Врачи разводили руками – девочка находилась в состоянии глубочайшего шока. Никаких серьезных повреждений у ребенка не было, разве что запястья и лодыжки в ссадинах, из чего Виктор сделал вывод, что Лиля долгое время провела связанной. Вот только где мама малышки, Хотина Анна, первая красавица всего Алтайского края? Но ответ на этот вопрос могла дать лишь ее пятилетняя дочка, которая словно язык проглотила. Отец девочки, Владимир, в буквальном смысле жил в больнице все эти дни, но едва ли его присутствие способствовало улучшению состояния Лили – она не узнавала папу. Владимир сильно осунулся, похудел и практически не спал эти дни, вздрагивая от каждого телефонного звонка. Виктор на его бесконечные вопросы в основном отмалчивался, хотя про себя давно понял, что Анны наверняка уже нет в живых. Он пытался убедить себя в том, что с женщиной могло приключиться что угодно, но истерзанное тело охотника Ставченко, с которого сняли кожу, постоянно всплывало у него перед глазами.
Живодер. Проклятый ублюдок снова выполз на охоту, Виктор был уверен в этом, хотя и не спешил делиться этим со своим патроном. Васильич ничего не хотел слышать про Живодера и лишь при одном упоминании о маньяке начинал неистово материться и плеваться, хватаясь за сердце.
Зазвонил внутренний телефон, и Виктор снял трубку.
«Легок на помине», – подумал он с досадой, услышав отрывистый голос начальника. Судя по интонации, тот был на грани нервного срыва.
– Боков, какие новости?
– Работаем, Семен Васильевич, – коротко ответил Виктор.
– Вижу я, как ты работаешь, б...дь! – взвился Семен Васильевич. – Три дня прошло, а результат как писька у гнома!
«Интересно, откуда он знает, какого размера половые органы у гномов?» – подумал Виктор, а полковник продолжал горячиться:
– Вы меня в гроб вгоните своим угрозыском, едрен-батон! Ни хера работать не умеете, за вас, что ли, все делать?! Как Малышева не стало, вас как мешком по балде огрели, будто контуженые ходите, зато в день зарплаты у кассы первые выстраиваетесь!
Боков терпеливо ждал, когда начальник выпустит пар и скажет действительно то, по какой причине звонил. Но Семен Васильевич не успокаивался, наоборот, покорность оперуполномоченного почему-то еще больше взбесила его.
– Отработал этого... сбежавшего? Как его, Лепетов?
– Так точно. Первая судимость, бежал с сокамерниками за компанию, в колонии характеризовался положительно, – ровно ответил Виктор, разглядывая копию личного дела Степана Лепетова, единственного заключенного, которого до сих пор не нашли. С фотографии на него смотрело открытое мальчишеское лицо с простодушными глазами.
– Это не он, Семен Васильевич, – сказал он, закрывая дело. – Да и статья у него... не он это.
– Он, не он, едрен-батон, – пробурчал полковник, остывая. На том конце провода было слышно, как он вздохнул, потом произнес совершенно спокойным, даже каким-то растерянным голосом:
– Ты, Витя, не злись на меня. Совсем у меня нервы ни к черту из-за этой Хотиной. Вон в газетах уже такое пишут! Сейчас звонили из прокуратуры, сегодня приезжает группа из Москвы, сам министр на контроле это дело держит, видал, докуда бодяга дошла? Вон оно как.
И тут Виктору стало по-настоящему жаль Васильича. Он уже не ставил под сомнение то, что в свете последних событий его начальника рано или поздно спихнут, в лучшем случае на пенсию, в худшем – за несоответствие занимаемой должности. И, кстати, по его душу тоже наверняка пройдутся, ведь с тех пор, как исчез Малышев, де-факто обязанности начальника розыска исполнял он.
– Что делать-то, Витя? – уныло спросил Семен Васильевич. – Мне им даже доложить-то нечего. Ты был сегодня у девчонки?
