— Официальный запрос в Москву мы послали, — кашлянув, подал голос Вешняков. — Но сам понимаешь…
— А что там с надписью на паркете? — спросил Олег. Хоть он и любил призывать нас к тому, чтоб не совали нос, куда не просят, но сам по части докопаться до сути был ничуть не лучше.
— Похоже, кто-то с нами игру затеял. Девушка ничего написать не могла, но убийце понадобилось оставить автограф ее рукой. — Артем выложил на стол фотографию с запечатленными на ней кровавыми каракулями.
— Мы думаем, это инициалы, — влезла я. — Вроде первая буква "н", но, если честно, это ни на что не похоже.
— Может, какой-то символ? — выдвинул идею Артем. — Или иероглиф.
Лялин разглядывал фотографию и морщил лоб.
— А ничего попроще вам в голову не приходило? — Мы переглянулись и уставились на него. — Вот это, — ткнул он пальцем в первый значок, — может быть цифрой два. Может?
— Ну…
— А это шестерка. Обе цифры написаны небрежно и без отрыва, к тому же окровавленным пальцем на паркете.
— Двадцать шесть, — уставившись на фотографию, сказал Артем. — А вовсе не "п" и не "и", как мы думали, а это одиннадцать. Точно? Что у нас получилось? 2611. Код?
— Или дата, — вздохнула я. — Двадцать шестое число одиннадцатого месяца, то есть двадцать шестое ноября.
— Дата предполагаемого преступления? А сегодня какое? Времени совсем ничего…
— Стоп, — перебил Лялин. — Вы говорите, что девушка не могла оставить эту надпись, ее оставил убийца. Спрашивается, зачем?
— Убийца предупреждает о готовящемся преступлении? — вздохнула я. — Бред.
— Правильно. Но он это сделал, значит, что-то имел в виду. Убийца рассчитывал на ваши ответные действия. Какие?
Разумеется, ни до чего путного мы в тот раз так и не додумались. Ясно, что надпись оставили неспроста, если, конечно, убийца не был психом, которому в радость пудрить людям мозги. Конечно, это могла быть не дата, а в самом деле код, номер счета, да бог еще знает что это могло быть. Неизменным оставалось следующее: убийца давал нам подсказку, то есть предлагал поиграть. Точно, псих. На психов у меня давняя аллергия, оттого я и не пришла в восторг от открывающихся перспектив.
…Я подъехала к своему дому около семи часов. В гостиной горел свет. Впрочем, это ничего не значило, свет я оставляю включенным для Сашки, так же, как и телевизор. Хотя, может, все-таки для себя — приятная иллюзия, что кто-то ждет дома. Сашка в самом деле ждет.
Я загнала машину в гараж, поднялась в холл, удивляясь, что пес не спешит мне навстречу. Наверное, обиделся, что я оставила его одного на весь день. Я вошла в холл, и причина такого поведения Сашки стала понятна. В кресле устроился Тагаев. Он сидел, вальяжно развалясь, и таращился в телевизор, Сашка дремал у него на коленях. Идиллическая картина. Одно радовало: Тагаев переобулся в тапочки, следовательно, не забыл правил, которые я установила.
Услышав шаги, Сашка поднял голову, посмотрел на меня и стыдливо отвернулся. Было время, когда я всерьез ревновала его к Тагаеву и утешалась тем, что ему просто не хватает мужского общества. Сашка робко тявкнул, Тагаев повернулся.
— Привет, — сказал он и улыбнулся.
Я в ответ нахмурилась и заметила:
— Не дом, а проходной двор.
Злилась я в основном на Сашку, а в результате досталось Тагаеву. Он опустил пса на пол, поднялся и заявил:
— Надо поговорить.
— Стоя? — буркнула я.
Он вновь улыбнулся и сел в кресло. Надо сказать, со мной он был на редкость терпелив. Не думайте, что я этого не ценила, но почему-то одновременно это здорово меня раздражало.
Я устроилась в кресле. Сашка подошел и начал тереться о мои ноги. Его попытки подластиться ко мне я игнорировала, всецело сосредоточившись на Тимуре.
