Беда.
Палатку ставить не стали, я по-быстрому сварил ужин на костерке, потом засунул его в спальник, залез в свой и моментально отрубился.
Устал.
За ночь опухоль на его ноге опять спала.
Да и сам он сказал, что спал почти нормально, на удивление.
Я сбегал, умылся в ручье, мы позавтракали и пошли дальше.
…Видимо, мы немного ошиблись с выбранным темпом.
Да и, к тому же, чем ниже мы спускались, тем сильнее припекало жаркое южное солнце.
Короче, к обеду вымотались так, что на ногах не стояли.
Правда, прошли — прилично, даже местность почему-то не очень знакомой показалась.
Решили, что — хорош.
Нашли живописную полянку рядом с древним, на удивление отлично сохранившимся дольменом, я кое-как разбил что-то похожее на лагерь, развел костерок, сбегал к реке за водой.
— Как ты, Серый? — спрашиваю.
— Да вроде ничего, — отвечает. — Только устал как собака на одной ноге-то скакать…
— Понимаю, — говорю.
— Да херня, — отмахивается. — Тут-то уже — дойдем. Какие проблемы. Вот, помню, нас однажды на Эльбрусе буран прихватил…
— Слышь, — смеюсь, — «буран». Ты меня со своей альпинистской братвой не путай. Я в ваших делах — чайник чайником…
— Да нет, — улыбается, — ничего, нормально держишься. А давай, кстати, водки выпьем! У нас же осталась, так какой смысл ее дальше вниз тащить. Да и мне «обезболивающее» лишним не будет.
— Давай, — киваю. — Сейчас только пожрать приготовлю…
— Угу, — соглашается.
Процесс готовки, правда, немного затянулся.
Пока я перекурил, пока палатку как следует закрепил, пока то да се.
Короче, к тому времени, как я разлил «по первой», уже начало смеркаться.
Там, наверху, на заснеженных склонах еще царил яркий, чуть по-вечернему розоватый свет, а здесь, в лесистой долине, уже вовсю наваливалась плотная южная темнота.
Потрескивал, рассыпая искры и высвечивая багровыми бликами высящийся рядом с палаткой древний дольмен, задумчивый вечерний костер.
Шумела перекатами шальная горная речушка.
Дымился, остывая, котелок с заваркой.
Хотелось поговорить.
Но сначала — выпили.
Отдышались, задымили сигаретами.
Он поуютнее устроил рюкзак за спиной, закинул руки за голову.
— А вот интересно, — говорит, — Дим, ты ж вроде историк по образованию?
— Да нет, — отвечаю, — филолог. А какая на хрен — здесь и сейчас — разница?!
— Большая, — вздыхает. — Видишь дольмен этот?
— Вижу, — жму плечами. — И что?
Он опять вздыхает:
— А вот был бы историк, рассказал бы, кто, когда и зачем эту херню здесь построил. Веришь или нет, но я их за свою жизнь столько здесь, на Кавказе, перевидал — всегда интересно было…
— На этот, — смеюсь, — вопрос, тебе, Серый, боюсь, и вполне себе профессиональный историк ничего не ответит. А если и ответит, то верить ему — ну, совершенно не стоит. Потому как ученые до сих пор спорят. А по-русски говоря, гадают на кофейной гуще: на кой ляд древние люди эти каменюки друг на друга ставили. Все, что известно, — верхний неолит. Культура так и называется — «культура дольменов». А что, зачем и почему — непонятно. Кто-то говорит — древние святилища, кто-то — могилы. А как было на самом деле — да кто ж его знает…
Серега хлопает себя по карманам.
Выуживает из бокового новую пачку сигарет, задумчиво вертит в руках.
— Да, — вздыхает. — Верхний неолит — это ведь поздний каменный век? Я, когда в Долгопу по молодости поступал, думал — физика самая сложная и интересная наука. А человек, оказывается, — и сложнее, и интереснее…
— Ты на физтех поступал?! — удивляюсь. — И как, поступил?
— А как же, — пожимает плечами. — Закончил, кандидатскую защитил. Кому это сейчас на хрен нужно… Хорошо еще, альпинизмом в студенчестве увлекся. Сделали с парнями бюро путешествий, иностранцев по горам таскали. Начальный капитал на этом подняли, это уж потом турагентство раскрутили…
Вот оно как, оказывается…
— И как, — спрашиваю, — не тянет обратно в академическую науку?
— Да нет, — жмет плечами и снова ворочается, устраивая поудобнее больную ногу. — Не тянет. Вот в горы — тянет, а туда — нет. Если б тянуло — давно бы ушел, денег на жизнь уже нормально заработал. Ты, кстати, давай, разливай еще по одной. А то мне тянуться далеко…
— Хорошо, — говорю.