– Был. Все так же, без изменений.
Полковник снова вздохнул:
– Зайди ко мне после обеда, ладно, Боков? Покумекаем, как эту бригаду лучше встретить. Надо какой-нибудь ресторанчик организовать, баньку вечером...
– Я зайду, – сухо бросил Боков, кладя трубку. В их городе снимают кожу с человека, исчезла женщина, где-то по лесу бродит сбежавший зэк, а он должен организовывать ресторанчики с баньками? Хрен вам, обойдетесь.
Лиля заговорила ближе к вечеру, и об этом сразу же сообщили Виктору. Когда он приехал, она сидела в кровати, испуганно глядя на опера. Виктор мысленно порадовался, что в глазах Лили появились хоть какие-то проблески жизни. Владимир сидел рядом, не выпуская из своих рук ладошку дочери. Впервые за все время в его запавших глазах засветился робкий лучик надежды.
– Как это произошло? – спросил Виктор у старшей сестры Чернышковой, сухопарой женщины с некрасивым, но добрым и открытым лицом.
– Я в ординаторской была, с ней мои девочки сидели. Они телевизор смотрели, и вдруг Лиля как заверещит! Из коридора было слышно! Я вбегаю, а Лиля по полу катается и ревет как белуга.
– Хм, – Виктор поджал губы. – А что хоть показывали-то? Программа какая была?
Чернышкова наморщила лоб, пытаясь вспомнить.
– Вроде цирк, медведи были. Клоуны там всякие. Потом пришла в себя и давай болтать, «мама», «лес», «шарики» и так далее.
– Ясно, – сказал Виктор. – Вы нас, пожалуйста, оставьте ненадолго.
– Только аккуратнее, она только отошла после успокоительного, – предупредила медсестра.
– Ладно, ладно, – проворчал Виктор, закрывая дверь.
Через час Виктор вышел из кабинета. Лиля, выговорившись, сидела на удивление спокойно, лицо ее даже можно было назвать умиротворенным, лицо человека, выполнившего ответственную работу, она словно выплеснула из себя весь негатив, как прорвавшийся гнойник. Что нельзя было сказать об ее отце – Владимир весь как-то сгорбился, обмяк, подергивающееся лицо покрыто бисеринками пота. После ужасного рассказа Лили он даже подумал, не спятила ли его дочь.
Виктор прикрыл за собой дверь и стал набирать номер начальника.
– Семен Васильевич? Это Боков. Девочка все рассказала.
– И что?! – едва сдерживаясь от крика, спросил полковник.
– Плохие новости. Хотина, скорее всего, мертва, – вполголоса, чтобы его не слышал Владимир, сказал Виктор. – Но чтобы убедиться в этом, нужно ехать туда, где ее подобрал дальнобойщик, и снова искать в лесу. Я выезжаю.
– Постой, – сказал устало Семен Васильевич. – Они... из Москвы уже приехали. Рестораны отменяются. Они поедут с тобой. Важняк из генералки, два муровца и эксперт-криминалист. Я дам команду, чтобы вам приготовили машину.
– Хорошо, я еду.
Полковник положил трубку, а Виктор зашел в палату.
– Владимир, – позвал он, и на него глянуло измученное, вмиг постаревшее лицо мужчины. – Лиля должна поехать с нами. Без нее мы можем потерять время, – как можно мягче сказал он.
– Я поеду с вами, – кашляющим голосом выговорил Владимир.
Виктор не посмел ему возразить. Да и кто бы в положении этого несчастного мужика поступил бы иначе?!
Они быстро нашли полянку.
Лиля на удивление практически безошибочно указала место, куда три дня назад свернула с дороги их «Тойота». По мере того, как они углублялись в лес, девочке становилось хуже. Она то начинала всхлипывать, то закатывала глаза, задыхаясь, отчего ее приходилось чуть ли не нести на руках, то заходилась в захлебывающемся крике. Ричи, служебная овчарка, принюхиваясь, бежала рядом с кинологом, навострив уши. Владимир убито молчал, тлеющий огонек надежды в глазах незаметно погас, бескровные губы что-то беззвучно шептали.
