– Да, скажи, а Ляля входит в число этих твоих жен?
– Нет, Ляля это так…
– Но почему же у нее было столько твоих вещей?
– Да ну… Это ерунда, я просто останавливался у нее, бывая в Москве. Ну и оставлял какие-то вещи. Я вообще давно хотел слинять… – несколько смутился он.
– Да, боюсь нам с тобой не поздоровится…
– Что ты имеешь в виду?
– Но она же может нас увидеть…
– Да плевать я на нее хотел! Не хочу я в такой счастливый день говорить о Ляле. А кстати, ты вообще с ней знакома?
– Да нет, я даже не знаю, как она выглядит. Ну что у нас дальше по плану? Может, музей кошек?
– Нет, к кошкам завтра пойдем, туда надо записываться!
– Даже так!
– Предлагаю…
– Погоди, я немножко устала от впечатлений…
– Поедем в гостиницу?
– Да нет, давай просто спокойно побродим по городу, никуда не спеша…
– Согласен.
Он опять поставил машину на стоянку, и мы пошли пешком. Идти с ним было хорошо, удобно, он то держал меня под руку, то клал руку мне на плечи. Мы да же почти не разговаривали, мы словно приноравливались друг к другу. И нам было хорошо. Мы перешли по мосту через Неву. И зашли в Летний сад. Сели на лавочку.
– Любимка, я тебя замучил?
– Да нисколько. Мне давно не было так хорошо! И погода сегодня такая чудесная.
– Значит, у тебя еще есть силенки?
– Что ты задумал?
– А слабо потанцевать?
– Потанцевать? Нет, не слабо! А где?
– Я отвезу тебя туда на такси.
– Надеюсь, не в дискотеку?
– Нет, в очень даже шикарное заведение.
– А в таком виде меня туда пустят?
– Да, могут не пустить. Да и меня тоже…
– Ну и черт с ними! А куда-нибудь попроще? Или нет… поехали просто в гостиницу. Я соскучилась по тебе. Если проголодаемся, в гостинице есть ресторан…
– Любимка, я тебя правильно понял?
– Совершенно правильно! У нас там еще фрукты остались… Не пропадем…
– А там недалеко можно купить прекрасные пироги, чаю выпьем… И будем вдвоем до самого утра…
– Принимается!
* * *Утром Кузьма объявил:
– Завтракать пойдем в «Асторию»! Я угощу тебя самым вкусным десертом, какой только можно придумать. А оттуда рукой подать до музея кошек.
– Да? И что это за десерт?
– Фисташковый крем «Баваруа». Стыдно признаться, но я, когда бываю возле «Астории» и у меня есть каких-нибудь сорок минут, я заскакиваю туда и беру этот крем.
– С ума сойти! Он очень сладкий?
– Да в том-то и прелесть, что почти не сладкий!
– Интересно! Хотя позавтракать можно и здесь, у меня завтрак оплачен, а ты можешь оплатить на рецепшн.
– Да ерунда! Пошли в «Асторию»!
– Ну что с тобой делать, пошли!
Мы опять шли молча. Меня точила одна мысль. Он считает, что наша женитьба – дело решенное, но как это все будет? Мне придется переехать в Питер. А моя работа? Быть просто домашней хозяйкой при безумно занятом муже, это не про меня. Я видела вчера его хозяйство, оно требует неусыпного внимания. А что буду делать я?
– Любимка, ты о чем задумалась?
– Да так…
Я не хотела сама поднимать эту тему. А, ладно, как-нибудь все устроится, но главное, что Кузьма совершенно мой человек и мужчина тоже. Ну, в конце концов, и в Питере можно найти работу. Будь что будет, лишь бы быть с ним!
Мы выбрали столик у окна.
– Заказывай все сам! – сказала я. – Ты наверняка тут ел не только крем!
– Это правда!
Сделав заказ, он сказал:
– Я отлучусь на минутку!
– Отлучись!
А я достала телефон. Вчера вечером я обнаружила три неотвеченных звонка от Тоньки. Надо ей звякнуть и сообщить, что все в порядке. Но не успела я набрать номер, как услышала мужской голос:
– Карина, ты?
Я подняла голову. Передо мной стоял поистине роскошный мужчина, слегка восточного вида.
– Господи, Ильяс, это ты? – ахнула я.
Это был Ильяс Абдрашитов, звезда мировой оперы и мой бывший сосед.