Разлил.
Плеснул, на всякий случай, в костер — жертву древним духам этого места. Передал ему пластиковый стаканчик с водкой.
Он задумчиво повертел его в похожей на медвежью лапу ладони.
— А так, — говорит, — херня вся эта физика. Вот смотри — здесь много лет назад люди жили. Такие же, как мы. Так же, наверное, костры жгли, по горам лазили, рыбу ловили. Ну, не совсем так, но это роли не играет. Вот эти дольмены построили. Как построили, с их-то технологией, зачем, почему?! Никто не знает. А ведь не прихоти ради они эти плиты тесали да в горы волокли, согласен? Точно ведь, нужда какая-то была, по их меркам, вполне себе даже и серьезная. Нешуточная, можно сказать, нужда. И что дальше? А дальше — сидят два оболтуса у их древней святыни да водку пьют. Нормальный финал, а?!
— Финал как финал, — жму плечами. — Бывали и похуже…
Подбрасываю сучья в костер, достаю оттуда головёшку, прикуриваю новую сигарету.
Блики костра причудливо играют на древних щербатых плитах.
— А ты что, хотел, чтоб мы здесь, перед этими древними каменюками, по стойке смирно стояли?
Он хмыкает.
— Да нет, я не об этом…
Я глубоко затягиваюсь и выпускаю дым, стараясь, чтобы он шел колечками.
— Да я понимаю, что ты не об этом. «Суета сует и все суета». Знаешь, сколько веков назад эта фраза написана? Так что твоя меланхолия тоже свою историю имеет. И думаю — не в одно тысячелетие длиной. Вот ты тут о людях «культуры дольменов» переживаешь, что они, так же как и мы, костры жгли. А откуда ты знаешь, о чем они у этих костров разговаривали? Может, о том же самом…
Он улыбается и опрокидывает водку из стаканчика в рот, явно призывая меня сделать то же самое.
Подчиняюсь.
И не могу сказать, что без охоты.
Остатки снова выплескиваем в огонь.
Традиция.
Сколько веков, интересно, этой традиции?
— Ничего-то ты, Дим, не понял, — выдыхает.
Занюхивает рукавом.
Улыбается.
— Мне фиолетово, о чем они у этих самых своих костров думали, — чешет обгоревший на ярком горном солнышке нос. — А вот то, что я здесь и сейчас думаю и чувствую, — для меня жизненно важно. Для меня, не для них, понял?! И куда все это денется после того, как я умру, — тоже важно. Понимаешь?
— Понимаю, — вздыхаю. — Что ж тут непонятного-то. Наливать?
Смотрит на меня.
Потом мотает башкой, кивает каким-то своим мыслям.
— Ну и жук же ты, Димыч, — смеется. — Наливай, конечно…
На следующий день мы напоролись на конный разъезд егерей заповедника. Знакомый егерь дядя Гриша обматерил нас как следует за легкомыслие и вызвал по рации транспорт.
У Сереги действительно не было перелома, хотя пару недель поскакать на костылях ему все-таки пришлось.
Жена, кстати, когда он домой, в Москву, на костылях вернулся, — пригрозила убить и больше в горы никогда не пускать.
Ну, это ерунда…
А вот то, что мы потом не смогли найти этот самый заветный дольмен, у которого так славно просидели, — уже немного настораживает.
И я его искал, и Штурмин, и вместе ходили…
Да и дядя Гриша говорит, что нет в этом месте никаких дольменов.
Вот там, за перевалом — до хрена и больше.
А здесь, да еще и в такой сохранности — никто не видел.
Да и, самое смешное, — мы же по долине вдоль речки шли. Ну некуда ему, заразе, деться.
Вот речка.
Вот долина.
А дольмена — нет.
Прямо мистика какая-то, да и только.
Ага…
От третьего лица
Одна короткая зарисовка
…Приятель тут недавно позвонил.
Глеб Ларин.
Он у меня, как бы это сказать-то помягче… человек, время от времени… гкхм… злоупотребляющий.
Потому как — ранимый и одинокий.
Как, в принципе, многие…
…Ну, и — злоупотребил.
Нормально так злоупотребил.
По-мужски.
А наутро, естественно, — голова.
Которую, как известно, пивом не обманешь.
Зато, как считает этот придурок, можно обмануть косячком.
Под пиво, разумеется.
Вот и скрутил джойнт, совершенно, по его собственным словам, нереальных размеров.
Только сделал две первые глубокие затяжки, поднял глаза и видит — за окном мужик болтается.
Смотрит на него безумными глазами прямо сквозь стекло.
Всё.
Приехали.
