Я стоял на месте, словно громом пораженный. Да, это Зона, в которой случаются самые разные аномалии. Да, любой сталкер скажет вам, что есть у Зоны свой, иррациональный, неподвластный нашему пониманию разум, и подтвердит, что вполне могла она сохранить в нетронутом виде картины, изображающие ее… Но сейчас я вполне определенно смотрел на себя самого, изображенного на холсте, на Анью, на ее автомат, плюющийся огнем, и осознавал, что в правом углу картины есть маленькая незаметная завитушка – роспись автора. И дата создания этого полотна. «07.07.2014». То есть, не вчера и не позавчера оно было создано, а двести лет назад, может, в этом мире, а, может, в какой-то другой вселенной Розы миров. И вряд ли я когда смогу понять, как так получилось, что на моем пути я встретил изображение самого себя и девушки, которую мне еще предстояло спасти…
Воспоминание об Анье словно вывело меня из ступора. Я зажмурился, тряхнул головой, с силой протер глаза и открыл их снова…
Передо мной снова была та же самая стена, с ржавыми потеками, трещинами и рваными ранами, потемневшими от времени. И не было на той стене картин, лишь чуть более светлые прямоугольники на грязно-белом фоне отмечали те места, где они некогда висели. Грязно-светлые пятна и кучки праха внизу – все, что осталось от шедевров гениального художника…
Хотя нет, не всё. Далеко не всё. Пусть развалятся здания, пусть целые миры сгорят в пламени войн, пусть превратятся в прах люди и их воспоминания. Но Зона помнит всё. И однажды непременно покажет достойному путнику великолепные творения мастера, которые, однажды написанные, никогда уже не превратятся в серую пыль на подошвах вечности…
Я повернулся и, выйдя наружу, осторожно прикрыл за собой скрипучую дверь. Теперь я понимаю, почему эта часть здания выглядит как новая. Ей есть что хранить внутри себя, ведь картины, как и рукописи, не горят и не рассыпаются в прах от времени. Настоящее искусство вечно даже в мире, пережившем собственную смерть…
* * *Соседний с Галереей дверной проем облюбовал паук величиной с суповую тарелку. Он сидел в центре паутины, плотностью плетения похожей на шерстяное одеяло, и нахально пялился в мою сторону ярко выраженной парой передних гляделок. Остальные шесть более мелких глаз при этом чутко следили за тем, что происходит по бокам.
Я посмотрел на забранные ржавыми решетками окна первого этажа. Можно, конечно, рубануть «Бритвой» и попробовать влезть, но в «Мутанте» это может оказаться затруднительным. Костюмчик тяжеловат, и ради спокойствия паука мне как-то несподручно заниматься столь сложной акробатикой.
– Пропустишь? – поинтересовался я на всякий случай.
Паук молчал. Наверное прикидывал «за» и «против».
– Мне очень надо, – добавил я аргумент. – Я только маленько твою сеть подрежу, протиснусь, а ты потом ее в два счета залатаешь.
Мне показалось, что арахномут меня понял. Во всяком случае, он оторвал от паутины мохнатую задницу и не спеша так, с достоинством, переполз к левому краю своей ловчей сети, усеянной высосанными досуха трупиками насекомых. Ну и хорошо. Я ж, по сути-то, мирный человек, и всегда предпочитаю договариваться по-хорошему. Жаль, что многие этого не понимают, в отличие от глазастого паука.
Паутину я подрезал аккуратно, насколько это было возможно. Протиснулся в образовавшуюся щель и осторожно, по стеночке, стараясь не обрушить лестничные пролеты, державшиеся на честном слове, поднялся на шестой этаж.
Лестничная площадка, где я оказался, напоминала обчищенный мародерами труп. Все, что можно было отодрать и утащить, было отодрано и утащено. Вплоть до дверей и косяков, с мясом выдранных из бетона. Удивительно, как не утащили покосившуюся дверь Галереи, но там, думаю, отдельная история из серии необъяснимых явлений.
Впрочем, к убитым зданиям различных аномальных Зон я давно привык, как к неотъемлемому элементу своей бродячей жизни. К тому же мне тут не зимовать. Я ненадолго зашел, чисто поглазеть и свалить побыстрее, пока от нашего с «Мутантом» совокупного веса не рухнули перекрытия.
Достав половинку бинокля, я облокотился на подоконник и принялся разглядывать расположившееся среди редколесья странное сооружение, о котором мне рассказал щербатый.
Значит, вот она какая, Альгамбра. Если мне память не изменяет, в Испании имеется одноименный роскошный архитектурный комплекс, со всех сторон окруженный высокими крепостными стенами и мощными башнями.
