– А сам он где? – спросила Люся.
– Сам? Так на работе! Он сантехнику чинит. Пойдемте в кухню, он через часок явится.
Ни Люся, ни Василиса борща не хотели, но и обижать радушную хозяйку в их планы не входило. Поэтому чинно прошли на маленькую, как лифт, кухоньку.
– Вы, видать, из нового состава? – со знанием дела спросила Рая. – Стареньких-то я всех знаю, сама ходила на репетиции глядеть. Уж так мне нравится, так нравится! А когда волк-то козлят пожрал, я даже плакала спервоначалу. Очень трогательный спектакль.
– Вот уж верно, – с набитым ртом кивала Люся. – Только отчего это ваш муж так на «козлятах» зациклился?
– Так он говорит, что сейчас детям по телевизору одни боевики показывают! – размахивала ложкой хозяйка. – Кирюша говорит, детям смотреть нечего! А вот если бы сказку ставили да в артисты привлекали красивых, обеспеченных людей, тогда бы дети не в «Бригаду» играли, а в «семерых козлят». Это он сам так говорит…
– Надо же, с какой стороны он на спектакль смотрит, – с уважением покачала головой Василиса.
– …Только вы ему не верьте, – продолжала Рая. – На самом деле он книгу в руках держал последний раз на выпускном экзамене. Не любит он читать-то, хоть ты его растерзай! Вот и ставит, что помнит. По секрету скажу, следующая работа у вас «Колобок» будет.
Подруги переглянулись.
– А с колобками не получится, что они все время пропадать будут? Хлебобулочное изделие как-никак… – осторожно проговорила Люся. – Вот я смотрю, с Козами у нас одни неприятности… Другой бы на месте вашего Кирилла уже о-го-го! С ума бы сошел, а он ничего, держится…
– Кирилл не от мира сего, – важно напыжилась Рая. – Я сама иной раз смотрю – вроде нормальный мужик. Пригляжусь – нет, сдвинутый. Бывает, домой придет и ходит по комнате, блеет, блеет, да так жалобно… Потом подпрыгнет: «Вот как должны козлята кричать, когда их волк пожирает» – и станет Анжеле или Веронике Абрамовне названивать, а потом и в трубку им так же мекает. Нет, он особенный. И люди к нему такие же тянутся. Вот прикипают просто! Был один шофер, так тот просто проходу не давал. Все приставал: «Возьми меня, Кирюха, к себе в балаган. Уж больно бабы у тебя смачные». Очень к искусству тянулся. Или вот еще девчонка одна, как напьется, первым делом к Кириллу в подвал, простите, в театр волокется. «Разглядите меня получше! Я же вылитая Катрин Денев!» А уж сколько к нему ребятишек прибегало! А он – нет! Театр – это высокое искусство. Так детки ему двери чем-нибудь намажут или напишут черт-те что…
– А вот мы слышали, что в драмкружок этот силой жильцов загоняют, – не утерпела Василиса. – Вроде как даже угрожали: не придете – воду отключим.
– Почему это угрожали? – обиделась Рая. – И не угрожали вовсе, на самом деле отключали. А как еще людям докажешь, что в них талант спит? Вот у Ольги Степановны, у нас такая пожилая дама была, у нее даже свет на три дня отключали, так она не хотела в артистки! Потом, правда, написала куда-то письмо, она чья-то там мамаша оказалась, пришлось отступиться, а вот Римма, тоже интересная такая девчонка, ее удалось зацепить.
Василиса уже съела борщ, но старательно скребла ложкой дно – боялась спугнуть хозяйку с нужной мысли.
– А что это за Римма? – наморщила лоб Люся. – Сколько ходим, ни разу ее не видели…
– Так она уехала, наверное, куда-нибудь, – вдруг подозрительно равнодушным голосом пробормотала Рая и для пущей убедительности даже принялась намурлыкивать: «…Ах, какая женщина, какая же-е-енщина, мне б кусочек…» Да вы кушайте, кушайте!
