Отбросив всякие церемонии, Виктория подчинилась и залезла на стол, а Кошкин убрал в сторону стулья и принялся скатывать ковер.
– На что именно вы рассчитываете? – вздохнула Виктория, наблюдая сверху за странными манипуляциями соратника.
– На то, что человеку нельзя проломить голову так, чтобы не осталось следов, – отрезал капитан. – Если кровь капает, она неизбежно должна куда-то попасть, а если она попала куда-то, то черта с два ее выведешь. Если орудие убийства постоянно находилось в этой комнате, девять из десяти, что преступление случилось тут же.
Ползая на коленях по полу, Кошкин рассматривал каждое пятно и одновременно изучал изнанку ковра. Скорчившись на насесте, Виктория пыталась хоть что-то понять по его лицу, но капитан был по-прежнему хмур и сосредоточен. Судя по всему, пока он не отыскал то, что рассчитывал. Наконец он выпрямился и спросил:
– Виктория, вы вроде часто бывали здесь. Скажите-ка, у вас, случаем, нет ощущения, что в этой комнате меняли ковер?
– Нет, – покачала головой писательница. – По-моему, это тот же ковер, что и всегда тут лежал.
– Ну ладно, – вздохнул Кошкин. – А теперь переместитесь куда-нибудь в другое место. Мне надо осмотреть пол под столом.
Виктория забралась с ногами на подоконник, а Кошкин с прежней обстоятельностью принялся изучать пол и ковер в центре комнаты. Потом переместился к угловому столу, на котором стояла пишущая машинка. Она жалобно звякнула, когда капитан поднял ее и отнес на свободное место. Угловой стол он тоже отодвинул, но ничего под ним не обнаружил.
– Какие выводы? – бодро спросила Виктория.
– Да никаких, – хмыкнул Кошкин. – Следов убийства я в этой комнате не обнаружил. Стало быть, имеют место десять процентов, о которых я упоминал. Либо ее убили в другой комнате гостеприимного дома, либо наши выводы ошибочны и на самом деле мы пошли неверным путем. Либо, наконец, ее убили в этой комнате и тем орудием убийства, которое вы вычислили, но, к примеру, некто позаботился настелить на пол пленку или брезент, чтобы не оставить никаких следов. Тогда это уже умышленное хладнокровное убийство.
На этом месте в дверь заглянул Лев Подгорный, доложил, что Наталья едва не выцарапала глаза Кириллу, который ее держал, но Кирилл запер домработницу в ее комнате, где пленница верещит уже добрых полчаса. Лично он из ее воплей узнал несколько ругательств, о существовании которых не подозревал, несмотря на обширные познания в русском языке. Пока никто больше не убит, и в сердцах теплится смутная надежда, что так будет и впредь. Кроме того, Лев довел до сведения капитана, что все оставшееся в живых население каравеллы хочет обедать, в связи с чем стоит принять какие-нибудь меры.
– Какие могут быть меры? Готовьте обед, – отозвался капитан и, когда Лев собрался уходить, добавил: – На всякий случай предупреждаю, что за все несовместимые с жизнью вещества, которые окажутся в еде, отвечать будете вы.
Лев заржал, как конь, заверил Кошкина, что сделает все от него зависящее, чтобы травить редко, но метко, и удалился. Вздохнув, капитан стал раскатывать обратно ковер и ставить на место столы и стулья.
– Получается, мы по-прежнему ничего не знаем? – с горечью спросила Виктория. – Никаких следов нет, и пять человек… – Она осеклась. – Женя, и Валентин Степанович, и профессор, и ваш друг, и…
– Толя не был моим другом, – с раздражением ответил Кошкин. – Я не могу называть другом человека, который убивает подозреваемого на допросе. Просто коллега, и точка.
– А почему он это сделал? – спросила Виктория нерешительно.
