– Покайся, – посоветовал священник, как он представился, Захарий.
Перекрестившись с чистым сердцем, она ответила, что каяться хочется. Очень хочется. Но не совсем как бы понятно, поможет ли это теперь.
– Он меня еще как проститутку Марецкому передал! – плаксиво пожаловалась она.
– Тьфу!.. – Отец Захарий кивнул головой и махнул рукой. – Бесовское отродье! Да простит им господь грехи тяжкие, ибо не ведают, что творят… Как знал – не хотел здесь служить!.. И что ты с этим Марецким?
Кира сменила тему и поинтересовалась, что ей теперь делать.
– Все, что я могу для тебя сделать, – это укрыть до утра. А еще терпеть и верить.
Он прочел молитву, погладил по голове, сказал, где находится раскладушка с одеялом, еще раз настоял на том, чтобы Кира терпела и верила, и, тихо притворив дверь, вышел. В общем, сделал все возможное, чтобы Кира еще больше утвердилась в собственной глупости и безысходности ситуации.
Было ясно одно: без Киры Грише и его приятелям скрываться на корабле куда легче. Главное, чтобы Гриша узнал, где она. А там до Турции рукой подать. Ночь простоять да день продержаться.
Когда священник вернулся, она попросила его об услуге.
Подумав недолго, он кивнул и поднялся.
– Спасибо, – поблагодарила Кира, укутываясь в теплый плед.
– Не говори мне спасибо, – попросил он. – Случится беда, ко мне нагрянет, к тебе направит, а у тебя для меня раскладушки не найдется? То-то… Спокойного тебе сна.
– Не за раскладушку спасибо…
Он ничего не ответил и вышел.
Нечего и говорить, что Кира провалилась в сон мгновенно.
* * *Корабль – замкнутое пространство. «Куда ты денешься с подводной лодки» – утверждение верное наполовину, не больше. Деться некуда, но поди-ка поймай! На судне около шестисот пассажиров, сотни лестниц, открытых кают, служебных помещений, десятки ресторанов, баров, кинозалы, танцплощадки с десятками извивающихся фигур – иди найди. Словом, если не сидеть в каюте, шанс выжить увеличивается вдвое.
Гриша с Герой повернули за угол, растворились в толпе, вынырнули из нее и переместились на левый борт.
Но не успели отдышаться, как перед ними возник священник.
– Пресвятая богородица, – не выдержал Гера, – уже?!
– Не богохульствуй, – посоветовал священник. – Кто из вас, грешников, Гриша?
– Ну я Гриша. А кто спрашивает?
– Кира – жена твоя законная?
– Тебе какого хрена надо, батюшка?
– Кира в храме. Пусть отдохнет. А потом забирай ее, и сходите-ка вы поскорее с этой бесовой посудины. До турецкого берега недалеко, да и место судоходное.
– Да, судоходное! Вот это-то и останавливает! – прокричал, стараясь звучать громче, чем музыка на палубе, Гера.
– В каком храме? – не слушал его Гриша. – Какой храм? Где здесь храм? Это корабль!
Через две минуты они мчались к корме.
– Бред какой-то… – бормотал Гера. – Посейдон – я понимаю… Но батюшка в рясе на «Ганимеде»?..
Тридцати минут хватило Кире, чтобы выспаться, открыть глаза и увидеть Гришу полной сил.
– Кира, нам нужно уходить, – пробормотал, стыдясь чего-то, Гриша.
– Ты простишь меня?..
– Давай отложим разговор на потом? Вот и Гера немного тревожится…
– Я не немного тревожусь! – отскакивая от иллюминатора, затрещал Гера. – Я очень тревожусь! У меня очко трещит от напряжения, как я тревожусь!
– Мне нечего надеть на ноги, – вспомнила Кира, когда они уже дошли до двери.
Окинув взглядом прихожую, Гриша ударил ногой по подставке для обуви. Оттуда вывалилось несколько пар обуви. Размер соответствовал росту священника – мягкие туфли были сорок шестого размера.
– Я же вылечу из них!
Но Гриша уже вел ее к двери…
Раздался глухой стук, он повернул на него голову и в тот же момент увидел, как в метре над его головой переборка, хряснув, приняла в себя пулю. С крюка сорвался оранжевый спасательный круг с надписью «Ганимед» и грохнулся на пол.
Похолодев, Гриша повернул голову.
Следующая пуля прошла уже рядом с его головой. Он почувствовал легкое касание сопровождавшей ее волны кипящего воздуха. А потом схватился за мочку, поняв, что она обожжена.
– Кира!.. – вскричал он, хватая жену за руку и стремительно увлекая ее в нижнюю часть корабля. – Беги вниз что есть сил!
