Несмотря на то что день рождения Яны был именно весной, на этот раз классное мероприятие тоже не вызывало у нее былого восторга. Она с большим удовольствием провела бы время с Витей, но обижать одноклассников с Людмилой и идти с ними на конфликт ей не хотелось. Она даже согласилась участвовать в «Поле чудес», которое тоже было у них традиционным с пятого класса. Яна обычно являлась ведущей игры и даже гордилась тем, что ее когда-то выбрали на эту роль, хотя претендовали многие, в том числе и Юлька Широкова. На игру Яна всегда надевала шикарную черную с серебряными блестками мантию, блестящую диадему с ярко-розовым пером надо лбом и брала в руки «волшебную» палочку в виде прозрачного гладкого стержня, кончик которого был украшен красиво ограненным стеклянным стразом. Разумеется, ей завидовали все девчонки в классе, а сама себе она казалась настоящей волшебницей «Поля чудес».
Этот наряд на праздник дней рождений в узкой черной лакированной коробке всегда приносила классная руководительница, родная сестра которой была ассистенткой известного иллюзиониста петербургского цирка. Одноклассники всегда завороженно следили, как Людмила Семеновна осторожно открывает коробку и достает из нее блистающее чудо. Сейчас же даже восхитительный наряд волшебницы не вызывал у Яны положительных эмоций, а классное развлечение казалось глупым и смешным, даже несмотря на то, что в телевизионное шоу «Поле чудес» по пятницам играла вся страна.
– Знаешь, Таня, я с ужасом жду нашу классную тусовку, – пожаловалась она Самохиной. – Терять целый вечер только ради того, чтобы отбрыкиваться от Брыкуна и противостоять злобе Юльки Широковой, мне ох как не хочется...
– Надо себя настроить на другое, – посоветовала ей Таня.
– Это как?
– Давай будем считать, то мы идем на праздник дней рождений, чтобы отдохнуть и развлечься. И никакие Юльки с Кольками не смогут нам испортить хорошего настроения.
– Только тебе, Тань, я могу сказать, что у меня теперь резко портится настроение, когда рядом нет Вити.
– Я тебя очень понимаю, но не можешь же ты быть с ним каждую минуту.
– Не могу...
– Поэтому ты лучше думай не о том, как тебе скучно будет на нашем вечере, а о том, как потом будет здорово с Витей встретиться.
– Ты себя именно так успокаиваешь? – улыбнулась подруге Яна.
– Примерно так, – серьезно ответила Таня.
* * *Несмотря на опасения Кузнецовой, начало праздника было довольно удачным. Восьмиклассники начали с украшения своего кабинета – по стенам развесили специально купленные по такому случаю яркие гирлянды из переплетенных между собой букв праздничных поздравлений, новогодние разноцветные лампочки и старые фотографии, начиная со снимков пятого класса. Рассматривая снимки, Яна успокоилась и развеселилась окончательно. До чего же смешными они были в пятом классе! Да и в шестом тоже. В седьмом они уже гораздо более походили на себя сегодняшних. Только Яна в прошлом году волосы носила подлиннее и завязывала их в хвостики, а в остальном она и сейчас такая же.
Она еще раз проглядела все фотографии и с неудовольствием заметила, что на каждой из них Колька Брыкун стойко держался около нее. Вот банный лист! На одном фото он был снят в профиль, и Яна вдруг поразилась, какой он у него чистый и благородный – прямо как у древнегреческого бога на плакате в кабинете истории. Она с удивлением обернулась и сразу поймала Колькин взгляд. Он с готовностью улыбнулся Яне, которая тут же поспешила отвернуться. Но ее глаз успел зафиксировать четкий разлет бровей, прямой нос, красиво вырезанные губы... Надо же! Она никогда не вглядывалась Кольке в лицо. За человека его не считала. Да и никто в классе не считает. Вот что значит сложившийся имидж – хулиган и двоечник Брыкун за потенциального Ромео их девчонками никогда не рассматривался. Они все млели от длинноногого и интеллектуального Сереги Николаева, который все свои вечера вместо дискотек, как назло, гробил у компьютера.
Яна исподтишка поглядела на Сережку. Тоже ничего, пожалуй, но, как она теперь ясно видела, до Брыкуна ему далеко. Неожиданно выяснилось, что Колька красив, и это царапнуло Яну по сердцу. Неужели она ошиблась? Неужели ей в руки шло настоящее, а она сама взяла и его оттолкнула? Она мотнула головой, стряхивая наваждение, и вызвала в памяти смеющееся лицо Вити. Сердце сжалось таким неизъяснимо прекрасным чувством, что Яна тихо и счастливо улыбнулась. Нет, только он! Никто другой ей не нужен, будь он трижды красавец и самый что ни на есть древнегреческий герой или бог!