— У тебя есть ключи от моей квартиры? — начала я строго. Он усмехнулся, а я добавила:
— Ах, ну да, замки для тебя не проблема. Старые привычки долго держатся.
— Извини, — вздохнул он. — Я должен был позвонить и спросить твоего разрешения приехать. Обещаю без приглашения больше не являться. Идет?
— Идет, — кивнула я. — Чем обязана?
— Ты же знаешь, — он вновь улыбнулся. Улыбка вышла мягкой и даже снисходительной. — Светлану убили. Ты видела, как я с ней разговаривал на приеме. Так вот, я не имею к ее смерти никакого отношения. Никакого, — повторил он. — Я решил поговорить с тобой, ответить на вопросы, если они возникнут, и избавить тебя от черных мыслей на мой счет.
— С чего ты взял, что на твой счет у меня черные мысли? — удивилась я. Он усмехнулся, а я съязвила:
— Очень мило с твоей стороны облегчить мне жизнь.
— Можно узнать, почему Деда вдруг заинтересовало это убийство? — спросил Тимур.
— Деда? — подняла я брови.
— Значит, это твоя инициатива. А тебя ее смерть почему заинтересовала?
Я не видела причины скрывать обстоятельства своего знакомства с Луганской.
— История в высшей степени романтическая, — устраиваясь поудобнее, начала я. — На приеме ко мне подходит девушка, утверждает, что ее собирается убить любовник, и просит моей помощи. Но помощь должна выглядеть так: я найду ее убийцу и засажу его за решетку.
— Занятно. Может, у нее проблемы со здоровьем? Я имею в виду душевное здоровье?
— Тебе лучше знать, — пожала я плечами.
— Значит, она считала, что любовник хочет ее убить? В чем причина такой немилости?
— В преступлении. И она, по ее словам, орудие в его руках.
— И ты решила, что этот любовник я?
— А это так? — выдержав паузу, проявила я интерес.
Тагаев засмеялся:
— Я был прав. Оттого и поспешил встретиться с тобой. Первое и основное: ее любовником я никогда не был. Какое-то время много лет назад я жил с ее подружкой, поэтому мы неплохо знали друг друга. Она тогда работала в ресторане… Впрочем, я уверен, Вешняков уже знает об этом.
— Допустим. Что дальше?
— Она познакомилась с парнем. Ничего особенного, парень как парень, он жил в Москве, сюда приезжал к родителям. Был женат, но со Светланой у них получилось всерьез. В общем, она уехала в Москву. С женой он не развелся, зато помог ей устроиться на работу, вполне приличную, там она и подцепила своего мужа. Как, не спрашивай, понятия не имею. Я не особенно интересовался, кто он и откуда. Вроде бы какой-то депутат. Муж умер, а она вдруг снова объявилась в нашем городе.
— Довольно странно, ты не находишь? — заметила я.
— Почему же, — пожал он плечами. — К примеру, ее тяготила столичная жизнь. Она говорила, что чувствовала себя там одинокой.
— А здесь?
— Слушай, я не вел с ней разговоров по душам.
— Как вы встретились? Случайно?
— Нет, — с легкой заминкой ответил Тимур. — Она позвонила в «Шанхай», спросила меня. Если честно, я не сразу сообразил, кто это: прошло довольно много времени. Я и подругу-то, с которой жил тогда, успел забыть. Ну, мы немного поболтали о том, о сем. Я, конечно, удивился, звонить ей мне совершенно незачем. Вдруг она говорит, что хотела бы увидеться, типа, вспомнить молодость, я не выразил энтузиазма, но и обидеть не хотел. Сказал: заходи в ресторан, поболтаем.
— И она пришла?
— На следующий день.
— Действительно вспоминала молодость?
— В основном жаловалась. Как трудно без мужа, и все такое… В Москве никого, и здесь старых друзей не осталось.
— А ты что?
— Сочувствовал. Она приглашала в гости, адрес оставила.