– Да мы кушаем, кушаем… – очень серьезно слушала пение Люся, а потом вдруг оборвала мотив на самом полете: – Так что там с Риммой?
– Вы перед нами комедию не ломайте! – возмутилась уже и Василиса. – У них там в театре Коз, как на мясокомбинате, убивают планомерно, а она тут песенки… Не забывайте, Рая, я, между прочим, не какого-то шестого козленка играю, а самую главную Козу, их мать! И у меня все перспективы вот так же где-нибудь скончаться от чьих-то недобрых побуждений! А мне не хочется! А у меня сын милиционер! Сейчас ему позвоню и сообщу, что вы преступника покрываете!
– Чегой-то?! – опешила Рая, и подбородок у нее мелко затрясся. – Никого я не покрываю! И не знаю никаких преступников. А про Римку, так там и говорить нечего… Ее, может, в психушку посадили, откуда я знаю.
– Час от часу не легче! – выдохнула Василиса. – Значит, вашего муженька, который по телефону блеет, не посадили, а нормальную девчонку упрятали, так, что ли?
– А кто вам сказал, что она нормальная? Сами говорили, что не видели ее ни разу! А я вот видела! В последний-то раз она вообще… сильно плохая была…
Рая с грохотом водрузила чайник на плиту, немного остыла и продолжала:
– Когда Юлю нашли… Юля – это предыдущая Коза, тоже с ней что-то стряслось, никто не знает что, но девушка погибла. Так вот, наши театральные дамы – Вероника, Ира Горбатова, Лена, – в общем, решили своим коллективом помянуть, отдельно. Как-никак девчонка столько здесь Козой проскакала… Деньги собрали, оповестили всех, народу было… Туча! Как и полагается, напились. Я тоже была, пришла за Кирюшей присмотреть, он натура ранимая, нежная, как бы кто словом не обидел… Короче, пришла я, сижу, выпиваю за помин души невинной, а Ирка Горбатова меня в бок ложкой тыкает, иди, мол, глянь, чего-то Римка к твоему Кирюше липнет. Пригляделась я, точно, липнет. Ну чистый пластырь! Хотела потихоньку подкрасться, чтобы непутевую девку с поличным взять. Подкрадываюсь, слышу, она его уже между труб зажала и горячо так шепчет: «А я вам говорю, Юле последнее время Кристина звонила! Очень Юлька мучилась из-за этого!» А мой-то, кобеляра, глазки понимающие состроил, кивает, соглашается, а сам уже под кофточку к Римке-то! Ну я их обоих ведром и приголубила, там ведро для спецэффектов находилось. Мой в крик, за голову схватился, а Римка на меня так посмотрела и говорит: «Вы что – больная? Мне же больно!» И ушла. Вот и думай после этого, кто из нас больной. Нешто могла Кристина Юльке надоедать, когда та Кристина уже давным-давно утонула? Так что вы не здесь, вы Римму-то в психушке поищите, она ежли кому еще сказала такое-то, ее непременно туда определили. Ой! А вот и Кирюша!
В замке и правда послышался скрежет ключа, и появился грязный, недовольный Кирилл Назарович. Окинув гостей беглым взглядом, он удалился в ванную мыть руки. Рая ходила за ним по пятам и не переставая щебетала:
– Это к тебе, Кирюша, женщины пришли. Про Римму интересуются…
– Про Римму! А про Льва Толстого они не интересуются? Нет чтобы роли учить! Вот вы, Василиса, – уселся он за стол и взялся за ложку. – Вот вы – главная героиня. А огня у вас нет! Вот я на вас гляжу, и мне не хочется плакать, нет! А мы ведь драму ставим! Вот как вы поете? Спойте!
Василиса зарделась. Ее давно никто не просил петь, поэтому ломаться она не стала, откашлялась и завела свою любимую:
– «Зачем вы, де-е-еевушки…»
– Стоп!! Какие, к черту, девушки! У вас другая песня: «Козлятушки, ребятушки…» Пойте!
