— Номеров не запомнили? — без всякой надежды полюбопытствовал Мухин.
Человек, который мчался на машине, размерами своими напомнившей Татьяне Тепловой танк, мог вообще никакого отношения не иметь к преступлению. А мог…
А мог быть и убийцей.
— Я не запомнила, а вот Степка записал, небось.
— Степка у нас кто? — снова скрипнул зубами в адрес Воронова Мухин.
— Степка раньше парторгом был. Сейчас давно на пенсии. Уволили его за халатность, когда он охранником служил в правлении. Он однажды проворонил телевизор в управлении… Приехали хулиганы какие-то, напились. Разбили окно в правлении, пока Степка ужинать уходил, кинули телевизор в машину и уехали. Разбирались, разбирались, да так и не нашли никого. А кого найдешь-то! Степку уволили, но он теперь на всех чужих зло затаил. И давно уже номера всех машин, что через поселок едут, записывает. Его крайний дом в поселке. Вот он сидит на крыльце и пишет от нечего делать. Бдительный вроде! Бдительность-то вовремя надо было проявлять, так ведь?..
Бывший парторг Степан сидел на своем крыльце на дряхлой скамье, застеленной изъеденным молью ковром. Рядом с его левой ляжкой лежала потрепанная общая тетрадь в девяносто листов, простой карандаш и линейка.
— День добрый, — поздоровался Мухин, дежурно протягивая старику удостоверение.
— Здорово, — буркнул Степан, на удостоверение даже не взглянув. — Пожаловали, наконец. А я все сижу, думаю, когда же, когда…
— Что-нибудь заметили? — догадался Мухин, снова прокляв Воронова за преступную халатность.
— Я все всегда замечаю. Только дела до этого никому нет, — с обидой отозвался бывший парторг Степан. — Дурачком меня считают. Будто просрал телевизор правленческий, у меня с башкой что-то и приключилось. Только ни черта это не так. Вот два года назад пацаны машину угнали и за деревней у леса самого бросили. Тут вся милиция переполошилась, машину искала, шишки какой-то машина была. А я-то знал, где она схоронена была, видал, и номера были у меня записаны. Только побрезговали, не пришли ко мне. А я что? Стану наперед лезть, что ли? Мне оно не надо совсем…
— Нашли?
— Кого? — не понял дед, листая тетрадку заскорузлыми пальцами.
— Машину шишки этого нашли?
— Да нашли, только через пару недель почти. Пока бабы по грибы не пошли. А не пошли бы, так и сгнила бы там.
— А вы так и не стали бы заявлять? — усомнился Мухин его гражданской позиции.
— А зачем? Я же для них дурачок! Кто мне поверит?
— А Татьяна Теплова совсем не так о вас отзывалась, — возразил следователь. — Напротив, посоветовала мне к вам обратиться за помощью.
— Танька-то! — присвистнул дед, озорно блеснув глазами. — Танька, она молодец баба. Не то, что эти мокрохвостки! Танька, она толк в жизни знает! Она ко мне первая прибежала, после того как с города вернулась. И про ту машину, что по объездной корячилась, спросила первая.
— А второй кто? — насторожился сразу Мухин.
— Второй вот ты, кто же еще, — рассмеялся Степан сухим лающим смехом. — Небось насчет машины этой пришел узнать?
— Ну… Да, конечно. Хотя не уверен, что она может иметь отношение к убийству, но проверить стоит, не так ли?
— Проверяй, конечно. Только чего ей тогда хорониться было, коли не имеет отношения? Кому надо было, тот напрямки к Ваське по дороге шел и ехал. А этот гумнами пробирался, да под лозинками потом хоронился.
