– Это его ты с кладбища вез после похорон Сырникова?
– Кого его?! – удивился Вова Кисляк совсем неподдельно. – На Валета намекаешь?!
– Ну!
– Не-е-ет, Валету еще с полгода сидеть. Это точно. – Вова щелкнул себя ребром ладони по кадыку. – Вез барыгу какого-то заросшего. Одет – обосраться можно, а за такси баксами заплатил. Чудно!
– Всякое бывает. Высадил его где?
– Высадил?
Вова метнул на Бойцова укоряющий взгляд, мол, отстал бы, начальник. Но тот лишь подбородок в его сторону нацелил: говори, говори.
– Высадил его на Центральном рынке. Он быстро пошел, не оглядываясь.
– А стоило?
– Так это… – Вова захныкал опять, что и так много выболтал, что пора и честь знать, но потом сдался: – Так парень какой-то за нами всю дорогу ехал.
– Номер? Номер машины быстро! Не поверю, что не срисовал.
Вова протяжно с присвистом вздохнул и полез куда-то под простыню. Достал кромку газетного листка с нацарапанными кое-как цифрами и буквами, протянул Бойцову.
– Сукой меня делаешь, начальник! – произнес плаксиво и кивнул куда-то на окно. – Ты вот уйдешь, а мне тут еще переночевать нужно будет. И до утра дожить.
– А чего тебе бояться, Вова? – изумился Бойцов и встал с места. – Барыгу, что ли, того? Или парня, что за ним ехал? Так он за ним ехал, не за тобой.
– Барыга тот… – промямлил Вова, трусцой следуя за Бойцовым в чистенький коридорчик. – Нехороший глаз у барыги того, начальник. Мне в их разборки лезть не резон… Но нехороший глаз у него был, поверь. Аж внутри все зашлось, как глянул на меня, когда расплачивался.
Бойцов взялся за дверную ручку, с этой стороны двери она была аккуратно прикручена и выкрашена краской.
– А что такого в его взгляде было?
– Нехороший глаз, говорю, – повторил Вова и вдруг подался к Бойцову, припал к его уху, начав шептать горячо и сдавленно. Потом отпрянул, отдышался. – Во-от, а ты говоришь, что такого?..
Глава 14
Жанна смотрела в хмурое небо через окно и старалась забыть все как страшный сон. И гибель Саши, оказавшегося и не Сашей вовсе, а чужим человеком, имеющим семью. И гибель Катьки, подставившей ей свое надежное плечо в горе, но не сумевшей сберечь саму себя. И то, как вчера ее погнали со скандалом из Катькиного дома.
Скандал разразился через два дня после приезда матери Игоря, Катькиной свекрови. Сначала она ходила обезумевшей от потрясения тенью по квартире. Трогала вещи, принадлежащие погибшей снохе, прижимала их к лицу и плакала беззвучно. И все слушала и слушала, что ей рассказывали по очереди Игорь и Жанна. Заставляла повторять без конца, звонила все куда-то, добивалась от следователей разрешения на выдачу тела. Те медлили. Женщина хмурилась и отступалась на время. Потом снова звонила. А вчера вечером, когда детей удалось отвезти к двоюродной сестре Игоря в соседний районный центр, она вдруг посмотрела на Жанну и сказала:
– А ведь это ты во всем виновата, Жанна.
– Я? – Та сразу не поняла, она в это время гладила выстиранные пижамки детей. – Что, простите?
– Ты, ты во всем виновата, гадина! Если бы не ты, она бы не погибла!
– Что вы такое говорите?
Жанна нервно дернула губами, улыбки не вышло, гримаса одна. Она беспомощно оглянулась на Игоря, ища у него поддержки. Но тот сидел, потупив взгляд, и молчал. Либо не слышал их, либо полностью был на стороне своей матери.
– В чем моя вина? – Жанна осторожно пристроила утюг на гладильной доске, выключила его из розетки.
– Если бы не ты, она бы не вышла из дома ни за что! – взвизгнула свекровь Катерины и пошла, пошла на Жанну, выпятив грудь: – Из-за тебя, из-за тебя она выскочила среди ночи! Она дома сидела с мужем и детьми, и сидела бы, если бы не ты!
– Она за меня волновалась, – попыталась объяснить Жанна. – И я… Я не знала, что она поедет ко мне.
– Потому что ты не отвечала на звонки телефона! – вдруг вступил в разговор Игорь и глянул на Жанну так, как не смотрел ни разу за все эти дни, – с осуждением, обвиняя. – Она ведь только из-за этого поехала к тебе, только из-за этого! Если бы ты взяла в тот вечер трубку… Если бы ответила ей, она… Она была бы жива.
– Ты виновата!!! – Искривленный артритом палец пожилой женщины больно ткнул Жанну в грудь. – Ты во всем виновата! Теперь мой сын и мои внуки осиротели. Никто не заменит им Катеньку, никто!!! Или ты думаешь, что можешь занять ее место?!
– Я?! – Жанна снова попятилась.