– Каришка, как я рад тебя видеть! Ты потрясающе выглядишь!
– А ты вообще, Ильяс, просто… нет слов! Какими судьбами?
– Да вот Гергиев пригласил участвовать в одном проекте… И еще тут снимают сюжет обо мне… Ну как ты? Ты с кем здесь? Я знаю, что ты… теперь одна… И я тоже один. Развелся!
– И я уже не одна, и у тебя, думаю, с этим нет проблем. Я в курсе, какую ты сделал карьеру! Молодец!
И тут возник Кузьма. Выражение его лица меня даже слегка напугало.
– Вот, Ильяс, познакомься, это Кузьма Брагин, мой…
– Будущий муж! – внес ясность Кузьма.
– О, очень рад! Ильяс Абдрашитов! Мы с Кариной были когда-то соседями! Вам, сударь, повезло! Карина чудеснейший человек и просто восхитительная женщина! Каришка, ты дай мне свой телефон, я буду в Москве и хочу пригласить тебя на концерт!
– О, с удовольствием, Ильяс!
И я протянула ему свою визитку.
Он протянул мне свою.
– Извините, я должен спешить! – сказал Ильяс и легонько и незаметно для Кузьмы мне подмигнул.
– Карина, что это значит?
– Ты о чем?
– Кто этот мужик?
– Ильяс Абдрашитов, звезда мировой оперы. У него сказочный бас-баритон. Он жил с нами на одной площадке. Учился в Консерватории, а после какого-то конкурса его пригласили петь в Вену. Теперь он поет по всему миру!
– У тебя с ним что-то было?
– Да никогда!
– А он красивый!
– И что?
– А почему он сказал, что ты восхитительная женщина?
– А ты с ним не согласен?
– Но я-то с тобой…
– Кузьма, прошу заметить, он не сказал, что я восхитительная женщина в постели.
– А зачем ты дала ему телефон?
– Потому что очень хочу пойти на его концерт. Он великолепно поет. А достать билеты в Москве практически невозможно!
– Ты почему сердишься?
– Потому что я не давала тебе поводов для ревности. А ты ревнуешь! Ты сразу скажи, если ты собираешься ревновать меня ко всем особям мужского пола…
– Извини, но просто я вышел на минутку, а тут такой экземпляр…
– Знаешь, в моей жизни, так уж случилось, вокруг было много великолепных экземпляров, многие снимались в фильмах моего мужа, я знакома с прорвой знаменитых и иной раз ослепительно красивых артистов, и ты ко всем будешь меня ревновать?
– Откуда я знаю! Может, и буду…
– Мой муж умер пять лет назад, и за эти годы я не приблизила к себе ни одного, как ты выражаешься, экземпляра… потому что мне нужен не мужик вообще, а мой человек. И мне показалось, что ты именно такой… мой человек… Именно поэтому я так легко и быстро с тобой сошлась.
– Прости меня, и не надо сердиться! Я, видимо, чего-то не понял…
– Чего ты не понял?
– Карина, прошу тебя, давай оставим эту тему!
– Хорошо, оставим!
Нам подали роскошный завтрак, а фисташковый крем и впрямь был невероятно вкусным. Просто чудо!
– Нравится? – спросил он.
– Не то слово!
Мы вышли на улицу. Вдруг начал накрапывать дождик. Зонтов у нас не было. И он потянул меня обратно в «Асторию». Мы сели в вестибюле. У меня вдруг возникло ужасное чувство, что все кончилось. От прежнего восторженно-влюбленного состояния не осталось и следа. Кузьма тоже был задумчив.
– Знаешь, Кузьма, ты извини, но… я не хочу никуда идти. Я неважно себя чувствую.
– Что случилось?
– Ничего! Хотя нет, вру… Случилось, и с тобой тоже.
– Что?
– Ты, похоже, понял, что мы как-то ужасно поторопились с нашими планами…
Он внимательно посмотрел мне в глаза. В его глазах я не увидела того тепла и любви, что были еще полтора часа назад. В них была настороженность.
– Разве я не права?
– Да, пожалуй, права…
– Ну вот… Последняя просьба, я хотела бы уехать уже сегодня. Помоги мне поменять билет.
– Карина!
И никакой больше Любимки Шикардос, прошу заметить!
– Что, Кузьма?