— Ты приглашением воспользовался?
— Нет, но как-то раз мы вместе обедали.
— Ты сказал, она оставила адрес?
— Да.
— Ты его помнишь?
— Точно нет. Но где-то на Ямской.
— О чем ты ее предупреждал? — спросила я, не сводя с Тимура взгляда.
— О том, чтобы была поосторожнее с деньгами, — нахмурившись, ответил он. — Собственно, второй раз она попросила о встрече, чтобы посоветоваться со мной. Хотела вложить свои деньги в один проект. Но я ее отговорил.
— Что за проект?
— Строительство торгового центра на Никитской. Там полная неразбериха с землей, как ты знаешь. К тому же строить будет Сокольский, а это верный долгострой, там свои бабки и за десять лет не отобьешь. Вот и все.
— Понятно, — кивнула я. Не верить Тимуру повода у меня не было. Все могло быть именно так, как он рассказывает. Почему нет? Вполне логично обратиться за советом к старому приятелю, особенно если знаешь, что у него в этом городе большие возможности. Однако чего-то Тимур недоговаривал и поглядывал на меня с заметным беспокойством, причем беспокойство относилось к моей персоне. Сам он парень на редкость спокойный, если не считать вспышек гнева, которые в настоящий момент вспоминать ни к чему.
— На месте Деда я бы загрузил тебя работой, — заметил он, поднимаясь. — Не было бы времени на ерунду.
— Ерундой ты называешь убийство?
— Оно тебя не касается. Это дело милиции. Пусть твой Вешняков ищет убийцу.
— Он ищет.
— Я знаю, что разговор на эту тему бесполезен. — Тагаев уже дошел до двери, когда вдруг повернулся и спросил:
— На месте Деда я бы загрузил тебя работой, — заметил он, поднимаясь. — Не было бы времени на ерунду.
— Ерундой ты называешь убийство?
— Оно тебя не касается. Это дело милиции. Пусть твой Вешняков ищет убийцу.
— Он ищет.
— Я знаю, что разговор на эту тему бесполезен. — Тагаев уже дошел до двери, когда вдруг повернулся и спросил:
— Как ты живешь?
Вопрос, признаться, поставил меня в тупик. Как я живу, в самом деле? Обыкновенно. Ем, пью, с собакой гуляю. Иногда пристаю к людям с вопросами, вот как сегодня.
Я пожала плечами и ответила:
— Нормально.
Его мой ответ почему-то не удовлетворил. С полминуты он разглядывал паркет под ногами и вновь спросил:
— Скажи честно, ты хоть иногда обо мне думала?
— Позавчера очень много.
Он усмехнулся:
— Ясно.
— Можно я тоже задам вопрос? — не осталась я в долгу.
— Валяй.
— Что означает позавчерашний демарш? Один умный человек сказал, что ты намерен поиграть в политику. Неужто правда?
— У каждого свои игрушки, — равнодушно пожал плечами.
— Так да или нет? — настаивала я;
Тагаев засмеялся, тихо и насмешливо покачал головой и приблизился ко мне.
— Знаешь, когда человеку чего-то очень не хватает, он пытается это как-то компенсировать.
— Да, я в курсе, слепые хорошо слышат, у них отлично развито осязание. Ты это имел в виду?
Он опять засмеялся:
— Примерно так.
— И чего не хватает тебе?
— Хочешь, чтобы я ответил? — помрачнел Тимур.
— Хочу.
Он смотрел мне в глаза, и я не отводила взгляда, а потом вдруг почувствовала страх, потому что шагнула на запретную территорию.
— В самом деле хочешь?
— Нет, — покачала я головой, поспешно отводя взгляд.
— В этом все и дело, — кивнул Тагаев.
Мы стояли слишком близко друг к другу, горячая волна ударила мне в голову. Стало трудно дышать. Я отступила на шаг, он схватил меня за руку, а я с горечью подумала, что в таких ситуациях мудрые мысли не спасают. Они отсутствуют. А потом являются и не дают покоя, когда уже поправить ничего нельзя.
