— И вы отправите такого ребенка одного? — не веря своим ушам, спросил Яша.
— Я бы к нему часто приезжала… — доверчиво объяснила эта милая женщина.
— Но вы понимаете, — начал Яша, все еще подыскивая слова, — что в чужой стране, среди чужого языка он переживет стресс, может убежать, бродить один, голодать, покончить с собой от тоски?!..
— Вы так считаете? — прошептала она… — Я думала… дельфины, лошади… ослики…
Яша, трепетный отец, самолично покупающий дочерям все, — от свитеров до прокладок, — смотрел на эту измученную жизнью идиотку и испытывал нестерпимую жалость, безадресную тоску и желание прибить ее, на хрен.
…пока Клавдий забрасывал нас цифрами, с тщанием ребенка, играющего в песочке на морском берегу, Верховный сидел в грязном пластиковом кресле и был похож на засыпающего филина. Время от времени он засовывал в рот указательный палец, выковыривая что-то из зубов или добывая из-за щеки какие-то огрызки, — только что вся московская коллегия Синдиката торжественно отведала в столовой «Пантелеева» селедку под майонезом, обугленную ногу кошерной курицы с бурой подливкой и запила это пиршество богов липким, кисейно-розовым киселем… С Верховным приехала одна из чиновниц его канцелярии — толстая бесформенная дылда в широченных коротких брюках и мужских сандалиях на босу ногу. Вся она была завешана пегой крашеной гривой, рассыпанной по толстой спине, по пудовым грудям, по могутным плечам… Кого-то она мне мучительно напоминала.
— На кого похожа эта женщина? — спросила я Яшу, взывая к его легкому на подъем воображению карикатуриста… Он поднял голову и почти без паузы отрывисто бросил:
— На морского льва…
У Клавы вид был загадочный, он поглядывал на часы и явно ждал кого-то, кто явится сейчас с бо-ольшим сюрпризом.
И явился. Двери конференц-зала открылись, в них стоял Клещатик… В этом было даже что-то кинематографическое. Я сразу поняла, что наш Дед Мороз приехал не с пустыми руками…
— Норувим! — воскликнул Клава, — ты опоздал, замбура, я тут почти сдохнул!
Верховному он пояснил на иврите, что Синдикат в настоящее время готовит грандиозную акцию, предназначенную стать историческим символом эпохи. Операция будет названа «Возвращение из глубин» и, безусловно, войдет отдельной главою в новейшую историю Синдиката, да и всего еврейского народа… Господин Клещатик, всем известный наш генеральный подрядчик, но, кроме того, и генератор творческой мысли, шлифовальщик, так сказать, идеи, сделает краткое сообщение о сути Проекта… Яаков, брось эти скабрезные почеркушки, займись своим прямым делом — Восхождением. Переводи Норувима!
Яша обреченно поднялся… Он, с его талантом прирожденного синхрониста, всегда отдувался на таких вот чиновных тусовках…
Клещатик не торопился… Я загляделась на то, как готовится он к речи: легкая улыбка по сторонам — предвестником грядущих перемен… Беглый, но не суетный осмотр манжет, высвобождение платиновой запонки из петли, деликатное покашливание, плавное, успокаивающее (вы в надежных руках!) потирание ладоней… Вообще, на фоне непрезентабельных и, по обыкновению, расхристанных израильтян (баба Нюта не в счет) он выглядел элегантным…
— Собственно… — наконец проговорил он негромко, — сама идея Проекта лежала на поверхности и витала в воздухе с тех пор, как был организован департамент Розыска потерянных колен… С гордостью замечу лишь, что этот департамент, во многом инициированный моим наитием о нерасторжимости генетической и психологической связи разных этнических групп еврейского народа, за последние месяцы выдал беспрецедентные результаты! И сейчас можно смело предсказать, что с течением времени все потерянные колена — вернее, их развеянные по всей земле потомки, конечно же, будут идентифицированы, собраны и ориентированы — согласно идеологии Синдиката — на Восхождение!