– Нет, это все как-то… неправильно… Я думал, у нас любовь…
– Я тоже так думала, а вот сейчас чувствую, что мы оба ошиблись, по-видимому. Мы провели два прекрасных дня и две прекрасные ночи и спасибо судьбе за это. Слава богу, мы не успели наделать каких-то глобальных глупостей… Вовремя одумались.
– Наверное, ты права.
Он достал айфон и занялся билетами.
– Сможешь уехать сегодня трехчасовым «Сапсаном». Я тебя провожу!
– Спасибо.
Он вызвал такси. Мы доехали до гостиницы. Я собрала вещи. До поезда оставалось еще больше двух часов.
– Кузьма, я… не надо провожать, я сама уеду. Ты лучше иди, зачем это уже? Не стоит.
– Да, пожалуй, я поеду. Прости, я не знаю, в чем дело, что произошло, но пусть будет так! Прощай и прости, если я виноват.
И он ушел.
Нет, я не прощу! Никогда не прощу! Мне казалось, что я вот-вот разревусь, но слез не было, только комок в горле.
* * *За что она так со мной? – думал Кузьма. – Я ничего не понял. Неужели из-за этого певца? Ну, конечно, такой роскошный кобель, да с мировым именем, а кто я? Фермер! Хвосты коровам кручу! А она дамочка образованная, светская, запала на меня похоже просто с голодухи, сама же говорит, со смерти мужа пять лет у нее мужика не было, вот и повелась, а как этот знаменитый хрен нарисовался и наговорил ей комплиментов, да еще телефончик попросил, она и поплыла… Хотя чего врать самому себе, закралась у меня мыслишка, что не очень-то мы с ней монтируемся, а она, видать, считала эту мыслишку и повернула все так, будто это я виноват… Черт, черт, черт! А она такая… Я лучше не встречал! Но жизнь мою она бы исковеркала! Разве такая жена мне нужна? С ее столичными замашками… Зачем ей я? Воображаю, как она будет рассказывать подружкам… Скажет небось, что я да же не проводил ее… Да ерунда все это, просто зелен виноград. Она слишком хороша для меня. Я сам себе не верил, что это моя женщина… И сам, идиот, все испортил. Зачем надо было тащить ее в «Асторию»? Ведь если б не этот татарин или кто он там, все могло бы быть прекрасно. Сейчас, да, возможно. Но хуже было бы, если б мы поженились. Сколько крови мы бы друг другу попортили… Я сорвал бы ее с работы, с привычного места… А если это не любовь, то вскоре она бы винила меня, а я сходил бы с ума от ревности… Нет, все к лучшему. И нету никакой любви. Нету! Встретились, потрахались вволю, потешились мыслями о любви и благополучно разбежались. Слава богу, не глубоко увязли, просто не успели. Но почему же хочется завыть в голос? Или напиться до потери пульса? Почему так болит сердце? Или это не сердце, а душа? Может, плюнуть на все, я еще успею на вокзал, догнать поезд, вытащить ее из вагона, бухнуться на колени прямо на перроне, молить о прощении, сказать, как я люблю ее? – Он посмотрел на часы. – Поздно, поезд уже ушел! В прямом и в переносном смысле. Значит, не судьба!
До последней секунды я надеялась, что он все-таки примчится на вокзал, вытащит меня из вагона, обнимет и скажет: «Прости, Любимка!» Не примчался… Значит, все правильно и я не нужна ему. А зачем ему нужна такая столичная дамочка? А он мне зачем нужен? Не знаю, но зачем-то нужен, так нужен… Но поезд тронулся. Поезд ушел, в прямом и переносном смысле!
Я вернулась домой совершенно разбитая. Зазвонил мобильник. Я вздрогнула. Но звонила Тонька.
– Ну как ты, подруга? Блаженствуешь в северной столице?
– Тонька, милая, мне так хреново!
– Что стряслось? Ты вообще где?
– Дома.
– Нужна реанимация? Я сейчас приеду!
– Да, Тонечка, пожалуйста! Кирилл еще не вернулся?
– Да нет, только через неделю вернется.
Через полчаса Тонька примчалась.
– Ну ни фига себе видок! Что случилось? Или вернее, чего не случилось?
Я рассказала ей все.
– Я так понимаю, во всем виноват Ильяс?
– Мне так показалось.
– А ты не поспешила с выводами?
– Может, и поспешила… Но он же это принял. Значит, были такие мысли. Я просто первой… поставила точку, и от этого мне легче.