Какие к черту мысли, когда его руки на моем теле и губы совсем рядом. Просто повиснуть у него на шее и на этот вечер почувствовать себя счастливой. А с утра, глядя в зеркало, заявить, что я дура, поступаю по-дурацки, порчу себе и ему жизнь, потому что с Тагаевым так нельзя. Он не из тех, кто считает мир светло-серым, у него либо черно, как ночью, либо светло, как днем. А у меня ни ночи, ни дня, сплошное солнечное затмение. Хотя на самом деле все просто, мне нравится заниматься с ним любовью, но я его не люблю, по крайней мере так, как ему бы хотелось. А как ему бы хотелось, я попросту не умею, и с этим ничего не поделаешь.
Я стояла зажмурившись, пока он не поцеловал меня в лоб. Братский поцелуй, не более, и сопровождался он тоже братской улыбкой.
— Не бойся, — сказал он, и в голосе его слышалась насмешка. — Я ухожу.
Он дошел до двери, распахнул ее, помахал мне рукой и даже улыбнулся на прощанье.
— Надо завести любовника, — сказала я Сашке, который с грустью смотрел на дверь. — В конце концов, и о здоровье следует подумать. Длительное воздержание сказывается на мне дурно, я готова броситься в объятия первому встречному. — За «первого встречного» Сашка обиделся, потому что уважал Тимура, и с достоинством удалился в кухню.
Утро, как обычно, выдалось паршивым. Утро я в принципе не люблю, а тут еще снег пошел, сырой, противный. Дойдя до середины аллеи, Сашка потрусил домой смотреть телевизор. И правильно, с моей точки зрения, в такое утро не только гулять, даже просыпаться ни к чему,
Выходя из парка, который как раз напротив моего дома, возле своей входной двери я обнаружила «Жигули» зеленого цвета и молодого человека, который давил на кнопку звонка с таким усердием, точно за это платили отдельно.
— Зачем я вам понадобилась? — проявила я вполне понятный интерес.
— Вы Рязанцева Ольга Сергеевна? — спросил парень, присмотрелся ко мне, подобрел и выдал улыбку.
— Точно. А вы кто такой?
— Служба доставки. Вам пакет. Будьте добры, предъявите документ, удостоверяющий вашу личность.
— Водительское удостоверение годится?
— Конечно. — Я протянула пластиковую карточку, он взглянул, улыбнулся еще шире и полез в салон «Жигулей». — Вот здесь распишитесь в получении.
— Сначала бы хотелось знать, кто и что мне прислал.
— Пакет, — пожал плечами парень и протянул мне большой коричневый конверт, туго набитый и перевязанный бечевкой. По виду обычная бандероль. На конверте моя фамилия и мой адрес, а вот обратный адрес отсутствовал.
Заинтригованная, я расписалась в получении и вошла в квартиру, в задумчивости едва не прихлопнув дверью родного пса. На ощупь в бандероли, скорее всего, бумаги. Во всяком случае, хорошо гнется во все стороны, и слава богу. Надеюсь, люди, или человек, хотели меня порадовать. Впрочем, почему-то в это мне не особо верилось.
Взяв нож, я разрезала веревку, стягивающую пакет. Сашка, до той поры вертевшийся под ногами, глухо зарычал.
— Тихо, зверь, — призвала я его к порядку, надрезала пакет, и из него на стол упали три пачки долларов. Стодолларовые купюры. На глаз в каждой пачке тысяч десять. Они были стянуты разноцветными резиночками. Повертев пачки в руках, я решила, что доллары настоящие. Чудеса. Кому пришло в голову посылать мне деньги? Конечно, большое ему спасибо за заботу, но мне своих девать некуда.
Я заглянула в конверт и обнаружила листок бумаги. Текст был отпечатан на компьютере. «Ольга Сергеевна, когда-то давно я прочитала рассказ про мальчика, который, заплатив частному сыщику доллар, стал его клиентом. Мальчика убили, а сыщик счел своим долгом найти убийц. Я знаю, что вы не частный детектив, и все же хочу быть вашей клиенткой. Думаю, вы уже знаете, что меня убили. Если нет, то я вам сообщаю: меня нет в живых. Найдите его. И пусть он будет проклят во веки веков».