И первой ласточкой станет нестандартный рейс, совершенный сюрприз для самих восходящих, полагающих, что взошли по трапу на обычное туристическое судно, везущее их на двухнедельную речную-морскую прогулку… Индивидуумы, которых мы отберем для этого исторического рейса, якобы выиграют бесплатные билеты в одной из наших всегдашних лотерей. Всех их ждет удивительная метаморфоза: они взойдут на корабль, еще не догадываясь о своей великой миссии, — в конце концов, героическая история Синдиката изобилует если не подобными, то схожими операциями, проведенными в тайне, под покровом ночи: все помнят знаменитые переброски эфиопских евреев — «Операцию Шломо», «Операцию Моше»… Да и в Стране никто (за исключением отдельных ответственных лиц) не будет ожидать ту поистине мировую сенсацию, которая буквально взорвет весь народ в средствах массовой информации… А на судне тем временем психологи, инструктора и специалисты по Загрузке ментальности активно будут работать с мировоззрением тех, кто не подозревает о своей сокрытой до поры до времени миссии: восстать из пепла истории, из забвения народа, из вековечной мечты о воссоединении…
Яша переводил, и выражение его лица невозможно было описать! В бессильной оторопи он шарил взглядом по лицам коллег, пока не наткнулся на мое лицо. Несколько мгновений мы глядели друг на друга… я покачала головой, он отвел глаза…
Перестав ковырять в зубах, Верховный внимательно прислушивался к обволакивающему речитативу Клещатика. Да и все остальные, честно говоря, поплыли по волнам его голоса… Клавдий сиял: наконец-то он вставит замбуру всем этим иерусалимским бездельникам! Наконец на него перестанут сыпаться шишки, — наоборот, хоть толика лавра, который так любит он добавлять в свой коронный паприкаш, увенчает его добрую потную лысину!
— Да, это потребует от Синдиката немалых затрат, возможно даже затрат гигантских! — грозно возвышал голос Клещатик и был похож на привставшего на цыпочки дирижера, показывающего fortissimo группе духовых… — Да, надо будет потревожить дополнительных спонсоров, потеребить фонды, не надо бояться миллионных вложений. Но когда первые три сотни из восстановленных колен взойдут на вновь обретенный берег, когда Верховный синдик протянет приветственно руку первому взошедшему из потерянных колен… О, вообразите эти фотографии, этот восторг журналистов, историков, простых людей… Можно смело предсказать, что подобный рейс станет лишь первой ласточкой в начале великого пути Восхождения из глубин прошлого!
Так-так, подумала я, очень интересно… Предупредить Абрашу, чтоб жена загорала на другой какой-нибудь палубе, не на этой…
— Класс! — воскликнул Панчер, подпрыгнув и высоко закинув ногу на ногу. — Мои поздравления, Ной Рувимыч! Здорово заверчено! Только условие: частью восходящих колен станут мои Юные стражи Сиона!
— Но ведь это мой проект, мой! — вдруг со страшной обидой воскликнул Изя Коваль. — Это была моя идея!
— Дорогой мой, — с мягким нажимом возразил Клещатик, — идеи, как известно, витают в воздухе… Или… или приплывают по воде! — и усмехнулся своему каламбуру.
И дальше он перешел к технической части своего проекта, — а по затратам это уж был всем проектам Проект: подробно разъяснял — каких средств потребует изменение обычного маршрута, ночная пересадка на морской лайнер… и прочие частности, которые я уже не слушала… Выловила только своим писательским скабрезным слухом, что первым теплоходом станет «Илья Муромец», а вторым — «Очарованный странник»… У меня не было причин предполагать в этом какой-то специальный умысел Ноя Рувимыча, я только вообразила себе группу заспанных очарованных странников на верхней палубе, в полном остолбенении рассматривающих купол Бахайского Храма, портовые помойки и улицы утренней Хайфы, петляющие по горе Кармель…
Затем поднялся Клавдий и строго предупредил о сугубой секретности Проекта. Напомнил, что при найме на работу в Синдикат мы подписывали соответствующие бумаги о неразглашении определенной информации. Так вот, настоящий Проект как раз и является таким засекреченным материалом. И если кто-то из нас…
Мы с Яшей опять переглянулись. Все равно, подумала я, Абраше позвонить, нагородить, наврать, дезинформировать…
Между тем в продолжении исторической генеральной переклички несчастные инструкторы местных наших отделений, согнанные в спешном порядке в «Пантелеево» из всевозможных Курска, Петропавловска-на-Камчатке, Сочи, Самары сидели в большом зале и с трепетом ожидали — как благоговеющая паства ожидает появления Папы Римского — выхода к ним Верховного.
В конференц-зале Клещатик продолжал разъяснять мельчайшие, давно продуманные детали Великого заплыва колен, приводил суммы — дикие, на мой взгляд, но ничуть, похоже, не пугавшие Верховного, который проснулся, порозовел, приободрился и, вероятно, представлял уже свой доклад перед Ежегодной Комиссией жертвователей.
