– Всё-всё, принято, нет вопросов, ходим и ходим, – перебил я его во избежание длинного и подробного рассказа о во-от таких щуках, выловленных удачливыми рыболовами. Во-первых, такое вполне возможно в реке, пережившей ядерную войну. И, во-вторых, мне надо было за рекой следить, из которой торчало довольно много всякой дряни. Рельсы, стальные балки, куски арматуры и даже насквозь проржавевший ствол зенитной пушки.
А еще периодически встречались стоящие в ряд бетонные опоры рухнувших мостов, похожие на торчащие из воды обломанные зубы. Здесь приходилось сбавлять скорость. Не только из-за опасения напороться днищем на кусок арматуры, но и потому, что среди полузатопленных обломков периодически мелькали довольно большие плавники и толстые щупальца. Сам бы я наверняка влетел или на бетонный риф, или в пасть какой-нибудь подводной твари. Но борода оказался хорошим лоцманом.
– Туда правь, – тыкал он грязным пальцем, и никогда не ошибался.
– По всей реке плавал? То есть, ходил, – поинтересовался я.
– Не-а, – мотнул головой Толян. – Да это и не обязательно. Очевидно же.
Ну да, согласен. То, что для профи очевидно, для дилетанта – загадка. Которую тот профи вряд ли объяснит с ходу. Бородач родился рядом с этой рекой и умудрился при этом остаться в живых. Какие еще могут быть вопросы?
Но не все мосты оказались разрушенными. Один оказался совершенно целым, будто его вчера капитально отремонтировали. Даже потёков нет на опорах, облицованных розовым гранитом. Такое порой встречается во всех Зонах Розы миров. Среди тотальной разрухи стоит себе здание или памятник какой, целехонькие, новые, будто только отстроенные. Почему так? А кто его знает. Объяснение одно – Зона. И этим все сказано.
Мост был разведен. Два его пролета вздымались вверх, словно ладони, взметнувшиеся к небу в немой просьбе. А между этими гигантскими ладонями была натянута паутина, каждая нить которой толщиной с корабельный трос. На паутине сидел паук. Большой. Даже очень. Тушка размером с колесо «БелАЗа», каждая нога толщиной с корпус нашего катера. Гигантская тварь была занята. Кушала, впившись в тело вяло трепыхающегося рукокрыла.
Я было потянулся к рукоятке, одновременно соображая – то ли разогнаться, чтобы проскочить опасное место, то ли вообще править к берегу от греха подальше. Но бородач меня остановил.
– Не надо. Когда арахно ест, ему не до жужжания мух вроде нас. Говорят, во время трапезы его даже можно убить, правда, я ни разу не слышал, чтобы кто-то убил арахно. Правда, когда он не ест, лучше к нему не приближаться.
– Почему? С паутины спрыгнет и помчится догонять?
– Нет, – качнул головой Толян. – Арахно это не нужно. У него длинный, липкий язык, который он выстреливает довольно далеко. На конце языка – небольшой шип с парализующим ядом. Плохая смерть. Арахно ест медленно, растворяя плоть слюной и всасывая питательную массу, а ты все видишь, слышишь и чувствуешь, но ничего сделать не можешь. Плохая смерть.
С этим трудно было не согласиться.
– Правь к левому берегу, – добавил Толян.
– Может, лучше все-таки к правому? – осторожно заметил я – громадный арахно завис значительно ближе к левой стороне моста. Кто его знает, может, рукокрылы ему надоели и он решит подзакусить экзотической пищей. Слизнет нас обоих с палубы, и поминай как звали.
– Правь влево, – упрямо повторил бородач. – Сейчас сам увидишь почему.
Тихонько матерясь про себя, я направил катер куда было сказано. И не пожалел – лоцман в очередной раз оказался прав.
Арахно и вправду оказалось не до нас, но если б я не последовал совету Толяна, то и без гигантского паука все могло бы окончиться плачевно.
Практически сразу за мостом прямо из воды поднимались разноцветные полусферы. Большие и маленькие, красные, желтые, молочно-белые, синие… Они заполонили две трети реки, словно некий ребенок великана выдул на поверхность воды гроздь мыльных пузырей…
Поля смерти… Вернее, нет. Поле Полей. Так будет правильнее.
Самое огромное, высотой с девятиэтажный дом, единственное среди других полей черное Поле смерти, замерло возле самого берега. И за его антрацитовой поверхностью угадывались хищные контуры боевого корабля, ощетинившегося пушками и крестообразными мачтами.