Праздник начался, как всегда, с застолья с пирожными, фруктами и лимонадом. Потом весело поздравляли тех, чей день рождения выпадал на весенние месяцы. Яне подарили очень красивый альбом для фотографий, чему она очень обрадовалась. Видя ее довольное лицо, Колька шепнул:
– Я выбирал. Скажи, что не хуже того, антикварного?
Яна благодарно улыбнулась, а Колька протянул ей фотографию:
– Вот. Можешь вставить на самый первый лист и любоваться до умопомрачения.
Со снимка на Кузнецову смотрел и, как всегда, улыбался Витя Шереметьев.
– Откуда у тебя эта фотография? – удивилась Яна.
– От верблюда, – бросил ей Колька.
– А ты ее, случаем, опять не украл?
– Больно надо! У Настьки попросил, она и дала. Это тебе от меня, значит, подарок такой. На день рождения.
– Знаешь, Колька, – проникновенно сказала Яна, – ты мне все-таки самый настоящий друг!
– А то! – глупо отозвался Брыкун и отошел к компании парней.
* * *А потом все разладилось, но Кузнецова это поняла не сразу.
Сначала утомительно долго тянулось всем уже изрядно надоевшее «Поле чудес». В нем участвовала Юлька Широкова, которая неутомимо шла к победе. Яне как ведущей приходилось постоянно задавать ей вопросы и выслушивать ответы, произнесенные высокомерным, презрительным тоном. Кузнецовой казалось, что весь класс видит, как между ними проскакивают искры обоюдной ненависти, и поэтому чувствовала себя глупо и неуютно.
В конце концов и Яна, и Юлька, и все остальные – Людмила Семеновна в том числе – поняли, что восьмиклассники выросли из этой игры, что пора менять устаревшие, не приносящие былой радости и веселья традиции.
– Раз все устали, то я предлагаю выявить победителей прямо уже на данном этапе игры, – предложила классная руководительница, видя кислые и скучные физиономии своих подопечных. – У нас приготовлены очень хорошие призы. Не пропадать же добру!
Все радостно загудели, и игра в два счета была закончена. Первый приз – огромную коробку конфет и смешную мягкую игрушку в виде совершенно неизвестного природе существа голубого цвета с ярко-оранжевыми глазами – получила, конечно, Широкова. Юлька победоносно глядела на Яну. Она вообще очень похорошела за последнее время, а ненависть к Яне придавала ее лицу что-то до того демоническое, что это уже всерьез начало пугать Кузнецову.
Ребята отодвинули в стороны столы, освободив место для танцев, и включили магнитофон. Девчонки задернули шторы, но они были слишком тонкие, и скрыться от яркого весеннего солнца все равно не удалось.
– Я же говорила, что у нас получается не вечеринка, а детский утренник... – процедила недовольная Юлька.
– Сейчас будет лучше! – весело крикнул Колька Брыкун и включил новогодние гирлянды из разноцветных лампочек.
В классе действительно сразу стало уютнее и праздничнее.
Все еще стояли вдоль стен и не начали танцевать, когда случилось то, что после Яна не могла вспоминать без дрожи и чувства самого жестокого унижения.
Людмила Семеновна из другого конца класса позвала к себе Кузнецову, чтобы забрать у нее наряд ведущей «Поля чудес» и, как всегда, аккуратно упаковать в фирменную длинную черную коробку. Яна сняла с плеч переливающийся плащ волшебницы и пошла через класс к учительскому столу. Тут-то все и случилось...
Она за что-то запнулась – Таня потом утверждала, что Юлька Широкова подставила ей ногу, но никто больше этого не видел, – со всего маха упала на скользкий линолеум и на животе подъехала прямо под ноги Людмиле Семеновне. Одноклассники хором охнули. На диадему кто-то наступил, волшебная палочка закатилась под шкаф с пособиями, а Яна никак не могла понять, что произошло.
Она поднялась с пола. Ее короткая юбочка в складочку некрасиво задралась, любимый белый свитерок собрал всю грязь с пола классного помещения, нежно-розовая помада размазалась по щеке. Подскочивший к Яне Колька одернул ей юбку, Самохина принялась отряхивать джемпер, но все уже было кончено. Яна видела торжествующий взгляд Широковой и понимала, что Юлька победила. Кузнецова обвела глазами класс. Девчонки торжествовали вместе с Юлькой. Вот он – реванш, которого они так жаждали!
Яна закрыла лицо руками и выбежала из класса.
* * *– Я же говорила, что не надо идти на этот праздник, – рыдала Яна, уткнувшись лицом в подушку, а Таня сидела рядом и переживала за нее.
– А что особенного случилось? – пыталась она успокоить подругу. – Такое со всяким может произойти. Подумаешь, упала... Все мы когда-нибудь падали.
