Сильвестр отвел сестер в глубину здания и втолкнул в крошечную неряшливую комнату, где им предстояло жить и работать на двух грязных матрацах посреди земляного пола. Канализации не было, а мыться и пить девушки должны были из ведра с речной водой в углу каморки. Рядом с первым ведром стояло второе такое же. Это была параша, служившая не только Саше и Брайони, но и всем клиентам, кому приспичит сходить по нужде. От грязной речной воды у девушек не прекращался понос.
Долорита брала так дешево, что у дверей всегда была очередь из троих-четверых мужчин. Все они были рудничные, и от всех несло потом, а изо рта – гнилыми зубами и дешевой текилой. Их тела и одежда были заляпаны красной грязью из золотых копей.
Брайони понятия не имела, сколько девушек работает в соседних комнатах, знала только, что их много. Долорита кормила их небольшими порциями вареной маниоки и щедро давала неочищенный героин. Из-за болезней, недоедания и передозировки среди девушек была огромная текучка.
Крыша развалины была из пальмовых листьев. Через них протекали капли тропического дождя, и девушкам редко удавалось не вымокнуть. Уже через неделю Саша начала непрерывно кашлять. Она съедала всего несколько ложек варева и с угрожающей быстротой теряла в весе.
Стены их комнаты были сделаны из картонных коробок, очень тонких, чтобы было слышно все происходящее в соседних комнатах. Два-три раза в неделю Брайони слышала, как Долорита вызывала Сильвестра и говорила ему:
– С этой сукой кончено. Отнеси ее на ферму.
Брайони не знала, что это за ферма. Ее постоянно окутывал туман боли, голода и героина. Как и Саша, она постепенно теряла восприятие реальности.
Каждые несколько дней приходил Амарантус, пил с Сильвестром текилу и снимал Сашу и Брайони. Брайони едва ли осознавала его присутствие. Ей причиняло боль только быстрое ухудшение здоровья Саши. Брайони наконец поняла, что Саша умирает.
На своем упрощенном испанском она умоляла Долориту и Сильвестра послать за врачом, но те только смеялись.
– А кто заплатит за врача? – насмешливо спрашивала Долорита. – Если бы твоя сестра больше работала, я бы купила ей лекарство от кашля, но она ленивая корова. Зачем мне тратить на нее добрые деньги?
Через три дня у Саши поднялась температура, и снова Брайони умоляла Долориту помочь ей.
– Моя сестра больна. Потрогай, какая она горячая.
– Bueno! Мужчинам так больше нравится. Они любят вкладывать свой хлеб в горячую печь, – рассмеялась Долорита.
Рано утром Саша умерла. Обнимая ее, Брайони чувствовала, как уходит жизнь. Тело Саши начало остывать, и у Брайони едва нашлись силы, чтобы в последний раз оплакать сестру.
На рассвете Долорита и Сильвестр пришли в маленькую комнатку и остановились над худым обнаженным телом Саши.
– Si, – решительно сказала Долорита. – Ей конец. Отнеси ее на ферму, Сильвестр.
Брайони не знала, что это за ферма, и ей было все равно. Она потеряла Сашу, а все прочее не имело значения. Она отказалась от борьбы. Ей хотелось только умереть и быть с Сашей, куда бы та ни ушла.
На другой день явился оператор Амарантус и пришел в ярость, узнав, что Саша умерла. Брайони слышала, как он на веранде кричал на Сильвестра:
– Почему ты не послал за мной? Теперь мною будут недовольны. И это мне дорого обойдется. Моя работа – снимать все, особенно если одна из сучек подыхает. Меня оштрафуют. Ты должен был сообщить мне.
Пока за ее окном шел этот разговор, с Брайони был один из старателей. Он шумно долбил ее, хрюкая, как свинья, у нее над ухом, так что она с трудом разбирала слова Амарантуса, но ответ Сильвестра расслышала ясно:
– Не волнуйся, дружище Амарантус. Вторая puta ненадолго отстанет. Я позову тебя, когда это произойдет. А сейчас пойдем, я угощу тебя текилой.
