– Поздравляю, ты заслужила свой завтрак, – объявил Лев и выложил его на тарелку. – Плюс третья причина: это самый простой жанр, который почти стопроцентно гарантирует чистое развлечение. Тебя может мутить от приторности любовного романа, ты можешь зевать от фантастики, но детектив по крайней мере обещает, что ты не будешь скучать.
– А мне? – возмутился Кирилл, косясь на тарелку Виктории.
– Мы тоже не против добавки, если честно, – подала голос Надя.
– Вот и готовьте сами, – ответил Лев, расплываясь в улыбке. – Повар берет отгул.
– Кирилл, возьми у меня, тут все равно слишком много, – шепнула Виктория. Ее друг сделал мученическое лицо, но вскоре без всяких церемоний залез вилкой к ней в тарелку.
– Пожалуй, мы пойдем, – нерешительно сказал Дмитрий и стал подниматься, но тут на кухне появилось новое лицо.
– А, вот вы все где, – протянул Олег Кошкин. – Очень хорошо. Мне надо поговорить с теми из вас, с кем я еще не успел побеседовать. По отдельности, – на всякий случай уточнил он.
– И со мной тоже? – подала голос Ира.
– Да, – серьезно подтвердил Кошкин, – и с вами.
Надя и Дмитрий переглянулись.
– Честно говоря, – нерешительно начала Надя, – я не знаю, чем мы могли бы вам помочь… Конечно, мы расскажем все, что знаем о Евгении, но… то, что происходит, – это такая дикость!
– Минуточку, – вмешался критик, – Олег Иваныч…
– Олег Петрович, – ледяным тоном поправил его капитан.
– Мы искренне уважаем ваше желание найти виновника этих ужасных событий, – объявил Лев, глядя Кошкину в глаза. – Но если бы мы что-то знали, разве мы стали бы скрывать? – Он обернулся к присутствующим. – Кто видел, как кто-нибудь бросал таблетку в бокал Валентина Степановича?
– По-моему, это глупо, – пробормотала Надя. – Ведь и так понятно, что никто ничего не видел.
– Отлично. Продолжаем наш экспресс-опрос! Кто видел, как некто взял подарочный нож из коллекции хозяина, либо был свидетелем, как некто уединился с этим ножом и покойным профессором на пару, либо как тот же некто воткнул нож в вышеназванного профессора? А? Отвечайте!
Гробовое молчание было ему ответом.
– Может, кто-то из присутствующих выходил ночью из дома? – с интересом спросил Лев. – И убил коллегу присутствующего здесь Олега Петровича?
– Мы уже говорили, что никуда не выходили! – пропищала Ира, косясь на пустую сковородку на плите.
– И наконец, – плачущим голосом закончил Подгорный, – если кто-то из присутствующих имел несчастье проломить голову второй супруге Валентина Степановича Адрианова, я умоляю его немедленно сознаться.
– По-моему, нелепо подозревать кого-то из нас, – буркнул Кирилл.
– Ну да, – подозрительно легко согласился Лев. – Предлагаю во всем обвинить домработницу или наследницу всего законно нажитого Адриановым имущества. Поэтому пусть настоящие убийцы быстренько пойдут и подбросят им все необходимые улики. Олег Петрович будет счастлив проявить смекалку, мы все хором воскликнем: «А ведь мы так и думали!» – и нелепое расследование подойдет хоть к какому-нибудь концу… а, черт! Отпусти!
Последнее слово Лев уже не промолвил, а прохрипел, потому что вскочивший с места Макс схватил его за горло.
– Тебе это кажется очень смешным, да? – проскрежетал плейбой. – Смерть – это повод для шуток, да? Интересно, что бы ты сказал, если бы тебе самому проломили голову? А? А?
У Виктории имелось сильное подозрение, что в этом случае Лев попросту ничего не смог бы сказать – не только смешного, но и вообще ничего. Однако она благоразумно удержала свое мнение при себе.
– Ты что, с ума сошел? – захрипел Подгорный. Его лицо налилось красным. – Олег Петрович, он же меня убьет!
– Вы собираетесь его убить? – поинтересовался Кошкин у Макса.
Плейбой отрицательно мотнул головой, но пальцы все-таки не отпустил.
– Тогда это меня не касается, – объявил жестокосердный капитан, которому выходки Льва, судя по всему, успели изрядно надоесть.
– Макс! – в ужасе прошептала Ира. – Макс, что ты делаешь? Перестань!
– Вы же его задушите! – поддержал ее Дмитрий.
С видом величайшей неохоты, словно делая всем присутствующим невесть какое одолжение, плейбой отпустил Подгорного, и тот, кашляя и растирая шею, повалился на табурет.
– Ненормальный! – прохрипел он, косясь на Макса.