Двадцать четвертый этаж — так, на секундочку.
Глюк, не иначе…
Приятель настолько офонарел, что открыл окно и дал глюку дернуть.
Под пиво, разумеется.
Для большего, так сказать, эффекта.
Оказалось, правда, что это не глюк, а верхолаз, промышленный альпинист.
Они у них стекла в доме с улицы моют, а от него, — от верхолаза, в смысле, — позавчера жена ушла.
Вот он вчера и нажрался.
И теперь ему очень даже непросто тут висеть, понимаешь.
Так что за пиво — отдельное спасибо.
А еще, кстати, есть?
Пришлось идти на кухню, к холодильнику.
А потом Глеб его еще и ромом угостил…
— Ты чего звонишь-то? — интересуюсь. — Хочешь поделиться, как с верхолазом бухали?
— Да нет, — вздыхает. — Просто ты, Дим, умный. Потому и советуюсь. Скажи, я вообще-то правильно поступил?
— Ты, — сглатываю, — вообще о чем сейчас говоришь?!
На том конце провода — гулкое сопение в трубку.
Я медленно холодею:
— Он вообще как?! Живой?!
— Не знаю, — вздыхает, наконец. — Наверх фактически бездыханным уехал. А до этого — песни орал. Громко. Соседи милицию вызывали…
— Тьфу ты, мудак, — плююсь в трубку. — Ты, вообще, зачем звонил-то?! Ну, откуда мне знать, правильно ли ты поступил, нажравшись, сука, с промышленным альпинистом?! И фактически своими руками сдав его, бедолагу, в ментовку. Ты что, вообще охуел?!
И трубку бросил.
Вот что, спрашивается, у людей, вместо головного мозга?!
И это — мой друг.
Идиот…
Вышел на балкон покурить, посмотреть на набережную и успокоиться.
У нас отличный вид с обоих балконов.
Четырнадцатый этаж.
Рядом — Серебряный Бор.
Фактически, прямо под окнами.
Ага.
Сделал пару затяжек, осмотрелся по сторонам — не висит ли где поблизости какой промышленный альпинист.
А то бы я сейчас, наверное, бухнул…
Фитнес-леди
1.Какой-то удивительно мерзкий день сегодня.
Даже для слепого московского ноября.
На улице — мокрый грязно-серый снег, ветер порывами, слякоть.
По квартире сквозняки гуляют.
Просыпаться не хочется совершенно.
А надо.
Отключил будильник на мобильном телефоне, охнул, потягиваясь и опуская ноги на холодный пол.
Кот, спавший в ногах, посмотрел на меня как на безумного и отправился зарываться поглубже, под одеяло. Ближе к подушке, где еще сохранилось оставшееся от моего тела тепло.
Я ему только молча позавидовал…
К жене в спальню решил даже не заглядывать.
В лучшем случае — просто наорет.
В худшем — даже не хочу себе представлять.
Ага.
Хорошо ей, блин, нигде не служить-то.
Свободный художник, так сказать.
Хотя, с другой стороны, — тоже не позавидуешь…
Доплелся до ванной, умылся, почистил зубы, кое-как причесался.
Нда…
Стричься пора.
Да и — взгляд на ногти — маникюр тоже неплохо бы сделать, а то совсем себя запустил.
Все некогда.
Ладно, на следующей неделе подстригусь…
Прикрыл дверь в спальню жены поплотнее, чтобы не разбудить, — и отправился на кухню, включать шумную кофеварку и жарить яичницу с помидорами.
У меня вообще всего три «дежурных блюда», если приходится завтрак самому готовить: овсянка на воде с бутербродами, сосиски в микроволновке с горчицей и соленым огурцом и яичница с помидорами.
Жена постоянно по этому поводу ругается.
А напрасно.
Мне-то ведь нравится, а это — самое главное…
В этот самый момент он мне и позвонил.
Игорь, мой финансовый директор.
А когда тебе в такую рань звонит финансовый директор — пусть даже и не по делу, а просто сказать «здрасьте» или обменяться впечатлениями о вчерашнем футболе — жди неприятностей…
Можно сказать, народная примета.
Проверено.
Ни разу не подводила…
— Привет, Глеб, — сопит.
— И тебе не хворать, — отвечаю. — Давай, не тяни. Выкладывай, что за дерьмо опять в конторе приключилось?
В трубке почти злорадно хмыкают.
— Да ничего особенного. Пока. — Я просто вижу, как он пожимает плечами на том конце провода. — Но желательно твое участие. Как раз, чтобы никакого такого дерьма в самое, что ни на есть, ближайшее время не произошло…
— И что? — отхлебываю обжигающий кофе, щелкаю зажигалкой, прикуривая первую утреннюю сигарету.