Здешняя Альгамбра была куда скромнее. Четырехугольное земляное укрепление-редут высотой с трехэтажный дом, наверху которого раззявили свои жерла шесть чугунных пушек. Меж пушками рассеянно бродили человекоподобные существа, по всем признакам – тоже зомби, но слепленные из мертвой плоти куда аккуратнее, чем те, что я видел на кладбище. Монокуляр давал хорошее увеличение, позволяющее рассмотреть монстров в деталях.
Да уж, местному Оператору не откажешь в мастерстве. Никаких тебе швов и грубых стыков одного бесформенного куска мертвечины с другим. Да, тоже длинные конечности, оканчивающиеся стальными когтями. Да уродливые головы с хорошо развитыми зубастыми пастями. Но каждая тварь по-своему совершенна, словно статуя, слепленная безумным, но весьма талантливым скульптором. Но как он этого добился? Никогда не поверю, что подобный ходячий кошмар мог родиться и выжить даже в этом ужасном мире, где мутантов как селедок в бочке.
«Ты хочешь ответов, убийца моего бестолкового брата? – внезапно прошелестел у меня в голове чей-то бесплотный голос. – Изволь. Сначала ваши трупы очищаются от плоти. Потом из костей создается нужный мне скелет. Потом я своей слюной размягчаю плоть и облепляю ею скелеты, придавая куклам нужную форму, и оживляю их своей кровью и своим дыханием. Поэтому мне, в отличие от покойного брата, не нужно отдавать приказы моим творениям. Они плоть от плоти, кровь от крови моей. Они – это я. Мои глаза, уши и мускулы, действующие автономно, но при этом исключительно в моих интересах. И сейчас ты узнаешь, что такое месть совершенного существа».
Вся эта напыщенная чушь все еще шелестела внутри моей черепной коробки, когда твари на стене редута словно проснулись. Вздрогнули, разом повернулись в мою сторону – и вдруг, перевалившись через край стены, побежали по ней вниз, словно гигантские насекомые перебирая длинными конечностями. И сразу же следом за этими несколькими порождениями ночного кошмара появились следующие, а за ними – еще. Словно мертвенно-бледная жидкость сначала каплями, а потом сплошным потоком хлынула через край земляной чаши.
«Я возьму тебя живым, хомо, – звучал в моей голове зловещий шепот. – И тогда все муки вашего ада покажутся тебе детской забавой. Ты узнаешь, что такое настоящая боль. И когда твои голосовые связки лопнут от крика, я заберу твою плоть и сделаю из нее настоящего воина, нечувствительного к боли. Совершенного убийцу, а не то жалкое подобие жизнеспособного организма, которое ты сейчас представляешь из себя…»
Псионик продолжал трепаться внутри моего черепа, а я уже несся вниз по лестнице прыжками, слыша, как за моей спиной разваливаются на куски и падают вниз целые куски бетонных пролетов. Но сейчас мне было не до соблюдения техники безопасности. Если эти твари пересекут проспект раньше меня, то угрозы невидимого урода могут оказаться вполне осуществимыми…
Паук на выходе из здания уже деловито штопал свою паутину, поврежденную мной. Эх, жаль, уважаю я честных тружеников, пусть даже хищных, ибо сам есть тварь плотоядная, любящая хорошо прожаренный стейк и домашние пельмени. Потому не стал я вторично портить чужое средство добычи пищи насущной, а на бегу повернул налево, подпрыгнул и вломился в окно первого этажа, вынеся напрочь и сгнившую раму, и ржавую решетку. Был в этом и рациональный аспект – на бегу запутаться в плотной паутине членистоногого мутанта проще простого, а в моем положении это гарантированная смерть. Так что всем хорошо, и пауку, и мне, если не считать, что я со всего маху грохнулся на остатки асфальта перед домом. Внутри костюма что-то хрустнуло, в нижнем углу стеклянного забрала моего шлема немедленно появилась надпись: «Состояние брони – 67 % эффективности. Система безопасности костюма рекомендует избегать падений с высоты на твердые поверхности».
– Ишь ты, какие мы нежные, – проворчал я, бросаясь к мотоциклу. Успею, не успею?
Первая линия монстров неслась ко мне громадными прыжками. Из-под стальных когтей во все стороны летели комья земли, клочья мха и куски сохранившегося асфальта. И расстояние между нами стремительно сокращалось…
Не успеть… Хотя, можно попробовать использовать последний довод любого снайпера, попавшего в затруднительное положение типа моего. Опасный, конечно, но выбирать не приходится.