– Так, – вмешался Кошкин. – Пока вас не убили, любезнейший, давайте-ка поднимемся в библиотеку. Там и ответите на пару моих вопросов.
Он увел Подгорного, а через несколько мгновений в кухню заглянула Илона Альбертовна. Старушка выразила предположение, что гости уже уничтожили все запасы пищи, а стало быть, ее семье грозит смерть от голода. Попутно мадам Адрианова номер один подпустила пару ехидных намеков насчет того, что все кому не лень распоряжаются в доме, как хозяева. Поняв, что они тут лишние, Виктория, Кирилл, Ира, Макс и супруги Каверины потянулись к выходу.
– Наталья! – крикнула Илона Альбертовна. – Наталья! Кто будет готовить завтрак?
– И чего вы тут раскричались? – проворчала домработница, входя в кухню. – Кому надо, тот сам себе приготовит!
– Жаль, что я не видел выражения лица старухи, – шепнул Кирилл на ухо Виктории. – Уверен, оно стоило того, чтобы на него посмотреть.
В библиотеке тем временем Олег Кошкин пытался разговорить Подгорного, но сделать это было нелегко. Критик принадлежал к тем интеллигентам, которые считают святым долгом презирать любую власть и ее представителей, и ему не было дела, что капитан всего лишь пытался расследовать происшедшие убийства. Поэтому Олегу пришлось выслушать монолог, в котором присутствовали некий инспектор ГИБДД (взяточник и прохиндей), некий следователь, который пытался для благонадежности статистики посадить какого-то знакомого Льва (знакомый, само собой, был чист, аки агнец), некий участковый (который пил, как рыба), некий милиционер (который для облегчения следствия подбрасывал улики тем, кого он выбирал на роль преступников) и еще несколько чрезвычайно несимпатичных персонажей.
– Я глубоко вам сочувствую, – проговорил Олег Кошкин, выслушав своего собеседника. – Но какое отношение все это имеет к делу, которым я занимаюсь?
– Никакого, – воинственно ответил Лев, – просто все вы одной породы. Не сомневаюсь, что, если начальство требует от вас найти преступника, вы и в самом деле попытаетесь перевести стрелки на тех, кто послабее. Потому, собственно, я сразу же упомянул о домработнице и ее дочери, чтобы лишить вас такой прекрасной возможности.
Олег Кошкин отлично понимал теперь, почему Доронин схватил критика за горло, но Макс был частным лицом и мог делать, что ему заблагорассудится, а капитан все-таки находился при исполнении обязанностей. Поэтому он нервно шевельнул пальцами, поглядел на лежавшие перед ним на столе распечатки фотографий и, не повышая голоса, спросил:
– Скажите, вы получали анонимное письмо?
– Какое еще письмо? – насторожился Лев.
– Такое короткое, – пояснил Кошкин. – Напечатанное на лазерном принтере. В котором вас обвиняли, что это вы убили Евгению. Ну как? Поговорим об этом или по-прежнему будем мусолить тему того, как у нас в органах все плохо устроено?
– А вы не так уж просты, капитан, – объявил Подгорный с видом астронома, который открыл новую планету, и поправил очки.
– Вас уже пытались шантажировать, я имею в виду, в связи с Евгенией?
– Нет, – поспешно ответил Лев, – до шантажа дело не дошло, но я не сомневался, что скоро получу письмо с требованием денег.
– И вы его получили?
– Пока – нет.
– Вам повезло, – с глубокомысленным видом заметил капитан. – А вот кое-кому повезло гораздо меньше.
Все, что он говорил о шантаже, было чистой воды блефом, импровизацией, придуманной на ходу, но капитану было важно увидеть реакцию Льва. Впрочем, она оказалась именно такой, как он ожидал.
– Черт возьми, – проворчал Лев, – получается, тут не только убийства, но и шантаж?
– Да, – не моргнув глазом ответил Кошкин. – И все это мне приходится расследовать.
– Но если кто-то платил шантажисту деньги, – вскинулся Лев, – значит, он и есть убийца!
– Боюсь, все не так просто, – ответил капитан. Объяснение, в общем-то, пришло само собой. – Просто есть некоторые обстоятельства, которые не должны были всплыть наружу. Связанные, скажем так, с Евгенией Адриановой, но не с ее смертью.
– И что, Кирилл платил? Вот идиот!
– А кто вам сказал, что это был именно Кирилл? – поинтересовался Кошкин.
– Да ведь все просто. Наверняка Женька крутила с ним роман, а Виктория бы точно не обрадовалась, если бы узнала. Она же ревнивая, как все бабы. А Кирилл, конечно, тот еще осел.
– А мне интересно, почему у вас все ослы и идиоты? – невинным тоном спросил капитан. – Книжные сыщики – идиоты, я – идиот, Кирилл – идиот, а вы почему-то никогда.
Стоит отдать Льву должное: он умел держать удар.