Минут через сорок он поднес к глазам руку с часами, наклонился к Клавдию и что-то тихо сказал. И судя по тому, как оживился Клава, можно было догадаться, что Верховный проголодался, следовательно, мозговой штурм захлебнулся, не начавшись: Верховного увозили обедать.
Тогда встрепенулся Яша, поднялся и сказал Клаве по-русски, не глядя на Верховного:
— Клавдий, я хочу напомнить, что в соседнем зале уже два часа томятся люди, на приезд которых Синдикат потратил хрен знает сколько…
— А, замбура !!!— воскликнул Клавдий, хлопнув себя по лбу. — Я забыл!!! — наклонился к Верховному и горячо что-то стал втолковывать.
— Хорошо, — проговорил тот слабым голосом, — я обращусь к ним с горячим словом…
Клавдий метнул на Яшу знакомый взгляд, означающий, что тот должен переводить инструкторам речь высокого начальства.
Тот поднялся, нескрываемо злой, бормоча:
— А сейчас Великий Мастурбатор раздаст народу леденцы…
Синдики цепочкой потянулись за Верховным в зал, где в страшной духоте сидели и ждали выхода к ним высокого начальства пожилые, по большей части, люди…
Видно было, что они уже и не знали что подумать, истомились и давно занимались своими делами: кто-то жевал привезенный из Курска бутерброд или яблочко, несколько баб, собравшись в кружочек и налегая грудьми на столы, изучали флакон с какой-то мазью, купленной в киоске на станции Дорохово, кто-то сидел на подоконнике и читал детектив. Но вот в дверях показался Верховный, плетущийся на ватных ногах так, словно отсидел их давно и навсегда, и наша провинциальная публика вскочила и с радостным испугом зааплодировала.
Быстро они расселись…
Во все глаза я смотрела на этих людей, пытаясь прочесть в лицах хотя бы каплю иронии, насмешки, недоверия… Ведь это к ним в первую голову являлись потенциальные восходящие изо всех медвежьих углов. Каждый из наших страдальцев-инструкторов мог бы рассказать (и рассказывал, и я сама частенько слушала!) невероятные байки, сущие анекдоты, безумные диалоги с сумасшедшими.
Нет, они внимательно слушали умирающий голос Верховного, которого бесстрастным тоном переводил злой как черт Яша.
— Вы должны всеми способами убеждать людей восходить! — вдохновенно выпевал Верховный. — Если б мои родители не взошли, я сейчас сидел бы здесь, с вами! Да, многие опасаются, что не найдут в Стране работы, — особенно те, кому между сорока и пятьюдесятью. Ну что вам сказать?.. Я тоже в этом возрасте, и тоже опасаюсь, что когда кончится время моего пребывания в должности Верховного Синдика, мне придется искать работу…
Инструкторы зааплодировали с явной симпатией и пониманием…
Эти люди получали зарплату в 100 долларов. Все как один, они бы облысели от ужаса, если б краем глаза им позволили заглянуть в распечатку банковского счета Верховного Синдика.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Microsoft Word, рабочий стол,
папка rossia, файл sindikat
«…вчера сидели с Яшей допоздна, обсуждали мореходную аферу Клещатика.
Он слегка отошел от потрясения, обдумал ситуацию и считает, что мы не должны вмешиваться в эту Великую совместную акцию Синдиката с Норувимом по рекордной дойке американских спонсоров и что тех не убудет, если три сотни российских граждан прокатятся до Хайфы…
Я спросила — до Хайфы… а дальше? Яша сказал охотно — до Хайфы и обратно. Ты ведь не думаешь, что двухнедельной морской прогулки, даже и в компании с психологами и с мастерами заплечных дел по Загрузке ментальности, для кого-то, будь он самым распоследним идиотом или сумасшедшим, будет достаточным для того, чтобы поверить в эту мыльную оперу с коленами, бросить свои квартиры-дачи… работу-досуг… и… остаться в Израиле?!
— Но мы же бросили, — возразила я упавшим голосом…
На что Яша резонно и терпеливо ответил, что время было другое, и мы были другими. Вернее, стали другими…
— Но Клещатик ни словом не обмолвился об обратном рейсе!
Мало ли — не обмолвился… А куда он денется, этот корабль? Отгремят салюты, Кнессет отметит торжественный многоколенный приезд, ну, может, кто-то из пассажиров лайнера и решится, так и быть, взять пакет на обустройство, положенный каждому взошедшему… быстренько вставить зубы или, там, снять катаракту на левом глазу… А потом — шалишь: детки-детки, по домам…
Я совсем расстроилась… Тем более что за последние месяцы в отдел Инструктажа департамента Восхождения обращаются, в большинстве своем, действительно, сумасшедшие. Являются поговорить о своей судьбе. О судьбе России. О судьбе Израиля. Разведать — что где могут дать. И вообще, покалякать, заполнить на всякий случай анкеты — пусть будут. Российский человек привык к всевозможным бланкам и верит в них больше, чем в Господа Бога.