Он взял Амарантуса за руку и повел в бар. Они сели за грязный столик и выпили по первой. Амарантус повеселел и купил Сильвестру вторую порцию.
– Я бы хотел увидеть ферму, о которой вы с Долоритой все время говорите. Я бы снял ее. Покажешь, Сильвестр?
– Сначала угости меня еще одной текилой.
Сильвестр осушил стакан и встал.
– Bueno, amigo, пошли со мной, покажу тебе нашу знаменитую ферму.
Он провел Амарантуса через плантацию бананов к берегу реки и свернул в рощу деревьев кешью. Неожиданно Амарантус принюхался и с отвращением воскликнул:
– Фу! Что за вонь!
– Это наша бойня и загоны для свиней.
– Значит, это свиноферма?
– Да, наши свиные сосиски – лучшие в Южной Америке. Мы отправляем их на рынки в большие города.
Из рощи они вышли на большую поляну в джунглях. Сильвестр провел Амарантуса по тропе между двумя рядами загонов. В загонах были черные иберийские свиньи.
Сильвестр остановился возле одного из загонов, где находились восемь огромных боровов. Каждый из них был человеку по пояс. Из челюстей торчали острые клыки. Жесткая щетина на спинах образовала густую гриву. Они голодно принюхивались и щелкали челюстями, хрюкая от возбуждения и блестящими жадными глазами глядя на Сильвестра.
– Они тебя узнают. Радуются, – заметил Амарантус.
– Они мои любимцы, – подтвердил Сильвестр. – Я их кормлю. – Он показал на самое крупное животное. – Этого зовут Ганнибал. К тому времени как он пойдет на бойню, чтобы превратиться в сосиски, он будет весить триста килограммов.
– Чудовище, – согласился Амарантус. – А чем ты их кормишь? Кассавой[29]?
– Да, кассавой. – Сильвестр пальцем постучал себя по носу, и его физиономия стала хитрой, заговорщицкой. – Но и мясом. Мы даем им много мяса.
– А где вы берете мясо, чтобы кормить свиней? – удивился Амарантус. – В Минас-де-Йе мало кто может позволить себе мясо чаще раза в месяц. Оно дорогое.
– Нет, если управляешь борделем в Минас-де-Йе.
Сильвестр по-прежнему улыбался.
Амарантус уставился на него.
– Нет! – воскликнул он, когда до него дошел смысл слов Сильвестра. – Не могу поверить! – Потом он тоже заулыбался. – Девки? Они?
– Si! – Сильвестр фыркнул и весело хрюкнул, как одна из его свиней. – Когда они навсегда заканчивают работать в борделе, Долорита отправляет их сюда, на ферму.
– Это ты сделал и с первой Yanqui, когда она умерла? – спросил Амарантус. – Скормил свиньям?
Сильвестр так смеялся, что не смог ответить. Амарантус повернулся и перегнулся через низкую стенку свиного загона. Он размышлял. И, когда сворачивал самокрутку с марихуаной, его руки дрожали от возбуждения. Он закурил и снова повернулся к Сильвестру.
– Хочешь, я заплачу тебе сто долларов americano?
Сильвестр сразу перестал смеяться. Он задумался о том, куда девать сотню долларов. И решил, что справится с такой суммой. Это почти вдвое больше того, что платит ему Долорита за неделю тяжелой работы.
– А что надо сделать?
– Позволить мне снимать, когда принесешь вторую Yanqui puta на ферму в гости к твоему любимцу Ганнибалу.
Сильвестр с облегчением улыбнулся.
– Никаких проблем, amigo. Я дам тебе знать, как только она помрет. Не думаю, что она долго протянет. Она томится по сестре. И скоро сдастся. За сто americanos сможешь снять целый фильм.