– Но не так же! Не посреди зала, не при всех!
– Но понятно же, что произошел несчастный случай. Не специально же ты развалилась!
– Юбку еще зачем-то надела... Всегда в брюках ходила, а тут, как назло...
– Ну и что? Никто ничего ужасного под твоей юбкой не увидел! Обыкновенные черные колготки.
– Да? – Яна оторвала заплаканное лицо от подушки. – А ты бы согласилась пойти в школу без юбки в обыкновенных черных колготках?
– Но ты же была в юбке! Подумаешь, задралась... В этом, если хочешь знать, гораздо больше плюсов, чем минусов!
– Да ну! – Яна даже перестала плакать. – Какие же в этом могут быть плюсы?
– Такие! Все увидели, какие у тебя стройные и красивые ноги. У меня, например, таких нет. Думаю, у Широковой – тоже.
– Глупость какая, – улыбнулась сквозь слезы Яна, но Танькины слова ее все-таки успокоили до такой степени, что она даже смогла поинтересоваться судьбой циркового реквизита: – А что с диадемой? Я слышала, как она хрустнула.
– А я, уходя, слышала, как Людмила говорила, что ничего страшного не произошло, что все можно склеить. Но кто его знает, как там на самом деле. Людмила – тетка добрая. Может, просто утешала. Но что бы ни случилось, мы завтра все узнаем.
– Да ты что! Как мне теперь идти в школу? Чтобы все смеялись?
– Сама знаешь, что Колька смеяться никому не позволит, – усмехнулась Таня. – Знаешь, мне иногда его даже жалко делается.
– Мне, Таня, тоже, но сердцу не прикажешь. Ты ведь меня понимаешь?
– Еще бы!
* * *После того как Таня уже ушла домой, в квартире Кузнецовых раздался телефонный звонок. Яна со всех ног бросилась к трубке, потому что ждала звонка от Шереметьева, но услышала голос ненавистной Широковой.
– Как себя чувствуешь? – сладко проворковала она.
– А тебе какое дело? – как можно независимей поинтересовалась Яна.
– Видишь ли, я просто хотела поставить тебя в известность... так... на всякий случай... – И Широкова замолчала, справедливо ожидая от Кузнецовой дальнейших расспросов.
– В известность? О чем? – испугалась Яна, и в животе тут же противно заныло.
– О том, что так, как сегодня, будет всегда! – выкрикнула та и отключилась.
Яна с ужасом посмотрела на пищащую телефонную трубку, потом положила ее на место и задумалась. Интересно, что еще намерена предпринять Юлька? И, главное, зачем? Неужели она не понимает, что ничего изменить нельзя. Какие бы козни она ей ни готовила, какие бы подножки ни ставила, Яна все равно будет рядом с Витей. Он ее любит. Любит! А все остальное в свете его любви абсолютно не страшно и не имеет существенного значения.
* * *– Я ничего ей не обещал, – оправдывался перед Яной Шереметьев. – Я даже никуда ее не приглашал. Она сама звала меня то прогуляться, то в кино. Я и соглашался-то не всегда. Если честно, то всего два раза.
– Ты с ней целовался? – в упор спрашивала Яна.
– Никогда в жизни! – клялся Витя.
– А с Анисимовой?
– Откуда ты про нее знаешь?
– Не важно. Ответь на мой вопрос: ты с ней целовался?
– Нет...
– Врешь!
– Нет!
– Почему тогда таким тоном говоришь?
– Потому что не хочу о ней вспоминать! И вообще, я хочу, чтобы ты мне верила, иначе...
– Что иначе?
– Иначе все не имеет смысла.
Яна ему верила. Не только потому, о чем сказал Витя. Она ему верила, потому что если не верить, то лучше сразу умереть, хоть от того же экзотического яда кураре, хоть от просроченных таблеток, хоть по причине примитивного прыжка с балкона...
* * *Из-за воинствующей ненависти Юльки Широковой Яна все время была настороже. Но все-таки она попалась в ее хитро расставленные сети.
Дело в том, что время от времени Яна встречалась с Колькой Брыкуном. Ненамеренно. Они не назначали друг другу никаких свиданий. Они просто жили в одном подъезде и потому частенько оказывались рядом. Яна подозревала, что Колька иногда специально поджидает ее, чтобы поболтать, но не видела в том ничего плохого. Она была самым сумасшедшим образом влюблена в Шереметьева и Кольку воспринимала всего лишь как одноклассника, знакомого с детского сада, и как непутевого шалопая, который вечно во что-то вляпывается, неизменно вызывая у нее острое к себе сочувствие. Она велела Брыкуну перестать с ней заговаривать о любви и всяком таком, потому что безумно любит другого человека, и только его одного. Колька пытался в ответ что-то возразить о свободе выражения своих чувств и о несправедливом ограничении всякими «графьями» девичьей свободы, но быстро заткнулся, так как Яна после этих его слов чуть не ушла домой.