Тихо шелестела листва, птицы щебетали свои песни, но все привычные и знакомые звуки леса были какие-то осторожные, робкие, не в полную силу, лес словно замер в ожидании чего-то нехорошего.
Когда из-за кустов показалась «Тойота», Гончаров, следователь из Генеральной прокуратуры, приказал, чтобы Боков оставался с девочкой и ее отцом. В руках муровцев появились пистолеты. Ричи рвалась с поводка, безостановочно лая.
– Я пойду с ними, – сказал Владимир, не отрывая глаз от «Тойоты». – И ни одна сволочь меня не остановит.
Боков пожал плечами. Владимир – гражданское лицо и не обязан подчиняться подобным приказам, так что он волен делать все, что заблагорассудится, а для Виктора начальник здесь был Гончаров, и поэтому он беспрекословно остался с Лилей.
– Сейчас папа вернется, мы его вместе подождем, хорошо? – ласково сказал Виктор, присев на корточки перед девочкой. Сердце милиционера защемило от жалости, он подумал о том, что психика этой несчастной малышки искалечена на всю жизнь, пусть даже ее мать каким-то чудом останется жива. Но он не верил в это чудо, так как слишком долго проработал в розыске.
Худшие опасения оправдались. Сначала они услышали безумный крик Владимира. Виктор прижал к себе Лилю, боясь, что она захочет побежать к отцу, но девочка и не думала ничего такого делать, она лишь доверчиво прижалась к оперативнику, прерывисто дыша. Владимир продолжал выть, Гончаров что-то раздраженно кричал подчиненным, что-то вроде «уберите его отсюда!», отчаянно лаяла Ричи, Лиля начала всхлипывать, пуская слюни. Виктор чувствовал, как колотится детское сердечко, как от слюны Лили намокает его рубашка, и, слушая безумную какофонию, доносившуюся с полянки, он впервые на полном серьезе подумал о смене профессии.
Вечером, точнее ночью, он напился. Он смотрел невидящим взглядом какой-то глупый сериал, не слыша и не видя, что происходит на экране, и осушал стопку за стопкой. Оперативник хотел забыться, даже не забыться, а вырубиться, отключиться, стереть свою память, чтобы было как по старому доброму принципу «tabulа rasa[1] Но ничего не выходило. Он никогда не считал себя сентиментальным, благо работа в органах внутренних дел действует как клизма, вымывая все эти эмоциональные сопли вместе с дерьмом, но у него до сих пор в жилах стыла кровь от того, что ему сегодня довелось увидеть.
Он не знал лично Анну Хотину, но как-то видел передачу, когда она завоевала первое место на конкурсе красоты. И все его естество категорически отказывалось верить, что та красивая, полная сил девушка с сияющей улыбкой и шикарными волосами и есть вот это самое существо с клочьями седых, обгоревших волос, нанизанное на кол. Немудрено, что Лиля не разговаривала эти три дня. И уж совсем неудивительно, что Владимира, мужа Анны, прямо с полянки увезли в психиатрическую клинику. Он вцепился в труп своей жены словно клещ, и чтобы его оттащить, понадобилось три милиционера.
Район места происшествия оцепили, туда выехали все шишки силовых ведомств, включая несчастного Василича, едрен-батона. Уже через пару часов полянку атаковала целая свора журналистов с фотокамерами и микрофонами, с горящими голодными глазами. Глядя, как газетчики, толкаясь и ругаясь между собой, рвутся поглазеть на труп первой красавицы края, Виктор хотел их самолично пересажать на кол. Вскоре подтянулись и представители УФСИ[2] края, поскольку рядом с трупом Анны был обнаружен еще один «жмурик», оказавшийся тем самым сбежавшим зэком, Степаном Лепетовым.
