— Включая и супергрипп.
— Да. Включая и это.
— Так что нам остается только ждать и проверить.
— Да нет же. Я полностью обследую тебя прямо сейчас. И я собираюсь тщательно наблюдать за тобой и любой другой беременной женщиной. У «Дженерал электрик» быт такой лозунг: «Прогресс — наша самая важная продукция». А в Зоне самой важной продукцией являются дети, и с ними следует обращаться соответственно.
— Но мы же действительно ничего не знаем.
— Да, не знаем. Но не надо вешать нос, Фран.
— Хорошо. Я попытаюсь.
Тихонько постучав, в кабинет вошла Лори. Она передала Джорджу медицинскую карточку, и тот, задавая Франни вопросы, стал заполнять ее.
Закончив обследование, Джордж вышел в соседний кабинет. Лори подошла к окну, пока Франни одевалась. Когда она уже застегивала кофточку, Лори спокойно произнесла:
— Знаешь, я завидую тебе. Как только мы с Диком ни старались сделать ребенка! Твой ребенок, Франни, будет первым. И я знаю, что все будет хорошо. Обязано быть.
Франни только улыбнулась и кивнула, не желая напоминать Лори, что ее дитя не было первым. Первыми были близнецы миссис Уэнтворт. И близнецы миссис Уэнтворт умерли.
— Отлично, — полчаса спустя сказал Джордж.
Франни удивленно приподняла брови, ей показалось, что он просто неправильно произнес ее имя[20]. Неизвестно почему, она вдруг вспомнила, что до третьего класса малыш Мики Пост с их улицы называл ее Фан.
— Ребенок. С ним все хорошо.
Франни сжала салфетку «Клинекс».
— Я почувствовала, как он шевельнулся… но это было давно. И с тех пор абсолютно ничего. Я боялась…
— Ребенок жив, но я сомневаюсь, чтобы ты чувствовала его движения. Скорее всего, это газы.
— Это шевелился ребенок, — спокойно возразила Франни.
— Ладно, как бы там ни было, в не столь отдаленном будущем он будет шевелиться сильнее. Я ожидаю малыша где-то к середине января. Как тебе это нравится?
— Отлично.
— Ты правильно питаешься?
— Да, думаю, что да — стараюсь, по крайней мере.
— Хорошо. Тебя уже не тошнит?
— Сначала было немного, но теперь все прошло.
— Великолепно. Как насчет физических нагрузок?
В каком-то кошмарном тумане она увидела, как копает могилу отцу. Она моргнула, заставив видение исчезнуть. Это было в прошлой жизни.
— Понемногу.
— Ты прибавила в весе?
— Около пяти фунтов.
— Это нормально. Можно набрать еще двенадцать; сегодня я чувствую себя великодушным.
Она улыбнулась:
— Вы же доктор.
— Конечно, к тому же раньше я был гинекологом, так что ты в надежных руках. Выполняй советы своего врача, и ты многого добьешься. Что касается велосипедов, мопедов и мотоциклов, то все они под строжайшим запретом после, скажем, пятнадцатого ноября. Правда, вряд ли кто-нибудь будет ездить на них к тому времени. Слишком уж станет холодно. Ты ведь не пьешь и не куришь, так?
— Так.
— Если иногда тебе захочется на ночь чего-нибудь бодрящего, это не страшно. Думаю, тебя следует подпитать витаминами; ты сможешь найти их в любой аптеке города…
Франни рассмеялась, Джордж неуверенно улыбнулся в ответ:
— Я сказал что-то смешное?
— Нет. Просто в данных обстоятельствах это звучит смешно.
— Да, конечно. Но, по крайней мере, никто больше не жалуется на высокие цены на медикаменты? И еще, Фран, последнее. Ты не проходила внутриутробное обследование?
— Нет, зачем? — пожала плечами Франни и тут вдруг вспомнила о своем ночном кошмаре, в котором ее преследовал темный человек. Она вздрогнула. — Нет, — повторила она.
— Ну хорошо. Вот и все. — Джордж поднялся. — Я не буду говорить тебе, что не следует волноваться…
— Ладно, — согласилась она. Смешинки в ее глазах потухли. — Не надо делать этого.
— Но я попрошу тебя свести волнения до минимума. Любое волнение матери отражается на развитии плода. Обычно я не прописываю транквилизаторы беременным, но если ты считаешь…
— Нет, в этом нет необходимости, — сказала Франни, но, выйдя на горячее полуденное солнышко, она знала, что всю вторую половину беременности ее будет преследовать мысль о погибших близнецах миссис Уэнтворт.