– Крейсер в Поле полей, – с явно различимым в голосе суеверным ужасом проговорил Толян. – Жуткое место. Говорят, самыми темными ночами крейсер снимается с якоря, выходит из своего Поля и блуждает по реке. На палубе никого, трубы не дымят, а он все равно движется. Ищет свое тело, которое перед Последней войной отпилили и утопили где-то, а взамен сделали новое. Черное поле восстановило у крейсера всё, что над водою, а ниже ватерлинии – не может. Вот корабль и ищет затонувшую часть себя. И кто его увидит без черного Поля, на следующий день умирает. Потому, что любому кораблю нужно топливо, а питается этот крейсер чужими душами…
– Думаю, это все бабушкины сказки, – произнес я. – Но что в Поле полей соваться не стоит, это ты верно подметил, оно нам совершенно ни к чему.
Когда крейсер-призрак остался позади, берега реки довольно резко разошлись в стороны и перед нами оказался большой участок открытой воды.
– И куда теперь? – поинтересовался я у бородатого лоцмана.
– Направо, – кивнул головой Толян, указывая на какие-то мачты, торчавшие неподалеку возле правого берега. – Правь на затонувший фрегат, не ошибешься. До войны, говорят, на нем чего-то ели, ресторант это называлось, ага. Специально за этим приезжали люди, типа, в своей избе пожрать нельзя… Потом он утонул, ага. Так вот, за ним сразу еще раз направо. Надеюсь, с Крепости нас не подстрелят…
Он не успел договорить (а я только-только успел повернуть), как примерно в полукилометре от нас глухо бумкнуло. Вода возле левого борта немедленно вспучилась, брызги хлестнули по палубе, обдав нас водой до колен.
– А, мать их за ногу, заметили! С Государева бастиона стрельнули!
Прямо по курсу медленно расползался в стороны туман, открывая поистине величественную панораму Крепости.
Конечно, по своей архитектуре она совершенно не напоминала московский Кремль, но тяжелого, сурового величия в ней тоже было немало. Красноречиво лаконичные формы равелинов, гигантские заостренные зубы бастионов, прямые, словно клинки мечей, линии стен… И над всем этим великолепием военного гения, воплощенным в камне, взметнулся длинный и узкий шпиль, похожий на клинок шпаги, проткнувшей небо. Тот самый, призрак которого я видел в тумане на Сестрорецком болоте, перед боем с тамошними чудовищами…
Правда, восхищался я недолго – не до того было. Из крепости стреляли прицельно, и не разверни я катер, снаряд точнехонько врезался бы нам в борт. Поэтому я не мешкая увеличил обороты двигателя и направил катер прямо на крепость, при этом бешено вращая штурвалом и петляя, словно заяц.
Маневр удался. По второму выстрелу я понял – стреляют не из современных пушек, а из старинных чугунных и, естественно, не снарядами, а ядрами. Ну, уже легче. Тем более, что теперь я окончательно осознал задумку Толяна – возле самой крепости, сразу за остатками когда-то громадного моста, повернуть направо, после чего нырнуть в узкий проток, устье которого я уже мог разглядеть. Туда я и направил катер, не переставая выписывать на воде извилистую линию.
Правда, делал я это скорее для подстраховки. Из крепости пальнули еще пару раз и перестали. Возможно, поняли, что мишень слишком сложная, и решили не тратить порох с ядрами попусту. Вот и ладушки, вот и хорошо.
Катер пролетел меж опорами моста, при этом я краем глаза заметил… зайца, сидящего на свае, что торчала из воды. Заяц, похоже, был металлический. Скульптурка в натуральную величину, будто коконом заботливо укрытая небольшим белым Полем смерти.
– Охраняет оно его, – подал голос Толян. – В смысле, зайца. Бережет. Так и сидит тут уже много лет.
Я не совсем понял, кто сидит много лет, заяц или Поле. Но по-любому порадовался, что обновленная природа случайно ли, намеренно ли бережет памятники прошлого. Конечно, скорее всего, Поля смерти каким-то образом привлекает металл, но подсознательно мне хотелось верить во что-то более красивое и значимое, чем простая тяга Полей к определенным химическим веществам. Такова уж сущность любого человека – хоть немного, самую малость верить в чудеса…
Между тем, пока я размышлял о высоких материях, руки крутили штурвал, самостоятельно сделав все необходимое. Катер влетел в, скорее всего, искусственный узкий проток, окружавший еще один остров. На острове находилось подковообразное укрепление, двумя своими «рогами» обращенное к Крепости. Причем, сейчас эти трехэтажные кирпичные «рога» были основательно обломаны. Меж ними стояла довольно хлипкая кирпичная стена, как попало укрепленная всяким габаритным мусором и… остатками разбитых боевых машин двадцатого века.