— Та-аак, а вот с этого места поподробнее, пожалуйста, Степан, не знаю вашего отчества. Во сколько это было, как все выглядело, видели или нет вы человека, что сидел за рулем. Смотрю, у вас и бинокль имеется. — Мухин уважительно кивнул на стариковское плечо, на котором болтался старенький полевой бинокль. — И номера машины, конечно же! Первым делом номера…
Глава 22
Жена Василия Крякина мыла пол на лестничной клетке. Сильно оттопыренный женский зад повис у Мухина перед глазами, когда он начал подниматься вверх по лестнице. Дрогнул испуганно, когда Александр Викторович сдавленно кашлянул, потом осел, и раздалось тихое:
— Ой!
— Здрассте, — поздоровался Мухин, почему-то сразу понявший, что перед ним вдова Крякина. — А как мне попасть в квартиру Крякиных?
— А чего это тебе туда попадать-то? С какой стати? — сразу взвилась вдова, выпрямляясь в полный рост и нависая над Мухиным с грязной половой тряпкой. — Чего-то много до жути последнее время желающих, я смотрю. А то вот тряпкой перепояшу!..
Тетка была противной, тут Теплова не соврала. И покойному Крякину Мухин тут же посочувствовал. И понял того сразу, когда он из благоустроенной городской квартиры удрал в глухую деревню печку топить, да воду носить из колонки. От такой занозы удерешь куда угодно и адреса не оставишь.
— Сыну еле удалось узнать адрес его, — оправдывалась потом Крякина, когда прочла удостоверение Мухина. — Старый хрыч просто видеть никого из нас не хотел. С вами, с мужиками, случается такое на старости лет. С головой не все в порядке… Бабу себе там завел, умереть не встать!..
Зря он не завел ее себе смолоду, мстительно подумал Мухин, рассматривая неряшливый халат вдовы и неприятное одутловатое лицо в сетке кровеносных сосудов. Глядишь, и все в его жизни сложилось бы иначе, и много счастливее, и жив бы сейчас остался.
— Да из-за денег его и кокнули! — тут же выдвинула версию вдова Крякина, как только он задал ей вопрос. — Небось, уже и дом на кого-нибудь переписал, вот из-за него и грохнули! Танька, кобыла эта, небось и ухандокала Ваську. Главное, надо же, сразу после убийства она в город подалась.
— А вы откуда об этом знаете?
— Так соседи Васькины и сказали. Я хотела к ней пойти, морду ей бить за Ваську, а она в городе. Говорят, с вечера как уехала, так и не возвращалась.
— Понятно… А скажите мне, пожалуйста, кто приходил к вам насчет продажи дома?
Ответ на этот вопрос был очень важен для него. У него уже полным ходом шел процесс расстановки всех точек. Как ознакомился с записями в толстой потрепанной тетради бывшего парторга Степана, так процесс и пошел. Сделал пару звонков, раздав задания выявить по номерам хозяина машины. Хотя был почти уверен, кто приезжал еще в тот день в Верхние Выселки. Но документальное подтверждение обязательно должно быть, не так ли? Это только Воронов по верхам скачет, и башкой совершенно не работает. У него даже ума не хватило уломать эту сволочную бабу — Крякину — и разжиться у нее адресом ее бывшего мужа. Получил от ворот поворот и поплелся восвояси.
— Да, было дело! — хмыкнула довольно вдова. — Приходил тут один от вас. С ним я не говорила, попросила сказать, что меня нет. Ну замучили просто, понимаете! Идут и идут! Сначала две бабы пришли, потом еще одна явилась, затем мужик!
— Так, стоп! Давайте по порядку. Что за мужчина приходил к вам за адресом Василия Степановича?
— Так ваш и приходил, — удивленно вскинула вдова выцветшие брови, выщипанные неровной дугой.
— А женщин описать можете? Кого из них вы адресом снабдили, а кого нет?
— Так… Щас… Надо вспомнить… — Она наморщила лоб. — Сначала пришла молоденькая такая, светленькая.
— Блондинка?
