Единственная моя - Романова Галина Львовна 17 стр.


– Она не подозреваемая, – вяло отмахнулся он и тут же усомнился в собственных словах.

А вдруг?! Вдруг она и правда наняла убийцу для того, чтобы наказать своего гражданского мужа за неверность, обман и двоеженство; потом наняла второго убийцу, который убил ее подругу, раз та обо всем догадалась.

Господи, бред какой!

Не слишком ли много убийц для одной истории?

– Ладно, постараюсь что-нибудь сделать для тебя, – проворчала Сонька, поняв по его рассеянности, что мыслями братец уже далеко от ее ворчания и что-то катает в своей голове и не слышит ее совсем. – Диктуй мне координаты покойников…

Квартира Вовы Кисляка, он же Петров Владимир Николаевич, располагалась на втором этаже старого двухэтажного дома и встретила Бойцова обшарпанной деревянной дверью с одним незамысловатым замком под сломанной дверной ручкой.

– Нет его дома, – высунулась растрепанная старуха из соседней квартиры.

– А когда будет? – Бойцов полез за удостоверением.

– Вечером он будет, – авторитетно заявила старуха, по удостоверению мазнув лишь краем глаза.

– Откуда такая уверенность?

– Он после смены всегда дома. Жрать только купит в магазине по пути – и сразу домой.

– Один живет?

– Один, конечно. Кому он нужен-то с туберкулезом своим?! Хотя по виду ни за что не скажешь, что больной. Оглоблей не перешибешь. Тут болтают, что будто купил болячку он свою. – Старуха брезгливо сплюнула на пол через порог. – С утра заводит болящий этот свою колымагу и на пост.

– А пост у него где? – уточнил на всякий случай Бойцов.

– Возле кладбища, где же еще. Говорит, привыкать пора, вот там и обосновался. Так вот с утра заводит свою рвань, дыма полный подъезд от нее. Потом уезжает на весь день. Вечером с полными сумками жратвы возвращается. Спрашиваю: Вовка, неужели все пожираешь за вечер? Такой болезный, а аппетит, как у борова!

– И что говорит?

– Что говорит? – Старуха негодующе повела худощавыми плечами под серой пуховой кофтой. – Что может тварь такая сказать? Посылает меня на три буквы, и все.

– Понятно… А когда обычно вечером он возвращается?

– Да около восьми, иногда чуть позже. Но к девяти всегда он дома.

Свидания с руководством могло и не состояться, раз Вова Кисляк таксует такое продолжительное время.

– Ничего, мы терпеливые, мы подождем! – прорычал полковник на ухо Бойцову, когда тот позвонил ему, чтобы доложить обстановку. И тут же поспешил предупредить: – И не вздумай мне перечить, иначе заставлю возле кладбища дежурить…

Не успел!

Бойцов с сожалением посмотрел на потухший телефон в руке. Не успел доложить начальнику о главном происшествии, которое случилось сегодня. Может, оно и к лучшему. Станет снова рвать и метать и грозить ему медвытрезвителем. А когда он так вот орал, у Бойцова просто руки опускались и сами собой тянулись к письменным принадлежностям, чтобы рапорт на увольнение написать.

А хотите честно? И написал бы, если бы не Образцова. Зацепила его эта немногословная темноглазая девица с потрясающими ногами и точеной фигуркой. Не дурак был Сырников, далеко не дурак, раз выбрал себе такую красотку для внебрачных утех.

О чем же она недоговаривает, а? Что кроется в ее вечерней прогулке, во время которой она вдруг оказалась недосягаемой для телефонных звонков ее подруги?

Может, стоило поговорить с ее соседями? Дом старый, давно обжитой. Там сейчас либо старики свой век доживали, либо те, кто недавно купил в этом доме квартиры.

К последним даже соваться не стоило. Современный негласный закон общественного проживания трактует полное невмешательство в дела соседей. Порой имен соседей по площадке не знают. А вот к старожилам стоило бы нагрянуть с вопросами.

