Располагая такими данными, капитан Баклаков и я вылетели на курорт. Задание было простое: выяснить связи Казакова и задержать в момент совершения валютных операций.
Мне удалось близко познакомиться с Казаковым, что значительно облегчало нашу работу…»
— Уже зарезал? — спросил Сергей.
— Кого зарезал? — не понял Шахов вопроса.
— Казакова, конечно. — Сергей провел большим пальцем по горлу.
Шахов не ответил и продолжал писать:
«На курорте Казаков вел замкнутый образ жизни, и похоже было, никаких сделок совершать не собирался. Но однажды утром я нашел его в номере с перерезанным горлом…»
— Сережа, что мы предполагали, когда Казакова убили? — спросил Шахов.
— Много чего предполагали. — Сергей хитро посмотрел на друга. — Предполагали многое, а уверены были только в одном, что влетит нам от комиссара. И, кажется, не ошиблись.
— Серьезно, Сергей. Что-то у меня все мысли разлетелись. Тогда же были какие-то четкие версии.
— Не ври, Миша. Сутки не было никаких версий. Ходили как в воду опущенные. Когда в городе увидели Поддымова — старого проходимца и валютчика — немного приободрились.
— Верно. Поддымов, — обрадованно перебил Шахов. — Потом встреча Поддымова с Приходько.
— Не забудь отразить, — Сергей постучал пальцем по столу, — эту встречу установил я. И что Зоя служит только ширмой для Приходько, установил тоже я.
— Сережа, ты в моем повествовании главный герой.
— Констатация факта. — Сергей пожал плечами.
«На наш запрос Москва сообщила, что Друянов является членом коллегии адвокатов, человек безукоризненной репутации. Приходько же только что был освобожден из мест заключения, где отбывал наказание за бандитизм. Тогда и родилась версия, что Приходько — лишь исполнитель, а Поддымов — организатор преступления.
Убийство было совершено следующим образом. У Казакова болел палец. Приходько предложил побрить его. Зарезал, забрал валюту, через веранду вернулся в свой номер, прошел мимо дежурной, позавтракал и сел играть в шахматы. Отлучившись на две минуты, он через веранду снова зашел в номер Казакова, позвонил дежурной, быстро запер внутреннюю дверь, чтобы Самойлова не могла войти и увидеть труп, а сам спрятался в душевой. Дежурная автоматически отозвалась на обращение «ребенок» и отнесла полотенце именно в десятый номер. За шумом воды голос, конечно, разобрать было невозможно.
Результат достигнут. В семь тридцать Казаков якобы еще жив, а Приходько в это время играет в шахматы. Время убийства смещено. Преступник получает алиби. Подозрение падает на Друянова…»
— Сергей, — Шахов бросил ручку и закурил, — а как Поддымов узнал, что у Казакова с собой крупная сумма валюты?
— А черт его знает, как он узнал! Мы только догадывались, а он точно знал.
— А как это получилось, что Поддымов — валютчик и чистоплюй — связался с Приходько — вором-рецидивистом и бандитом?
— Поддымову нужен был исполнитель. Знаешь, Миша, — глаза Сергея загорелись, и он заговорил быстрее, — чую, что очень скоро мы это дело передадим в Комитет государственной безопасности. Кто-то стоит за Поддымовым. Из этих… — Он сделал рукой неопределенный жест. — Отсюда и осведомленность Поддымова. У них с Казаковым был общий хозяин. Хотели одним ударом убить двух зайцев: убрать Казакова — он был одной ногой в тюрьме и стал опасен — и завербовать Приходько.
— Остановись, — Шахов хлопнул рукой по столу. — С твоим полетом мысли только фантастические романы писать.
— Не веришь, не спрашивай. — Сергей углубился в дебри бухгалтерии.
«Работа по установлению и изобличению преступников велась параллельно уголовным розыском города и нами с Баклаковым. Считаю необходимым отметить грамотность и оперативную смекалку коллектива городского уголовного розыска. Розыскные мероприятия, проводимые под руководством исполняющего обязанности начальника отдела старшего лейтенанта Перова, всегда были своевременны и целенаправленны.
Приходько сделал тонкий ход и не назвал своего партнера по шахматам, уверенный, что работники милиции найдут его обязательно. Этим он добился, что уголовный розыск сам установил его алиби. Однако и после допроса семьи Шверковских Перов, основываясь на мелких ошибках, допущенных Приходько на допросе, не отбросил версию о его виновности. Приходько чувствовал, что ему не верят, и это заставило его активизироваться. Изменить шаткое положение Приходько мог только арест другого человека. Для этого он и вложил в карманы парусиновых брюк, сданных Друяновым в стирку, окровавленный платок Казакова. Ход был грубый, но выбирать преступнику уже не приходилось.