Василиса послушно закатила глаза к потолку и тоненько завыла:
– «Козля-я-аатушки, ребя-я-аатушки, ваша ма-а-аать пришла…»
– Ну как попадья, честное слово, – расстроился Кирюша так, что отодвинул тарелку. – Вы так должны петь… Да и слово «мать» надо заменить. Будете петь «мама», так трогательнее получится. И потом, вам непременно надо выучить слова всех остальных героев!
– Да я и так знаю, чего там учить? – обиделась Василиса, но Кирилл Назарович заглушил ее своим рыком:
– Что значит «и так»?! Я сказал, выучить дословно! Я не потерплю отсебятины!
Он вскочил, унесся куда-то в комнату и через секунду тряс перед носом Василисы помятыми листами.
– Вот! Здесь сценарий! Идите и учите сейчас же! А потом не забудьте принести на репетицию! И ступайте! У нас скоро спектакль, а вещь еще сырая! Неотработанная! А времени уже нет!
Василиса от такого напора просто онемела. Она вылетела в прихожую, быстро кивнула и, бережно прижимая к груди листы, тыкалась ногами в обувь. Люся тоже стремительно оделась. Так и не попрощавшись, подруги вылетели вон.
– Идиот какой-то, – ворчала Люся уже на остановке.
Настроение было паршивое. Еще и автобус все не подходил. Василиса уныло уткнулась носом в газетный киоск, который был расположен здесь же.
– Девушка, дайте мне, пожалуйста, тетрадочку и ручку… да-да, вон ту, рублевую, – попросила она у продавщицы.
– Зачем тебе тетрадочка? Решила умные мысли режиссера записывать? – спросила Люся.
– Понимаешь, я ведь в самом деле могу забыть про этот чертов сценарий, поэтому сядем сейчас вон там… Видишь? Быстренько перепишем да обратно отдадим. Люся, я как только представлю, что он на меня так при всех кричать станет, мне просто не по себе делается…
Подруги направились туда, куда показывала Василиса. Это была симпатичная беседка, полускрытая кустами. Однако, как выяснилось, беседка симпатичной была только издали – кто-то устроил из укромного местечка туалет.
Подруги направились туда, куда показывала Василиса. Это была симпатичная беседка, полускрытая кустами. Однако, как выяснилось, беседка симпатичной была только издали – кто-то устроил из укромного местечка туалет.
– Просто вопиющее безобразие! – возмущалась Василиса. – Творческому человеку и присесть некуда!!
– Чего кричать-то, пойдем в театр, может, сейчас в подвале кто-нибудь есть, пустят.
Дамы потрусили в знакомый подвал. Там и в самом деле кто-то находился – дверь была приоткрыта, но едва подруги переступили порог, как забыли про все сценарии: спиной к ним стоял Кирилл Назарович и с кем-то ожесточенно спорил по маленькому мобильному телефончику.
– А я говорю – знают! Не просто так они заявлялись! И про Юльку знают! И про Римму!! Не знаю, ты у нас голова, вот и думай!! Ну ты же неглупый мужик, понимаешь, что дальше нельзя!!
Подруги на цыпочках прокрались к груде костюмов и притаились. Кирюша так волновался, что ничего не замечал, а дамы даже дышать перестали.
– …Нет, я, конечно, запудрил им мозги, но дальше косить под дурака… Почему «косить»? Ах, это ты так шутишь! Нашел время для шуток, идиот!.. Да что я могу сказать-то?!! Я и сам толком… Думай давай!!
Кирилл Назарович со злостью выключил телефон и нервно выскочил из подвала, не забыв несколько раз повернуть ключ в скважине.
– Ф-фу! – выдохнула Василиса, вылезая из-под тряпья. – Ну ты посмотри какой мерзавец! Что-то знает, а прикидывается каким-то режиссером!
– Еще и телефончик сотовый купил… Сантехник… Ой, Вася, чует мое сердце – это он всех девчонок сам и того… укокошил… – тихонько пролепетала Люся.
– Теперь он догадался, что мы что-то вынюхиваем, может запросто и нас на тот свет… – судорожно вздохнула Василиса.