— Да не помню я, блондинка она или шатенка. Просто светится вся как-то. Чистенькая такая…
Полина Панова, сразу узнал ее по описанию Мухин. От нее и впрямь будто свечение какое-то шло.
— Пришла и насчет продажи дома пристала. Говорю, не в курсе. Она чуть не в слезы. Родителям, мол, обещала дом присмотреть в деревне, читала объявление, а адреса точного нет. Только, мол, адрес городской вот этой квартиры, — возмущенно вспоминала вдова. — Ох, задело меня! Думаю, старый хрен, сам деньги собрался поиметь, а наш адрес в газете указал! Я ее и послала…
— Куда?
— В Верхние Выселки, куда же еще! Как-то жаль ее стало. Она-то при чем, если у него мозгов не стало совсем!
— Хорошо, кто следующий?
— Потом пришла снова баба. Грузная такая, тяжелая. — Вдова схватилась обеими руками за свой живот и поколыхала его. — Вот она — блондинка. Глаза голубые, рот яркий такой. И сарафан в обтяжку, умереть можно! Как тумба, честное слово! Разве можно при таких телесах такие платья надевать. Та тоже разнылась насчет покупки дома. Ну и ей не отказала. Она мне денег дала, — призналась нехотя Крякина. — Сунула пятьсот рублей, а мне что — жалко адрес назвать!
Потом была еще одна женщина, по описаниям очень походившая на Веру Прохорову, которую наладили отсюда.
— Наглая очень! — скривила губы вдова и добавила: — И жадная!
Понятно, Вера денег не дала, а бизнес у Крякиной вроде уже как зародился, потому и ушла отсюда ни с чем. Такая же участь постигла и Воронова. И он пошел в собес, где уже побывали Вера Прохорова и Сергей Хаустов, обманом заполучившие адрес Василия Степановича Крякина.
— Вы Таньку-то арестовали или нет? — пристала к нему вдова Крякина, провожая Мухина к порогу.
— Вы Таньку-то арестовали или нет? — пристала к нему вдова Крякина, провожая Мухина к порогу.
— За что? — не сразу понял он.
— Как за что?! — задохнулась та возмущением. — Ваську уложила топорищем, в город смылась, а ее не за что?! Ну, вы даете!!
— Мне ничто не помешает взять под подозрение ваше семейство, — посуровел сразу Мухин.
Захотелось вдруг дать отпор наглой бабе. Да и за Татьяну Теплову стало обидно, которая ему очень помогла. Она, между прочим, поминки по Васе своему готовить собралась, оттого и гуся зарубила, а вот горя в родном семействе Крякина что-то совершенно не просматривается.
— Как это? За что? — попятилась от двери грузная Крякина.
— Как только вы узнали, что ваш муж собрался продать дом, вы поспешили и избавили его от этой идеи, — гадким вкрадчивым голосом начал Мухин, не переступая порога. — Дом-то теперь по наследству переходит к вам и вашим детям. Развода, я слышал, вы так и не оформили. Так что…
— Так что?! — Толстая спинища вдовы прильнула вплотную к коридорной стенке.
— Так что попрошу никуда не отлучаться до выяснения обстоятельств, — сказал, как отрезал, Мухин и пошел, мысленно хихикая.
Пускай, пускай попритихнут немного, а то распоясались, понимаешь.
Он вышел на улицу, попросил водителя подбросить его до какой-нибудь ближайшей кафешки, а потом отпустил. Не барин, чай, пройдется и пешочком. Да и думалось на ходу легче, чем в тесном душном кабинете, забитом пыльными бумагами.
Сейчас он пообедает, напьется горячего кофе, а затем пойдет по адресу погибшей от руки Панова — Полины Ивановны. Имелись у него кое-какие вопросы к ее соседкам, скопились за это время. Адрес тот был неподалеку, всего в паре кварталов от того уютного кафе, куда его подвезли пообедать.