Двадцать девятого августа прибыли еще три группы: двадцать два человека, шестнадцать и двадцать пять человек. Сэнди Дю Чинз сообщила всем семерым членам Комитета, что в Свободной Зоне теперь уже больше тысячи жителей.
Боулдер больше не казался городом-призраком.
Вечером тридцатого августа Надин Кросс, стоя в подвале дома Гарольда, напряженно следила за ним. Когда Гарольд не занимался с ней изощренными сексуальными играми, казалось, он удаляется в некое потаенное, уединенное место, в котором она утрачивала контроль над ним. Когда он находился в таком месте, то казался уравновешенным и бесстрастным; более того — презрительно и высокомерно он относился не только к ней, но даже к себе. Единственное, что оставалось неизменным, была его ненависть к Стюарту Редмену и остальным членам Комитета.
Гарольд сидел за столиком для игры в хоккей. Сверяясь со схемой в раскрытой книге, он конструировал какой-то аппарат. Справа лежали аккуратно разложенные инструменты. Моточки проводов были разбросаны по хоккейному полю.
— Знаешь, — рассеянно произнес он, — тебе бы следовало прогуляться.
— Почему? — Надин почувствовала себя немного обиженной. Лицо Гарольда было напряженным и хмурым. Надин понимала, почему Гарольд так много улыбается: потому что без улыбки он был похож на безумца. Она подозревала, что он и есть безумец либо близок к этому.
— Потому что я не знаю, сколько лет этому динамиту, — ответил Гарольд.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Старый динамит отсыревает, дорогая. — Он взглянул на нее. Пот градом струился по его лицу. — Он покрывается испариной, если быть точным. И то, что выступает, — чистый нитроглицерин, одно из самых нестабильных веществ на земле. Поэтому, если динамит старый, у нас есть отличный шанс, что плод этого маленького научного эксперимента взорвется прямо на вершине горы Флагстафф, проложив нам дорогу в сердце Страны Оз.
— Ну, не следует так раздражаться, — попыталась успокоить его Надин.
— Надин? Ma chere[21]!
— Что?
Гарольд спокойно, без улыбки, посмотрел на нее:
— Заткни свою траханую пасть.
Она замолчала, но на прогулку не отправилась. Конечно, если это воля Флегга (и доска сказала ей, что Гарольд на стороне Флегга и что он позаботится обо всем), динамит не может оказаться старым. И даже если он действительно старый, он не взорвется до срока… ведь так? Вот только в какой степени Флегг владеет ситуацией?
«В достаточной, — успокаивала она себя, — в достаточной». Но Надин не была уверена в этом, и ее не покидала тревога. Она побывала в своем доме, но Джо там уже не было — это к лучшему. Она повидалась с Люси и получила вполне холодный прием и информацию, что с тех пор, как она переехала к Гарольду, Джо (Люси, конечно, называла его Лео) «немного откатился назад». Люси явно тоже винила в этом ее… но если с горы Флагстафф сойдет лавина или землетрясение расколет Перл-стрит пополам, то Люси, возможно, обвинит ее и в этих бедствиях. Очень скоро ее и Гарольда можно будет обвинить во многом. И все же она была очень расстроена, что не увиделась с Джо еще раз… чтобы поцеловать его на прощанье. Они с Гарольдом не собирались задерживаться в Боулдере слишком долго.
«Не обращай внимания, пусть он считает, что тебе абсолютно наплевать на него. Ты только причинишь ему вред… и, возможно, себе тоже, потому что Джо… видит вещи, знает их. Позволь ему перестать быть Джо, перестань быть мамочкой-Надин. Позволь ему навсегда стать Лео».
Но парадоксальность ситуации была неумолимой. Надин не верила, что все обитатели Зоны проживут больше года, включая и этого мальчика. Это было не в его воле, чтобы они выжили.
«… так что признай правду: не только Гарольд является инструментом. Ты тоже. Ты, которая однажды определила убийство как непростительный грех в этом постэпидемическом мире, признала, что даже одна-единственная жизнь…»
Неожиданно для самой себя Надин пожелала, чтобы динамит был старым, чтобы он взорвался и покончил с ними обоими. Благословенный конец. Желанный. А затем она вдруг подумала о том, что произойдет после, когда они перейдут через горы, и почувствовала, как привычное тепло разгорается внизу живота.
— Вот так, — нежно сказал Гарольд. Он положил свой аппарат в коробку из-под обуви и отодвинул ее в сторону.
— Готово?
— Да. Готово.
— Это сработает?
— Вот так, — нежно сказал Гарольд. Он положил свой аппарат в коробку из-под обуви и отодвинул ее в сторону.
— Готово?
— Да. Готово.
— Это сработает?
