Виктор Александрович вдруг некстати замолчал. Сообразил человек, что его сыночек не развлекался полночи. Вид у него разбитый. Он явно не по своей охоте искупался в грязи. Мама продолжала что-то бурчать.
Илья отвел отца в сторону.
— Сынок, в чем дело, что случилось? — Виктор Александрович пытливо всматривался в его лицо. — Ты нас пугаешь. Во что ты влез?
— Да ни во что, отец, — уверил Илья. — Занимался тем, чем должен. Небольшие неприятности, но все утряслось. Было дело, в грязи искупался. Машина застряла. На нейтралку поставил, пытался вытолкнуть. Не обращай внимания. Все в порядке, отец? Никто не приезжал, ничего необычного?
— Да что происходит, сынок? — Виктор Александрович побледнел. — Никто не приезжал, не приходил. Ты что натворил-то?
— Успокойся, — отрезал Илья. — Я офицер Российской армии, а не пацан с уголовными замашками. Натворить не могу по определению. Прости, не время для откровений. — Он вскинул руку с часами.
Ого, ночь полным ходом. Скоро утро, петухи запоют!
— Мама, я погуляю.
— Нет! — Та ужаснулась. Она уже шла к крыльцу, рассчитывая, что и остальные пойдут за ней. — Домой, спать!
— Мама, это не вопрос. — Илья смутился. — Извини, но я немного вырос. Вы не волнуйтесь, я здесь, рядом. Мне нужно к Кате зайти, есть разговор. Ложитесь. Я уже никуда не денусь. — Все это он говорил уже на ходу, семеня к калитке.
Родители застыли в изумлении. Как к Кате? В таком виде?! Она давно спит! Что значит есть разговор? Это так теперь называется?!
Разговор к Кате у него действительно имелся. Он пробежал вдоль двух заборов, позвонил в калитку. Илья толкнул ее, обнаружил, что она открыта, проник на чужую территорию и побежал по дорожке.
У соседей встрепенулась собака, выкатилась из будки, гремя цепью, залилась пронзительным лаем. Он не обращал на нее внимания, взбежал на крыльцо. Илья вдруг почувствовал, как онемела рука, которой он вцепился в перила, в горле застрял противотанковый еж, стало трудно дышать.
Что это было? Страх перед женщиной, с которой он когда-то пешком под стол ходил? Капитан спецназа всю ночь проверял себя на прочность и вдруг ослаб?
Собака окончательно взбеленилась. Она гавкала, надрывая горло, лезла на штакетник, скрипел и трещал ее деревянный домик. В такой обстановке и мертвый проснется!
Женщина выскользнула из дома, растрепанная, в тоненькой курточке, наброшенной на длинную сорочку.
— Илюша, это ты? — испуганно прошептала она.
Как только Катя признала его в этом страшноватом человеке? Он встал как вкопанный, жадно всматривался в ее блестящие глаза. Она схватила его за плечи.
— Прости, пожалуйста, — взмолился Илья. — Не смог тебя встретить, очень хотел, но не успел, срочные дела образовались. Рад, что ты живая и здоровая, это самое главное. Прости, что разбудил. Ты спи, Катюша, я пойду, хорошо? Хотел убедиться, что с тобой все в порядке.
— Ну уж нет, пришел, так оставайся. — Она схватила его за руку, втащила в дом и захлопнула дверь.
Собачий лай оборвался так резко, словно эта гадина костью подавилась.
— Раздевайся, все снимай. Ты из какого болота сюда прибыл? — Катя включила свет, стала хлопотать вокруг него.
Он и сам был в состоянии снять ботинки и все остальное. Впрочем, кое-что Илья на себе оставил. Катя ногой собрала в кучку его одежду и отправила в угол прихожей.
Она снова суетилась, носилась по шкафам, потом сунула ему какие-то старые брюки, футболку, показала пальцем на дверь в ванную комнату.
