Потом как-то все внезапно исчезло. Кошмары перестали его мучить, подзабылись, и вот теперь, кажется, вернулись вновь, но уже в реальности.
Толпа чужих людей, хозяйски расположившаяся за его громадным столом в столовой, в самом деле показалась ему безликой, серой копошащейся массой. Они деловито и долго перекладывали какие-то бумаги, настраивали дурацкие дешевые авторучки, которые отказывались писать. Переглядывались строго и не говорили ничего.
Нет, когда они вошли все вместе, Мухин что-то зачитал монотонным противным голосом. Про какие-то права, про понятых, и про то, что кто-то подозревается…
Господи, они что, с ума сошли?! Они кого пришли арестовывать?! Его?!
— На каком основании? — вдруг выпалил Хаустов в полнейшей тишине, нарушаемой лишь чопорным шорохом казенной линованной бумаги. — На каком основании вы вламываетесь в мой дом?! Кого, я не понял, вы подозреваете?!
Ответила за всех Тая.
Она вдруг сорвалась с кресла, в котором притихла, покусывая губы, пока все эти люди рассредоточивались по их столовой. Начала кружить вокруг Мухина и его молодого помощника и начала орать:
— Забирайте его! Арестовывайте! Он убийца, он! Я могу это доказать!
— Да ну! — уставил на нее Мухин неуставной игривый взгляд. — Вы готовы сотрудничать со следствием?
— Да, готова!
И она прямо как пионер-герой встала, выпрямив спину и отставив толстую ногу в черных рейтузах, которые называла — легенцы, чуть в сторону. Еще горна и барабана ей не хватает, вяло подумал Хаустов, наблюдая за происходящим в его доме.
— Ну, ну, ждем, — подначил ее Мухин, покосившись на Воронова и, кажется, подмигнув ему.
Конечно, станешь моргать, когда такая удача сама в руки падает. Даже напрягаться особо не надо. Все сразу получи: и свидетельские показания, уличающие убийцу, и доказательства.
— Я щас! — рванула было Тайка из столовой, но ее тут же остановили.
— Мы, пожалуй, пойдем вместе с вами, — мягко пояснил Мухин, только что руку ей не предложил, выходя плечом к плечу из комнаты. — Надо же все запротоколировать. И понятые нужны в этом деле. Вы согласны?
Конечно, эта гадина была согласна. Она теперь на что хочешь согласится, лишь бы его упрятать далеко и надолго. Как все своевременно получилось, небось, ликовала ее подлая душа! Только собралась делить с мужем добро, и тут бац — подфартило. Да как еще!
Хаустов остался один на один с Вороновым.
— Вы мне можете объяснить, что все это значит? — спросил он у него, когда все вышли и начали подниматься по лестнице. — Хорошо, дети в летнем лагере… не видят этого переполоха…
— Я бы не стал называть все это переполохом, — возразил молодой следователь, поглядывая на него с явным любопытством.
— А как бы вы это назвали?
— Логичным завершением целой серии преступлений, то есть арестом преступника. — И снова в сторону Хаустова странный взгляд. — А вы думали, что все это будет продолжаться до бесконечности?
— Что все? — Сергей ухватился за голову, отказываясь принимать его слова за правду, стараясь относить все это к словесному блуду зарвавшегося чиновника.
— Все то, что происходило! Одно убийство следовало за другим. И вот, что главное… — Тут Воронов встал из-за стола, опасливо выглянул за двери столовой и, понизив голос до шепота, спросил: — Вы что же, в самом деле, думали, что никто не заметит этой странной зависимости?
— Какой, какой зависимости?! Я вообще не понимаю, о чем речь!
— Речь о том, что все эти бессмысленные, казалось бы, убийства направлены на соблюдение и сохранение интересов одного-единственного человека.
— Какого человека?
— Вас! Вас, уважаемый гражданин Хаустов, — делая акцент на слове «гражданин», ответил не без издевки молодой Воронов. — Сначала погибает ваш брат. Странно и своевременно он погибает, скажу я вам. Только-только успел оформить на вас доверенность. Как тут же — бац, и в ящик!