Я совершенно точно успел разглядеть помятый ядрами минный заградитель, похожий на приземистого стального крокодила с обрубленным хвостом, и плавающий транспортер – просто габаритную груду металла, покоящуюся на разбитых гусеницах. Я неважно знаю историю Петербурга, но вроде именно на этом острове до Последней войны должен был находиться военно-исторический музей с кучей всякой боевой техники, выставленной снаружи, и морем образцов разнообразного оружия, выставленного во внутренних помещениях музея. Только откуда я обо всем этом знаю? Ага, точно, вспомнил. Об этом месте мне рассказывал у костра один малознакомый сталкер родом из Петербурга. Учился он вроде как в Военмехе, и диплом инженера по специальности «Стартовые комплексы ракет» ему вручали именно здесь, в музее, который теперь был превращен в укрепленную огневую точку.
Я рассмотрел, что в кирпичной стене были прорублены бойницы, из которых торчали жерла чугунных пушек. Когда мы пролетали мимо острова на своем катере, эти пушки дали нестройный залп в сторону Крепости. После чего у меня за спиной тоже нехило грохнуло – это из Петропавловки ответили. Я успел заметить, как ядра ударили в стену, которая немедленно окуталась кирпичной пылью.
Дальше мне было неинтересно – когда у меня чуть ли не над ухом свистят раскаленные чугунные шары, я на редкость нелюбопытен. К счастью, проток круто поворачивал налево, в мертвую зону, куда точно не долетят ядра, – чем я и не преминул воспользоваться. Ну не любитель я под обстрелом носиться по открытой местности, что на катере, что на своих двоих. Здесь же довольно высокий берег надежно укрывал наше плавсредство от шальных ядер. Плюс возле берега имелась кривенько сколоченная пристань, возле которой покачивались две плоскодонки. Ну и замечательно. Мощный катер, конечно, вещь неплохая, но все-таки я увереннее чувствую себя на твердой земле.
Кормчий из меня еще тот, поэтому пока я причалил с третьей попытки, одна из плоскодонок оказалась раздавленной в щепки между бортом катера и пристанью. Тем не менее, я справился, даже обрубленный ранее швартов связал петлей и с первого раза набросил на деревянный столбик, заменяющий причальную тумбу. После чего заблаговременно поднял руки, так как вооруженных людей, прячущихся в прибрежных кустах, я заметил даже раньше, чем они меня.
Но в мои планы не входило носиться на катере по протоку, тем более что стрелка указателя уровня топлива подрагивала возле красной отметки. Плюс еще хорошо, что неважно замаскировавшаяся береговая охрана сразу стрелять не стала. Хороший признак, так что можно рискнуть. Да и напарник не дергался, не отговаривал, так что по-любому я все правильно сделал. Наверное…
Они вышли из-за кустов, держа наперевес весьма разнообразное оружие – начиная от арбалета и заканчивая вполне себе настоящим АК-12, которые в моем мире вживую видел далеко не каждый матерый ветеран локальных конфликтов. Характерно, что владелец навороченного «калаша» был упакован в не менее навороченный «Ратник», который в моем мире пока еще называют «экипировкой солдата будущего». В то же время на троих спутниках продвинутого воина наблюдались гораздо более древние кирасы, золоченые боярские шлемы и дорогие кольчуги с рельефными зерцалами. Вся четверка старательно целилась в меня, полностью игнорируя Толяна. Ну и ладно, их дело.
Сочтя, что уже достаточно постоял с поднятыми руками, демонстрируя мирные намерения, я взялся за борт и перемахнул на пристань.
– Стоять! – рявкнул «Ратник» – вернее, тот, кто был в него упакован. – Р-руки н-на!
И при этом сделал два шага вперед, демонстрируя подчиненным удаль и отвагу. То, что это начальник крохотного отряда, было понятно без пояснений. Причем, начальник не особо умный, так как я бы, например, не стал подходить так близко к человеку, в которого целюсь из огнестрела.
– Неласково вы гостей встречаете, – заметил я, и не думая поднимать руки, тем более «н-на». – Рычите, стволами тыкаете. А мы, может, к вам и направлялись…
– Молчать! – вновь рыкнул «Ратник», делая еще один шаг. – Выполнять, с-сук…
Договорить я ему не дал. Незачем ему такое договаривать, потому, что не люблю я, когда меня обзывают всякими нехорошими словами. А, приняв в ущерб сказанное, вполне могу не рассчитать силу воздействия, о чем, возможно, буду после жалеть. Потому и предпочитаю действовать на опережение, чтоб потом с расстройства не наделать себе еще больших проблем.