Лиля рассказывала, что клоун устроил настоящее цирковое шоу, развесил повсюду гирлянды, мишуру, воздушные шары, взрывал хлопушки... Но на месте преступления были только два трупа, и больше никаких следов. Ни одной улики, ни одной крупинки конфетти, маньяк, судя по всему, устроил генеральную уборку после своих кошмарных развлечений. Лицо убийцы было покрыто гримом, и Лиля не смогла описать его. Она даже не смогла внятно сказать, мужчина это был или женщина.
Эксперты установили, что Лепетов скончался от огнестрельных ранений. И вся закавыка заключалась в том, что пули из его тела были вырезаны. Виктор ломал голову – что это, еще один «бзик» Живодера или он неплохо разбирается в тонкостях криминалистики и таким образом пытался скрыть следы? Ведь пистолета они тоже не нашли, а будь пули, баллистическая экспертиза могла бы многое рассказать.
Возлагались большие надежды на собаку, и Ричи вроде даже взяла след, но, поплутав несколько минут в лесу, с виноватым выражением на морде вернулась на полянку.
Виктор чувствовал, что его фактически отстранили от дела. Когда он пробовал поделиться своим мнением с Гончаровым, тот лишь раздраженно отмахнулся, мол, не мешай.
«Езжайте в отдел, у вас наверняка полно текучки, – с издевкой добавил он. – А здесь мы уж как-нибудь сами...»
У Бокова все кипело внутри от гнева, хотя с себя вину он тоже не снимал. Не справились они сами, не справились, чего тут греха таить. Но и отшвыривать его, как обосравшегося котенка, он не позволит.
Он быстро опьянел, но не останавливался, продолжая опрокидывать в себя рюмку за рюмкой. Он уже знал, что будет делать. Может, это и неправильно с точки зрения субординации и Васильич за его самодеятельность огребет по полной программе, но он сам себя уважать не будет, пока самолично не изучит место происшествия. Досконально. Он будет ползать на коленях хоть целую неделю, но хоть какую-то зацепку обязательно найдет.
Дорога была пустынна, погода была прекрасная, солнце только просыпалось, жмурясь и улыбаясь небу, лицо приятно обдувал летний ветерок, но Виктор не замечал этих прелестей жизни, которые, несомненно, радовали бы его при других обстоятельствах.
Он прокручивал в памяти вчерашнее. После недолгих дебатов все пришли к выводу, что Лепетов появился на полянке случайно и маньяк застрелил его. И, как это ни цинично, своим появлением и последующей смертью зэк облегчил страдания несчастной женщины – Живодер явно всполошился, и его «шоу» было скомкано. Иначе кто знает, какие еще изощренные пытки он приготовил для Анны. И, судя по всему, Лепетов спас жизнь Лиле, и Виктор не мог этого не оценить.
Когда все было осмотрено и сфотографировано, Анну попытались снять. Ничего не получилось, кол пришлось выкапывать вместе с телом убитой. Так ее и увезли в морг. Позже патологоанатом сообщил Виктору, что во рту Анны обнаружены частицы кондитерского изделия, скорое всего, торта и полурастаявшая конфета-леденец. Опять эти гребаные леденцы!
Он сбавил скорость, увидев знакомый поворот. «Девятка» медленно катила по лесной дороге, собирая на своей крыше сосновые иглы и сухие листья. Вскоре Виктор был на месте. О страшной казни первой красавицы края напоминала лишь ямка, где торчал кол.
Боков осмотрелся. Невзирая на то, что следственная группа работала до сумерек, что-то подсказывало оперативнику, что ему должно повезти. И он начал поиски.