– А я?!
– И ты беги, идиот! – крикнул Гриша Гере.
– А что случилось? – Кира окатила его изумлением карих глаз.
– Ничего страшного! В нас… стреляют, – говорил он уже с трудом, потому что ему приходилось не только бежать, но еще и выступать в роли локомотива, толкая перед собой жену.
Из коридора Гриша с Кирой ворвались в какую-то раздевалку и тут же, не выдержав натиска сзади, почти вломились в чей-то шкафчик. На этом корабле может произойти все что угодно, и прислуга лайнера отнеслась к появлению незваных гостей с терпением.
Прятаться здесь было негде. Но, главное, оставшись здесь, Гриша отрезал путь к отступлению. Это все равно как если бы он, спасаясь от медведя, прыгнул с Кирой на руках в глубокую яму.
Потеряв интерес к этому помещению, он схватил жену за руку и рванул в сторону так, что она икнула.
– Ты предупреждай, куда бежишь! – возмущенно проорал Гера, растирая лоб после удара о косяк.
Оказавшись в коридоре, они пробежали около десятка метров и оказались перед глухой стеной. Выход был только один – направо. Огромный туннель, ведущий из служебных помещений в трюм.
Худшее придумать было сложно. Сделав несколько выстрелов, стрелок, конечно, тоже спустился вниз. Маневр не представлял для него сложности, поскольку было ясно, что бежать куда-то, кроме как в тупик, его жертвам некуда.
Гриша вспомнил: на полпути к лестнице, ведущей наверх, он видел еще один коридор. Правда, вечером он был заперт, но не открыли ли его теперь, для удобства охоты? Маршрут, которым они двигались, не совпадал ни с одним маршрутом решившего развлечься пассажира. Здесь нет развлечений, сюда спускаются отрабатывать зарплату члены команды.
– Ты видишь этот коридор? – громко бросил Гриша.
– Может, поторопимся?! – в истерике закричала Кира.
Спальные помещения команды и машинное отделение – вот что интересовало сейчас Гришу! Добраться бы туда… Но пока они на виду. Из этого огромного помещения, тоже являющегося в некотором смысле коридором, вело несколько отходных путей. В любой коридор можно было нырнуть, да вот только как узнать, что по нему с другой стороны не торопится стрелок?
Спальные помещения находились под палубой первого этажа, проще – под каютами эконом-класса. Чтобы оказаться в них с улицы, нужно было обойти корму. Однако убийце или убийцам это не составляло никакого труда: они знали расположение лестниц лучше и поэтому могли появиться в любой момент из любой двери.
Коридор закончился дверью. Распахнув ее и оказавшись в зале, где прохаживались пассажиры, Гриша отпустил руку девушки и встряхнул на себе куртку. Здесь не бегают. Даже когда за тобой гонится убийца.
И в этот момент рядом с ним брызнула крошевом огромная стеклянная витрина, в которой покоились элитные вина Жидкова.
– Мы на выставке пойла, Гриша! – со странной радостью прокричал Гера.
Толстостенное стекло хряснуло и осыпалось сотнями осколков. Оно словно осело под давлением невидимой силы.
Очередная пуля разбила стекло и, срикошетив от стены, врезалось в пятилитровую бутыль с бордо. Сосуд треснул, уменьшился в размерах и выбросил из себя полведра драгоценной выпивки. Запах уксуса ударил Грише в лицо.
– Сколько лет этому вину?! Триста?! – прокричал он под визг и топот разбегавшихся, как тараканы, пассажиров.
И в этот момент он наконец-то увидел глаза убийцы.
Молодой черноволосый парень лет двадцати, сжимая пистолет с прикрученным к нему глушителем, мчался к нему, расталкивая перепуганных зевак и не сводя глаз со своей жертвы.
«Так вот почему я не слышал выстрелов», – подумал Гриша, глядя на длинный ствол его пистолета.
После выстрелов зал мгновенно превратился в участок местности, похожий на тот, над которым кружат чайки, завидевшие косяк сельди. Дико визжа на разные голоса, двадцать или тридцать экскурсантов стали метаться в зале, словно не видели из него выхода.
Над головой Гриши раздался страшный грохот – комплекс полок, на которых стояли бутылки, поехал в сторону, и теперь бесценные напитки лились на стальной пол лайнера.
Недолго думая, Гриша схватил первую попавшуюся под руку бутылку, но перед тем как запустить, потратил секунду на то, чтобы рассмотреть.
– Лишь бы руки не отсохли, – прохрипел он и, широко размахнувшись, запустил вино урожая сорок девятого года стоимостью в двадцать тысяч евро в голову оскалившегося на бегу стрелка.
