует обширную дельту, впадая в Средиземное море, рядом с Лазурным берегом и Голубым берегом. Марсель часто называют «ворота Востока». Смешение множества культур, народов и стилей ощущается здесь в самом раскаленном воздухе. Марсель — не туристический город, как его морские собратья Ницца и Канны, но это придает ему особый шарм.
Основные достопримечательности Марселя — квартал Ле — Панье и Старый Порт, но город также богат своими церквями, музеями и другими местами, которые стоит посетить. Особого внимания заслуживает собор Нотр — Дам, что на улице Фор–дю–Санктуар. Увенчанный золотой фигурой Богоматери, он возвышается над Средиземным морем, открывая живописный вид на окрестности, внутри же Нотр — Дам изобилует мозаикой и мраморной отделкой. Красив и Ла — Мажор, самый большой кафедральный собор, построенный во Франции в Средние века. Не менее интересны Музей изобразительных искусств и Музей естественной истории, располагающиеся во дворце Пале — Лоншам. В этом грандиозном здании, которое находится на главной городской улице Канебьер, хранится большая коллекция работ, среди которых встречаются картины, датированные XVI веком. От Старого Порта обязательно стоит отправиться на лодке в замок Иф, ставший известным благодаря Александру Дюма и его роману «Граф Монте — Кристо».
Старый порт города, с его рыбаками, рыбным рынком у бельгийского причала и типичными ресторанами, до сих пор неотразим своим очарованием и является наиболее привлекательной частью Марселя. Причал порта, построенный в 1512 году и расширенный в 1855‑м, — самое посещаемое место Марселя. Въезд в Старый порт разграничивают форты Святого Иоанна и Святого Николая. Первый из них, более старый, возник для защиты северного порта; второй построен позже и никогда не использовался в целях обороны. Сегодня форты представляют собой одну из наиболее красивых цитаделей Прованса. Одна из основных магистралей города, Ла — Канбьер (La Canebierre), задуманная еще в XVII веке, была завершена лишь в 1860 году. Она как будто опускается в Средиземное море, воплощая миф о Марселе как воротах на Восток. Арабский квартал находится недалеко от старого порта. Именно здесь в дух Марселя вплетается колорит Востока. Этот квартал больше напоминает восточный базар где–нибудь в Каире.
— Но в Марселе отец надолго не задержался, — вспоминает Жанна Кригер, — какие–то пути–дороги привели его аж в Германию, где пришлось учить немецкий. То есть языки он учил постоянно. И по ним можно было судить о его путешествиях. Знал он семь языков.
Куда деваться, если судьба так распоряжалась! Но и у немцев он задержался ненадолго. Следующий пункт — Бёрн, Швейцария. Здесь он поступил в Бёрнский технологический институт и продолжил обучение.
В Швейцарию папа приехал второй раз в жизни. Впервые его привезла сюда его мама, когда он был еще ребенком. Она поехала в Баден — Баден, в гости к старшему брату Михаилу, и прихватила с собой своего младшенького. Михаил был революционером. Они в то время все там ошивались. И вдруг Михаил говорит племяннику: «Пойдем, я тебе покажу интересного человека!» Папа был мальчишкой любопытным, побежал за дядей. Тот привел его в библиотеку. А там, в читальном зале, сразу бросился в глаза невысоконький человечек с огромной головой и массивным лбом, склонившийся над книгой. Он особенно выделялся среди других читателей именно головой, необычно высоким лбом. «Это Ленин», — сказал племяннику Михаил. Имя папе ни о чем не говорило. И спрашивать о том, а кто он такой, разумеется, не стал. Но лоб запомнил на всю жизнь.
Второй раз в Швейцарию папа попал по собственной воле, приехал учиться. По окончании института получил специальность энергетика и стал специалистом по паро–силовым установкам, электричеству…
Получив назначение в Плоешти, он вызвал туда маму и приступил к работе. Маме всего год какой–то и она становилась дипломированным врачом. Но тут вмешался жених. Он окончил институт и в английской компании получил выгодное назначение — главным энергетиком в румынской нефтеперерабатывающей фирме, в городе Плоешти. И он принял решение создать семью. Тем более, что невеста имелась. Зачем же ему ехать на новое место одному? И он вызвал маму. Она наверное имела на папу серьезные виды и потому пришлось оставить университет. Он ей сказал, не надо ничего, денег нам хватит и без твоей работы. Таким образом, образовалась наша семья. Папа уехал в Плоешти, в Яссы там приступил к работе.
Глава девятая Шестнадцать лет в Румынии
В 60 километрах к северу от столицы Румынии Бухареста, в котором и родилась Жанна Кригер в 1940 году, находится город Плоешти — центр нефтяной промышленности. В его окрестностях — лес нефтяных вышек, множество шахт, заводские трубы. Это самый старый и самый крупный промышленный район Румынии.
— Чтобы лучше понять в какой стране шестнадцать лет жили бабушка и дедушка, — рассуждает Борис Кригер, — необходимо немного поговорить об истории Румынии.
Некоторые важные шаги для Румынии были сделаны в период с 1878 по 1918 год, во время царствования Кароля I (1866–1914). Главным образом благодаря усилиям Кароля Румыния вышла на путь быстрого экономического развития: были построены железные дороги, созданы важнейшие отрасли промышленности и современные экономические институты, в основном на базе немецкого капитала. В период его царствования была принята первая конституция (1866), созданы политические партии и государственные учреждения, включая двухпалатный парламент.
В этот период проявились первые признаки империалистических амбиций Румынии. Король Кароль I при поддержке консерваторов придерживался после Берлинского конгресса 1878 года прогерманской и проавстрийской ориентации, и в 1883 году Румыния стала членом Тройственного союза. Ее территориальные притязания стали очевидны во время Балканских войн 1912–1913 годов, после которых Румыния приобрела часть Добруджи.
После Балканских войн проявился раскол между прогерманской политикой монархии и профранцузскими националистическими настроениями большинства населения. Кабинет заставил стареющего короля сохранить нейтралитет Румынии в начале Первой мировой войны. Кароль умер в 1914 году, и на трон взошел его племянник под именем короля Фердинанда I. В 1916 году страна вступила в войну на стороне Антанты. Этот шаг принес свои плоды в конце войны: старое королевство было значительно расширено благодаря приобретению Трансильвании, Бессарабии, Буковины и Баната.
Трудности Румынии в межвоенный период были вызваны неоднородным характером ее населения. Приобретение таких меньшинств, как евреи и венгры, привело к усилению кальвинизма и росту традиционного для Румынии антисемитизма, что нашло отражение в создании фашистской партии «Железная гвардия».
Впрочем, аннексия провинций имела и свои положительные стороны. В 1920‑е годы укрепился институт парламентаризма, увеличились число и активность политических партий. Появились новые отрасли промышленности, расширилась торговля. Однако экономический прогресс был прерван аграрным кризисом, который начался в конце 1920‑х годов и достиг своего пика в 1930‑м. Аграрный кризис был вызван неудачной аграрной реформой 1917 года, которая лишила многих крестьян земли, и низкой конкурентоспособностью румынского зерна на мировом рынке.
Сын Фердинанда, коронованный принц Кароль, был лишен права на престол и в 1925‑м покинул страну. За год до смерти Фердинанда, в 1926 году, было создано регентство для правления страной от имени малолетнего сына Кароля — Михая до достижения им совершеннолетия. Кароль вернулся в страну в 1930‑м, получил престол и был коронован как король Кароль II при поддержке премьер–министра Юлиу Маниу, лидера Национал–царанистской (народно–крестьянской) партии, который добился согласия между всеми главными политическими партиями.