Почему этого не сделал до сих пор? Приблизительно так спросил бы его начальник, сфокусировав на нем презрительный взгляд.

Почему, почему? Да потому, что не считал ее виновной, не считал ее подозреваемой, не хотел, чтобы подруги ее умершей тетки косились на нее потом и думали что-нибудь нехорошее.

А с чего это про Жанночку следователь спрашивал?..

Неужели что-нибудь натворила?! Ужас какой! Такая хорошая девочка…

Разве поймешь сейчас эту молодежь, с виду приличные, а поскрести…

Не хотел всего этого для Жанны Бойцов, страсть как не хотел. И так считал, что судьба несправедливо с ней обошлась, подсунув ей мерзавца Сырникова. И последние три года…

Аж зубами заскрипел Бойцов от этих мыслей, ничего общего с его разыскной деятельностью не имеющих. Ничего себе пробило на чувства! Так же нельзя, нельзя. Так жалость сплошная и еще кое-что, о чем Сонька вдруг догадываться начала.

И что делать?!

– Дим! – Звонок начальника застал его врасплох, он даже не сразу узнал полковника по голосу. – А ты чего мне не доложил ничего по вещдоку?

Виски тут же покрылись холодным потом.

И зачем рот раскрывал, идиот?! Надо было сначала в багажник слазить, убедиться в том, что все на месте, а уж потом версии полковнику вытряхивать.

Идиот!!! И правда место ему в дежурке вытрезвителя.

– По какому вещдоку? – простонал Бойцов.

Все еще надеялся, что полковник про пустую бутылку из-под водки забыл и спрашивает его относительно другого дела, ведомого Бойцовым параллельно.

– Ты мне ваньку не валяй! – посуровел САМ молниеносно, видимо, почуял неладное. – Пальчики откатали?

– Да, откатали, – кивнул для убедительности Бойцов. – Только не на пустой бутылке, товарищ полковник, а на багажнике.

– Ты чего городишь?! Какой багажник?.. Та-а-ак!!!

Последовала пауза, заполненная сердитым сопением в трубке, потом какой-то грохот. Не упал бы шеф со стула! И снова:

– Та-а-ак!!! Хочешь сказать, что кто-то вскрыл твою машину и обнес ее?!

– Так точно, Владислав Иванович. – И Бойцов снова кивнул.

– Что взяли, Дима? Магнитола-то… Магнитола цела? – с ядовитой нежностью поинтересовался полковник.

– Ничего не взяли, товарищ подковник, кроме пустой бутылки из-под водки.

– Не-е-ет, Дима!!! – взвыл полковник, разражаясь матом. – Это не пустая бутылка из-под водки! Это вещественное доказательство! Вещественное доказательство, которое ты просрал!!! Почему, мать твою, ты не сдал ее вчера в лабораторию?! Почему?.. Ай, да идите вы все!!!

Он добавил, куда им всем надо пойти, и отключился. И Бойцов тут же понял: если он сегодня не допросит Вову Кисляка с пристрастием, то его уволят! Как пить дать, уволят!

А быть уволенным он не хотел. Он хотел быть уволившимся. И по этой самой причине он решил торчать возле двухэтажки до восьми, а если понадобится – и до десяти вечера. Вову надо было брать, пока соседка его не предупредила, что к нему следователь являлся. То есть прямо в тот самый момент, как Вова выйдет из своей машины.

Вова подъехал в половине девятого. Заглушил мотор, выбрался из машины, осмотрелся, задержав свой взгляд на машине Бойцова. Потом сунулся на заднее сиденье, достал оттуда два увесистых пакета и бодрой походкой, совсем не похожей на походку тяжелобольного человека, двинулся к подъезду.

– Владимир Николаевич? – окликнул его Бойцов, держась на всякий случай от него на безопасном расстоянии.

Болезный-то мог огреть одним из пакетов основательно.

– Ну! – Тот приостановился и чуть повернул голову к Бойцову: – Чё надо?

– Разговор есть. – Бойцов поспешил обогнать Владимира Петрова, Кисляка. – Серьезный разговор.