Стоит отдать Льву должное: он умел держать удар.
– Я тоже идиот. Оказался в этом доме и вляпался не понятно во что, – усмехнулся он. – Но, по крайней мере, я не убийца. Я пишу статьи, и только. А еще сценарии, порой перерабатывая такую муть, что повеситься хочется. Скоро, кстати, мы будем экранизировать последнюю книжку Валентина Адрианова. Ее и читать-то невозможно, даром что бестселлер, но вытянуть из нее фильм – вообще нереально.
– Вам настолько не нравился Валентин Степанович? Или только его книги?
Лев мрачно покосился на сыщика.
– Валентин Степанович – честный советский писака, – с вызовом ответил он. – Не самый худший, кстати сказать, но… – Он поморщился. – Видите ли, капитан, советские детективы, причем все, – это тот самый рак, который становится рыбой на безрыбье. Вторичные, неумелые, дурно написанные книги со штампованными героями, неправдоподобными злодеями и четкой идеологической подкладкой. Из-за идеологии, кстати сказать, в стране под названием СССР находились в пренебрежении целые жанры. Хотя я не понимаю, да и ни один здравомыслящий человек никогда не сможет понять, чем фэнтези, к примеру, могло навредить курсу компартии. Но, вероятно, в эльфах и гномах проглядывало нечто буржуазное, не иначе.
– Мы говорим не о фэнтези, – вернул его на землю Кошкин, отлично знавший, что Лев способен еще долго разглагольствовать на тему литературы. – Мы говорим об одном писателе, Валентине Адрианове… и, в частности, о том, почему вы написали на его последний роман такой оскорбительный отзыв.
– Да нормальный это был отзыв, капитан, – раздраженно ответил критик. – Роман плохой, вот в чем дело. Просто плохой!
– Нормальный отзыв, значит? По-вашему, писать «маразматически нелепый сюжет» и намекать на личные неурядицы автора, да еще в таком пренебрежительном тоне, в порядке вещей?
– Сюжет там действительно нелепый, – отрезал Лев. – Да и вообще, старик давно исписался, если говорить начистоту. Даже лучший роман Адрианова, который сделал его звездой, – «Теорема инспектора» – всего лишь бледное подражание Агате Кристи, которую он очень высоко ставит. А о других его книгах и говорить нечего. – Подгорный вздохнул. – Только если вы думаете, что я из-за этого затаил на старика злобу и прикончил его, то выбросьте это из головы. А что касается остальных жертв, то, по правде говоря, мне нет до них никакого дела.
– Даже до Евгении? Мне казалось, вы дружили.
– Нет. Хотя бы потому, что дружба между мужчиной и женщиной невозможна в принципе. В молодости я верил, что у нее есть талант, что она многого добьется, и это заставляло меня закрывать глаза на ее выходки. А потом я понял, что таланта там, в общем-то, кот наплакал, зато неизрасходованной желчи и истерии – сколько угодно. Думаю, в конце концов она бы успокоилась, благополучно пережила бы старика и нашла бы себе мужа помоложе. Того же Кирилла, к примеру… А вместо этого ее убили. Кто, почему, за что – загадка для меня, поверьте, точно так же, как и для вас. А вообще, строго между нами, глупая, как и она сама. Не удивлюсь, если узнаю, что и причина тоже. Хотя вряд ли вы станете обращать внимание на слова человека, который всех считает идиотами, верно, капитан?
Глава 22 Аутодафе
Четыре убийства.
Тринадцать свидетелей, оставшихся в живых. Включая, кстати, его самого.
Безнадежно, совершенно безнадежно. Все нити рвутся в руках, да что там рвутся – превращаются в змей и, шипя, уползают куда-то, так что он вообще их не видит.
– Мы ничего не видели… – (А если и видели, то не скажем.)
– Мы ничего не знаем… – (И знать не хотим, кстати.)
– Мы не имеем никакого отношения… – (А если и имеет, опять-таки не скажем ни словечка. Что, капитан, съел?)
– Неужели вы думаете, что кто-то из нас может быть к этому причастен? – Надя оскорбленно сморщила курносый нос. – Но тут же одни приличные люди! Как-то нехорошо… так думать… и вообще…
– Расскажите мне лучше о Евгении, – попросил Кошкин.
– Что вам рассказывать? – уже с раздражением проговорила Надя. – Да и так все известно, по-моему… Давно знали друг друга, давно дружили… помогали друг другу, это же были девяностые, сами понимаете… Я больше общалась с одной Женей, чем с Викторией и этим… критиком. Они меня в свои умные беседы не приглашали…
Показалось Кошкину или в тоне Нади мелькнула легкая обида?
– А что вы можете о них сказать? Я имею в виду, о писательнице и Льве Подгорном?