– Чепуха! А может, он и не собирался ставить точку?
– Но ведь поставил же! Я до последней секунды надеялась, что он примчится за мной на вокзал… И вот до сих пор не позвонил, не прислал эсэмэску. Просто поставил жирную точку.
– И слава богу! Значит, все правильно. Скажи, а Ильяс…
– Что?
– Он как на тебя смотрел?
– Нормально смотрел. Наговорил комплиментов, только и всего.
– А если он позвонит?
– Ну позвонит, и что?
– На концерт пойдешь?
– Откуда я знаю, какое у меня тогда будет настроение! Да он скорее всего и не позвонит, просто не вспомнит.
– А мне почему-то кажется, что позвонит. И если оставит два билета, возьми меня! Я от его голоса тащусь!
– Договорились!
– Я тут третьего дня видела его по «Культуре». Он пел Дона Базилио и Мефистофеля. Обалденно!
– Рада за тебя. А мне он, похоже, жизнь сломал.
– Каришка, не будь дурой, если это счастье так легко сломалось, так чего оно стоило? Грош! Ломаный грош в базарный день! А вообще, лучше всего тебе сейчас куда-нибудь смотаться. За границу!
– У меня денег нет. Да и неохота…
– И что? Будешь киснуть дома?
– Значит, буду киснуть.
– Очень умно!
* * *Время шло. Дела так закрутили Кузьму, что даже и вспоминать Карину времени не было. Так, изредка щемило сердце. И все.
Он заехал на сыроварню.
– О, Кюзьма, давно не бывал! А почему темный такой?
– Темный?
– Да нет… как это… мрачный, вот! Почему такой мрачный? Кризис?
– Да нет, дела идут неплохо, даже прибыль есть и немалая.
– А, я понял, твоя прекрасная Карина уехал, да? Когда теперь приедет?
– Не приедет она. Бросила она меня!
– Как это бросила? Ты неправильно! Она не мог!
– Мог, еще как мог!
Роже внимательно посмотрел на друга, покачал головой и достал из шкафа бутылку красного вина.
– Сядь, Кюзьма, мы сейчас попьем вина, закусим нашим сыром, и ты мне все рассказать!
– Да что рассказывать…
– Я видать, она тебя любил… Роже в этом понимает!
Он разлил вино по стаканам, достал сыр и виноград.
– Давай выпьем за… за…
– Нет, просто выпьем, без тостов!
– Можно и просто. Ну, а теперь рассказать. Что такое случилось с твоя девушка?
Кузьма подумал: «Если расскажу, может, полегчает?» Он рассказал. Не полегчало. Роже постучал себя кулаком по лбу.
– Кюзьма, ты дурак! Совсем дурак! И это… забыл слово, а… трус! Ты трус, Кюзьма! А Карина умная, поняла, что ты боялся, человеку и женщине всегда легче, если он уходил первый! Вот и все! А я знаю этот певец, я любить опера! Его знает весь мир… и…
– Вот именно! Его знает весь мир, а я кто?
– А ты дурак! Ревнёвый дурак!
– Не ревнёвый, а ревнивый!
– Какой разница? Ты же меня понял!
– Ни черта я не понял. Только одно – мы с ней не пара.
– Ты как это… муж овца?
– Муж овца? – фыркнул Кузьма. – Баран!
– О! Ты баран, Кюзьма! И я не хочу больше говорить про эта бедная девочка. Все!
Кузьма остался ночевать у Роже. А тот ушел к жене. Кузьма долго ворочался с боку на бок, а потом вдруг решился. Схватил телефон. И набрал ее номер. Будь что будет! Но ничего не было. «Такой номер не существует!» – ответил ему телефон. «Значит, она сменила номер, не хочет, чтобы я ей дозвонился. Ну что ж, все ясно. Или чтобы ей не дозвонился этот татарин? – закралась спасительная мысль. – Хотя нет, она дала ему свою визитку, там наверняка есть ее домашний телефон… и рабочий, вероятно, тоже. А мне она своей визитки не дала… Ну и черт с ней!»
* * *Я сменила телефон и удалила из памяти номер Кузьмы. Не хочу! Я была так обижена, так зла на него… Каждый раз, входя в свой подъезд, я волей-неволей вспоминала, как вот на этом подоконнике складывала его вещи… и даже не подозревала, сколько боли мне причинит этот человек. За что? За знакомство с Ильясом? Бред!