– Вызывай повесткой, если разговор есть, – посоветовал тот и попытался плечом оттереть Дмитрия от двери в подъезд.

Тот стоял не двигаясь.

– А откуда уверенность, что я повестку могу выписать? – удивленно вскинулся Бойцов, удостоверения он не доставал.

– Я вас за версту чую, – вскинул квадратный подбородок Кисляк. – Воздуху мне не хватает, когда вы рядом.

– А-а-а, понятно, – ухмыльнулся Бойцов, не пропуская Петрова домой. – Сразу обострение начинается? Так вроде все нормально, и на аппетит не жалуемся, а как менты рядом, так сразу туберкулез дает о себе знать. Так, что ли, Вова? Я правильно понял: туберкулез у тебя обостряется, когда представители власти на горизонте маячат?

Петров тяжело вздохнул, снова задрал подбородок к темному небу, что-то пробормотал вполголоса.

– Слышь, представитель, те чё надо конкретно, а? Спрашивай, да я пойду, а? – вполне миролюбиво проговорил Кисляк.

– Да вот хочет с тобой мой начальник переговорить, сил нет, как хочет. Проедемся до отделения?


– Э нет, – сразу попятился Петров. – Ни за что! Чтобы я в ментуру по доброй воле!!! Без повестки хрен поеду!!! И прав вы никаких не имеете. Если начнешь руками хватать, я на тебя заяву, начальник! Сразу скажу, что инвалида обижаешь, превышаешь полномочия.

Выучились все, сплюнул Бойцов. Шагу не ступи без церемоний. Даже такая мразь, как этот Кисляк, и тот их требует.

– Будет тебе повестка, и прямо сейчас, – скрипнул он зубами и начал набирать дежурную часть.

А там его разочаровали, а может, и обрадовали, сообщив, что полковник неожиданно сорвался в какую-то незапланированную командировку. То ли какие-то личные проблемы, то ли что-то еще, но никому ничего о его поездке неизвестно.

– Ну, чё? – Кисляк кивнул на потухший телефон Бойцова. – Отбой, что ли?

– Не совсем, Вова. – Ну не отпускать же его было без разговора, в самом деле. Хотелось полковнику сюрприз сделать и Вову прямо в кабинет притащить, но раз так, то и протокола будет достаточно. – В отдел я тебя не потащу, начальство неожиданно укатило в неизвестном направлении, оно тебя лицезреть желало. А поскольку мне ты в отделе не особо нужен, то…

– То что? – Петров сделал пробный шажок к подъезду, вход в который перегораживал ему настырный мент.

– То говорить станем сейчас у тебя дома. Чаем напоишь?

Петров снова зашептал что-то гневное вполголоса, без конца вспоминая чью-то мать. Потом посмотрел на свои окна, перевел взгляд на соседские. Узрел там любопытную старуху, прильнувшую к стеклу всем телом, тряхнул пакетами и нехотя проговорил:

– Ну пошли, чего с тобой делать? Не отстанешь ведь.

– Не отстану, – сознался Бойцов.

Они поднялись по лестнице. Петров неуловимым каким-то движением открыл свою дверь. Дима даже ключей в его руках не видел, будто ногтем открывал, честное слово. Вошли в прихожую. Хозяин включил свет. И Бойцов еле удержался от похвалы. Сдержался из вредности просто.

Чистота, порядок, свеженькие обои на стенах. Коврики на полу. Ни пепла, ни окурков, ни разбросанных газет или грязных носков. Лекарств, кстати, Бойцов тоже нигде не увидел. Даже на тумбочке возле разобранного дивана, служащего Петрову спальным местом, ни одной склянки. А так ведь не бывает, если у человека последняя стадия туберкулеза. Да и не кашлянул при нем Петров ни разу, чего уж.

– Сырник тебе инвалидность купил, да? – спросил он, усаживаясь в угол так, чтобы видна была дверь в комнату и окно при этом хорошо просматривалось.