— Прекратите! Я не стану с вами больше говорить без своего адвоката! — взорвался Хаустов.
Все эти намеки он выслушал еще три года назад. Ему за глаза хватило тогда. И от следователей слушал, и от близких знакомых. И даже господин Терехов неоднократно бросал в его сторону задумчивый взгляд и намекал, намекал, намекал, старый хрен.
— Ваше право на адвоката никто не оспаривает, — быстро согласился Воронов. — Но если позволите, я продолжу.
— Валяйте, — кивнул Хаустов. — Я-то ничего говорить не стану, так и знайте.
А что ему оставалось делать? Дать в зубы этому молодому нахалу он не мог. Выставить его из своего дома не мог. Заставить замолчать было не в его власти. Пускай говорит, решил Сергей, хуже ему от этого уже не станет.
— А что нужно сделать, чтобы вас не взяли под подозрение в убийстве вашего брата, а? — надрывался между тем Воронов. — Правильно, нужно подставить под подозрение жену убитого. Будто бы она убила и скрылась с деньгами. А денег-то и не было, господин-гражданин Хаустов.
— Как не было?! А кейс?
— Он был пуст. Этот кейс Зоя Хаустова повезла своему любовнику — то есть Панову, чтобы вернуть его ему. Он ведь ему принадлежал.
— А приспичило именно в тот вечер? — не поверил Сергей.
— Причина нужна была объективная для свидания, вот они и придумали ее с этим кейсом. А денег там не было, и быть не могло.
— А куда же они подевались-то?
— А их днем или двумя днями раньше ваш брат отдал за карточный свой долг. Вы разве не знали, что он был игроком?
Сергей не знал. Он вообще мало что знал о нем. Знал, что брат забрал у него сначала отца, потом увел любимую женщину. Знал, что тот был много удачливее. Что ему не приходилось так много и с такой отдачей трудиться, в том необходимости не было. А все остальное…
Круг интересов и привязанностей брата для Сергея был тайной за семью печатями, срывать которые он не видел необходимости.
— А мы нашли, наконец, того человека, которому был этот долг возвращен. И труп Зои был обнаружен. И версия о том, что она скрылась с деньгами мужа, убив его, лопнула, как мыльный пузырь. Проигрыш, не так ли? Да какой, если учесть, что минуло с тех пор три года!
— Ну да, ну да, — закивал Хаустов, будто и не понял намека.
— Что тут делать?! Как поступить?! — заполошно замахал руками Воронов, видимо, изображая панику убийцы. — Нужно срочно что-то предпринять! Нужно кого-то срочно подставить! А кого? Кого, как не человека, у которого состоялось в день убийства Алексея свидание с его женой. Конечно, Панов лучше всех подходил на роль подозреваемого в убийстве. И что тогда делать? Как навести следствие на этот путь, оставаясь при этом в тени? Да просто! Надо явиться к старой тетке его жены, заставить ее вызвать Панова телефонным звонком к себе. Потом убить ее, и незаметно под шумок скрыться. На кого падет подозрение? Конечно, на Панова! На кого спишут убийство Зои Хаустовой? Конечно, на Панова, поскольку характер нанесенных повреждений по голове идентичен. Очень умно! Очень!
— Продолжайте, продолжайте, коллега.
В столовую очень тихо вернулись гуськом Мухин, Тая, понятые, два вооруженных милиционера и бедная, побледневшая до синевы Алина. Почему-то за эту ее неестественную бледность и ошарашенно вытаращенные глаза Хаустову сделалось ее очень жаль. Жалеть себя нужно было в первую очередь, а у него из-за Алины сердце разрывалось.
Ей-то все это зачем? Она-то из-за чего страдает?!