К этому времени я, уже уверенный в непричастности Друянова к преступлению, расшифровался перед ним.
Когда в гостинице был обнаружен злополучный платок, я встретился с Перовым. Друянова мы прямо с пляжа отправили на Рицу, а в гостинице подняли переполох и выставили «негласные» посты.
Приходько решил, что Друянов испугался, что не сможет доказать своей невиновности, и поэтому скрылся. Похищенную у Казакова валюту Приходько хранил в двойном дне портфеля, который оставлял у Зои. Задержать Приходько с валютой в руках было не так уж сложно, но в этом случае Поддымов мог остаться в стороне.
Пока Приходько готовился к отъезду, мы наблюдали за ним и построили такую версию: Поддымов приезжает в город. Зачем? Помочь своему сообщнику? Ради такой филантропической затеи Поддымов не стал бы рисковать. Просто он не доверяет Приходько. Боится, что тот скроется с валютой. Приходько чувствует, что находится под подозрением, но валюту, самую серьезную против него улику, Поддымову не передает. Он рискует свободой и жизнью, но не расстается с награбленным, так как уверен, что, получив валюту, Поддымов уедет и бросит его на произвол судьбы. Построив такую логическую схему, мы пришли к выводу, что Поддымов уехать вместе с Приходько и отпустить его одного побоится. Он обязательно встретится с Приходько в последний момент и получит свою долю. Так операция по задержанию преступников была построена на их собственной психологии. Такая встреча действительно состоялась, после чего оба преступника были задержаны. Следствие ведет Прокуратура СССР».
Шахов закончил писать и поставил точку.
— Помнишь, как Александр Викентьевич стал следить за тобой? — спросил Сергей, увидев, что Шахов положил ручку. — А когда ты пригласил его покататься и поговорить, как он рассказывал о предстоящей поездке табачнику Акопяну? А тебе втолковывал, что у старика отличная память, особенно на лица? — Сергей откинулся на стуле и заразительно рассмеялся.
— Что же здесь смешного? — Шахов налил себе стакан воды. — Плохо я эту встречу проводил. Утром пытался зайти к нему в номер, но дверь была заперта. Громко стучать не хотелось. Молча протянуть ему удостоверение? Сам знаешь, жили на «пятачке», кругом народ. Можно сорвать всю операцию. — Шахов поставил стакан на тумбочку. — Друянов — старый адвокат. Насмотрелся за свою жизнь. Он мне потом рассказывал о своих опасениях: «Столкнет, — думаю, — меня этот парень с какой-нибудь скалы. И положит в карман записку такого содержания: что, мол, в смерти Казакова виноват и т. д. А поехать хочется — любопытство разбирает».
— Увидев твою физиономию, еще и не то подумать можно, — тихо, как бы про себя, сказал Сергей. — Я бы с тобой и в кино не рискнул пойти.
— Следы юношеских увлечений, у кого на лице, а у кого и на всем теле, — парировал Шахов и многозначительно посмотрел на товарища. — Я хоть купаться могу. Не как некоторые…
Сергей обиженно спросил:
— Бить ниже пояса тебя на ринге научили?
— Сережа, друг ты мой наилучший!.. — Шахов подошел к Баклакову, обнял его и приподнял со стула.
— Хватит! Прощаю. — Сергей поморщился и повел плечами. — Идем обедать. Надо заправиться перед выходом на ковер к руководству.
Друзья закрыли кабинет и отправились в столовую.
Аркадий Локерман СЕЙШИ Повесть
Следы «снежного человека»?
На острове Карашир, высоко в горах, вблизи кратера вулкана, где, выбрасывая пар, ревут фумаролы, отчетливо видны следы босых ног. Ясно отпечатавшись в зеленоватой, затвердевшей глине, они идут по дну расщелины и теряются на снежнике.
Туристы, увидавшие эти следы, еле-еле взобрались туда в горных ботинках на железных шипах.
Кто же мог здесь разгуливать босиком?
Известно, что следы человека и медведя — точнее, его задних лап — очень схожи.
Решили — прошел медведь. И сразу возник вопрос: почему он шагал на задних лапах, а не на всех четырех?
Решили — прошел медведь. И сразу возник вопрос: почему он шагал на задних лапах, а не на всех четырех?