– Чего его теперь поминать, помер человек, – ответил туманно Петров и даже на тот угол, где присел Бойцов, перекрестился, хотя ни одного образа тот не увидал. – Царствие ему небесное…

– А кто убил его, не знаешь? – перебил Бойцов.

– Я не убивал точно, – осклабился в радостной улыбке Петров, показав изъеденные тюрьмой до черноты зубы. – И Леня Бублик не убивал, зря его ты доставал.

– Ишь ты, какой осведомленный! – скривился недовольно Бойцов. – Профсоюз донес?

– Земля слухом полнится, – ответил Вова, аккуратно завернул одеяло с простыней, на которых спал, уселся на краешек дивана. – Все-то вы, менты, суетитесь, хватаете всех подряд, а на деле – пшик один от суеты вашей.

Он сцепил пальцы рук в замок, уложил их на коленках. Внимательно осмотрел комнату, в которой жил. Нахмурился, увидав три подсохших листика на пышной герани у зеркала. Хотел было встать, да передумал. Уставился на Бойцова недобро.

Тот молчал. Вова тоже не спешил с разговорами, ждал вопросов. Потом все же не выдержал паузы и начал ныть, и сразу стало понятно, с чего у него такое прозвище.

– И чего ты ко мне пристал, ну чего?! Живу я и живу, никого не трогаю. Тихо живу, безобидно. Ну чего тебе от меня надо, а, гражданин начальник? Я свое отсидел…

– Ой ли? А по слухам, ты раньше срока вышел по болезни. А как на деле? Что-то не выглядишь ты больным, Вова. А что, если тебе повторную комиссию устроить? Что она скажет? Каким будет результат, как думаешь?

– Ну чего ты пристал, ну чего? – чуть не заплакал Вова Кисляк, задергав кадыком. – Сначала на чай напрашиваешься, потом угрожаешь. Если есть что говорить, говори, чего грозишь-то?! Дай дожить спокойно. А болезнь моя… Может, она скрытно протекает, а? Ты вот с виду тоже здоровый, а как на самом деле? Может, у тебя все нутро больное?

От его затравленного взгляда Бойцову сделалось неуютно, и он тут же похвалил себя за то, что явился сюда с табельным оружием.

– Хочу поговорить с тобой, Вова. И хочу, чтобы ты был со мной предельно откровенен.

– Чем могу уж, – развел руками Вова и тут же юрк глазами куда-то под стол. – Спрашивай, начальник.

– Ты вот тут мне про Леню Бублика говорил… – начал вкрадчиво Бойцов, решив подступать издалека. – И сказал будто, что не там мы ищем. Не там суетимся, а где надо, по-твоему?

– А вот не знаю я! – вскинулся Петров слишком поспешно и как-то испуганно, с чего Бойцов сразу заподозрил его в неискренности. – Ленька не убивал, точно знаю. Мелок, чтобы такое провернуть. И нанять никого не мог, на мели он. А что в кабаке орал на Сырника, то с дури великой. Кто завалить хочет, тот орать не станет.

– А партнер Сырникова по бизнесу, как думаешь, мог заказать его?

– А то! – фыркнул Петров, оживившись.

И снова Бойцов понял, что не туда свернул. Холодно, очень холодно.

– У кого бизнес делится, добра не жди.

– Так человек больно уважаемый, – напомнил Бойцов и ненароком будто тоже глянул под стол.

Ничего там не было, даже пыли. Значит, Петров просто глаза от него там прячет.

– Мало среди уважаемых гадов?! – удивленно отозвался Петров и выругался. – На кого сроду и не подумаешь, такое ворочают!

– Ладно, опустим это, – поморщился Дима.

Сколько времени у него ушло на то, чтобы навести справки о человеке, делавшем с Сырниковым бизнес! Да с самого начала расследования. Ведь сведения тщательно скрывались, добывались им с великим трудом. Человек-то о-го-го какой!

– Слушай, Вова, а кто еще мог желать смерти Сырникову?

– Не знаю, – сразу насупился Кисляк и вжал голову в плечи. – Я к нему претензий не имею и не имел.