– Нет! – возразил Амарантус. – Нет, ты не понял. Я хочу, чтобы ты привел ее на ферму до того, как она умрет. Пусть встретится с Ганнибалом, пока еще может сопротивляться и лягаться. Хочу снимать, пока она еще будет вопить.
Даже Сильвестра поразило это невероятное предложение. Он побледнел и уставился на Амарантуса.
– Живую? – запинаясь, выговорил он. – Хочешь, чтобы я скормил ее свиньям живьем?
Он едва мог поверить в собственные слова.
– Si, amigo. Живьем.
– Милостивая Мария! Теперь я все услышал. Дай курнуть твоей porro.
Сильвестру нужно было прийти в себя. Амарантус протянул ему косяк. Сильвестр глубоко затянулся и удерживал дым, потом заговорил.
– Сто долларов мало, – просипел он. – Давай пятьсот.
– Триста пятьдесят, – возразил Амарантус.
– Четыреста.
– Ладно! Четыреста, – согласился довольный Амарантус. Он слышал о человеке, который заработал сто тысяч долларов, продав на черном рынке шестиминутную запись. Он видел эту запись. Ничто по сравнению с тем, что будет у него.
«Миллион, – мечтал он. – Я могу заработать миллион или даже больше».
Было утро понедельника. Сильвестр знал, что Долорита и Гойо запрутся в своем офисе за баром. Они будут считать заработанные за неделю деньги, чтобы Гойо отнес их в банк в город. Сильвестр постучал в дверь.
– Кто там? – крикнула Долорита. – Чего тебе? Мы заняты.
– Это я, Сильвестр. Вторая Yanqui puta, та нахальная, умерла ночью.
– Ну и что? Оттащи ее на ферму и оставь нас в покое. Ты знаешь, что мы заняты.
– Perdoname, señora. Больше не побеспокою.
Сильвестр обошел дом. Даже в такую рань у двери комнаты Брайони ждали два старателя. Дверь была открыта, мужчины курили и с интересом наблюдали за тем, что происходит внутри. Сильвестр отогнал их от двери и показал на веранду.
Сильвестр обошел дом. Даже в такую рань у двери комнаты Брайони ждали два старателя. Дверь была открыта, мужчины курили и с интересом наблюдали за тем, что происходит внутри. Сильвестр отогнал их от двери и показал на веранду.
– Идите к другим девушкам, – сказал он. – Эта на сегодня закончила.
– Я хочу эту, – начал спорить один из старателей. – Я ее хорошо знаю. Она живая. Дерется. Не лежит, как дохлятина…
Сильвестр угрожающе повернулся к нему. Старатель торопливо попятился. Слухи о том, как Сильвестр умеет владеть ножом, пугали не меньше, чем его лицо.
Сильвестр ногой сбросил с Брайони голого старателя. Тот вскочил, торопливо натянул брюки и бросился вон из комнаты. Сильвестр наклонился к Брайони.
– Хочешь немного хорошей дряни? – спросил он и достал из кармана коробочку с героином. Брайони тут же села и протянула ему левую руку. Он быстро осмотрел ее. Сгиб локтя воспалился и был изъязвлен. Одна из крупных вен лопнула, из язв тек густой гной. Вторая рука была в таком же состоянии.
– Давай ногу, – велел он.
Обернул ее ногу выше лодыжки резиновой лентой, он затягивал жгут, пока не вздулась вена. Тогда он воткнул в нее иглу. Брайони в предвкушении закрыла глаза. Потом снова открыла и улыбнулась. Несколько недель назад в споре с Сильвестром она потеряла два передних зуба, но это больше не имело значения. Главное, поток героина устремился в ее тело, неся блаженство.
– Спасибо, Сильвестр, – сонно сказала она.
– Я ненадолго уведу тебя, – сказал он.
– Хорошо, – согласилась Брайони.
Ее уже не заботило, что будет с ней дальше.
– Укутаю тебя одеялом, чтобы люди не видели, что ты голая.