Две РГДэшки полетели в гущу монстров, два хлопка слились в один…
Плохо…
Все равно, что горящую спичку в кисель бросить. Пшик будет, а толку никакого, только черная сажа по поверхности. Так и тут. Ну полетели клочья бледного мяса, ну чья-то оторванная лапа покатилась по проспекту, судорожно щелкая металлическими когтями. Но на общее движение массы оживленных трупов это не повлияло. Как неслись ко мне, так и несутся. Ладно…
Плохо…
Все равно, что горящую спичку в кисель бросить. Пшик будет, а толку никакого, только черная сажа по поверхности. Так и тут. Ну полетели клочья бледного мяса, ну чья-то оторванная лапа покатилась по проспекту, судорожно щелкая металлическими когтями. Но на общее движение массы оживленных трупов это не повлияло. Как неслись ко мне, так и несутся. Ладно…
Отличие наступательной гранаты от оборонительной существенное, что по виду, что по эффективности. Если первая похожа на недозрелый лимон с нежно-зеленой шкуркой, то вторая лично мне по виду напоминает крупную кедровую шишку, которая если упадет сверху да по макушке, то мало не покажется. По эффективности воздействия на противника оно то же самое. Правда, есть нюанс. Оборонительные гранаты рекомендуется бросать во врага из окопа, после чего в тот окоп нырять, да поглубже, чтоб самого осколками не посекло. Но у меня окопа под рукой не было, а были лишь оставшиеся две «эфки» и толпа зубасто-когтистых тварей в пятидесяти метрах от меня.
Эх, была не была!
На этот раз хлопки вышли погромче. И результат получился нагляднее – первую шеренгу бегущих трупов разметало по проспекту в лучших традициях фильмов ужасов, с расчлененкой, гнойной слизью, брызжущей из разорванных внутренностей, и другими неаппетитными спецэффектами. Правда, и мне досталось… Один осколок по касательной заехал в плечо, второй словно кувалдой долбанул по бедру, да так, что я еле устоял на ногах.
«Мутант» отреагировал немедленно. «Состояние брони – 57 % эффективности. Система безопасности костюма рекомендует…»
– Да пошел ты! – проревел я, бросаясь к мотоциклу.
Сорвать с него дерюгу и запрыгнуть в седло – секунда…
Сунуть ключ в замок, повернуть – вторая…
Подвывая от титанического усилия развернуть машину – третья…
А твари – вот они, рядом. Разверстые пасти, полные зубов длиной в палец… Тусклые, маленькие, ничего не выражающие глазки над теми пастями… И длинные конечности, увенчанные когтями, смахивающими на остро заточенные стальные косы, которыми в моем мире деревенские жители срезают под окнами разросшуюся траву…
Но я уже делал разом много дел, не обращая внимания на тупую боль в бедре. Стартер, сцепление, первая передача ногой вниз и сразу – откинув мутный бронеколпачок, до отказа вдавить красную кнопку.
Справа и слева от меня глухо, словно проснувшиеся медведи-шатуны, заворчали, раскручиваясь, «миниганы».
«Быстрее, мать вашу, быстрее!» – мысленно взмолился я, добавляя газ и фактически бросая байк прямо на оскаленные морды. Ведь если сейчас, вот прямо сейчас шестиствольные пулеметы не заработают…
Заработали, сволочи иноземные! Как раз в тот момент, когда до ближайшей раззявленной пасти оставались считаные метры, за долю секунды превратив ту пасть в веер кровавых брызг и костяной каши. Жутковатое зрелище, если честно, когда в толпе тварей поток свинца вдруг прорубил две широкие просеки, забрызгав и проспект, и выживших тварей мельчайшими ошметками плоти.
Но оставались те, кто был прямо впереди и по бокам двух смертоносных потоков.
Зомби с вытаращенными глазами и обрубком лапы бросился на меня, и только благодаря лобовому бронестеклу я остался в живых. Когти с размаху скребанули по нему, оставив на прозрачной поверхности сеточку белых трещин. Но я уже, пригнувшись, несся вперед, сшибая тяжеленной машиной тех, кто уцелел под градом пуль. Незадачливый труп-инвалид не удержался и сорвался вниз, под колеса. Даже несмотря на вес байка, чертовски сложно было удержать руль на эдаких кочках из плоти и костей, но я справился чудовищным напряжением всего тела. Мне не привыкать сливаться с орудиями убийства, а этот мотоцикл я как-то сразу ощутил как часть себя. И хрен какой твари, мертвой ли, живой ли, удастся разлучить меня с моим оружием…
К которому я приноровился моментально.
Оказалось, что если при движении вперед выписывать «змейку», то струи свинца, словно вода из мощных брандспойтов, полностью очистят путь впереди. Мертвые твари выли от боли и бессилия, а я летел вперед, думая лишь о том, чтобы меня не занесло на дороге, скользкой от дурно пахнущей крови.
Земляная стена редута приближалась с каждой секундой. И я точно знал – прямо там, за ней, в центре земляного укрепления, стоит Оператор, которому не нужны глаза. Зачем они существу, которое прекрасно может видеть чужими глазами. Многими и одновременно.