— Ты хочешь попробовать? — Его слова отдавали горьким сарказмом, но Надин было все равно. Глаза Гарольда обшаривали ее тем мелким, грязным взглядом испорченного мальчишки, который она так легко распознавала. Он вернулся из своего уединенного места — места, в котором он писал все то, что было в его дневнике, прочитанном ею и потом положенном в тайник. Теперь она снова могла управлять им. Теперь его разговоры были только разговорами.
— Может быть, ты хочешь сначала посмотреть, как я играю с собой? — спросила она. — Как прошлой ночью.
— Что ж, — ответил он. — Можно и так.
— Тогда пойдем наверх. Я пойду первой.
— Ладно, — хрипло согласился он. Маленькие капли пота выступили у него на лбу, но теперь уже не от страха. — Иди первой.
Надин стала подниматься первой, чувствуя его взгляд на короткой юбке своего матросского костюма. Под юбкой ничего не было.
Дверь закрылась, и творение рук Гарольда, поблескивая в сумерках, осталось лежать на столе. Это была переносная рация на батарейках, к задней стенке которой было подсоединено приемное устройство, принимающее радиосигнал. Проводами к рации были прикручены восемь пакетов динамита. Оставленная открытой книга, взятая из городской библиотеки Боулдера, называлась «65 национальных призов в области науки». На схеме был показан дверной колокольчик, соединенный с приемным устройством, подобным лежащему в обувной коробке. Сопроводительная надпись гласила: «Третий приз. Национальная научная выставка 1977 года. Изобретение Брайана Болла, Рутленд, штат Вермонт. Отдай приказ, и колокольчик зазвонит за двенадцать миль отсюда!»
Несколько часов спустя тем же вечером Гарольд снова спустился вниз, накрыл коробку крышкой, бережно отнес ее наверх и спрятал на верхней полке кухонного шкафа. В этот день Ральф Брентнер сообщил ему, что Комитет Свободной Зоны попросил Чеда Норриса выступить на следующем собрании. Когда это будет? Гарольд спрашивал очень осторожно. Ральф ответил — второго сентября.
Второго сентября.
Глава 10
Сидя в тени перед домом, Ларри потягивал теплое пиво, а Лео рядом с ним — теплый лимонад. Пить в Боулдере можно было все что угодно, если только питье было в бутылках и вы не имели ничего против того, что оно теплое. Сзади доносилось жужжание косилки. — Люси подстригала газон. Ларри предложил свою помощь, но Люси покачала головой:
— Если можешь, лучше выясни, что происходит с Лео.
Стоял последний августовский день. На следующий день, после того как Надин сошлась с Гарольдом, Лео не пришел завтракать. Ларри нашел мальчика в его комнате, одетого только в плавки и снова сосущего большой палец. Он был мрачен и не хотел разговаривать. Ларри испугался больше, чем Люси, потому что она не знала, каким был парнишка прежде, когда Ларри впервые встретился с ним. Тогда его звали Джо, и он был вооружен ножом.
Теперь, почти неделю спустя, Лео стало немного лучше, но он еще не прошел обратно весь путь и отказывался говорить о том, что же случилось.
— Эта женщина имеет к происшедшему прямое отношение, — сказала Люси, налаживая газонокосилку.
— Надин? Почему ты так считаешь?
— Я не хотела говорить об этом. Но она приходила, когда вы с Лео пытались поймать что-нибудь в Золотом ручье. Она хотела повидать мальчика. Я была так рада, что вас обоих нет дома.
— Люси…
Она быстро поцеловала его, а он дружески шлепнул ее.
— Раньше я неверно судила о тебе, — сказала она. — Думаю, я всегда буду жалеть об этом. Но мне никогда не будет нравиться Надин Кросс. Что-то есть в ней плохое.
Ларри не ответил, но подумал, что, возможно, в суждениях Люси есть доля правды. В ту ночь Надин была почти безумной.
— И вот что еще. Когда она была здесь, то не называла его Лео. Она называла его иначе — Джо.
Ларри бессмысленно смотрел на Люси, пока та пускала в ход автоматический стартер газонокосилки.
Теперь, спустя полчаса после этого разговора, он пил теплое пиво и наблюдал, как Лео подбрасывал шарик для пинг-понга, найденный им в тот день, когда они оба ходили к дому Гарольда, где теперь жила Надин. Маленький белый шарик, грязный, но не помятый. Тук-тук-тук по асфальту. Лео (теперь он был Лео, ведь так?) не захотел войти в дом Гарольда в тот день. В дом, в котором теперь жила мамочка-Надин.
— Хочешь пойти порыбачить, детка? — внезапно предложил Ларри.