Мягко, но быстро уйдя по диагонали влево и вперед, я одновременно так же мягко взялся за ствол автомата. После чего потянул его, закручивая так, чтоб палец «Ратника» соскользнул со спускового крючка. Получилось. Ну и всё. Теперь, когда АК-12 перестал быть верным другом невежливого «Ратника», я вполне могу использовать автомат, как мне заблагорассудится, – например, в качестве средства для удушения противника.
Со стороны это выглядело, наверное, немного странно, непохоже на классические сцены из боевиков. Просто один мужик эдакой кошачьей тенью молниеносно обошел вокруг другого мужика с автоматом, в результате чего АК-12 сменил хозяина, и вот уже мужик номер один душит этим самым автоматом камуфлированного «Ратника», одновременно прикрываясь его телом от нацеленных на него арбалетов и винтовок.
– Ребята, давайте жить дружно, – как можно более миролюбивым голосом произнес я, одновременно усиливая давление на горло «Ратника», так как тот вздумал дернуться.
– Ну да, – очнулся от шока Толян. – Мы ж это… С миром пришли, ага. Нам с вами биться без надобности.
И вдруг, разглядев что-то знакомое под широким козырьком массивного кавалерийского шлема, надетого на голову одного из «ратниковых» бойцов, заорал:
– Федька! Это ж ты, а? Рожу-то железной шапкой прикрыл, родная мамка не узнает!
– Таллий? – неуверенно произнес тот, кого я мысленно окрестил «Кавалеристом». – Ты, что ли? А чо грязный такой, будто из могилы выполз?
– Дык я из нее и выполз! – радостно заорал Толян, вылезая из катера. – Вернее, меня вот этот парень спас, Снар. Боец обалденный, мы с ним и Оператора грохнули с его шайкой, и кучу осмов в капусту покрошили.
Я мысленно пожал плечами. Ну, мы так мы, ну кучу – так кучу. По крайней мере, процентов десять правды в словах напарника было. Ну и ладно. У других зачастую и того нет.
– Ну, если он такой молодец, пусть нашего командира отпустит, – решительно заявил кирасир с арбалетом. – А то не успел сойти на берег, и сразу давай крутизну показывать. Нехорошо.
– Нехорошо обзываться и оружием в мирных людей тыкать, – сказал я, ослабляя давление на горло «Ратника». – Ну, мы договорились, мир-дружба-жвачка?
В это время наверху несколько раз глухо бумкнуло, раздался жуткий крик боли.
– Нормально все, – прохрипел «Ратник». – На тебе ж не написано, кто ты, а белоглазые в последнее время навострились маскироваться под людей.
– Лады, – сказал я, отпуская пленника и возвращая ему автомат – правда, с отомкнутым магазином. Я многое в жизни видел и по глазам вполне смогу понять, собирается ли человек, примыкающий магазин к оружию, стрелять в меня.
«Ратник» не собирался, хотя был явно раздосадован происшествием.
– Лихо ты меня, – сказал он, глядя вверх, словно пытаясь разглядеть сквозь нависший берег, что творится внутри кирпичного укрепления. – У нас сейчас с людьми не очень, бойцы нормальные нужны до зарезу. Присоединяйся к нам. Поможешь раздавить людов, народ тебя не забудет, отблагодарит достойно…
Он говорил что-то еще, но до меня вдруг стали как-то плохо доходить его слова. Нет, я понимал смысл сказанного, но в то же время мне показалось, что внутри моей головы раздался чей-то тихий, смутно знакомый голос. Слов было не разобрать, но этот слабый, едва заметный фон наложился на последние слова «Ратника» и помешал понять их смысл. Но я на всякий случай кивнул.
– Ладно, договорились. Помогите мотоцикл вытащить. Он полностью бронированный, плюс там боеприпасы кое-какие, могут пригодиться.
«Ратник» кивнул, хлопнул меня по плечу.
– Вот это дело. Меня Титаниумом звать.
– Класс, – кивнул я. – У вас поп химиком, что ли, был по совместительству?
– Да нет, мода такая была раньше, детям имена давать по названиям металлов, – скривился «Ратник». – Кого по-нашенски, кого по-латыни обзывали. В общем, для своих я Тимофей, без всяких там заковыристостей. Федьку вон тоже в детстве Феррумом окрестили. А этих двух теперь Генкой и Колькой кличут.
– «Серебро» и «Никель»? – предположил я, помогая крепким парням вызволить колесо мотоцикла, застрявшее в палубе.
– Ага, Аргентум и он самый, – осклабился «Кавалерист». – Эх, хороша у тебя машина, Снар, а особенно пулеметы.
– Хороши, – согласился я, прислушиваясь к себе – не раздастся ли вновь в моей голове тихий голос? Но пока ничего похожего не было. Может, показалось? – Просто замечательны, только патронов нет.