Обед Мухину понравился. Прямо домашние по навару и густоте щи с мясом и сметаной. Огромная сочная котлета на пышной горке картофельного пюре. Салат из помидор огурцов, зеленого лука и сметаны. И кофе не подкачал, подался в меру горячий, ароматный, густой.
Хорошо! К тому же нудный дождь прекратился, пока он обедал.
Ветер тихонько потряхивал мокрой листвой, покрывая рябью лужи. Солнышко начало настырно драть в клочья стаи сизых облаков. Сейчас только стоит пригреть ему, и лужи станут высыхать прямо на глазах. И тепло благодатное по городу разольется. Глядишь, ближе к вечеру от ненастья и следа не останется. А с утра бы на рыбалку по такой погодке. Завтра же выходной. Завершить сегодня дело с блеском, а поутру со спокойной душой на рыбалку. Засесть на берегу в высокой осоке, закинуть пару удочек и потягивать кофеек из старенького термоса с давно стершимся цветком на боку. Смотреть сквозь сонную негу на неподвижные поплавки и ни о чем не думать, ничего не ждать, кроме поклева. Дождаться его, дернуть резко вверх и на себя, и любоваться потом гладким сверкающим боком глупой рыбины, польстившейся на незамысловатый корм.
Хоть помечтать-то, вздохнул Мухин, выходя на улицу. Помечтать о несбыточной завтрашней рыбалке, об успешном завершении дела, от которого устали все, и фигуранты в том числе.
Да и убийца, наверное, уже устал убивать, спасаясь от подозрений. Сколько же можно! Устал, устал, а то с чего бы ему так много ошибок начать лепить. Три года назад все прошло слишком гладко. Просто в учебник криминалистики рекомендуй то загадочное преступление — трехгодичной давности. А теперь — нет. Теперь — промах за промахом. С чего? Времени не стало совсем на раздумье? Это тогда — три года назад — его было предостаточно. Тогда все продумано было и просчитано до мелочей, а теперь некогда…
— День добрый, — вежливо поздоровался Мухин с женщинами, успевшими после дождя облепить дворовые скамейки.
Если честно, то он их немного побаивался, этих дворовых блюстителей порядка. И в своем дворе побаивался, и в чужих. И не очень любил их привлекать в ходе расследования на роль свидетелей. Могли ведь такого наговорить, такого напридумывать, что потом век не разгрести. С Пановым-то, чудится, так и получилось.
— День или уж вечер добрый, — поджала синюшные губы она из женщин. — А вы кто такой? Чего по нашему двору шляетесь? Слыхала, бабы, сейчас таких, наводчиков по квартирным кражам, пруд пруди!
Ну вот, у них уже и готовый приговор имеется. За то он дворовых сплетниц и не любит, за скоропалительные выводы их, рождающиеся в их ежедневной бесполезной болтовне. Сейчас еще ботинки его грязные заметят, а в городе такой грязи нет, и не бывало никогда. Пуговицу на рубашке, повисшую на одной нитке. Пятно на брюках не пропустят, которое за три стирки никак не желает отходить. И все! Зачислят его в разряд брачных аферистов.
Пришлось поскорее доставать удостоверение. Совать в их любопытные физиономии. Дожидаться уважительного кивка. И тогда уже приступать к делу.
— Полинкина соседка только что домой прошла, ее дверь прямо напротив ее, — сообщила одна из теток. — У ней сегодня давление, вы бы поспешили. Таблетку выпьет — ни за что не откроет. Долбишь, долбишь в дверь, что хочешь, то и думай. Ты поспеши, мил человек. А то ведь не добудишься.
Соседка Полины Ивановны открыла Мухину с перевязанной белым платочком головой и болезненной гримасой на морщинистом лице. Она так же как и ее подружки по двору, задала ему нелюбезный вопрос: «кто такой и чё вам надо». Потом сменила гнев на милость, прочтя удостоверение. И даже пригласила к себе в квартирку, предложив разуться у порога.