– Оно и понятно! – фыркнул Бойцов и достал телефон из кармана. – Меня интересует: кто претензии к нему имел, Вова? Из ваших бывших собратьев? Тебе он группу по инвалидности сделал. Кому-то еще помог. Но ведь были и те, кто помощи от него не видел? Были?

– А не были! – взорвался вдруг до того сидевший смирно Вова. – Всем Сырник помог! Кому не лично, так семьи не оставил. Мужиком он был, мужиком и помер, понял, начальник!

– Нет, не понял, – вкрадчиво отозвался Бойцов и начал говорить в трубку мобильного, хотя никакого вызова не делал. – Алле, сержант, ты мне наряд пришли по адресу… Пиши… Да, есть тут один неразговорчивый, работать его станем…

– Э-э, да ты погоди, погоди, начальник!!! – заканючил сразу Вова, сорвался с места, подлетел к Бойцову и вцепился ему в коленку. – Да погоди, не кипятись. Всегда же можно договориться, погоди…

– Сержант! – Бойцов стряхнул руку Вовы Кисляка с колена и продиктовал адрес в мертвую трубку. – Записал? Молодец! Ты погоди пока с нарядом. Если что, я звякну.

– Ну чего ты, а?! – обиженно засопел Кисляк, возвращаясь на диван и начиная раскачиваться вперед-назад, зажав ладони меж коленок. – Чего сразу наряд-то?! Говорить хотел – говори, чего сразу наряд-то?!

– А то! – заорал на него Дима. – Будешь херню мне тут нести, закрою на трое суток! А пока сидеть будешь, я тебе медицинское обследование устрою по полной программе! И посмотрим, какой ты больной! Условно-досрочно освобожденный, мать твою!

– Ладно, ладно, ладно, не кипятись, начальник. Я скажу. – Он молитвенно сложил руки на груди. – Был один, кто Сырника обещал завалить после отсидки. Причем поклялся лично это сделать.

– Кто?

– Валет… Валетников Колька. Ему Сырник тоже принимался помогать, только без толку. Все возвращал.

– А семья что же? Семья Валетникова?

– А не было у него семьи, – опечалился фальшиво Кисляк, которому, конечно же, никого не было жаль. Так, играл по случаю на публику не совсем умело. – Один он остался, Валет-то. И остался один из-за Сырника. Потому и простить не мог. И поклялся, и на волю велел передать, что завалит того при любом раскладе, как выйдет.

– А чего же Сырник ему в зоне несчастный случай не устроил? – недоверчиво прищурился Бойцов.

– Так в авторитете Валет-то. Да и за дело Сырника обещал завалить. Тот от дел давно отошел, в кресло сел, если бы не его помощь братве, то сукой бы его сочли. А так вроде и не сука, но и не авторитет. А Валет – авторитет стопудово.

– Так за какое дело он обещал убить Сырникова, Валет твой?

– Колян пацана только начал приобщать к делу, когда нас взяли. Приблудный пацан у него жил, подобрал Колян его где-то на вокзале, с десяти лет воспитывал. Начал в дело его посвящать, а тут нас всех и повязали. Сырник ушел. Так и было договорено. Все на себя братва взяла.

– Ты себя главарем объявил, – кивнул Бойцов. – За то и группу тебе Сырников купил?

Вова промолчал, низко опустив голову.

– Ладно, дальше что?

– Ну… Все как по маслу кололись, один пацан Валетов начал пургу нести. Всех подряд сливал, включая Сырника.

– И утром его нашли в камере повешенным, – закончил за него Бойцов.

– Ну… Удавился пацан, не выдержал. – Вова так головы и не поднял, продолжая бубнить. – Валет потом бесновался, почти всех достал, кто с пацаном в камере сидел той ночью. Мало кто выжил к этому дню. И все, кто помирал, все на Сырника перед смертью указали. Его, мол, приказ с воли был пацана убрать. Вот Валет и поклялся его завалить. И это… Сырник боялся его! Сильно боялся, это точно!

Назад Дальше