– Он был весельчак, – отозвалась Надя. – Такой открытый, обаятельный… не то что сейчас, честно говоря. Сейчас он очень едкий, битый жизнью, и ему это не идет. А Виктория – знаете, довольно неприятная личность. Такая высокомерная, ни здрасьте, ни до свидания. Хотя, наверное, ее тоже нельзя винить, это все ее корни.
– Какие еще корни? – проворчал Олег.
– А вы не знаете? – Надя с упреком посмотрела на него. – Она же не Палей, а Палеолог… вот как. Византийские императоры, между прочим, и она из той же семьи, да-да… там была принцесса, которая вышла замуж за одного из наших царей, давно, очень давно, и вот вместе с ней приехали некоторые ее родственники. И они назывались Палеолог, все время, пока не пришла революция, а вместе с ней… ну, понятно, что началось. Тогда носить царскую фамилию было ох как опасно… И прадед Виктории испугался и решил на всякий случай фамилию сменить на похожую, но попроще. Сменил, да, но при смене фамилии паспортистки что-то напутали, и получилось только хуже, потому что Палей – родственники последнего царя Николая, его двоюродная сестра и другие. Виктория рассказывала, как ее прабабушка ругалась – шило на мыло, называется. Они все время жили в страхе, что за ними придут, не из-за одной фамилии, так из-за другой. Но, кажется, обошлось.
Олег Кошкин не принадлежал к людям, которые придают значение родословным; не слишком высоко ставил он дворянские, княжеские и прочие корни, из которых нередко вырастают гнилые либо попросту непрезентабельные деревья. Но в это снежное январское утро, когда все они были заперты в подмосковном доме, охраняемом безумным стрелком, его почему-то тронуло, что одна из его знакомых, сдержанная писательница с умными глазами, оказалась самой что ни на есть настоящей византийской принцессой. Это, в сущности, мелочь, которая не имела – и не могла иметь – никакого отношения к делу, но она словно напоминала о том, что есть какой-то совершенно другой пласт жизни, предки, потомки, иные времена, Восточная Римская империя, Константинополь, торжествующий и роскошный – и он же много лет спустя, поверженный, пылающий город с уходящим в закат куполом Софии, город, в который Палеологи уже никогда не вернутся. И контраст между миром, овеянным легендами, и мирком заснеженной каравеллы, где правили страх и недоверие, выступал особенно разительно.
– Я окончила университет, начала преподавать, потом встретила Диму, он был бухгалтером, – бубнила Надя, не замечая, что собеседник едва ее слушает. – И Женя тоже вышла замуж. Мы продолжали общаться, хоть и не так плотно, как раньше.
Усилием воли Олег Кошкин заставил себя вновь включиться в беседу.
– Она звонила вам за несколько дней до смерти. Припоминаете разговор?
– Звонила? – Надя задумалась. – Ну да, вроде звонила… Говорила о какой-то выставке, куда она хотела пойти, и приглашала с собой. Только я тогда занята была. – Она улыбнулась. – А вы что, ищете причину, по которой я могла бы ее убить?
– А вы знаете хоть одну? Если да, лучше скажите мне, – отважился пошутить Кошкин.
– Нет, ну это как-то обидно, когда тебя даже не подозревают, – засмеялась Надя. – Может, я могла бы ее ревновать, если бы она обращала на Диму хоть какое-то внимание. Но он не в ее вкусе. Она всегда говорила, будто он похож на таракана. Может, ей так казалось из-за того, что он рыжий, не знаю… – Надя поежилась. – Ох, ну и язычок…
– Скажите, вы получали какие-нибудь анонимные письма? – спросил капитан.
– Анонимные? – раздельно, по слогам повторила Надя. – Да нет, не припомню. По поводу чего вообще их могли нам слать?
«Интересно, как она говорит: не я, а мы, – подумал Кошкин. – Дружная, однако, у нее должна быть семья… с тараканом».
– Ну, допустим, кто-нибудь мог вас обвинить, что вы убили Евгению, – как бы невзначай уронил он, наблюдая за своей собеседницей.
– Фу, – разочарованно пожала плечами Надя. – Вы меня извините, но это все такие глупости…
Кошкин не стал спорить и следующим вызвал для беседы ее мужа. Дмитрий Каверин не сказал ему ничего нового. Да, он знал Евгению, но в основном с ней общалась Надя, с которой Евгения знакома куда дольше. Что он думал о Евгении, кстати?
– Красивая женщина, – вздохнул Дмитрий с явной ностальгией. – Но характер… – Он покрутил своей рыжей головой. – Тот еще, доложу я вам!
Вызванная на допрос Ира заметно нервничала, невпопад хихикала и поглядывала на дверь. Такое поведение, по логике вещей, следовало счесть наиболее подозрительным, но Кошкин отлично знал, что от такой девушки, как Ира, ждать чего-то иного нереально.