Тот вечер, когда Юлька одержала очередную победу над Яной, начался очень хорошо. Кузнецова была в гостях у Тани Самохиной. Она полюбила болтать с ней по душам. Разводила с ней те самые «сюси-масюси», над которыми не так давно высокомерно насмехалась, считая, что ничье участие ей не нужно. Оказалось, что Таньке можно было доверить абсолютно все. И без опасений, что тайна окажется известной кому-то третьему и непосвященному. И вовсе Самохина не была глуповатой, как когда-то казалось Яне. Она просто была ненавязчивой и негромкой. Таня предпочитала промолчать, нежели спорить, но свое мнение всегда на все имела. И если Яна настойчиво просила ее высказаться, то мысли ее всегда оказывались интересными, а советы точными и действенными. Только с Танькой Яна могла поделиться тем, как нынче счастлива. Она давно призналась ей во всем, что касалось Князева. Яна думала, что Самохина ее запрезирает и откажет в дружбе, что, в общем-то, находила вполне справедливым. Но Танька и здесь повела себя нестандартно: она сказала, что нет худа без добра и что Янины не слишком красивые действия привели к ошеломляюще замечательным результатам, а потому их можно уже не классифицировать как подлость. Не склонная ранее к сантиментам, Яна расплакалась, бросилась Таньке на шею и поклялась в вечной дружбе. И еще Яна поняла, что Самохина вовсе не дурнушка. Просто ее внешность не яркая. Все краски в ней как бы приглушены и слегка растушеваны, но от лица веяло такой тихой нежной прелестью, что Кузнецова теперь хорошо понимала, на что же повелся Юра Князев.
Колька в тот вечер ждал ее у подъезда Самохиной.
– Что-то снова случилось? – испугалась Яна.
– Ничего, кроме того, что опять в милицию таскали.
– Все по поводу шереметьевского золота?
– Ага. Настькина мамаша, по-моему, хочет меня упечь в колонию для несовершеннолетних.
– Да ну?
– Вот тебе и «да ну»! Кроме кольца, она хочет на меня повесить еще кое-что. Она утверждает, будто я сбиваю с пути их Настьку! Представляешь? Да эта Настька сама кого хочешь собьет! Хорошо, что хоть их папашка нормальным человеком оказался. Если бы не он, то, как говорится, – пишите письма мелким почерком!
– А что он?
– Он пока мамаше не дает окончательно меня утопить, но та, по-моему, гораздо темпераментнее, а потому вполне может его победить.
Яна ужаснулась. За своей так неожиданно свалившейся на голову любовью она совершенно забыла про Брыкуна и кольцо. Даже Витю ни разу не спросила, как у них там обстоят дела.
– Знаешь, Колька, – сказала она, – мне кажется, что Настя чего-то недоговаривает про кольцо. Ты бы с ней разобрался, а?
– Мне тоже кажется, что она темнит. Но пока я от нее ничего не добился, потому что, честно говоря, и добиваться особенно не хочу. Мне кажется, что и у Настьки количество любви ко мне резко поубавилось.
– Как это поубавилось? А письмо? Там же про любовь!
– А ты откуда знаешь? – насторожился Колька.
– Настя мне сама сказала.
– Не верю я что-то в такую любовь, – вздохнул он. – Честно говоря, я решил с ней вообще порвать после того, как она меня милиции сдала, но разок все-таки пришлось встретиться. Обещал же ее в «Вираж» сводить... Я ведь, как ты знаешь, человек слова. Поэтому, как только папаша меня на улицу выпустил, я и повел Настьку, как обещал... Так прикинь, до того мне противно стало ее видеть, что я прямо посреди танца наплел ей что-то несусветное, да и сбежал... Поэтому я тебя и жду...
Брыкун, слегка прихватив Яну под руку, повел к дому, продолжая проникновенно бурчать ей в самое ухо:
– Понимаешь, один я совсем остался. Даже мама, и та не верит, что я знать ничего не знаю про то кольцо. Папаша как на врага смотрит...
– Терпи, Колька, ты все-таки не так уж кристально чист: и Настьку обманывал, и в чужой сейф лазил, и серьги изуродовал. Не целоваться же им с тобой после этого.
– Кстати, об этом... Если меня все-таки в колонию упекут, ты-то хоть про меня будешь вспоминать? – Колька остановился, повернулся к Яне лицом и в упор уставился на нее своими зеленоватыми крапчатыми глазами.
– Буду, – вполне искренне ответила она. – Мы ведь с тобой друзья! Я не забуду, как ты самоотверженно мне Витину фотографию подарил, как цирковую диадему склеил и... вообще...