Я видела эти анкеты. Иногда к нам на второй этаж прибегают давящиеся от смеха девочки-инструктора. Например, один старикан, заполняя графу «дети», написал, что у него пятеро дочерей, — это бывает. Но всех пятерых звали Ольгами. Наши девочки строят предположения: все дочери у него от разных матерей, и каждой матери нравилось имя Ольга. Оказывается, все куда как проще. Все дочери, действительно, от разных матерей, рожденные в разное время. Они не знакомы друг с другом. Старикан в течение жизни сходился с женщинами и, узнав об очередном рождении новой дочери, давал ей имя Ольга. Ольга Ефремовна Перемойник 47 года рождения; Ольга Ефремовна Перемойник 52 года рождения; Ольга Ефремовна Перемойник 59 года рождения; Ольга Ефремовна Перемойник 64 года рождения; и, наконец, — младшая, любимая, «а мизиникл», услада отцовского сердца и венец творения — Ольга Ефремовна Перемойник 70 года рождения!
Дело в том, что это было имя фронтовой медсестры, вытащившей его на себе из боя…
Помню, эта история довольно долго наводила меня на размышление о нашем времени поголовного клонирования мыслей, визуальных образов, чувств, наконец, бесконечной череды рекламных щитов и тысячи раз повторяемых клипов… Как-то она символически вписывалась в нашу действительность и подтверждала ее…
В группы по изучению иврита тоже набирается всяко-разного люда. Практически, с улицы. Правда, непременным условием является мандат на восхождение… Одна дама ходит на занятия в домашнем халате, в тапочках на босу ногу.
Другой — директор вечерней школы, член клуба Фиры Будкиной. У него все в порядке, кроме ноги, которой ниже колена не хватает. Завсегдатай на наших тусовках, большой и заочный патриот Израиля, он, вот уже несколько лет, собирается взойти в самое ближайшее время… Фигурирует у нас во всех отчетах… Все надеялся добыть медицинскую справку для курсов вождения… Явился вчера с опрокинутым лицом — не то чтобы задумчивым, а потрясенным.
— Куда я еду… — сказал он медленно, — куда я еду из страны, где за 25 долларов мне сейчас дали справку, что у меня две ноги и все в полном порядке?..
…Вообще, новое веяние: одинокие сумасшедшие рвутся в Израиль. Вот история полуслепой и абсолютно сумасшедшей Аси Перельмутер. Она продала свою однокомнатную квартиру на метро «Улица 1905 года» за тридцать тысяч долларов и сошла с ума. Ей показалось, что она миллионер. Свой старый рояль послала в Израиль самым дорогим рейсом компании «Люфтганза». Он остался стоять в аэропорту Бен-Гурион, и стоимость каждого дня хранения его — 100 долларов… Попав в Иерусалим, Ася, презрев все советы чиновниц, сняла номер в самом дорогом отеле и стала жить. Ездит она только на такси, расплачиваясь таким образом: дает пачку долларов водителю и говорит — я плохо вижу, отсчитайте, сколько нужно.
Через три недели администрация гостиницы запаниковала, потому что, окончательно сойдя с ума, высокородная старуха, профессор со швейцарским образованием, перестала мыться и стричь ногти на ногах и руках. Так что сейчас Яша мечется, дозванивается до соответствующих ведомств и организаций там, в Израиле, — устраивает ее судьбу — из Москвы… Зато Израиль приобрел новую гражданку.
Одинокие старики приходят к нам в отдел инструктажа, заполняют анкеты и объясняют, что мечтают умереть в Израиле. Хорошенькое, выгодное приобретение для Страны воюющей, тем более, что, приехав, они не торопятся исполнить мечту, а сначала вставляют за счет государства зубы, снимают катаракты на обоих глазах, вырезают грыжи и проходят операцию на открытом сердце. После чего еще лет тридцать получают пенсию. В это время их детишки трудятся — или не трудятся, — на процветание Канады или получают пособия в Дойчланд-юбер-аллес, ненавидя при этом ни в чем не повинных немцев.
Мы отфутболиваем стариков в Посольство. Там уж консулы вертятся, как караси на сковородках, чтобы выдавать таким визы, мягко говоря, не торопясь, постепенно… особенно, если у человека проблемы с психикой.