И моими – тоже…
Странное, очень странное ощущение… Сейчас Оператор видел то же, что и я… а я видел то же, что и он. Меня вдруг разом стало очень много. Я был десятками выживших зомби, остановившимися после неудачной атаки и тупо смотрящими вслед уносившемуся вдаль мотоциклу. Я был рукокрылом, парящим в вышине, для которого все рожденные ползать с высоты казались ничтожными букашками. Я был собой, летящим вперед, прямо на земляную стену. И я был мертвецом, глядящим на то, как его лапа подносит к затравочному отверстию старинной пушки горящий факел.
Мои пулеметы уже успели просверлить в земляной стене порядочную дыру, когда сверху, со стены, по мне и моему мотоциклу хлестнул заряд картечи.
Я, словно в замедленном фильме, увидел полет множества круглых свинцовых пуль, летящих мне навстречу, и все, что мог сделать, это пригнуться, почти улегшись грудью на бронированный бензобак и изо всех сил вцепившись в руль онемевшими от напряжения пальцами.
Свинцовый град снес лобовое бронестекло, несколько пуль ударили по моему «Мутанту», словно десяток кузнецов одновременно долбанули по защитному костюму тяжелыми молотками. Массивный левый плечевой щиток сорвало напрочь, две или три пули ударили по затылочной части шлема, но я все равно держал руль, хотя меня неслабо повело, будто я на ринге прямой в челюсть схватил. И при всем при этом я все равно нашел в себе силы на мгновение оторвать левую руку от руля, чтобы перевести реостат над красной кнопкой с минимальной цифры «3000» на крайнюю отметку «6000».
Утробно ворчащие «миниганы» взвыли, приняв на электромоторы двойную нагрузку. Я понимал – за счет увеличения темпа скорострельности до максимума, патроны в коробах стремительно тают. Но выбора не было. Редут неотвратимо надвигался на меня, и единственным способом не убить себя о земляную стену было проковырять в ней дыру, достаточную для того, чтобы прорваться внутрь укрепления.
Только вот передо мной был редут, которому по статусу фортификационного сооружения положено иметь перед стеной ров. Когда летишь на байке прямо на стену, края того рва не видно. Но я слишком сильно уважал историю военного искусства, чтобы не догадываться об этой ловушке, потому заранее присмотрел себе небольшой трамплин – кусок стального панциря био, вросший в землю. Правда, если он ржавый, значит, как раз в противоположную часть рва и впишусь вместе со своими завывающими пулеметами, после чего в тот ров и рухну. А мертвецам со стены останется лишь сбросить на меня что-нибудь тяжелое, лишнюю чугунную пушку, например, которую не жалко. Но другого выбора не было…
Панцирь оказался ржавым.
Я прямо ощутил, как он проминается, проваливается внутрь под весом моего мотоцикла. Но мгновение, необходимое для взлета, он продержался и уже где-то за моей спиной осыпался на землю кусками проржавевшего металла.
А я летел надо рвом прямо на стену, которую неистово грызли мои пулеметы…
Я врезался в пробитый свинцом узкий тоннель, как клинок в ножны, осознавая, что еще немного, и слежавшаяся земля просто обвалится вниз под собственным весом, похоронив меня заживо. Но это был единственный путь, и я очень надеялся, что у меня все получится…
Она сыпалась, отваливалась вниз целыми пластами. Но скорость была достаточно велика, как и вес мотоцикла, а пулеметы все еще работали. Какое-то время, показавшееся мне бесконечно долгим, мощный прожектор байка упирался в сплошную могильную темень… которую вдруг разорвал сноп солнечных лучей, ударивший мне прямо в стекло защитного шлема.
Мотоцикл с надсадным ревом вырвался из земляной могилы, и в грязное зеркало заднего вида я мельком увидел, как позади меня проседает вниз неслабый участок стены и как втыкается в землю дулом вниз упавшая сверху пушка. Но это было уже прошлым, оставшимся за спиной, как и трупы мертвецов, размазанные по проспекту.
Главное было впереди.
Прямо посреди квадратного редута, сложив на груди уродливые трехпалые лапки, стоял тощий, жилистый мутант, карикатурно похожий на своего брата, которому я отрубил голову в красном Поле смерти. Этот был пониже ростом, поуже в плечах, но с толстенной шеей, которую венчали две головы, сросшиеся височной частью. И сверху – уши. Большие и заостренные кверху, как у летучей мыши, повернутые в мою сторону.
Он был похож на братца, этот Оператор с двумя сросшимися головами. Можно сказать, похож глазами. Те же стрекозиные фасетки, только по одной, здоровенной такой, на каждую голову. Немигающие насекомьи гляделки, каждая занимающая большую часть гладкой, кожистой морды. Вместо носов – две крохотные дырочки, под которыми кривились презрительно безгубые щели ртов.