Между тем лето кончилось. Начались занятия в институте, да еще мне предложили читать курс в театральном училище. Я обрадовалась. Но времени теперь совсем не было. Ну и прекрасно!
Большинство первокурсников в театральном вообще смутно представляли себе, что такое живопись. Один мальчик редкой изысканной красоты, москвич, из вроде бы интеллигентной семьи как-то спросил:
– Карина Георгиевна, это правда, что Гоген по пьяни отрезал себе нос?
– Пименов, вы это серьезно?
– Ну я что-то такое слышал…
– Ну, во-первых, не Гоген, а Ван Гог, во-вторых, не нос, а ухо… И вообще, в следующий раз, когда у вас возникнет подобный вопрос, справьтесь в Интернете, чтобы не позориться. Впрочем, кажется, здесь только я считаю, что вы опозорились! И это весьма прискорбно!
Я была в шоке, но когда поделилась своим впечатлением с преподавателем литературы, он только плечами пожал:
– Карина, это что… Вот в прошлом году была одна абитуриентка, я спросил ее, читала ли она «Три сестры». Она твердо ответила, что читала. Я попросил вкратце пересказать сюжет. – Он выдержал паузу.
– И что?
– Она начала пересказывать своими слова… «Сказку о царе Салтане»!
– Три девицы под окном?
– Именно! Так что, коллега, советую уже ничему не удивляться. Но, как я понимаю, они исправно посещают ваши лекции?
– Слава богу!
– Знаете, они научатся, усвоят, артисты, это такой народ… Ну не все, конечно, но к третьему курсу вам вряд ли уже придется за них краснеть. Когда-то Михаил Ильич Ромм написал в дневнике, а к слову, он превыше всех писателей ценил Льва Толстого, так вот, он записал в дневнике: «У меня есть два студента, один знает о Толстом даже больше, чем я, а другой вообще не знает о его существовании».
– И это были Тарковский и Шукшин, знаю!
* * *В конце октября были объявлены два концерта Ильяса.
И вдруг он позвонил:
– Карина, привет, это Абдрашитов!
– Здравствуй, Ильяс!
– Что с твоим мобильным? Я не мог дозвониться и вот звоню на домашний! Рад тебя слышать! Как ты? Будущий муж все еще будущий или уже сыграли свадьбу?
– Да нет, мы расстались.
– Да? Тебя это огорчает?
– В меру.
– Ты сможешь прийти двадцать седьмого на мой концерт?
– О, конечно, с удовольствием!
– Тебе есть с кем пойти?
– Да, разумеется!
– Тогда я оставлю два билета у администратора на твое имя.
– Спасибо огромное, Ильяс!
– Я тебе еще позвоню из Москвы.
– А сейчас ты откуда звонишь?
– Из Лиссабона!
– О, я польщена! Спасибо, Ильяс!
Я обрадовалась, даже очень. Я так давно не была в Консерватории и вообще люблю хорошее пение, а Ильяс поет удивительно! Недаром он сделал такую карьеру! Я помню, он еще учился и частенько заглядывал ко мне по-соседски, мы болтали обо всем на свете, и я видела в нем старшего брата. Он старше мен я на четыре года. Но ника к их романтических отношений у нас не возникало. Он рассказывал мне о своем романе с девушкой из Колумбии, невероятной красавицей Консепсьон, она училась на фортепьянном, Ильяс был сильно влюблен… А однажды я возвращалась из универа достаточно поздно, ко мне на улице пристал какой-то пьяный парень. Я была девушка не робкого десятка и пыталась его отшить. Он вроде бы отстал, но когда я вошла в наш двор, он вдруг выступил из темноты, схватил меня мертвой хваткой. Вот тут я испугалась. Он поволок меня куда-то, от испуга я даже кричать не могла, но тут откуда ни возьмись появился Ильяс и так двинул парню промеж глаз, что тот рухнул на асфальт. А Ильяс прошипел:
– Если еще хоть на полметра подойдешь к этой девушке, я тебе яйца отрежу, козел вонючий!
Больше я этого парня никогда не видела. А в тот вечер я была в восхищении. Ильяс прочитал мне лекцию о том, что приличной девушке нельзя одной ходить по темным улицам.
– Что, у вас там, на истфаке, нет нормального парня, который пошел бы тебя провожать?
– Да как-то я таких не заметила, Иличка!
На следующий день он принес мне газовый баллончик.