– Ну уж… Так и запросто! Жена ему небось сказала, что сын твой милиционер, побоится. Интересно, а что это Рая про Юлю говорила? Как это Кристина могла Юле звонить? Кристина же утонула!
– И откуда Римма это знала?
– Вот тебе и отгадка: Римма что-то узнала про смерть Юли, поэтому и сама погибла. Скорее всего ее разговор с Кирюшей не только его жена слышала, мог слышать и убийца, вот и убрал свидетеля, – размышляла Люся.
– Верно, сам Кирилл тоже мог. Он же по телефону говорил явно с сообщником.
– Не думаю. Если Кирилл убил, зачем ему сообщники? Ты же слышала, он говорил, что сказать ничего не может, потому что и сам ничего не знает.
– С кем же он по телефону общался? – протянула Василиса. – И почему все так запутано? Погибла Римма Рудина, оказывается, что до нее пропали еще две девушки, прямо бермудский треугольник какой-то! Люся, нам надо как-то выбираться из этого дерьма. И чем скорее, тем лучше.
– Ты подвал имеешь в виду? – оглядела Людмила Ефимовна комнату. – А никак не выберемся. Окошко вон как высоко, да и маленькое оно, только я пролезу, а дверь заперли.
– Ты, Люсенька, меня не пугай, – заволновалась Василиса. – Что значит, только ты пролезешь? А я что же, до следующей репетиции здесь проживать буду? Давай, Люсенька, ты лезь, я тебя подсажу, а потом ты меня с той стороны откроешь.
– Чем? У меня ключа что с той, что с этой стороны как не было, так и нет. Давай лучше по старинке – плечиком подналяжем.
Подружки подналегли плечиками. Дверь даже не дрогнула. Подруги поднажали еще раз, с тем же результатом. Потом и вовсе их упражнения приняли хаотичный, нервный характер: Люся воробьем напрыгивала на упрямую дверь с коротким взвизгиванием, Василиса же долго, добротно разминалась, затем с нарастающим рыком «Ы-ы-хрясь!!!» слоном кидалась на дверь и уже с чувством исполненного долга уныло сползала вниз. Потом все начиналось сначала. Неизвестно, сколько бы барышни так боролись с дверью, но тут Василиса поднатужилась, как настоящий тяжеловес, и с трубным криком налетела на Люсю, скачущую возле порога. Люсеньку чуть не размазало по двери. Однако она держалась настоящей героиней – только слабо охнула и тихонько отползла в сторону.
– Люсенька! Ты как?
– Не дождешься… – еле пробормотала та. – Я вот думаю: а что, если попробовать дверь ломиком поддеть? Вон видишь валяется?
С ломиком дело пошло быстрее – уже через десять минут подруги были на свободе.
– Люся, может, мы еще к артистам сбегаем? У нас по списку… кто там у нас по списку? – стала вспоминать Василиса, но Люся ее прервала.
– Ты мне всю грудную клетку раздавила, я теперь не могу с такой расплющенной грудью показаться приличным людям. Мне отдых нужен!
Василиса придирчиво оглядела подругу и только проворчала:
– Можно подумать, у тебя когда-то грудь была…
Однако тащиться к артистам уже не было сил, и вымотанные сыщицы поплелись на остановку.
Следующее утро началось со звонка в дверь. Василиса привычным жестом натянула на голову одеяло и на всякий случай стала храпеть с утроенной силой – вдруг Люсенька не услышит звонка, тогда ее точно разбудит храп. Люся же со своим музыкальным слухом и в самом деле не могла долго терпеть такой экзекуции, поднялась и, ругая на чем свет стоит толстокожую, глухую подругу, поплелась открывать. В комнату впорхнула ароматная, свежая Ольга; раскидав длинные полы стильного плаща, плюхнулась в кресло и, улыбаясь, уставилась на мать. Люся стояла перед ней невыспавшаяся, хмурая, в ночной рубашке, с помятым после сна лицом и улыбаться не торопилась.
– Ты ушла от Володи… – скорее сообщила, нежели спросила она.
– Мама! – боясь расплескать счастье, еле проговорила дочь. – Ты ни за что не догадаешься!!