— Нет, — ответил Лео; Он посмотрел на Ларри своими загадочными глазами цвета морской волны. — Ты знаешь мистера Эллиса?
— Конечно.
— Он говорит, что мы сможем пить воду, когда снова появится рыба. Пить ее без… — Он погудел и помахал пальцами перед глазами. — Ну, сам знаешь.
— Без кипячения?
— Да.
Тук-тук-тук.
— Я люблю Дика. Его и Лори. Всегда дают мне что-нибудь вкусное. Он боится, что они не смогут, но я считаю, что смогут.
— Смогут что?
— Сделать ребенка. Дик думает, что он слишком стар. Но я считаю иначе.
Ларри хотел было спросить, как это Лео и Дик вышли на такую тему разговора, но потом передумал. Ответ, конечно, был в том, что они не разговаривали об этом. Дик не стал бы говорить с парнишкой о таком интимном деле, как желание иметь ребенка. Лео просто… просто знал.
Тук-тук-тук.
Да, Лео много знает… или чувствует это интуитивно. Он не захотел входить в дом Гарольда и сказал кое-что о Надин… Ларри не мог вспомнить конкретно… Но Ларри вспомнил об этом разговоре и почувствовал беспокойство, когда услышал, что Надин сошлась с Гарольдом… Похоже было, что мальчик находится в трансе, как будто…
(…тук-тук-тук…)
Ларри наблюдал, как подпрыгивает маленький шарик, И внезапно посмотрел Лео в лицо. Глаза мальчика были темными и отстраненными. Ровно гудела газонокосилка. Дневной свет был теплым и ровным. И Лео снова находился в состоянии транса, как будто он прочитал мысли Ларри и ответил на них.
Лео отправился посмотреть на слона.
Очень осторожно Ларри произнес:
— Да, думаю, что им удастся сделать ребенка. Дику не больше пятидесяти пяти. Кэри Грант стал отцом, когда ему было за семьдесят.
— Кто такой Кэри Грант? — спросил Лео. Шарик подпрыгивал и падал, подпрыгивал и падал.
(Известный. От Севера до Северо-Запада.)
— Разве ты не знаешь?
— Он был актером, — ответил Лео. — От Севера до Северо-Запада, — будто соглашаясь, произнес Лео, глаза его внимательно следили за прыгающим шариком.
— Правильно, — сказал Ларри. — Как поживает мамочка-Надин, Лео?
— Она зовет меня Джо. Для нее я Джо.
— О… — Мурашки поползли у Ларри по спине.
— Теперь плохо.
— Плохо?
— С ними обоими плохо.
— Надин и…
(Гарольдом?)
— Да, с ним.
— Они несчастны?
— Он обманул их. Они считают, что нужны ему.
— Кто он?
— Он.
Слово повисло в неподвижном летнем воздухе.
Тук-тук-тук.
— Они собираются уйти на запад, — сказал Лео.
— Боже, — пробормотал Ларри, похолодев. Старый страх окутал его. Хочет ли он действительно услышать продолжение? Словно он наблюдал, как в кладбищенской тишине медленно открывается склеп, и появляется рука…
«Что бы там ни было, я не хочу слышать об этом, не хочу ничего знать».
— Маме-Надин хочется думать, что это твоя вина, — сказал Лео. — Ей хочется думать, что это ты толкнул ее к Гарольду. Но она просто ждала подходящей причины. Она ждала, пока ты не полюбил маму-Люси очень сильно. Она ждала, пока не убедилась наверняка. Как будто он стер ту часть ее разума, которая отличает хорошее от плохого. Шаг за шагом он стирает эту часть. А когда она полностью исчезнет, Надин станет такой же безумной, как и все остальные его приверженцы, те, что на Западе. Возможно, даже еще безумнее.
— Лео… — прошептал Ларри, и Лео немедленно ответил:
— Она называет меня Джо. Для нее я Джо.
— Мне тоже называть тебя Джо? — с сомнением спросил Ларри.
— Нет. — В голосе мальчика прозвучала оборонительная нотка. — Нет, пожалуйста, не надо.
— Ты скучаешь за своей мамочкой-Надин, Лео?
— Она умерла, — с леденящей кровь простотой ответил он.
— Именно поэтому ты так долго не возвращался домой в тот вечер?
— Да.
— И поэтому ты не хотел разговаривать? — Да.
— Но сейчас же ты говоришь.
— У меня есть ты и мама-Люси, и с вами можно разговаривать.
— Конечно…
— Но не навсегда! — яростно выкрикнул мальчик. — Но не навсегда, пока ты не поговоришь с Франни! Поговори с Франни! Поговори с Франни!