В ту ночь я едва сомкнул глаза. Перед моими глазами постоянно стояли убитый полицейский и Рут с револьвером, из ствола которого вился дымок. Часам к семи утра, глядя в потолок и понимая, что так и не усну, я в который раз стал перебирать по памяти недавние события. Сказать, что чувствовал я себя отвратительно, — значит, почти ничего не сказать.
В сотый раз я задавал вопрос: как поступить? Следовало немедленно уезжать из города, оставаться здесь было равносильно самоубийству. Я решил занять денег на билет у Расти и сразу же уехать. Мой поезд уходил примерно в одиннадцать утра.
Внезапно дверь распахнулась, и в комнате появилась Рут. На ней была все та же красная кофточка и плотно облегавший фигуру комбинезон. Бледное лицо, нездорово поблескивающие глаза. Ясное дело, на дозу наркотика деньги у нее нашлись.
Остановившись в ногах кровати, она уставилась на меня немигающим взглядом.
— Какого черта? — буркнул я. — Убирайся.
— Я иду на киностудию. Как ты?
— У тебя что, крыша поехала? Я никуда не пойду.
Рут сморщила носик, с презрением глядя на меня.
— Я не могу отказаться от работы на студии. Если я там не буду сегодня, то лишусь работы навсегда. А как ты намерен поступить?
— Уезжаю сегодня же. Между прочим, вчера ты убила человека. Или для тебя это такой пустяк, что можно и не вспоминать о нем?
Рут криво улыбнулась.
— Все верят, что это твоих рук дело.
Меня словно ударило током.
— Моих? Думай, о чем говоришь!
— Успокойся. Никто никого не убивал.
Я рывком поднялся на колени.
— Откуда ты это знаешь?
— Из статьи в газете.
— Где она?
— Лежала на полу возле одной из комнат.
— Так принеси ее!
— Ее уже кто-то забрал.
Я едва удержался, чтобы не задушить ее.
— Так он действительно жив?
Рут со скучающим видом кивнула. Трясущейся рукой я вытряхнул из пачки сигарету и закурил. От нахлынувшего чувства облегчения я едва не задохнулся.
— Но почему ты сказала, что это моих рук дело?
— В госпитале он сообщил копам твои приметы. Сейчас объявлен розыск человека со шрамом на лице.
— Как же такое может быть? Ведь стреляла в него ты!
— Меня он не видел. Зато тебя прекрасно рассмотрел.
— Но ведь он знает, что стрелять я не мог! Ведь в тот момент, когда ты выстрелила, я стоял лицом к стене. Он должен это помнить!
Рут равнодушно пожала плечами.
— Может и так. Но полицейские ищут человека со шрамом на лице. Так что прими меры безопасности.
Я едва удерживал желание врезать Рут между глаз.
— Принеси мне газету! Сейчас же!
— Не ори. Или ты хочешь, чтобы все услышали об этом? К тому же я тогда опоздаю на работу, чего себе не могу позволить. А тебе лучше побыть здесь, а не болтаться по улицам.
Я схватил ее за руку.
— Откуда у тебя револьвер?
— Это оружие Уилбура. Отпусти! — Рут вырвала руку. — Да не будь ты размазней. Мне приходилось попадать в переделки и почище. Посиди здесь денька два, а потом можешь уезжать. Это мой совет тебе.
— Едва только копы заподозрят, что это я, так тут же появятся здесь.
— Поплачь, поплачь. — Презрение в голосе Рут бесило меня. — Ну и трус же ты! Говорю тебе, не показывайся на улице, и все будет в порядке. Как ты мне надоел.
Это было уже чересчур. Схватив Рут за горло, я несколько раз наотмашь ударил ее по щеке. Понимал, что это делать нельзя, но сил сдерживаться уже не было. Потом оттолкнул ее от себя и сделал шаг назад.
— Да, трус! Я боюсь, так как все же сохранил остатки совести. Что, кстати, напрочь отсутствует у тебя. Ни чести, ни совести! Убирайся!
Рут стояла, прислонившись к стене. На щеке пламенели следы ударов, в глазах горела ненависть.
— Ну, сволочь, я этого никогда не прощу! — прошипела она. — Попомни мои слова. Придет время, и я сполна рассчитаюсь за все. За все! Полицейский, как я надеюсь, умрет, и не будет для меня большего удовольствия, как увидеть тебя на электрическом стуле.
Схватив Рут за шиворот, я пинком выбросил ее в коридор.
— Убирайся!
Ни слова не говоря, она ушла.
Закрыв дверь, я некоторое время стоял неподвижно, пытаясь успокоиться. Потом подошел к зеркалу и взглянул на свое бледное, искаженное страхом лицо. Вот он, едва заметный шрам по краю челюсти. Если раненый коп сообщил эту примету своим собратьям, все пропало.