– Толя ловил маньяка, – отозвался Кошкин. – Который убивал детей. В конце концов нашел одного педофила, с большим трудом, по анонимному звонку. Опергруппа выехала на место и обнаружила там останки ребенка. И Толя не выдержал. Не знаю, что он там сделал с этим подонком, вероятно, давил на болевые точки, или просто артерию пережал, чтобы следов не оставить. Короче, подозреваемый умер, и его семья подняла такой шум… Начальство пыталось отстоять Толю, но тогда как раз была кампания по чистке органов, и его уволили. Но самое скверное не это. – Кошкин закусил губу. – Или у того маньяка нашелся продолжатель, или… В общем, похоже, что Толя убил не того. Потому что дети по-прежнему пропадают. Только их никто больше не находит.
За дверью зазвенели голоса, раздались чьи-то шаги, и без стука в библиотеку влетел Кирилл.
– Она вернулась, – выпалил он.
– Кто? – спросил Кошкин.
– Лиза, – с торжеством ответил Кирилл. – По-моему, самое время спросить у нее о последнем убийстве, капитан!
Глава 26 Разбитые надежды
Слева лес, справа лес, впереди лес и неизвестность. Пар вырывается изо рта, сапоги проваливаются в рыхлый снег почти по колено.
Надо идти. Надо идти… и не думать… не думать…
Тяжелое ружье оттягивает руки, деревья стоят, как заколдованные великаны. Прежде Лиза и не подозревала, что природа может казаться такой враждебной. Наоборот, что может быть поэтичнее – заснеженный лес, шапки снега на разлапистых елках. Прямо-таки очаровательная картинка из детской книжки… ну, допустим, стихотворений какого-нибудь Некрасова.
– Карр!
Лиза вздрогнула и шарахнулась. Ворона снялась с ветки ели, отчего вниз полетели комья снега, еще раз хрипло каркнула и черным камнем метнулась прочь.
…А еще где-то в лесу засел стрелок… правда, Лиза нарочно пошла в сторону, противоположную той, где он может находиться… И все же сердце колотится так громко, словно хочет выскочить из груди.
«Ненавижу лес», – решила Лиза через несколько минут.
Она давно поняла, что сбилась с тропинки, и теперь шла наугад, то и дело прислушиваясь. Вдруг ей повезет и она выйдет, срезав путь, прямо к железной дороге…
Но вокруг по-прежнему был только угрюмый, насторожившийся лес. И идти ей становилось все труднее и труднее. Длинная шуба цеплялась за наст, в сапоги набился снег. На глазах у Лизы выступали злые слезы, которые тотчас же замерзали, но она упорно шла и шла вперед.
«Если я не справлюсь, то никто не справится… Дети, наверное, уже пообедали… Валя и Рома… Если я узнаю, что няня забыла их покормить, я ее выгоню, честное слово… Нет. Она славная девушка, хотя немного бестолковая… Не надо думать о плохом. – Нога Лизы зацепилась за какой-то сук, притаившийся под снегом, и молодая женщина едва не упала. – Надо собраться… – Она подняла глаза. – Снегирь! Боже мой, снегирь! Сколько лет я их не видела…»
Красногрудый снегирь посидел на веточке, косясь на нелепую фигуру в шубе, потом фыркнул и улетел. Лиза огляделась. Больше всего она боялась увидеть на снегу чужие следы, ведь это означало, что стрелок находится где-то рядом. Но видны были только отпечатки птичьих лапок и ямки, оставшиеся от ног какого-то крупного зверя.
«Косуля… нет, не косуля… Папа говорил, что в этих лесах столько живности раньше водилось, а теперь… Да какая разница? Куда же теперь идти…»
Она беспомощно огляделась и тут увидела за елкой чьи-то горящие глаза. Поколебавшись, зверь вышел из укрытия и замер, метя снег хвостом.