— Вы помните тот день, когда погибла ваша соседка? — перешел Мухин сразу к делу, устроившись в неудобном продавленном кресле пенсионерки.
— Как не помнить-то! Как не помнить-то, ужас какой! Полина всю жизнь прожила со мной бок о бок. Всяко бывало, порой и спорили, и серчали, но чтобы до серьезного скандала… нет, никогда дело не доходило. Не скажу, что все ее прямо любили, но никто, кроме зятя, ей зла не желал. Никто!
— А с чего вы сделали вывод, что он желал ей зла? — уточнил Мухин, хотя знал наизусть показания всех соседок.
— Орал, как ненормальный, однажды. Из-за Полинушки младшенькой скандалили. Он и орал на тетку ее, что убью, мол, и все такое…
Вот про все такое Мухину было очень интересно знать. Про все такое в протоколе допроса не было сказано ни слова.
— Так она уговаривала их развестись вроде, — нехотя вспомнила соседка погибшей.
— А что так? — удивился Мухин.
Сам-то он ничего, кроме жертвенной любви со стороны обоих супругов, не обнаружил за то время, пока шло следствие.
Жена, Полина то есть, рвалась изо всех сил к мужу, всячески оправдывала его, невзирая на то, что муж сидел по подозрению в убийстве ее тетки.
Муж, Антон, сильно озабочен был судьбой супруги, не хотел, чтобы она погружалась в ту грязь, которая сопутствует всяческим судебным разбирательствам. И даже от свидания с ней отказывался именно по этой причине, чтобы ноги ее не было в грязных тюремных застенках.
И вдруг развод! Непонятно…
— Какие-то проблемы у молодых были первое время, — тетка поджала губы, не желая прослыть дворовой сплетницей. — Кто же скажет-то! Так, что услышим, что домыслим… Полина, девочка утонченная росла. Тетка даже не раз про монастырь говаривала. Таким, мол, как Полинка, место только в монастыре. Слишком уж наш мир для них тяжел. А тут замужество. Да еще с таким мужиком, как Антон!
— А какой он?
— Ну… Грубый, наверное. По мне, так самый обычный. Работал, Полинку любил. Да и собой красивый малый. Зажрались просто обе, — вдруг вырвалось у соседки с ехидством. — Им бы такого, как мой зять, который чуть выжрет, так кулаками махать. Да из дома все столовое серебро потаскал. А то Антон им плох был. Соседке говорю, не лезла бы ты, Полина Ивановна, к молодым. Сами разберутся. Чем, говорю, Антон вам плох? Не пьет, не дерется, зарабатывает, красавец опять же.
— А она что?
— А она все вздыхала. Племянница, говорит, все о принце мечтала.
— А вы в ответ?
— А я говорю, что принцы тоже в туалет ходят. А эльфы случаются только в сказках. Не лезь, говорю, к ним, пока беды не случилось. Вот она и стряслась…
— Хорошо, — оборвал ее Мухин, так толком и не понявший, чего не хватало в свое время Полине Пановой и каким образом потом все это вдруг ею было обретено. — Теперь давайте по порядку, час за часом, минуту за минутой, вспомним тот самый страшный день.
— А что вспоминать-то! Я только успела во двор спуститься, как Антон на машине подкатил, будто бешеный. Завизжало все в его машине даже! — сказала соседка Полины Ивановны, ухватившись за повязанную платком голову. — Бегом наверх. Так же бегом сверху. А потом вот и…
— Понятно. — Мухин задумался. — Стало быть, вы во двор спустились перед самым приездом Антона Панова?
— Ну да. Минут за пять, может, и меньше, — согласно кивнула женщина.
— Так, а теперь давайте-ка вспомним, когда вы спускались вниз, никто вам не встретился? Возможно, вы кого-то нагнали в подъезде? Может, навстречу вам кто-то шел?