— Очень интересно, — пробормотала я, устраиваясь в кресле, потом подумала и заварила себе кофе. Сашка притих и наблюдал за мной. — Вот ты умный пес, — начала я приставать к нему. — Скажи, как тебе это нравится? Женщина встретилась со мной, заинтриговала, вроде бы желая подстраховаться. Опасения ее подтвердились, и вот я получаю письмо. Человек приложил массу усилий, чтобы попасть на прием и встретиться со мной, но к чему такие сложности, если ей известен мой адрес? Могла бы дождаться меня возле дома и рассказать свою историю. Опять же она лишь намекнула на некое лицо, знакомое нам обоим. То, что она не назвала его имя на приеме, вполне понятно: еще надеялась, что для нее все закончится хорошо. Но здесь она черным по белому пишет: меня уже нет. Отчего бы не приписать фамилию убийцы, желавшего ей смерти, или хотя бы подсказать, где я должна искать этого типа?
Допив кофе, я быстро собралась и поехала в ту самую фирму, которая занималась доставкой корреспонденции. Собственно, такая фирма в городе только одна, к тому же я обратила внимание на номер машины.
Сашка заволновался, заметив, что я куда-то собираюсь, и я из собаколюбия взяла его с собой. Адрес фирмы я узнала через справочное бюро. Ее офис располагался в двухэтажном здании возле реки, неподалеку от железнодорожного вокзала. Хитросплетению здешних переулков приходилось только удивляться. Чтобы найти нужный дом, мне пришлось потрудиться. Здание было обнесено забором из кирпича, возле которого стояли уже знакомые мне «Жигули». Водитель отсутствовал.
Я толкнула калитку и вскоре поднималась по металлической лестнице, фирма находилась на втором этаже. Девушка в приемной улыбнулась мне и спросила, чем может помочь, она явно рассчитывала на очередного клиента. Пришлось разочаровать ее.
— Я получила пакет. — Я назвала фамилию и адрес, а также предъявила удостоверение.
Девушка заметно забеспокоилась. Через пару минут она решила, что сама с проблемой не справится, и вызвала менеджера. Молодой человек волновался меньше, но говорил неохотно.
— Я, собственно, не понял, что вас интересует?
— Кто и когда отправил мне этот конверт?
— Посмотри в журнале, — кивнул он девушке.
Она открыла журнал, нашла нужную страницу, и я увидела дату, не удержалась и даже присвистнула. Посылку принесли вчера вечером, то есть через сутки после смерти Светланы.
— Вы запомнили этого человека? — спросила я.
— По правилам у нас необходимо указать свой адрес и фамилию. Вот, посмотрите: Хрущев Б.Г., Третья Кольцевая, дом 125, квартира 117.
— Как он выглядел? — не унималась я.
— Ну… обычно. Лет сорок, высокий, с бородой, волосы длинные, в очках… А что? Вы так и не объяснили, что произошло? По нашим правилам…
Слушать его я не стала, подхватила сумку с Сашкой под мышку и поспешила к машине.
Третья Кольцевая, насколько я помнила, находилась где-то в западном районе. Сто двадцать пятый дом оказался двенадцатиэтажкой в форме подковы. Я насчитала семь подъездов. Вряд ли соседи хорошо знают друг друга. Домофон отсутствовал, дверь подъезда распахнута, воняло кошками и кислой капустой. Дому было не больше пяти лет, но выглядел подъезд так, точно пережил две войны. На шестой этаж я поднялась на лифте и вскоре оказалась перед металлической дверью с цифрами 117. Позвонила, не особо рассчитывая на успех. Мне никто не открыл. С интервалом в две минуты соседняя дверь с шумом распахнулась, и в проеме появилась женщина лет сорока пяти с таким злющим лицом, что впору было бежать отсюда без оглядки.