Все снова тихонько рассредоточились по комнате, а Воронов, между тем, продолжил:
— Все! Все сделано очень тонко, расчет оказался верен. Милиция ни на кого другого убийства не списала, взяв под стражу Панова. Все нормализовалось, жизнь пошла своим чередом. Казалось бы, живи, радуйся потихоньку делу рук своих, да тут так некстати друзья начали интерес проявлять к тому старому делу. То Полина Панова заколготилась, то Вера Прохорова. Всем вдруг понадобилось найти старого бригадира тех самых строителей, которые работали в гараже в день убийства. Если он что-то видел… А он не мог не видеть, так ведь? Он не мог не видеть вашей машины, Сергей, которая приехала в фирму следом за Пановым и Хаустовой. Не сразу, нет. Через двадцать тридцать минут, которые понадобились на то, чтобы убить брата…
— Чудовищно! — ахнул кто-то из серой казенной толпы.
— Пропустим эмоции, — пробормотал Мухин, делая знак Воронову продолжать.
— Так вот, старый бригадир видел вашу машину, Сергей. И как она приехала, и как потом уехала много позже Панова. Он все видел и мог проболтаться. Так ведь? Три года назад его об этом никто не спросил, потому что никто не связал убийство вашего брата и мнимое бегство Зои с вашим именем, то есть с вашей фирмой. Все суетились вокруг банка и… И вы поехали в Верхние Выселки и убили бедного старика. Успели, как вы думали, вовремя. Панова так и не встретилась с ним и не поговорила. Но вот Прохорова… Она вас чуть опередила. Мало этого, начала потом шантажировать, звонить без конца и требовать денег. — Воронов насупился, обведя взглядом всех присутствующих. — Скажите, Сергей, как вам удалось уговорить ее ввести себе лошадиную дозу наркотиков? Вы что, соблазнили ее, а потом?..
— Оставьте, ради бога! — заорал Сергей, ворочая головой в тесном воротнике сорочки так, будто боялся задохнуться. — Это все бред, бред! Я ничего этого не делал!!
— Но Вера не была полной идиоткой, — словно не слыша его, все говорил и говорил Воронов. — Она оставила записку… на тот случай, если не вернется домой живой и невредимой. И даже дала своему мужу намек крохотный, перед тем, как ехать на встречу. И он ведь нашел!
— Что нашел? — не понял Хаустов.
— Нашел Виталий записку своей жены, в которой она указала имя убийцы. Коварного, расчетливого, изворотливого убийцы, который делал все только для того, чтобы соблюдены были интересы одного-единственного человека — то есть вас!
— И что дальше? — не понял Сергей философствований следователя. — Ну нашел он записку, и что дальше?
— А дальше… Он позвонил своему тестю. Сказал, что в руках у него записка его дочери. И вызвал его к себе. Но тесть Терехов Иван Сергеевич замешкался. Он же не мог знать, что господин Прохоров не успокоится, и станет звонить тому, чье имя указала в своей записке его жена Вера. А он позвонил. И начал грозить. А потом еще, не посмотрев в глазок, и думая, что это явился его тесть, открыл опрометчиво дверь квартиры. И…
— И что? — заинтересовался Хаустов, поняв, что конец истории близок.
— И получил удар по голове тяжелым предметом. Кстати, точь-в-точь такой же, от которого погибли Зоя Хаустова и тетка Полины Пановой. И утратил Прохоров то единственное вещественное доказательство, которое оставила ему его жена. Не найдено было при нем записки. Унес ее с собой убийца. Только не рассчитал…
— Что?
— Удар свой не рассчитал. Жив остался Прохоров! Жив и зализывает теперь раны под опекой своего бывшего теперь уже тестя. Вот так-то, господин Хаустов! Это конец…
— Конец чего? — ахнула Алина, сделавшись зеленой от испуга.
— Конец страшной истории… Конец целой серии преступных деяний…
Это Мухин уже завершил с мрачным видом, сам себе напомнив деловитого Эркюля Пуаро, вещающего с экрана витиевато и правильно. Осталось кончиками пальцев котелка на голове коснуться и откланяться. Только вот беда — котелка на голове не было. Да и руки были заняты целым ворохом одежды, упакованным в пластиковые мешки. Одеждой Сергея Хаустова, выпачканной кровью своих жертв.