Чувство панического страха буквально захлестывало меня. Только одна мысль сверлила мозг — нужно как можно быстрее убираться отсюда! И вместе с тем я понимал, что появиться в городе днем, когда всем полицейским известны приметы подозреваемого — чистое безумие.
На лестнице послышались тяжелые шаги Кэрри. Я вышел в коридор.
— Кэрри, не можешь ли ты сделать мне одолжение. Что-то мне не хочется выходить на улицу сегодня. Не могла бы ты купить мне утреннюю газету?
Кэрри удивленно уставилась на меня.
— У меня слишком много работы, мистер Джек, чтобы я без дела разгуливала по улицам.
— Но для меня это очень важно. Может, возьмешь у кого-нибудь на несколько минут. — Я старался говорить как можно более естественным тоном.
Кэрри пожала плечами.
— Попробую. А вам что, нездоровится?
— Да. Что-то неважно себя чувствую. Сделай это для меня, Кэрри.
Кивнув, она развернулась и потопала обратно.
Я вновь улегся на постель, закурил и бездумно уставился в потолок. Прошло не меньше получаса, прежде чем я вновь услышал ее шаги на лестнице. Вскочив с постели, я выбежал в коридор.
Кэрри сунула мне газету и подала чашку кофе.
— Мэм все читала и читала…
— Все в порядке. Спасибо, Кэрри.
Поставив чашку с кофе на столик, я дрожащими руками развернул газету.
Все было в точности, как сказала Рут. В заметке сообщалось, что ночной охранник киностудии «Парамаунт Пикчерс» обнаружил в одном из зданий грабителя, и тот два раза выстрелил в него. Сейчас раненый находится в государственном госпитале в Лос-Анджелесе. Перед тем как потерять сознание, он успел сообщить приметы грабителя. Полицейские уже разыскивают человека со шрамом на лице. Охранник находится в очень тяжелом состоянии, не исключено, что он может умереть.
Я без сил опустился на кровать. Лишь спустя несколько минут я смог взять себя в руки. По всей видимости, мне придется бежать, так что нужно принять соответствующие меры. Сложив необходимые вещи в чемодан, я пересчитал оставшиеся деньги. Набралось десять долларов с мелочью.
Пододвинув табурет к окну, я уселся и принялся наблюдать за улицей.
Вскоре после полудня в дальнем конце улицы остановилась патрульная полицейская машина, и из нее вышли четверо детективов в штатском. У меня перехватило дыхание.
На нашей улице находились четыре пансиона, где сдавались меблированные комнаты. Туда они и направились.
Наш пансион облюбовал худой высокий детина в сдвинутой на затылок шляпе и с сигарой во рту.
Я со страхом наблюдал, как он поднялся по ступенькам и позвонил.
Быстро пройдя к лестничной клетке, я посмотрел в холл, куда четырьмя пролетами вела лестница.
Я видел, как через холл прошла Кэрри. Послышался скрип открываемой двери.
— Я детектив Джонсон, — донесся до меня лающий резкий голос. — Мы разыскиваем молодого человека со шрамом на лице. Может быть, здесь такой проживает?
Мои ногти впились в перила лестницы, пот холодными струйками стекал по спине.
— Со шрамом? — с недоумением переспросила Кэрри. — Нет, мистер. Никого похожего у нас здесь нет.
Благословляя Кэрри, я без сил прислонился к перилам.
— Вы уверены?
— Да, мистер, уверена. Я бы знала, если бы здесь проживал человек с такими приметами. Нет у нас такого человека.
Этот человек убил полицейского.
— Нет у нас такого человека, мистер, — стояла на своем Кэрри.
«Он убил полицейского! — Ужас сковал меня. — Итак, охранник все же умер!»
Я вернулся в комнату и ничком бросился на постель. Меня бросало то в жар, то в холод. Казалось, время остановилось.
Не знаю, сколько я пролежал вот так. Потом в дверь кто-то нерешительно постучал.
— Вы разрешите, мистер Джек?
Кэрри несмело вошла в комнату. Ее полное морщинистое лицо выражало озабоченность.
— Приходил детектив…
— Я в курсе, Кэрри. Присаживайся. — Я махнул в сторону табуретки и сел на постели. — Я у тебя в долгу. Разумеется, я никого не убивал, но все равно ты избавила меня от больших неприятностей.
Поднявшись, я взял с туалетного столика бумажник и вытащил купюру в пять долларов.
— Полицейский мог доставить мне массу хлопот. — Я протянул ей купюру. — Возьми, Кэрри.
Она решительно замахала рукой.
— Не нужно, мистер Джек. Я обманула детектива, потому что мы с вами друзья.
От волнения я едва не плакал.