«Собака… – сообразила Лиза. – А где собака, там и люди… И жилье… И можно позвать на помощь…»
– Собачка! – умильным голосом позвала она. – Собачка, иди сюда…
Зверь сделал еще один шаг по направлению к ней, и тут Лиза остолбенела… Он был серый, поджарый и совсем не по-собачьи скалил острые, длинные зубы.
В следующее мгновение Лиза в полной мере ощутила правдивость избитого литературного штампа «сердце ушло в пятки». Оно не то что ушло, а оборвалось и ухнуло куда-то вниз, в пропасть паники и ужаса.
«Волк! Настоящий волк! Боже мой, это же волк!»
Нет, вы поймите, быть избалованной столичной жительницей, видеть волка только на картинке или в передаче о животных… снисходительно понимать, что это почти легенда, что никаких волков давно уже не осталось или почти не осталось, и вообще сказка о Красной Шапочке – чепуха и блажь… и вдруг самой оказаться на месте этой Красной Шапочки… ой, ой, ой.
– Не подходи, – прошептала Лиза, вцепившись в ружье, словно волк мог ее понимать. А серый, похоже, понимал куда больше, чем полагается зверям. Потому что он насмешливо оскалил зубы и не подошел, а как-то боком прыгнул ближе, косясь на молодую женщину.
Пора было принимать меры против представителя живой природы, которая – как отчетливо понимала теперь Лиза – ей была в это мгновение абсолютно, стопроцентно ненавистна. Да здравствуют городские джунгли, дома-коробки и чахлые скверы! И пусть сгинут волки, как их там – санитары леса, да? – вместе с этими самыми лесами…
Трясущимися руками Лиза подняла ружье и нажала на спусковой крючок. Ничего.
«Оно не заряжено!» – в ужасе поняла молодая женщина.
Снова и снова в отчаянии она нажимала на проклятый крючок, а волк, поняв, что бояться ему нечего, тем временем подходил все ближе и ближе. И уже в то мгновение, когда Лиза думала, что пора бросать ружье, бросать все и лезть на дерево, повыше, авось получится спастись хоть таким образом, – ружье дернулось в ее руках и изрыгнуло огонь.
Пуля ушла в ель, но этого оказалось достаточно. Волк подпрыгнул на месте, развернулся и тенью скользнул в чащу леса, а Лиза, опустив ружье, бессильно смотрела ему вслед.
Несмотря на мороз, по телу струился горячий пот.
– Карр! – язвительно изрекла ворона, садясь на раненую ель.
И, горбясь, смотрела, как молодая женщина в длинной шубе повернулась и побрела по своим собственным следам обратно – в страх и неизвестность, к людям, которые, если вдуматься, все-таки чуточку лучше настоящих, живых волков.
…– В-волк, – заикаясь, проговорила Лиза. – Настоящий, живой волк… Как же я испугалась!
Она вцепилась обеими руками в кружку горячего чая, которую ей протянул муж. Зубы колотились о край кружки, когда она пила.
В комнату вошел Олег Кошкин, а за ним – Кирилл и Виктория. Капитан огляделся.
– Домработницу освободите, – сухо распорядился он, и Кирилл, подмигнув присутствующим, отправился выполнять приказ. – Елизавета Валентиновна, могу я спросить, почему вы бежали?
Лиза сглотнула.
– Я боялась… за детей, – выдавила она из себя.
– Это вы убили Марию Долгополову?
– Что? – Лиза выпрямилась. – Нет, я… Как вы могли подумать?
– А что, разве вы ушли не поэтому?
– Нет, конечно! Я поняла, что если я хоть что-нибудь не сделаю, то и никто не почешется… И ушла.
– А могла убить девицу, между прочим, – подал голос Дмитрий. – Мотив налицо: деньги.
– Как вы можете так думать! – набросилась на него Илона Альбертовна.
– Запросто, – отозвался Каверин. – Только, если девица была наследницей, и ее ухлопали… Не уверен, но, мне кажется, после нее должна наследовать мать.
– Про мать ничего в завещании свекра не сказано, – вмешался Филипп.