— Узнаете? — обратился к Сергею Мухин, разложив на столе вещественные доказательства. — Понятые, подойдите сюда, пожалуйста.
— Узнаю, — с удивлением кивнул он и обернулся на Таю. — А ты говорила, что выбросила вещи, что порвались! А эту рубашку я искал несколько недель назад, а ты сказала…
— А что я могла сказать, господа, — воскликнула она, прикладывая пальцы к горящим щекам, — когда нашла ее всю в крови! Что я могла сказать! Что могла подумать!
— А что вы подумали, кстати? — вдруг ввинтил эдакий вопросец Мухин. — Когда нашли рубашку мужа в крови, брюки несколькими днями позже тоже в крови… Что подумали? О чем спросили его?
Теперь уже все уставились на Таю, растерянно переводившую взгляд с Сергея на Мухина.
— А… А что я могла сказать или о чем спросить? Я же… Я же всего лишь домашняя хозяйка, лишенная голоса в этом доме, — мяукнула она кротко. — Я не могу указывать ему, как надо жить. Он хозяин и… И эти вещи в крови… Я напугалась, конечно, но…
— Но почему-то не выстирали! — фыркнул вдруг Мухин насмешливо. — Почему? Логичным было бы, не спросив мужа о его похождениях и напугавшись за него, взять и выстирать все… Или сжечь, уничтожить, а вы в отдельный ящик все сложили. Аккуратно упаковали в пластиковые мешки, сложили… Я бы даже сказал, что спрятали ото всех, но не от себя. С какой целью?
— Хорошо. Я скажу! — Тая снова стала пионером-героем, отставив ногу в сторону и водрузив себе на шею ремень от невидимого барабана. — Я хотела правосудия! Правосудия для этого страшного человека!
— Он отец ваших сыновей, — напомнил на всякий случай Мухин, трогая макушку.
— Который намеревался их оставить, ради… — фыркнула со злостью Тая, забыв про геройство и опять становясь обыкновенной злой Бабой Ягой. — У него баб, что грязи! Он таскался по ним… Даже соседками не брезговал и домработницей!
— Ложь! — возмутилась Алина, возвращая своему лицу милый румянец. — Все ложь!
— Молчи уж, святоша, — махнула на нее толстой рукой Тая. — Да мне на его баб плевать. Я за правосудие! Он убил, пускай теперь отвечает. А вещи я оставила, чтобы доказательства его вины были. Чтобы он не отвертелся, сволочь такая! Чтобы не оставил нас без средств, чтобы…
— Чтобы сел в тюрьму на всю оставшуюся жизнь, оставив вас при деньгах, при домах, квартирах и пароходах, — пробубнил Мухин, заходя к ней со спины.
— Нет у нас никаких пароходов, — начала озираться на него с опаской Тая. — У нас вообще бы ничего не было, если бы я не была рачительной хозяйкой. Он все готов спустить на своих баб!
— Ложь! — снова с трогательной беспомощностью пробормотала Алина, глянув на Мухина. — Все ведь ложь, товарищ следователь! Неужели вы до сих пор не поняли, что это все она!! Это она всех убила! Сергей не мог и…
— Заткнись, дура!! — завизжала Тая, бросившись на бедную Алину, но была тут же схвачена за руки Мухиным и передана сопровождающим его милиционерам. Но брыкаться все равно не перестала.