— Да повстречаться бы надо, — отвечает. — Желательно — не в офисе…
На минуту задумываюсь.
— Разговор долгий?
— Да нет, — смеется, — минут на пять, максимум на десять.
— Ну, тогда, — принимаю решение, — подскакивай минут через сорок на набережную. Знаешь, где у меня фитнес? Вот перед ним по бережку и прогуляемся.
— Ок, — говорит, — заметано.
Я положил трубку и принялся разбивать яйца на сковородку.
До клуба ехать всего минут десять, так что хоть пожрать успею.
А потом порешаю с ним вопросы и залезу в бассейн. Отмахивать дежурный утренний километр.
Без этого — уже никак.
Когда мужику исполняется сорок лет, он почему-то всегда резко задумывается о своей спортивной форме. Видимо, потому, что если уж и в этом возрасте не вспомнить о собственном организме — самое время начать заботиться о душе.
Хотя о ней, родимой, всегда, конечно, помнить надо.
Но не всегда, увы, получается.
Вот такая вот поганая диалектика…
Мне еще повезло, что я в свой сороковник от силы на тридцать с небольшим хвостиком выгляжу.
Конституция такая.
И — сила воли, если честно.
Не то что у некоторых.
Когда сила есть, воля — тоже в наличии, а вот с силой воли — проблемы просто-таки самые что ни на есть вопиющие…
Потому как без этой проклятой силы воли ни одна конституция не поможет.
Даже если она самая, что ни на есть, правильная…
Кое на кого из своих ровесников я просто уже без слез, честно говоря, и взглянуть-то не могу.
Иногда даже кажется, что они специально так выглядят, чтобы постоянно напоминать, сколько мне, несчастному, вроде как совсем недавно годочков исполнилось.
Кошмар.
Дожевал яичницу с черным хлебом, выхлебал еще одну чашку кофе, проверил почту в компьютере, глянул курс валют, убедился на новостной ленте, что ничего особо выдающегося за время моего сна в мире не произошло.
И слава Богу.
Последнее время почему-то новости и в интернете предпочитают появляться исключительно со знаком «минус».
Все-таки старею, наверное.
Оделся, закинул на плечо сумку со спортивными прибамбасами и пошел вниз, к машине.
Жена продолжала спокойно спать.
Везет ей…
Проснется — позвонит.
Спросит сонным и требовательным голосом:
— Ну, и где тебя черти носят?!
Или сам позвоню.
Часикам эдак к двенадцати.
К тому времени уже точно проснется…
Когда я подъехал, Игорь уже ждал меня на стоянке перед фитнес-клубом. Сидел в машине, разумеется.
В такую погоду хороший хозяин собаку из дома не выгонит.
Но мы все-таки пошли прогуляться.
Не собаки, чай.
Люди.
Существа куда более терпеливые и приспособленные.
Иначе б не собаки, а люди сидели по конурам, а они нам чесали когтями за ухом.
Иногда мне даже кажется, что мир в этом случае был бы гораздо симпатичнее…
А так…
Некоторые наши разговоры даже привыкшим ко всему на свете водителям лучше не слышать, просто по определению.
Спится, знаете ли, спокойнее.
И им, и нам, что самое характерное.
Ага.
Особенно, когда они, эти самые разговоры, касаются совершенно ненужного, с нашей точки зрения, внимания акционеров нашего предприятия к некоторым сугубо приватным финансовым операциям…
Тут-то она нам навстречу и попалась.
Высокая, длинноногая, разгоряченная быстрым, размашистым бегом.
В высоких белых кроссовках, стильном, идеально сидящем на ладной фигурке итальянском спортивном костюме, с кокетливо выбившейся из-под черной шапочки светлой прядкой волос.
— Привет, — говорит, тяжело дыша, — Глеб. Заниматься приехал?!
— Угу, — отвечаю, пытаясь согреть дыханием замерзшие пальцы.
Опять, блин, перчатки в машине забыл.
— И тебе здорово. А ты все бегаешь?
— Ага, — улыбается. — Позвони мне как-нибудь, хорошо? Потреплемся обо всем на свете помаленьку. Тут ведь много чего происходит, правда? А то я пока еще свою норму не выполнила, некогда болтать особо…
И дальше понеслась сквозь ветер и мокрый снег.
Я только кивнуть успел.
Пока приходил в себя, пока прикуривал — Игорь так и стоял с отвисшей челюстью.
Он вообще-то — здоровый мужик.
Высокий, широкоплечий.
Худощавый, чуть лысоватый.
Я-то сам в мужской красоте, к счастью, ни фига не понимаю, но девки на него — пачками вешаются…