— Марш туда. Не знаешь, что это такое — самое время познакомиться. Вода по трубам сливается в Томку, но в баке она возникает не сама. Ее надо таскать. Поэтому не плещись как в аквапарке. Повернешь ручку, пойдет теплая. Мойся так, чтобы я тебя узнала. Все, топай. — Катя подтолкнула его к двери.
Он сгорал от стыда, от странного чувства, которое намертво привязывало к этому месту и не давало сбежать в отчий дом. Илья сидел в крохотной чугунной ванне, смывал с себя пот, грязь, всю нервотрепку уходящей ночи. Воду расходовал экономно, и ее вполне хватило.
«Вытереться нечем», — вдруг подумал он.
Тут заскрипела дверь, и в ванную вошла Катя с большим полотенцем.
— Извини, без разрешения. — Она была бледна, волновалась, кое-как расчесалась, сняла с себя худую курточку, но до длинной ночной сорочки очередь еще не дошла.
— Все в порядке, — прохрипел он. — Это же твой дом. Ты можешь ходить везде, где тебе вздумается. Спасибо за полотенце.
— Сиди, я тебя вытру. — Она с каким-то нервным ожесточением стала возить полотенцем по его голове. — Терпи, — с усмешкой сказала Катя. — Красота требует…
Чего в ее понятии требует красота, и зачем она мужчине, Илье выяснить не удалось. Он выбрался из ванны. Она шагнула к нему и подняла руки, чтобы он стащил с нее эту глупую сорочку. Катя прильнула к нему и застонала. Наконец-то!..
У обоих срывалось дыхание. Он яростно обнимал ее, гладил. Ее руки тоже блуждали по его телу. Катя запрокинула голову, зажмурилась. Илья, он впился жадными губами в ее приоткрытый рот. Она опять застонала.
Страсть накрыла их, как глухой колпак, куда-то потащила. Заниматься любовью в ванной было неудобно. Они пытались, бились обо что-то, повалили все тюбики и флаконы, красиво стоявшие по ранжиру.
— Что ж мы делаем? — прошептала Катя, обнимая его за шею, ероша пальцами отмытые волосы. — Постель где-то рядом, не будем разрушать эту посудную лавку. Я спала, когда ты ворвался. Постель еще не остыла. — Она отпрянула от него, побежала прочь из ванной.
Он припустил за ней.
Кровать в этом доме была уникальной — большая, железная, с кованым узорчатым подголовником. Катя первая запрыгнула на нее. Илья сделал это следом за ней. Они упали и слились в страстном порыве, уничтожающем все остатки рассудка.
Это было незабываемо. Трудная ночь завершилась просто удивительно. Кровать трещала и качалась. Стонала, исходила судорогами женщина, распростертая на ней.
— Господи! — прошептала она, впиваясь в него ногтями до боли. — Неужели это ты и есть, Илюша?.. Так я тебя ждала всю жизнь? Растрачивала годы, а это оказался ты, негодник. Подожди! Чуть помедленнее, кони, — умоляла она. — Слушай, эта кровать так скрипит, что сегодня петухи запоют раньше.
Он смеялся вместе с ней, голова кружилась и взрывалась.
Они ухитрились сползти на пол с этой огромной кровати, но и тот скрипел.
Катя задыхалась от смеха и страсти. Даже когда все закончилось, она не хотела его отпускать, сжимала в объятиях, ощупывала.
— Ужас какой, — заключила женщина, взбираясь обратно на кровать с такими уморительными усилиями, словно это был пик Коммунизма. — Кстати, у тебя телефон звонит, не слышишь? Это наверняка твой отец. Он волнуется, не может понять, что тебя держит у непутевой соседки в четыре часа утра.
— Отец, со мной все в порядке. Не ждите. — Его дыхание еще не унялось. — Мы тут разговариваем…
Катя дрожала от смеха.
Илья отключил телефон.
— Что он сказал? — поинтересовалась женщина.