— Когда Алексей и Зоя были убиты… — начала говорить Алина, быстро и скомкано, будто боялась, что ее никто не станет слушать. — Тот вечер… Я очень хорошо его помню. Мы уехали раньше времени с праздника. Тая сказала всем, что дети капризничали. Но это было не так. Им там было хорошо, они играли. А она сорвала их и меня с праздника, а Сергей там остался. Потом она оставила меня с детьми дома, а сама уехала куда-то. Ее не было довольно долго. Вернулась она вся взъерошенная какая-то. Затем долго плескалась в ванной, а когда ушла… Она обувь там отмывала, а раковину за собой не промыла как следует. И там остался песок какой-то и что-то бордовое, разве я могла тогда подумать, что это кровь?! Кровь и цемент… А когда вещи Сергея… Я же видела вас, Тая, как вы переодевались в гараже и садились в машину. Да, за стеклами вас не видно, они тонированы. Но я видела вас, как вы переодевались в рубашку и брюки Сергея. На вас брюки еще не сошлись, и вы резинкой подвязали, и длинным подолом рубашки прикрыли… Я ничего не понимала! Не могла знать… Все думала, что вы за ним следите, что пытаетесь уличить его, застать с женщиной, отсюда и маскарад. А оказывается!..
— Оказывается, что? — передразнила ее Тая без былой злости, с удалью какой-то сумасшедшей. — Оказывается, это я просто своему муженьку дорогу в жизни прокладывала, так? У него-то мозгов и было только на то, чтобы пахать всю жизнь, как проклятый! Лешке вон с неба все сыпалось. А этот, идиот, знай, пашет и пашет! Так бы всю жизнь и прогорбячил, ничего не имея. А тут братец доверенность оформил перед отъездом на отдых. Это ли не удача, господа?! Глупо было бы ее не использовать! И ведь прошло все без сучка и задоринки. Кто же мог знать, что эти идиоты строители в той яме коммуникации проложили! Никогда бы Зойку не нашли, как бы не этот чертов случай… А как нашли, пришлось поворачиваться, пришлось крутиться, да! И где-то оступилась. Где, не подскажешь, товарищ Мухин?
— Номер вашего джипа записал старый мужик в Верхних Выселках, гражданка Хаустова. И соседка убитой Полины Ивановны со спины никогда бы не опознала вашего мужа по габаритам. Да и Прохоров уже успел шепнуть, придя в себя, что это вы! Вы и никто другой!
— И что?! — с вызовом откликнулась Тая, без тени раскаяния, с сатанинским смешком. — Я не заслуживаю уважения за то, что все это придумала и провернула в одиночку?
— Уважения — нет, — отозвался задумчиво Мухин. — А вот наказания — да. Причем весьма сурового! Может, и станут вас уважать на зоне, кто знает. Кстати, а как вам удалось ввести в вену Прохоровой?
— А вот хрен вы на меня это повесите! — заржала, как ненормальная, Тая. — И не докажете никогда, как ни старайтесь!
— Будем стараться, — скромно отозвался Воронов. — Да, а как вы могли знать, что в бетономешалке будет столько бетона? Вы не могли же этого знать наверняка, как не могли знать наверняка, что эти двое там встретятся?
— Идиоты! — фыркнула та снисходительно. — Полные идиоты! Бетон по моему словесному указанию был приготовлен одним из рабочих в точно рассчитанное время. Сказала, что муж распорядился, только не успел ему сказать. Пьян тот был, потому и не помнил потом, что и как. Кто приказал под конец рабочей смены, зачем приказал? Он спал уже к тому времени за проходной, когда бригадир волнение поднял. Да и не важным потом это стало, когда Лешку убитым нашли. Кто станет из-за груши невыработанного бетона бучу поднимать!.. А что эти двое там непременно встретятся, я знала. Вы забыли, что Зойка была моей подружкой. Она была уверена, что они встретятся с Пановым перед отъездом. Ее уверенность передалась и мне. И я подумала: или сейчас, или никогда. Если суждено, значит, получится. Нет — подождем следующего раза. Но подстраховалась заранее. У меня все было рассчитано до минуты, вплоть до того, когда мои мальчики начнут домой проситься. Как только Зойка позвонила мне и сообщила, что Панов ее снова хочет, так сыновья и домой запросились. А бетон… Бетон на всякий случай был приготовлен. Случай не заставил себя долго ждать.