— Так у вас большие неприятности? — Кэрри с тревогой смотрела на меня.
— Не то слово, Кэрри, но к убийству я не имею ни малейшего отношения. Я не способен убить человека.
— Знаю. Может, вам принести еще кофе?
— Не нужно.
— Не волнуйтесь, мистер Джек. Позже я принесу вам дневную газету.
Кэрри открыла дверь и кивнула в сторону двери номера Рут.
— Ушла?
— Да.
— Скатертью дорога. Вы не волнуйтесь, — вновь повторила она.
Вскоре после пяти Кэрри вновь пришла ко мне в комнату и протянула дневную газету. Бледная и встревоженная, Кэрри с беспокойством смотрела на меня, но не сказала ни слова. Как только за ней закрылась дверь, я торопливо раскрыл газету. Охранник скончался, так и не приходя в сознание. Полицейские продолжают поиски молодого человека со шрамом, и его арест ожидается с часу на час.
Нужно немедленно бежать отсюда, твердил я себе, с трудом удерживаясь от желания сейчас же покинуть эту мышеловку. Но сделать это было равносильно самоубийству.
Примерно в шесть я спустился в холл и позвонил Расти. Услышав его грубый голос, я облегченно вздохнул.
— Расти, у меня неприятности. Ты не мог бы навестить меня, когда стемнеет?
— А кто же останется в баре? — ворчливо произнес он.
Об этом я как-то не подумал.
— Да-а, будет лучше, если я зайду в бар.
— Так говоришь, неприятности?
— Не то слово. Хуже и быть не может.
Расти, видимо, уловил нотки панического страха в моем голосе.
— О’кей, — успокаивающе сказал он. — Ведь я могу оставить за себя Сэма. Так навестить тебя, когда стемнеет?
— Не раньше.
— Договорились.
Я вернулся к себе и принялся ждать. Минуты тянулись, словно часы, и казались мне бесконечными. Наконец солнце село за бухтой, и в портовых барах и плавучих игорных заведениях зажглись огни. Как ни странно, но наступающая ночь несколько поубавила мои страхи.
Вскоре после девяти я заметил, как старенький «олдс-мобиль» Расти вывернул из-за угла. Я спустился в холл и открыл парадную дверь. Мы молча поднялись в мой номер. Закрыв за Расти дверь, я с облегчением вздохнул.
— Рад, что ты пришел.
Расти сел на скрипнувший под его тяжестью табурет. Его одутловатое, до синевы выбритое лицо покрывал пот. Он озабоченно смотрел на меня.
— Так какие конкретно неприятности? — наконец спросил он. — Из-за этой особы?
— Да.
Я подал ему газету и указал на нужную заметку. Расти прочел и вопросительно глянул на меня.
— Но какое отношение к этому имеешь ты?
— Никакого, но вот она… На меня словно затмение какое-то нашло. Нужны были пять тысяч долларов на лечение Рут. Она сообщила мне, что нужную сумму можно найти в кабинете начальника отдела кадров киностудии «Пасифик». Но я не убивал, Расти, поверь мне!
Расти отложил газету, вытащил мятую пачку сигарет и, вытряхнув сигарету на огромную ладонь, закурил.
— Да, влип ты основательно. А я ведь предупреждал тебя, не так ли? Не я ли говорил, что с ней у тебя будут одни неприятности?
— Да уж…
— И что же ты намерен предпринять?
— Нужно уносить ноги из этого города. Уеду домой.
— Наконец-то я слышу слова не мальчика, но мужа. — Расти сунул руку во внутренний карман пиджака и вытащил засаленный бумажник. — Держи. Как только услышал твой сигнал о бедствии, так сразу основательно почистил кассу бара.
Он протянул пять двадцатидолларовых бумажек.
— Но мне столько не нужно, Расти, — испуганно сказал я.
— Бери, бери.
— Но мне только и нужно, что на билет до родного города!
Расти вложил деньги в мой бумажник и повернулся ко мне.
— Так, тебе лучше не светиться на городском железнодорожном вокзале. Скорее всего, там полно полицейских. Я отвезу тебя в Сан-Франциско, и там ты сядешь на поезд.
— Но вдруг нас остановят и…
— Это уже мои заботы. Поехали.
Расти повернулся и вышел из комнаты. Мне ничего не оставалось, как идти за ним. Подхватив чемодан, я устремился следом. В вестибюле мы встретились с Кэрри.
— Я уезжаю, Кэрри.
Расти вышел на улицу, оставив нас вдвоем. Я протянул старушке две пятидолларовые банкноты.
— Возьми их, прошу тебя.
Кэрри взяла одну из них.
— Плата за номер, мистер Джек. Остальные вам самому нужны. Удачи вам.
— Я не убийца, Кэрри, поверь. Что бы обо мне ни говорили, не верь.