Ответ нашли лишь один — это его дело, как хочет, так и ходит!
Все логично; но тут вспомнили про важное отличие. Медведи плоскостопны, они оставляют отпечаток всей ступни, а здесь четко видно — пятку соединяет с пальцами лишь узенькая перемычка.
Следовательно, не медведь! Так кто же?..
Безлюдье. Голые скалы. Рев фумарол.
Такой след только у… конечно, все подумали о «снежном человеке»! Вера в то, что где-то бродят эти человеки, за последнее время поостыла, но не умерла, несмотря на все разочарования.
А вдруг?.. Где же, как не здесь, на этом забытом богом и людьми острове, ему уцелеть?
Следы были тщательно замерены, зарисованы, сфотографированы. Ступни соответствовали размеру обуви № 44 современных граждан, и на этом основании было высказано предположение, что пол неизвестного мужской. Позаботились туристы и о вещественном доказательстве — притащили в поселок, выставили для всеобщего обозрения плиту, на которой полностью разместился отпечаток одной ноги, а от другой — увы! — уцелела только пятка.
О сладость открытия! К сожалению, была она недолгой. Пришел Маршан, химик из экспедиции, расспросил, где нашли, и захмыкал, скаля зубы.
Открытия не получилось. «Снежный человек» и на сей раз подвел. Выяснилось, что наследил совсем не он.
Следы эти исторического интереса не представляют. Однако возникли они при обстоятельствах совершенно исключительных и заслуживающих внимания.
Сейши — это вам не «снежный человек», в их реальности легко убедиться, только трудно остаться живым при близком знакомстве.
Обо всем этом, вполне достоверно, — в следующих главах, а сейчас познакомьтесь с теми, кто узнал о сейшах, как говорится, из первых рук.
Басов — начальник гидрохимической партии, высокий, широкоплечий, с правильными чертами лица и седеющими висками, он внушителен и деловит. Изучение минеральных источников на Карашире включили в план неожиданно. Басов был обижен, видел происки недругов в том, что ему поручили эту маленькую, ничем не примечательную тему в трудном, опасном районе. Он привык руководить, а тут — сам да два помощника.
С Маршаном вы уже знакомы. Не будь обязательства сохранять достоверность, в его характеристике следовало бы сгладить острые углы. Без этого он напоминает тех иронических молодых людей, которые, по утверждению строгих критиков, родились лишь на страницах журналов и не более реальны, чем «снежный человек». И наружность Маршана не мешало бы улучшить — уменьшить нос, зубы, уши, увеличить глаза.
Анатоль Франс справедливо заметил — повесть без любви что мясо без горчицы. Только Маршан хоть несколько помогает устранить этот недостаток. Поэтому он должен быть представлен таким, как есть на самом деле. Должен заверить, что ирония, боязнь высоких слов не привели Маршана к отрицанию высоких чувств.
Второй помощник Басова — Борис, студент-геолог.
В институте для его курса путевок на практику имелось в обрез, и почти все были в освоенные места, с предоставлением общежития и трехразового питания в столовой. А он жаждал романтики, странствий, опасности…
На лучшие места Борис претендовать не мог: не отличник, не чемпион, не… и так далее.
Когда дошла до него очередь, выбор был куцый — несколько мест с обеспеченным общежитием и одно — темная лошадка. Путевка эта отпугивала своей лаконичностью: «Ирк. филиал ВРТ, Кладбищенская, 8», — вот и все, что было на ней обозначено. Шуток насчет кладбищенской геологии пришлось выслушать много, и все же Борис рискнул.
Приехал он как раз вовремя — его немедля послали грузить машину, а затем Басов, внимательно просмотрев его зачетную книжку, сказал: «Пиши заявление на должность техника».
Борис не стал задавать вопросов, отступать было некуда — денег осталось меньше двух рублей.
Басов пояснил, куда и зачем направляется их партия. Сначала Борис решил, что его собеседник шутит, но какие там шутки.
Вскоре они летели над неоглядной тайгой, над сумрачным Охотским морем. Навстречу им, как огромный корабль, приближалась Камчатка, дымя трубами своих вулканов. Вдали, за кораблем, вереницей лодок вытянулись Курильские острова — вулканическая гряда, на пять километров поднявшаяся со дна океана. Борис не мог насмотреться — океан, японский пейзаж побережья, стелющиеся деревья на склонах гор, голые горы, а еще выше — сверкающие снежные вершины и черный дым кратеров.