– Тогда он от тебя ушел.
– Мама!! – устроилась поудобнее Ольга и, сдерживая эмоции, начала тихонько радовать мать: – Мамочка, я уезжаю в Канаду!
– Катись.
– Меня приглашают поработать…
– Можешь взять мой купальник, бикини, правда, там трусики панталончиками… я его только в этом году купила, он мне сейчас ни к чему, я теперь… Ва-а-аася!! – вдруг взревела она. – Дай мне яду, помнишь, мы паразитов травили! Я от стыда не могу шагу ступить! Неси немедленно! Вася! Не смей спать, когда у подруги горе!! Яд у нас в коробочке, на кухне, на ней еще «сода» написано!!
Естественно, Василисе в такой обстановке спать уже было невозможно, она вскочила и через минуту стояла перед подругой с коробочкой «соды» в руках.
– Тебе зачем, Люся?
– Я хочу эту девку отравить! И пусть меня потом посадят! Вася, принеси «Кодекс», я посмотрю, сколько там дают за убийство шпионов.
– Мама! – возмутилась Ольга. – Ну что это за концерт, в самом деле! Что такого случилось? Меня приглашают поработать в Канаду, только и всего! Да сейчас многие едут за границу!
Люся без сил опустилась на диван и побелевшими губами залопотала:
– Сначала щенка продала… теперь Родину…
– Мам, ну что ты несешь! Нет, ну ей-богу… Я искренний патриот, что ты придумала?
– Люся, ну правда, кто у нее Родину купит?! – успокаивала Василиса.
– Я и еду-то на год всего.
– Да, она только на год, чего ты? – гладила подругу по голове Василиса, но та ничего не замечала.
– Ты в Москву на пару месяцев уезжала, и то успела полгорода на себе женить, включая начальников аулов и монгольских скотоводов. А тут год… И пойдут потом у меня внучата не Машеньки, не Ванечки…
– Мы мальчика Васей назовем, я уже договорилась, – шепнула на ушко Василиса.
– …а Джоны и… страшно сказать, Питеры!.. Нет, дай я тебя лучше удавлю.
Ольга поникла и смиренно позволила:
– Дави. А мы-то с Володей решили – если уезжаем, так нам ни к чему наша машина, там на новую заработаем, а эту маленькую, «Пежо», тебе с тетей Васей думали отдать…
Василиса нервно забегала глазами. Машина – их с Люсей давнишняя мечта. Они же столько на нее копили, а тут, пожалуйста, бери, да еще какую – маленькую, иномарочку, ею управлять-то одно удовольствие! Надо завтра же записаться на водительские курсы. А ведь Люсенька сейчас в таком состоянии, что запросто может самую светлую мечту растоптать.
– Ладно, мама, пойду я. Скажу Володе, что мы никуда не едем. Ядовитая сода – это даже для меня слишком…
– Оленька! – не выдержала Василиса. – А что ты спешишь? А чайку? У нас такой чаек замечательный! Люся… Люся!! Ты чай вчера не забыла купить? Забыла! Конечно, забыла, а на дочь кричишь!
Люся тоже стала понемногу отмораживаться. Она медленно побрела в прихожую и с трагическим видом принесла дочери поводок.
– Сходи с Малышом, а мы тут подумаем пока…
Конечно, думать было не о чем, просто следовало воспользоваться Ольгой: на улицу с Малышом не тянуло, а дочь великолепно могла прогулять собачку.
Когда Ольга вернулась, для нее уже было приготовлено предписание. На большом листе крупными буквами было написано, что Ольге запрещается делать, дабы не позорить родной город и славную фамилию Петуховых. Дальше шел перечень культурных заведений, кои Ольге надлежало посетить. Выдающихся канадских памятников подруги не знали, поэтому на всякий случай аккуратненько вписали Лувр, собор Парижской Богоматери, Тауэр и даже Великую Китайскую стену. На обратной стороне листка убористым почерком было перечислено, что надлежало купить ближайшим родственникам, то есть Люсе и Васе.