– Гриш, второй!.. – донеслось до его слуха.
И Гера, сбитый с ног навалившейся на него Кирой, почувствовал, как на голову ему сыпятся сотни осколков.
– Гриш, второй!.. – донеслось до его слуха.
И Гера, сбитый с ног навалившейся на него Кирой, почувствовал, как на голову ему сыпятся сотни осколков.
Выбираясь из завала, он оттеснил Киру в расположенный неподалеку коридор, чтобы как следует рассмотреть того, кого девушка окрестила вторым.
Удивительно, как два этих пострела были похожи друг на друга! Специально их Жидков подбирал, что ли?
Первая брошенная Гришей бутылка угодила в цель. Не сумев вовремя увернуться, один из стрелков получил по голени болезненный удар и, потеряв равновесие, плашмя растянулся на мраморном полу.
Увидев, как второй поднимает руку, Гера схватил с пола бутылку белого столового и, сделав для придания снаряду ускорения шаг навстречу, метнул ему в голову.
Бутылка просвистела по прямой и с отвратительным звуком ударила цель по голове.
Пошатнувшись от такой награды, киллер сделал шаг в сторону, присел, поднялся и упал на колено. Для удара насмерть бутылки оказалось недостаточно, однако для того, чтобы вывести из строя, – хватило.
Распахнув следующую дверь, Гриша едва сумел удержать себя на вершине пропасти.
Вниз уходила крутая лестница, и конца ей не было видно еще и потому, что она, изгибаясь, подобно винтовой, полукругом заворачивала за угол. Это роскошное судно. Наверное, самое роскошное в Европе. Здесь даже трюмные помещения были отделаны красным деревом, а потолкам из тонко нарезанных гранитных пластин позавидовал бы любой отель мира. Гранит был нарезан пластинами толщиною в шоколадную плитку, и в середине каждой отполированной пластины сияло отверстие, из которого струился свет. Самих светильников не было видно, они находились где-то в глубине, и эта задумка архитектора давала возможность каждому спускающемуся вниз представить, что он добровольно начал спуск в преисподнюю.
Отверстия пускали с потолка на ступени яркие лучи, и Грише трудно было подавить уверенность, что это лучи искусственного происхождения, а не последний луч света для каждого, сюда входящего.
– Нам нужно спешить, – вполголоса предупредил он Киру, которую захватили те же чувства. О чем именно думала она, узнать было, конечно, невозможно – не было на то времени, но напряжение на ее лице свидетельствовало только о подчинении тем же мистическим знакам.
Они уже порядком устали, когда где-то наверху, прямо над их головами, раздался шум. Гриша узнал этот звук. С таким же грохотом открывалась дверь в ресторан первой палубы.
«Если в конце этой лестницы окажется запертая дверь, мы пропали», – подумал он, и, если бы рядом с ним был мужчина, он обязательно сказал бы это вслух. Гера был двумя ступенями ниже, он все равно не расслышал бы ни звука. А принять на руки потерявшую сознание жену ему не хотелось, и он произнес:
– Эта дорога мне знакома. Скоро мы окажемся в безопасности.
– Откуда ты знаешь?!
– Мы здесь тебя искали.
– Что говоришь? – прокричал Гера.
– Я говорю, бежим вниз!
Еще более громкий шум заставил его остановиться и прислушаться. Звук торопящихся вслед за ними ног прекратился, и это было странно. Но этот хлопок, а после и шум, очень похожий на тот, какой слышали туристы в Таиланде за минуту до появления цунами…
Поняв и похолодев, он схватил Киру и повалил на ступени. Для этого ему пришлось забежать вперед и подхватить ее на руки.
Зачем он это делал – вот вопрос, на который он себе вряд ли ответил бы, озадачься этим. Пущенная из пистолета пуля, отражаясь от полированного мрамора стен, стремительно уходила вниз, послушно меняя направление после встречи с препятствиями.
Пуле некуда было вонзиться. Округлые, идеально гладкие формы уходящего вниз коридора заставляли ее лишь терять скорость.
Человек Жидкова оказался необыкновенно умным человеком. Зачем бежать, если можно стрелять и спускаться, храня надежду на то, что какой-то из снарядов свое дело сделает?
Первая пуля, взвизгнув над головами Гриши и Киры, последовала вниз.
Значит, уронил он девушку все-таки не зря.
Вторая прочертила на коричневом мраморе борозду длинною в полметра и, выбив искру, с гулом ушла за первой.
– Черт возьми! – вскричал Гера, добавляя неуютной картине совсем уж бесовский оттенок. – Какой сообразительный малый!..