За неделю Борис увидел больше, чем за всю свою прежнюю девятнадцатилетнюю жизнь.
Живой вулкан
Радиограмма взбудоражила всех. К ним, начинающим работы в районе вулкана имени Вольского, вылетает сам Вольский!
«Для чего летит сюда академик?» Этот вопрос без труда читался в глазах Басова.
— Наверно, решил отметить юбилей, свесив ноги в кратер! — Сидя на ящике, Маршан попытался это изобразить.
«Скоро смогу сказать любому: «Когда я с академиком Вольским на Курильской гряде…» Борис сознавал, что это глупо, тщеславно, но улыбка сама собой раскрывала его рот.
Не доверяя памяти, Басов вытащил из вьючного ящика толстые тетради своих конспектов. Они были у него в полном порядке. Записи обстоятельны, почерк тверд.
Маршан оказался прав. Год был юбилейный — ровно двадцать лет назад безымянному вулкану, на безлюдном тогда острове, было присвоено имя Вольского, который незадолго, до этого закончил изучение геологии острова. Позднее сюда он, по-видимому, не приезжал — и вот как снег на голову!
Басов знал, что академику перевалило за шестьдесят. В таком возрасте для празднования юбилеев выбирают места более уютные.
Поглаживая свои ровно подстриженные усы, он подумал: «Коль сам Вольский — значит, предстоят большие дела. Может, все к лучшему, здесь найду я свою золотую жилу…»
Давно уже диссертация стала его заветной мечтой, осуществление которой, к сожалению, не приближалось.
Маршан весело посвистывал.
«Все дни, как приехали на остров, ходил словно сыч, а тут развеселился». Басов пристально на него посмотрел, подумал: «Может, он и раньше уже что-то важное знал?»
Тощий, длинный Илья Маршан сидел на ящике, обняв колени. Лицо отнюдь не выражало особой осведомленности.
Сквозь широко раскрытую дверь, высоко над черно-зеленым обрывистым хребтом, среди ваты облаков, им был виден конус вулкана Вольского. Он казался игрушечным, и дымок над ним извивался тоненькой папиросной струйкой.
— А как он выглядит сам, так сказать, живой вулкан? Вы с ним знакомы, Андрей Михайлович? — спросил Маршан.
— Видеть пришлось на конференции, — ответил Басов, — седой, волосы назад зачесаны, нос с горбинкой, ростом невысок, но человек заметный.
— Вероятно, в основном своим титулом, — съязвил Маршан просто так, по привычке.
— Он же изучал все вулканы мира! — вступился Борис, помня, что в учебнике геологии Вольский упоминался часто и всегда с почтительными эпитетами.
Басов поспешно поручил хозяйственные дела Илье и Борису, а сам засел за конспекты. Он был встревожен — неожиданно все это и не вовремя! Не успел он еще разобраться, пообвыкнуть на новом месте. Начнутся разговоры, легко попасть впросак.
Уже кончился день, а он все читал и повторял почти как перед экзаменом.
— Я пошел, — небрежно сказал Маршан, направляясь к выходу.
Басов хмуро посмотрел ему вслед. Опять! Каждый вечер куда-то исчезает, является под утро. Словно почувствовав осуждающий взгляд, Маршан повернулся, пробормотал:
— Кстати, чтобы не изумлялись моим исчезновениям, сообщаю, что встретил здесь знакомую.
Он ушел, сутулясь, ругая себя за дурацкую застенчивость, которая помешала ему сказать сразу, да и сейчас заставила вильнуть. Ведь фраза «встретил знакомую» подразумевает что-то случайное, а он приехал бы сюда, даже не будь этой темы. Два года писем, ожидания — и такая дурацкая фраза!
Он шел торопливо и невольно снова и снова вспоминал все, что было сказано и недоговорено за эти четыре вечера.
Конечно, она его совсем не ждала, ведь он писал только так, общими фразами, что, может быть, когда-нибудь в отпуск приедет взглянуть на экзотику (а заодно и на нее).
Как она обрадовалась! И сразу вся сжалась — он это ясно почувствовал. Они говорили торопливо, перескакивая с темы на тему. Только о Викторе ничего не было сказано.
Когда прощались, в тот первый вечер, он сказал, глядя в землю:
— Все ясно, как кофе. Товарищ Гейне это сформулировал точно: «Она была достойна любви, и он любил ее, но он не был достоин любви, и она не любила его».
— Ясно только, кто настоящий друг, самый добрый, — ответила Катя.
Больше этой темы не касались.