Кэрри улыбнулась и похлопала меня по плечу.
— Желаю успеха, Джек.
Я вышел из пансиона и сел в ожидающий автомобиль Расти. Машина тут же рванулась с места.
Некоторое время мы ехали молча, потом я сказал:
— Ты не поверишь, Расти, но сейчас я думаю только о том, как бы поскорее вернуться домой. Я получил хороший урок. Если я благополучно выпутаюсь из того дурацкого положения, в которое попал по собственной глупости, то возобновлю учебу в университете. С той жизнью, что я вел в последнее время, покончено раз и навсегда.
— Хотелось бы в это поверить, — проворчал Расти.
— И все же как она поет! У нее голос от Бога. Если бы только она не была наркоманкой…
— Если бы она не была наркоманкой, ты никогда бы с ней не встретился. Такова жизнь. Но если вдруг ты когда-нибудь с ней встретишься вновь, бросай все и удирай куда глаза глядят, но как можно подальше от нее.
— Можешь в этом не сомневаться. Только надеюсь, этого никогда не случится.
В Сан-Франциско мы приехали около трех часов ночи. Расти пошел узнать время отхода поезда, а я остался сидеть в салоне автомобиля. Вскоре он вернулся, и я сразу увидел, что он чем-то обеспокоен.
— Поезд до Холланд-Сити отправляется в восемь десять. Но не это главное. Возле билетной кассы сидят двое полицейских. Возможно, они там ждут кого-то другого, но факт остается фактом. Однако они тебе не страшны, Джек. Билет до твоего родного города у меня в кармане.
Я облегченно вздохнул.
— Даже не знаю, как мне тебя благодарить, Расти. Деньги я тебе верну. Ты друг, каких мало!
— Езжай домой, все же заверши учебу в университете и устраивайся на работу. О деньгах забудь. Но не вздумай и носа показать в Лос-Анджелесе. Расплатишься, когда устроишься на работу и займешься настоящим делом.
Минуты тянулись подобно часам. Говорить было не о чем. Все уже сказано, оставалось лишь сесть в поезд, а дальнейшее зависело только от меня.
Где-то около семи утра Расти открыл глаза и хлопнул меня по плечу.
— Как ты смотришь на то, чтобы выпить чашечку кофе?
— Не вопрос. — Я понимал, что наступает время расставания. — Что бы я без тебя делал, Расти…
— Перестань. — Расти натянуто улыбнулся. — Не забывай обо мне. Держи в курсе своих дел.
В баре нам подали по чашке теплого кофе. Пили в молчании. Время поджимало. Еще раз пожав Расти руку, я вошел в здание вокзала, прижимая ко рту носовой платок, чтобы скрыть шрам.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
Десять лет — приличный срок в жизни человека. Анализируя их сейчас, должен сказать, что это были самые яркие и значительные годы в моей жизни.
Единственное, что омрачило мое существование, была смерть отца спустя два года после окончания университета. Инфаркт. Он умер за своим рабочим столом в банке. Именно так он и хотел умереть, если бы ему была предоставлена возможность выбора. В наследство мне досталось пять тысяч долларов и дом, который я вскоре продал. Располагая довольно значительным по тем временам капиталом и дипломом инженера, я открыл совместно с Джеффом Осборном строительную фирму.
Во время войны мы служили с Джеффом в одной воинской части на Филиппинских островах, а потом вместе высаживались на Окинаве. Жизнерадостный коренастый крепыш с рыжеватыми редеющими волосами и кирпично-красным лицом любителя пива, Джефф был на пять лет старше меня и получил диплом инженера еще до призыва в армию.
Это был человек потрясающей работоспособности. Проработав часов двадцать подряд и поспав часа четыре, он с прежней энергией окунался в работу. Мне просто повезло, что Джефф приехал в Холланд-Сити как раз в то время, когда я получил наследство.
До встречи со мной Джефф провел в городе три дня, расспрашивая людей, осматриваясь, зондируя почву, и пришел к выводу, что специальность инженера-строителя может обеспечить в городе приличное существование.
Лишь после этого он приехал ко мне. Протягивая жесткую грубую руку, он, широко улыбаясь, сказал:
— Парень, я облазил твой город вдоль и поперек и пришел к выводу, что нужно осесть здесь. Как насчет того, чтобы открыть совместное дело?
Так возникла строительная фирма «Осборн и Холлидей».
Моя настоящая фамилия Холлидей. В Лос-Анджелесе я был известен под фамилией Гордон — девичьей фамилией матери, поскольку, будучи не очень уверенным в себе, опасался, что могу влипнуть в какую-нибудь неприятную историю и скомпрометировать имя отца. Нехитрая, но иногда оправдывающая себя предосторожность.