Обвинение не укладывалось в голове. Весь гнев, выплеснутый на нее, казался надуманным, наигранным. Будто на нее указал палец в чудовищной считалке, и ей теперь водить.
– А что? – Свекровь подбоченилась. – Может, ты все это устроила, а теперь стоишь тут, гадина, пижамы детям гладишь! А что?! Приличный мужик овдовел, дети уже готовые! Своего-то ничего нету, почему не позаимствовать у по-други?!
– Вы с ума сошли, – проговорила вполголоса Жанна и пошла к двери, на ходу хватая с вешалки одежду.
– Вот, вот! И убирайся! И духу твоего чтобы здесь не было!!! Подружка тоже еще!!! Сначала угробила Катеньку, а теперь топчется тут, сердобольная очень! И чтобы ноги твоей здесь больше не было! И к гробу не подходи, дрянь…
Самым страшным для Жанны был не гнев осатаневшей от горя женщины и даже не молчаливое согласие ее сына – Игоря. А то, что в глубине души она сама считала себя виновной в смерти Катьки.
Господи, господи, господи, прости ее за все!!!
Вдруг и в самом деле Катерина, направляясь к ней, напоролась на того злосчастного маньяка, решившего в тот вечер переквалифицироваться из грабителя телефонов сначала в насильника, а потом и в страшного убийцу?! Вдруг из-за того, что она умолчала о его нападении, в дальнейшем может произойти еще не одна страшная трагедия?! А вдруг…
Вдруг это и не маньяк был вовсе, подкарауливший Жанну в подъезде, а тот самый убийца, который убил Сырникова-Степанова? Перепутал подруг и…
Она не помнила, как добралась до дома. И даже отсутствие освещения в подъезде ее сегодня не испугало. Поднялась к себе, не слыша и не слушая никаких шорохов и шагов за спиной. Были они, нет, неизвестно. Заперлась в квартире и, забыв раздеться, рухнула в гостиной на диван.
Там же сегодня утром и проснулась.
Ломило все тело – то ли от неудобного положения, то ли оттого, что одетой уснула. Когда все развесила по вешалкам и приняла душ, стало немного легче. Сварила двойной кофе, встала у окна. А там пасмурно-пасмурно. Небо набухло и прогнулось, кажется, ткни длинной палкой – и рванет сквозь прореху сокрушительный вихрь колючего снега.
Жанна поежилась. Оглядела внимательно двор. Никого чужого. Все машины, включая ее, на своих местах.
Возвращался ли сюда тот парень, с которым она столкнулась у подъезда, нет? И кем был тот, кто тискал ее в темноте на лестничной клетке? Он ли это был или кто-то еще?
Не слишком ли много действующих лиц для одной истории – истории ее недолгой жизни, а? Почему все так сгрудилось вокруг нее: мешанина из лжи, смертей, странных событий?
Жанна задумчиво смотрела в прямоугольник окна, занесенный до середины снегом, и все пыталась вспомнить. Что? Что-то очень важное для нее, и это необходимо было вспомнить. Она точно знала, что это имеет отношение к происходящему, но что именно…
Носилось что-то в голове, металось, вконец измучив и издергав память, а все никак не трансформировалось в нечто конкретное. Так бывало у нее раньше, когда пыталась вспомнить артиста какого-нибудь или название фильма. Мечется в голове, поскуливает, скребется. Она и пальцами пощелкает, и виски разотрет, а не вспоминается. И забыть бы, плюнув, да не получается. И сидит так где-то в подсознании, тревожа и не давая покоя.
Что же это такое? Может, померещилось или приснилось?
Нет, было что-то, точно было, но вот что?..
– Алло, – осторожно произнесла Жанна, сняв трубку лишь тогда, когда нетерпеливый абонент позвонил в третий раз: – Я слушаю вас.
– Привет, – поприветствовал ее нелюбезно женский голос, в котором явственно слышны были слезы. – Узнала?
– Нет, – ответила Жанна, хотя голос и показался ей немного знакомым. – Кто вы?
– Тезка твоя! – фыркнула женщина. – Может, и не совсем, но Снежанна я. Снежанна Сырникова. Узнала теперь?
– Да, – коротко ответила Жанна и тут же напряглась.
Если Сырникова сейчас снова станет оскорблять ее, то она повесит трубку и ни за что уже больше к телефону не подойдет. Даже если пропущенным окажется звонок от Бойцова.
– Ты извини меня за тот вечер, детка, – покровительственным тоном, в котором все еще угадывалась слезливость, произнесла вдова. – Нелегко мне. Очень нелегко. Гораздо тяжелее, чем тебе.
– Может быть, – согласилась Жанна. – Я ведь про вас ничего не знала, а вы…
– Да, а я могла лишь догадываться, – перебила та ее нервозно. – Он любит тебя, детка!
– Любил… – поправила ее Жанна с печалью и зажмурилась, снова вспомнив Сашу, виртуозно обманывавшего ее целых три года.
– Может быть, – согласилась Жанна. – Я ведь про вас ничего не знала, а вы…
– Да, а я могла лишь догадываться, – перебила та ее нервозно. – Он любит тебя, детка!