– Спасибо, – снова прошептала Брайони.
Он завернул ее нагое тело в испачканное грязью и семенем одеяло и набросил складку на голову, чтобы скрыть лицо. Потом взял ее на руки, вынес через заднюю дверь дома и понес к деревьям. На свиноферме он увидел, что Амарантус его опередил: забрался на стену Ганнибалова загона и установил камеру на штативе. Свиньи толпились внизу, хрюкая и взвизгивая. Они видели, как Сильвестр спускается с холма со знакомой ношей.
– Готов? – спросил его Сильвестр. – Нельзя терять много времени.
– Камера уже работает! – Амарантус возбужденно рассмеялся.
Внизу под ним Ганнибал встал на задние ноги и положил передние на стену загона. Он смотрел на приближающегося Сильвестра.
– Чего надо-то? – спросил Сильвестр, поставив Брайони на ноги.
Он снял с нее одеяло. Брайони удивленно смотрела на массивную черную голову Ганнибала, высовывающуюся над стеной свинарника. Она прижалась к груди Сильвестра. Ганнибал принюхивался плоским розовым пятачком и чавкал.
– Я готов, если ты готов, – сказал Амарантус.
– Думаю, нужно немного крови, чтобы Ганнибал рахдухарился.
Он отступил от Брайони. Она была так поглощена видом гигантского животного, что не заметила возни Сильвестра. Утром он оставил у стены загона лопату с плоским штыком. Сейчас он взял лопату в руку и негромко сказал:
– Эй, Брайони, посмотри на меня.
Она повернулась к нему, и он ударил ее лопатой по коленям. Сталь рассекла кость и раздробила коленную чашечку. Из раны хлынула кровь. Ноги Брайони подогнулись, и она, вскрикнув от боли и неожиданности, начала падать.
Сильвестр отшвырнул лопату и подхватил Брайони на руки. Поверх ее головы он посмотрел на сидящего на стене Амарантуса.
– Да? – спросил он.
– Да! Давай! – закричал Амарантус.
Напрягая плечи, Сильвестр перебросил Брайони через стену. Она упала в гущу свиней.
Падение ошеломило Брайони, но она быстро пришла в себя. Опираясь на локти, она поволоклась по грязи к иллюзорной безопасности стены.
Ганнибал возглавил поток обрушившихся на нее черных туш. Он вонзил клыки в ее искалеченную ногу и дергал изуродованную конечность, стараясь вырвать кусок плоти, волоча Брайони обратно по грязи. Брайони подняла лицо к камере.
– Помогите! – крикнула она.
Другая свинья вцепилась ей в плечо и потащила в другую сторону, так что Ганнибал и эта свинья принялись разрывать тело Брайони. Третья свинья бросилась вперед и вцепилась ей в живот, а потом отступила, потянув за собой массу внутренностей.
Брайони в последний раз раскрыла рот.
– Папочка! – закричала она, но ее голос быстро затихал. Свиньи рвали ее тело на кровавые куски и жадно глотали их.
* * *Карл Бэннок и Джонни Конго сидели в камере Карла и смотрели видеозапись на экране телевизора. Они смотрели ее третий вечер подряд, но оба были возбуждены и оживлены так же, как в первый раз.
Из сотен часов записи Амарантус, опытный профессионал, отобрал всего сорок минут. Эти сорок минут вызывали мучительное отвращение у всех, кроме самых отъявленных извращенных садистов. Карл и Джонни наслаждались. В самые напряженные моменты они хохотали, словно смотрели гениальную комедию.
– Прокрути снова! – попросил Джонни. – Это так смешно! Мне нравится, когда топят старую суку. Нравится, что у нее изо рта и из носа течет вода, когда вытягивают голову.
– Да, это хорошо. Но мне больше нравится, когда Брайони встает на колени перед главным бандитом и умоляет пощадить ее мать, а он пинает ее в рожу, и сучка падает, выплевывая кровь и сломанные зубы. Это круто, мужик.