Он в буквальном смысле ползал на коленях, скрупулезно высматривая любую мелочь, вглядываясь в каждую кочку, камешек, травинку, песчинку, осматривал стволы деревьев, ветви, кусты. Лиля говорила, что у клоуна была машина, но следов протектора, кроме тех, что были оставлены «Тойотой», они не обнаружили. Живодер очень тщательно убрал за собой.
И когда Виктор, почти отчаявшись, начал подумывать, что ничего путного из его затеи не выйдет, удача улыбнулась ему. Он решил передохнуть, встав у небольшой ели, растущей неподалеку. Опершись локтем, он вдруг почувствовал, что вляпался в смолу. Виктор выругался, убрав руку, и взглянул на ствол. В том самом месте, где была смола, была аккуратная дырочка, словно здесь кто-то сверлил. Боясь поверить в удачу, Боков достал перочинный нож и принялся ковырять отверстие. Его усилия были вознаграждены – скоро лезвие наткнулось на что-то твердое.
Через минуту в грязной ладони милиционера лежала пуля. «ПМ», сразу определил Виктор, бережно убирая находку в карман. Некоторое время он побродил по поляне, уже скорее для проформы, но больше ничего не нашел. Пора ехать. Экспертная лаборатория в выходные закрыта, но он знал, где найти специалиста, который мог ему помочь. Возможно, это и есть та самая ниточка, и если это так, он сделает все, чтобы ее не упустить и выйти на след Живодера.
* * *В последние дни я старался как можно реже включать свой телефон. Причина была одна – я не хотел слышать истеричный голос Татьяны Игоревны, матери Кирилла. Сначала мне было жаль ее, я как мог сочувствовал ей и в миллионный раз пересказывал ей все детали того вечера, когда он занял у меня деньги и якобы уехал домой. Потом ее звонки стали вызывать глухую досаду, сейчас же я чувствовал закипающую ненависть. Ну что они все прицепились ко мне? Будто я нянька какая Кириллу! Ко мне даже Виктор домой приезжал, брат Вики, и я продемонстрировал ему вазу, из которой Кирилл свистнул спрятанный мною нож.
Не могу сказать, что я не психовал по поводу его исчезновения. Но почему-то во мне еще теплилась надежда, что пропажа Анны и моего друга – два взаимоисключающих факта и Кирилл просто ушел в очередной запой, зависая где-то на квартире у своих дружков-собутыльников.
После экзамена я получил сообщение от Кости, что после занятий наша компания собирается обсудить детали выпускного вечера. Вообще-то я сегодня собирался нанести визит на дачный участок, но, поразмыслив, решил поехать на встречу. Где-то в глубине душе я знал, что еду совсем не потому, что так обеспокоен выяснением нюансов нашего предстоящего праздника. Нет, я просто хотел увидеть Леру. Я ОЧЕНЬ хотел этого, я сгорал от желания ее увидеть. С тех пор она ни разу не позвонила, и я места себе не находил, в мельчайших подробностях прокручивая в памяти наш вечер, как мы пили вино, как она, облокотившись в кресле, небрежно покачивала своей соблазнительной ножкой, как поцеловала меня...
Встреча была назначена в студенческом кафе «Ландыш». За столиком сидели Костя, Женя, Андрей, две неизменные подружки Марина с Катей, но той, кого я мечтал увидеть всем сердцем, к моему безмерному огорчению, не было. И, как вы понимаете, спрашивать о причинах отсутствия Леры мне было как-то неловко. Не было и Вики, что было вообще по меньшей мере странно.
– Она сейчас будет, – ответил Женя на мой вопрос, глянув на часы. – Итак, что у нас с транспортом? Одна у Костяна, Арч, ты как?
– Я могу кого-то взять с собой, – сказал я, думая, сказать или нет, что у Леры тоже есть свой «железный конь». Наверное, лучше не надо.
– У нас все закуплено, – продолжал Женя. – Нужно только все это отвезти на место.
– А Лера сегодня будет? – осторожно поинтересовался я, чувствуя, как предательски заколотилось сердце.