– Ага! – насмешливо протянул Лев. – Стало быть, дочку домработницы все-таки ухлопали вы! Или для верности вы еще и домработницу приплюсуете?
– И вообще, что тут гадать, – подала голос Ира, хлопая ресницами. – Она говорит, будто ушла, муж явился на совещание последним… конечно, это они убили! Кроме них, никто просто не мог этого сделать!
– Милочка, – надменно объявила Илона Альбертовна, – увольте нас от своих великих теорий, пожалуйста!
– А что я? – обиженно сказала Ира. – Что я-то? Это же элементарно!
– Олег Петрович! – Старушка, как всегда в критических случаях, вспомнила о представителе власти. – Вы же не думаете, что мы могли…
– Такие, как вы, могут что угодно, – сказала Надя тихо, но, однако же, вполне отчетливо.
– А может, это вы всех убили, а? – накинулся на нее Филипп. – На пару с вашим муженьком! С виду такие примерные, положительные… а в детективных романах как раз такие всегда и убивают, да!
– Мы не в детективном романе, между прочим! – возмутилась Надя. – У меня что, был повод убить Евгению? Или, может, я сидела рядом с вашим тестем и могла подбросить ему таблетку в вино? Нет! Рядом с ним сидели ваша теща и ваша жена! А профессор что, стал бы меня покрывать, если бы я убила Евгению? Смешно! О шофере Максима Петровича вообще говорить нечего, я раньше его даже не видела! А дочка домработницы не мне перешла дорогу, и не я должна была наследовать то, что получила она! И я не понимаю, да, не понимаю, почему присутствующий здесь капитан закрывает глаза на абсолютно очевидные факты. Все эти преступления были выгодны только очень узкому кругу людей! Очень узкому кругу! – повторила она, и ее лицо пылало.
Хлопнула дверь, и в комнату стремительными шагами вошла Наталья Алексеевна, за которой едва поспевал Кирилл.
– Олег Петрович! – отчаянно закричала она. – Мне надо вам кое-что сказать! Вот этот – он запер меня, да, запер! Я уж думала, они пойдут вас убивать!
– Очень хорошо, что вы здесь, – серьезно сказал Кошкин. – Мне надо с вами поговорить. Что же касается всех остальных, то, – он повернулся к критику, – поручаю их вам.
– В смысле? – нахмурился Лев.
– В смысле, что пора обедать. Да, и огромная просьба: никуда не расходиться и надолго не отлучаться.
– Я не буду ничего есть! – тотчас же объявила Илона Альбертовна. – Еще не хватало, чтобы меня отравили, как моего покойного мужа.
– Очень хорошо, значит, мне достанется больше, – проворчал Кирилл.
– Вы не станете меня задерживать? – несмело спросила Лиза у капитана.
– А толку? Мы все тут задержанные, – усмехнулся тот.
Ворча, гости вышли из комнаты, и вскоре в ней остались только капитан и Наталья Алексеевна.
– Послушайте, – начала домработница, с надеждой глядя на него, – я тут подумала… Если Маша… если она… Я ведь ее мать, значит, наследница первой очереди? Получается, все теперь будет мое?
– Я не в курсе юридических тонкостей, – уклонился от прямого ответа Олег, – но возможно.
Наталья Алексеевна хлюпнула носом. Судя по всему, в мозгу ее зрела неотвязная, упорная мысль.
– Сколько вы возьмете за то, чтобы меня охранять? – внезапно спросила она.
– В смысле?
– В смысле, – Наталья Алексеевна оглянулась, – я жить хочу, чтобы попользоваться денежками. Только и всего. А раз уж они дочку мою, то… Значит, следующей я буду. Так сколько вы возьмете?
– Обещаю, что буду приглядывать за вами, – сказал Кошкин после паузы. – Но сначала у меня один вопрос. Вы помните бюст, который стоял на полке в библиотеке? Небольшой, но довольно тяжелый. Сувенир из Греции. Александр Македонский.