Однако оба признавали лучшей сценой этого фильма финальную. Они в предвкушении подавались вперед, когда Брайони, искалеченная и окровавленная, теряя внутренности, поднимала голову из грязи и звала отца. Они хором передразнивали ее всхлип: «Папочка!»
А когда полные боли глаза Брайони устремлялись в небо и свиньи загораживали ее своими тушами, оба радостно смеялись.
– Я балдею! – Карл едва не закашлялся от смеха. – Этот парню, которого ты нашел, Амарантусу, надо дать «Оскара».
– Да, приятель, он гений. Когда я смотрю эту часть с папочкой, у меня всякий раз встает, – признался Джонни.
– Ну, это ничего не значит. У тебя, Дрозд, встает на все, даже на проходящий автобус, – поддразнил Карл.
– Да, автобус подойдет, – согласился Джонни. – Если он полон школьниц. Сам-то не хочешь взглянуть, что у меня сейчас там внизу?
– Ну, – с растущим интересом согласился Карл. – Покажи.
А когда Джонни откинулся на стуле и показал, Карл рассмеялся.
– Этой большой черной торпедой ты запросто потопил бы русский линкор.
– А ты что с ней сделаешь, белый?
– Ты чертовски хорошо знаешь, что я с ней сделаю, – сказал Карл и склонился к нему.
Позже, когда оба отдышались, Джонни спросил:
– Так скажи, когда ты думаешь послать эту запись папочке?
Он произнес это слово так же, как умирающая девушка на видео, и они снова рассмеялись.
Потом Карл серьезно сказал:
– Как только найду способ отправить ее так, чтобы Генри Бэннок не смог выследить нас.
– Твой папочка разбогател не потому, что дурак, – заметил Джонни. – Он сразу поймет, откуда запись.
– Да, приятель, этого я и хочу. В наказание за то, что он сделал со мной. Пусть знает, а меня обвинить не может.
Ронни Бантер и его жена Дженни были страстными любителями оперы. Они редко пропускали премьеры в Хьюстонском оперном театре. Их любимым произведением была «Богема», а в Техас на гастроли как раз приехала труппа театра «Ла Скала». После спектакля они пешком прошли в подземный гараж, обсуждая услышанное и увиденное. Ронни открыл пассажирскую дверцу своего «Порше-911» и помог жене сесть, потом обошел машину, направляясь к месту водителя. А когда садился, воскликнул:
– Что ты здесь оставила, дорогая?
– Я ничего не оставляла, Рональд.
Ронни ощупью порылся за сиденьем и извлек небольшую продолговатую картонную коробку.
– Тогда как это попало сюда?
– Осторожней! Вдруг это бомба, Рональд, – встревожилась Дженни.
– Если бы это была бомба, мы оба уже были бы мертвы.
Он осмотрел пакет и прочел на боку ящичка написанное от руки: «Мистеру Рональду Бантеру. Смотреть одному». Похоже на видеокассету.
– Не гадости какие-нибудь, – строго спросила Дженни.
– Сомневаюсь.
– Тогда почему написано «одному»?
– Завтра отнесу в контору и посмотрю на проекторе в комнате для переговоров.
– Лучше не позволяй смотреть своей новой помощнице. Она, кажется, хорошая девушка.
– Не переживай за Джо Стенли. Она только что окончила юридический факультет. Можешь поставить последний доллар на то, что она может кой-чему научить двух старых перечниц вроде нас с тобой.
Просмотрев на другое утро видео, Ронни тут же позвонил в офис «Бэннок ойл корпорейшн» в Анкоридж на Аляске. И, когда его соединили с Бэнноком, спросил:
– Генри, когда ты вернешься в Хьюстон?
– Лечу назад в пятницу. – Генри услышал в голосе старого друга серьезные нотки. – В чем дело, Ронни? Что-то произошло? Нет новостей из полиции о моих дочерях?