— Хочет знать, как мы назовем его внука, — с улыбкой ответил Илья.
— Потрясающе, — заключила Катя. — Какое завуалированное предложение выйти за тебя замуж. Что на твоем лице? — насторожилась она. — Выражение? Почему оно такое загадочное?
Им приходилось возвращаться в этот худший из миров. Бурная страсть перебила сон. Катя предложила выпить чаю, и Илья не нашел причины для отказа.
Они накинули что-то. Он сидел за столом и смотрел, как она заваривает чай, курсирует между холодильником и разделочной тумбой.
Илья украдкой искал какие-нибудь следы пребывания в доме мужчины, но ничего такого не заметил. Неужели его ждала, подспудно чувствовала, что он когда-нибудь появится?
Катя порезала колбасу, сыр, выставила на стол чашки. Они тянули горячий чай и пристально поглядывали друг на друга.
— Ты помрачнел, — осторожно заметила Катя. — Наверное, что-то происходит, да? Я ждала тебя в лесу после работы, думала, прибежишь. А ты пришел через несколько часов, причем в таком неприглядном виде. Чем занимался?
— Всю ночь по клавишам стучал, — отшутился он, но улыбаться ему расхотелось. — Как отработала?
— Нормально. — Она пожала плечами. — Хозяин прибыл позавчера вечером, был не в духе, но вел себя прилично. Приказал прибрать в гостиной, потому что к ночи ждал визитеров. Я все сделала, потом ушла в свою каморку. Утром прибиралась в доме.
— Гостей не видела?
— Нет. — Она состроила недоуменное лицо. — Мой работодатель требует, чтобы обслуживающий персонал не пересекался с гостями. Кто бы возражал. А ты что подумал? — Катя натянуто засмеялась. — Я выступаю в роли гейши, ублажаю визитеров, оказываю им услуги самого разного рода?
— Он ни о чем тебя не спрашивал?
— Нет. А почему?..
— Твой работодатель — Матвеев Эдуард Геннадьевич?
— Он ни о чем тебя не спрашивал?
— Нет. А почему?..
— Твой работодатель — Матвеев Эдуард Геннадьевич?
— Да. Прости, Илюша, я не понимаю…
— Подожди, Катюша, я все расскажу. Когда тебе снова на работу?
— Завтра отдыхаю. Вернее, уже сегодня. На следующий день к десяти утра надо появиться.
— Первая новость, Катюша: я служу в спецназе.
— Что? — Она хлопнула ресницами, длинными, ухоженными, торчавшими с каким-то вызовом.
— Я служу в спецназе, — повторил он. — Эта структура занимается антитеррором. Она не то чтобы совсем уж засекреченная, но весьма закрытая. Я никому не должен говорить о том, чем занимаюсь. Так что держи язык за зубами. Служба опасная и трудная. Информация о делах подразделения в открытых источниках не появляется. Для всех я самый обычный офицер. Так что никогда не буду знаменит на всю Одессу.
— Хорошее начало. — Катя сглотнула. — Жизнеутверждающее. Господи!.. — Она заметно расстроилась. — Только не говори, что ты постоянно рискуешь жизнью, обитаешь в нечеловеческих условиях, не бываешь дома, из тебя получится хреновый муж.
— Муж из меня действительно не фонтан. — Илья вздохнул. — Не потому, что люблю гулять, а потому, что сутками занят на службе. Новость вторая: не уверен, что тебе следует и дальше ходить на работу.
— Почему? — Женщина вздрогнула и слабо улыбнулась. — Прокормишь?