Машинально он отметил, что у его собеседницы сразу же сделался виноватый вид.
– Ой, и вы о том же…
– Что значит – и я?
– Валентин Степанович тоже насчет него спрашивал, – понизив голос, проговорила домработница.
– Перед смертью, что ли?
– Да нет, давно уже… Он сразу заметил, что бюста на месте нет.
– И что же вы ответили?
– Да разбила я его, – с досадой ответила Наталья Алексеевна. – Пыль вытирала, то да се… А он упал. И в куски.
– Когда это было? – мрачно спросил капитан.
– А это что, важно? – удивилась домработница. – Да давно уже. С год назад, наверное. У Валентина Степановича, если помните, был инфаркт, он поправлялся, решил побыть на свежем воздухе… И меня послали навести в доме порядок. Ну, я наводила, и того… хлопнула. Да он недорогой был, Валентин Степанович тогда и не заметил. Я книжки переставила маленько, и другие сувениры тоже… – зачем-то стала оправдываться она.
Кошкин потер лоб.
– В день, когда погибла Евгения, вы или Валентин Степанович были в каравелле? – резко спросил он.
– Нет, – удивленно ответила Наталья Алексеевна. – Он был в Москве, собирался сюда подъехать как-нибудь, но ему еще нехорошо было, он поездку все откладывал. А я была в квартире на Тверской.
Ну да, стала бы Евгения ехать в каравеллу, если бы знала, что там муж или домработница. Логично. Вполне логично.
Только почему у него ощущение человека, только что пережившего крушение всех своих надежд? Словно они разбились вместе с тем самым бюстом Александра Македонского.
Ведь так хорошо все складывалось: Виктория нашла след, стоит отдать ей должное. И орудие убийства исчезло так вовремя. Но в любом случае Евгения была убита не в библиотеке, Кошкин был совершенно в этом убежден. А теперь получается, что и с орудием убийства они ошиблись.
Это, конечно, если домработница не лжет. Но она боится за свою жизнь, какой смысл ей врать сейчас?
– Вы, главное, не уходите далеко, – буркнул Кошкин. – Держитесь ко мне поближе, ясно? Это в ваших же интересах.
Наталья Алексеевна вытерла слезы и кивнула.
– Больше вы ничего не хотите мне сказать? – на всякий случай спросил он.
И она замешкалась. На долю секунды, но тем не менее Кошкин сразу же насторожился.
Однако она ответила, глядя ему в лицо:
– Нет, Олег Петрович. Ничего.
Глава 27 Неожиданная развязка
Виктория толкнула дверь, но изнутри раздалось недовольное бурчание.
– Занято! – ответил голос, принадлежащий неизвестно кому.
– В конце крыла есть еще один туалет, – просипел Кирилл сзади. И, хотя обстановка была самой неромантической, он таки изловчился и поцеловал свою спутницу в шею.
– Тогда я туда, – сказала Виктория с улыбкой.
– Я с тобой, – тотчас же объявил Кирилл.
– Кирилл! Это неприлично!
– Когда даже власти призывают мочить в сортире, никаким сортирам нельзя доверять, – нашелся неисправимый Кирилл. – Не говоря уже о том, что это феерически экзотичное место преступления. Ни в одном детективе…
– Кирилл, хватит. Я сейчас вернусь.
– Виктория, я не шучу! Виктория…
– Тут всего пара шагов. И не вздумай меня провожать!
И Виктория сбежала, пока Кирилл не раздумал и не успел за ней устремиться.
Однако, покинув самую важную комнату в любом доме, Виктория задумалась. И задумалась потому, что в голову ей пришла очень простая, но крайне неприятная мысль.
Мысль быстро разрослась, пустила корни и потащила за собой логическую цепочку. И была эта цепочка чрезвычайно неприглядна и отчасти, скажем так, неправдоподобна, но тем не менее нуждалась в дополнительной проверке.