Схватив Киру за руку, Гриша, уже никого и ничего не боясь, потащил ее вниз. Пули устремлялись вслед за ними в разных направлениях, предугадать их маршрут движения было невозможно, а поэтому не было смысла останавливаться и предпринимать какие-то меры. Теперь все в руках того, кто изготовил этот коридор смерти…
Поняв, что пути вниз больше нет, Гриша посмотрел по сторонам.
– И куда теперь ведет знакомая тебе дорога? – задыхаясь, сухо пробормотала Кира.
«А черт его знает!» – подумал Гриша, бросая взгляд в глубь темного коридора.
Снова ухватив жену за запястье, он побежал вперед.
– Я не могу больше! – сорвалась на крик она.
Просвистев над ее головой, пуля с треском вошла в пол коридора, срикошетила и вонзилась в потолок. Он осыпался гранитной пылью, и только теперь Гриша понял, почему здесь так темно. Как бы ни летели пули, какую траекторию ни принимал бы их полет, каждая из них закончила свою жизнь в этом потолке. Шесть или семь отверстий зияли в одной гранитной пластине, и каждая из них выбила наружу сухую взвесь, стоявшую теперь в воздухе неоседающим облаком.
– Надо! – взмолился Гриша и повел ее дальше.
– Куда мы идем?! – взорвался Гера.
– Хочешь – останься!
Гера не хотел.
«Куда мы идем? – думал Гриша. – Куда приведет следующая дверь? К ведру и двум швабрам, прислоненным к стене?»
Коридор закончился, как он и предполагал, стеной. Но слева от нее была дверь, замкнутая на обычный английский замок.
«Только не ведро и швабры», – пронеслось в его голове, когда он каблуком вбивал внутрь замок следующего помещения.
Когда он наконец открыл дверь, то рассмеялся как сумасшедший. Стоящая за его спиной Кира кашляла и лишь в бессилии колотила его кулаком по спине. Понять ее было нетрудно – сейчас был не самый подходящий момент для веселья.
Гриша смеялся, упершись рукой в поврежденную дверную коробку, и смотрел наверх.
Туда вела точно такая же лестница. С такими же мраморными стенами, с гранитными пластинами, из которых струился яркий, очень похожий на солнечный, свет.
То, что Гришу довело до возбуждения, Геру привело в отчаяние.
– Господи, мы никогда не выберемся из этого проклятого лабиринта!.. Как я ненавижу корабли!.. Боже мой, как я их ненавижу! Эти мачты, форштевни, паруса, педерастические команды капитана!..
И он замолчал, потому что рука Киры врезала ему по уху.
Подъем отличается от спуска тем, что ноги перестают слушаться гораздо быстрее. Кира смотрела на ненавистные стены, ресницы ее были влажны от слез, и она мечтала о январской Москве, об открытом ветреном месте, как на Патриарших, когда о слезах быстро забываешь, потому что они мгновенно превращаются в лед… о ночных разговорах с Гришей… о картошке, которую она ему жарила…
Несмотря на гудящую вентиляцию, на лестнице было невероятно душно. Стремительный подъем наверх выбивал из сил, и подошел наконец момент, когда Кира просто не могла идти дальше.
– Знаешь что, – садясь на ступени, произнесла она минуту назад придуманную фразу, – вы сейчас пойдете дальше, а потом спуститесь за мной…
Она бы, верно, возненавидела Гришу, если бы он стал с этим спорить. И поблагодарила бы, если бы услышала: «Конечно, я так и сделаю».
Но произошло то, чего она никак не ожидала. Сначала она невидимой силой была поднята вверх, а после мир перевернулся, и она стала видеть все наоборот. Теперь вверху перед ней тряслись мраморные ступени, а под ними сиял идеальной полировкой гранитный потолок.
– Гриша, – прошептала она, закрыв глаза, – что мешало тебе делать это в Москве… при других обстоятельствах?..
Он ее не слышал. Он оскорблял обидным словом архитектора, задумавшего эту лестницу выше ее сестрицы с обратной стороны коридора. Он понимал, что оскорбления бессовестны, что здесь такое же количество ступеней, что и там, где их едва не пристрелили, но ничего не мог с собой поделать.
И когда перед глазами его забрезжил более мощный свет, он не поверил, что дошел.
Врезав по двери ногой, он принял на себя яркий свет, как пулеметный огонь. Зажмурился и вошел в коридор, полный пассажиров.
Оглядевшись, он с изумлением покачал головой.
Это был длинный, почти бесконечный коридор, одна стена которого была завешана фотографиями знаменитостей.
Он появился внезапно, с вызывающим шумом, нехарактерным для этих мест. И когда от него шарахнулись в сторону десяток посетителей, он поставил жену на ноги, смахнул с лица пот и объяснил коротко:
– Мы всегда это делаем по ночам.