— Потому что новость третья: в гибели моей сестры повинен сын Матвеева Никита. Это он в пьяном виде сбил ее на проспекте. Но папа подсуетился, дело переквалифицировали, нашли стрелочника, согласного пойти на зону. Вся местная полиция в кулаке у Матвеева. Он нехороший человек, Катюша. Очень опасный. Не остановится ни перед чем, чтобы выгородить сына. Матвеев причастен ко многим криминальным делам. Лично я подозреваю его в укрывательстве крупного террориста. Сегодня ночью некие ублюдки пытались со мной разделаться. Приказ об устранении нежелательного лица мог отдать только Матвеев. Если он узнает, что ты связалась со мной…
Он рассказал ей обо всем. Это была палка о двух концах. Лучше бы ей не знать об этом. Но она работает у Матвеева. Поэтому пусть будет в курсе и боится.
Катя молчала несколько минут. Смотрела на него округлившимися глазами. Машинально пыталась отпить чаю из пустой чашки.
— Это ужасно, — прошептала она. — Но на работу все равно придется идти. Матвеев знает, где я живу. Неужели не найдет, если захочет? К тому же он должен мне заплатить. У меня нет другой работы. — В ее глазах заблестели слезы. — Илюша, а если в полицию обратиться? Да, это бесполезно. — Она сама все сообразила, как-то съежилась. — Илюша, может, не стоит будить лихо, пока оно тихо? Настю не вернуть, а мир все равно полон несправедливости. Пострадают другие люди. Я имею в виду не себя, боюсь за твоих родителей, за тебя. Может, ты и хороший спецназовец, но ведь не железный.
Она сообразила, что поздно, он уже влез в это дело, и замолчала. Если Матвеев в чем-то подозревает Илью Мороза, то уже не остановится.
— Я не хочу пороть горячку, Катюша, — медленно произнес он, допивая чай. — Думаю, Матвееву со всей его жестокостью тоже не нужны лишние трупы. Ему еще в Думу избираться. Он хочет показать себя порядочным, респектабельным и цивилизованным. Возможно, сдуру решил меня устранить. Но если я не стану делать резких движений…
— Покажи ему, что ты испугался, — подсказала Катя.
Он улыбнулся.
— Я действительно испугался. Хорошо. — Илья кивнул. — Спешить нам некуда. Процесс восстановления справедливости — долгий и медленный. Сделаем вид, что я отказался от своих намерений.
«Пойдут ва-банк — я отвечу тем же», — подумал он.
— И долго ты будешь делать вид? — осторожно спросила Катя.
— Посмотрим. — Он пожал плечами. — У меня еще шесть дней. Не волнуйся, Катя, — взмолился Илья, видя, как опять намокают ее глаза. — Я больше не хочу никого подвергать опасности. Буду ждать, пока подключатся мои коллеги и сотрудники смежных ведомств. А кончится отпуск, все равно тебя не брошу, клянусь. Хочешь, с тобой побуду сегодня?
— Очень. — Она улыбнулась сквозь слезы. — Давай просто обнимемся и поспим. Ты как, Илюша?
Они лежали, переплетя ноги. Она уткнулась ему в плечо.
Илья думал, что Катя спит, но она вдруг вздохнула и прошептала:
— Ты должен отпустить меня завтра на работу. Я могу тебе пригодиться. Будем общаться по телефону. Я ведь слышу иногда обрывки разговоров. Начинается лето, они все чаще приезжают в поместье. Матвеев днем на работе, охрана привозит его только к вечеру, иногда очень поздно. Маргарита Львовна без дела шатается по дому, прикладывается к бутылке. С интересом посматривает на некоторых охранников, но очень боится мужа, оттого делается еще мрачнее и пьянее. Со мной почти не разговаривает. Я стараюсь, чтобы наши дорожки не пересекались. Ближе к вечеру она полощется в бассейне, чтобы не выглядеть к приезду мужа очень пьяной. Их сын Никита сидит в заточении в своем крыле. Грязный, перестал бриться, злой на весь мир. То музыку включит на полную, то от злости шезлонги бросает в бассейн, а потом охранники за ними ныряют. Он полный придурок. Отец приезжает и вставляет обоим по первое число. Маргариту Львовну матом обкладывает, сыну однажды пощечину отвесил, орал, что не позволит, чтобы этот маленький гаденыш испортил ему карьеру. Обещал оставить без денег, если парень за ум не возьмется, отобрать завод, отправить в армию, обязательно в горячую точку, где сынка наверняка прибьют. Пусть мать бьется лбом о памятник на его могиле. Вчера он гремел на весь дом, что если сын завалит летнюю сессию, то служба на благо Отчизны обеспечена ему с гарантией. Пусть сидит и учит. И никуда он из Быстровки не выедет. Даром, что ли, отец договорился о сдаче сессии по скайпу? Мол, никто не требует от Никиты углубленных знаний, но хоть рот раскрыть он может, чтобы не выглядеть круглым идиотом!
— Думаю, высшее образование Никите не понадобится, — проворчал Илья. — Скоро сядет за причинение смерти при управлении автотранспортом в нетрезвом виде. Хорошо так угодит, не условно, не в колонию-поселение. Да и отец загремит так, как ему и положено. Надо же, какой заботливый родитель!.. Никита тебя не обижал?
— Шипел пару раз. — Катя вздохнула. — Он с лестницы спускался, а я встречным курсом шла, стопку белья из прачечной несла. Он неуклюжий, руками махал. Мне пришлось все собирать и обратно в стирку нести. Я, конечно, крайняя оказалась. А в целом обстановка нормальная, никто не пристает. Ребята из охраны поглядывают, но дальше не идут, им тоже терять места не хочется. Аура в доме тяжелая, никакие интерьеры и дизайны не спасают. Еще эта таинственность. Когда приезжают друзья и деловые партнеры, проводятся совещания, охрана перекрывает все проходы. Можно только в туалет с закрытыми глазами пробежать.
— Ты одна работаешь по найму?
— Да бог с тобой, — заявила Катя. — Я бы не выдержала. Нас таких не меньше десятка. Кто-то из Быстровки, другие из Красноперовки, есть из Конево — на своих «Жигулях» приезжают. Еще две горничные, повара, садовники, есть даже специалист по обслуживанию поля для гольфа.
«Это хорошо, — подумал Илья. — При таком скоплении людей возрастает безопасность каждого из них. Во всяком случае, есть у меня такая иллюзия!»
Глава 8
К полудню пришло СМС-сообщение от Архипова. Он прислал Илье координаты Исаева и Чернова, а также телефон пенсионера Носова. К сообщению прилагалась приписка: «Скончалась любимая тетушка в городе Находка Приморского края. Срочно выезжаем всем семейством».
Мороз с облегчением выдохнул. Попутного ветра. Как говорится, шесть футов под килем. Сработал у человека инстинкт самосохранения.
«Как же приятно просыпаться с женщиной, к которой тебя тянет! Все отлично, кабы не этот груз на душе, — подумал Илья. — Она знает, что меня беспокоит, не донимает с ласками, хотя я и вижу, что ее тянет ко мне. Ей не так уж и важна моя не самая заурядная и спокойная профессия. А ведь за нашими домами могут следить», — мелькнула в голове капитана несложная мысль.
Он прогулялся до дома, вошел на кухню, стыдливо пряча глаза. Мама укоризненно покачала головой. Блудный сын вернулся. Рембрандт отдыхает.
— Сотвори ты такое в пятом классе, я бы тебя высекла. А теперь остается только плакать.
Он открыл было рот, чтобы напомнить, что в пятом классе еще не вступил в половозрелый период, а стало быть, все сказанное не имеет смысла.
— Прости, мама, — промямлил Илья с виноватым видом. — Такая уж планида у вашего сына. И ты, отец, не сердись, — сказал он насупленному Виктору Александровичу, входящему на кухню.
— Можем выпороть, — предложил тот. — Легче не станет, но традицию сохраним.
— Не надо. — Илья изобразил испуг и начал пятиться к выходу. — Ладно, уважаемые родители, я сегодня здесь, не дальше третьего дома по улице. Если понадоблюсь, пишите письма.