– Любил… – поправила ее Жанна с печалью и зажмурилась, снова вспомнив Сашу, виртуозно обманывавшего ее целых три года.
– Ну да, ну да… – не стала спорить вдова. – Ты бы приехала ко мне, а?
– Зачем?! – изумилась Жанна.
– Поговорим, повспоминаем. – Вдова громко всхлипнула. – Что-то вроде клуба разбитых сердец.
– Думаю, это лишнее, – оборвала ее Жанна.
– Почему?
– Никакой искренности, одна неприязнь. Разве не так?
– Может, ты и права, – снова покорно согласилась та. – Но я тут разбирала его вещи и нашла кое-что для тебя.
– Что?! – Сердце перевернулось, ухнуло куда-то вниз, потом стремительно взмыло и больно толкнуло в грудь. – Что для меня?!
– Письмо, – не разочаровала ее Снежанна Сырникова. – Он оставил для тебя письмо. Предупреждаю сразу: почтой не пошлю. Слишком это… Слишком…
– Интимно? – подсказала Жанна и тут же спохватилась: – Простите, я не то хотела сказать!..
– Сказала и сказала, что это изменит?! – вдруг обозлилась вдова. – Нужно послание с того света – приедешь. Нет – иди к черту!
– Я приеду, а куда?
Вдова Сырникова быстро продиктовала адрес, порекомендовала не пугаться суровых охранников на входе. Те будут предупреждены. Попросила не опаздывать, так как времени у нее не было. Жанна открыла уже рот, чтобы возразить. Сама ведь зазывала ее посидеть, поговорить… Клуб разбитых сердец… Теперь вот на недостаток времени жалуется.
Странная она – ее соперница, о существовании которой Жанна не подозревала до недавнего времени. Хотя и о существовании господина Сырникова Жанна не подозревала тоже. И встреть она его где-то на улице или столкнись в супермаркете, если он вообще посещал такие места, не узнала бы в нем того мужчину, с которым жила последние три года.
И как удавалось ее Саше так быстро перевоплощаться?
Только что он был ее мужчиной в тренировочных штанах с вытянутыми коленками с газетой под мышкой. И тут же лощеный преуспевающий бизнесмен, нежно прижимающий к сердцу перед объективами камер жену и дочек.
Проклятый притворщик!!!
Интересно, что за послание он оставил ей? Что в нем такого содержалось, что могло бы хоть как-то извинить его? Слова любви, прощения, раскаяния? Странно тогда, что вдова решилась передать этот конверт своей сопернице – Жанне то есть. Наверняка ведь прочла, когда обнаружила его в личных вещах покойного мужа.
Дом Жанна нашла без особого труда. Огороженная территория, шлагбаум, хотя и чисто символический. Он открывал проезд в элитный поселок всем желающим, никем не регулировался, охраны нигде Жанна не заметила. И, судя по его проржавевшему основанию, не функционировал уже давно.
Дом Сырникова был огромным, и Жанне совсем не понравился. Серый кирпич, нагромождение нелепых башенок, балконов, сводчатые окна с тонированными, почти черными стеклами, почти черная крыша.
Жутко и мрачно, наверное, было жить ему в этом доме. Поэтому и летел он со всех ног к своей милой девочке, которую вытащил из сугроба, доставил в больницу и решил потом остаться с ней навсегда.
Так он, во всяком случае, говорил ей. И в любви своей искренней и верной клялся. Где же она, верность-то? За этим вот двухметровым забором затерялась? За темными, почти черными стеклами сводчатых окон?
А может, он и не жил здесь совсем? Катька что-то, помнится, рассказывала ей про огромную квартиру в центре города, которую занимал Сырников с семьей. Может, он ее и не с семьей занимал, а один там бывал в те дни, когда уезжал от Жанны «играть в бильярд».
Нет, странно все же. Странно и маловероятно. Как он мог жить с Жанной и параллельно успевать управлять своим бизнесом, уезжать на отдых с семьей? Он ведь уезжал с ними наверняка куда-то?
– Никогда он не ездил с нами никуда, – нелюбезно откликнулась вдова, когда Жанна задала ей этот неожиданный вопрос.
– Никогда? Никуда?
– Никогда, никуда, ты не ослышалась, – скривила пухлый рот Снежанна Сырникова. – Он вообще с нами мало времени проводил. Все больше работал да вот с тобой, как оказалось…
– Странно, – снова пожала плечами Жанна.
– Что странно?
Вдова села в глубокое кресло, закинула ногу на ногу, домашний шелковый халат разъехался на коленках, и Жанна, к удивлению своему, обнаружила на бедре женщины, на первый взгляд кажущейся невероятно несчастной, большой синяк с четкими очертаниями ладони.
А так ли уж она несчастна? Синяк этот был либо свидетельством чьего-то гнева, либо проявлением страсти. Третьего не могло быть!
После смерти Сырникова прошло уже довольно много времени. Если бы пятерня на бедре была оставлена им, то сошла бы уже. А если и не сошла бы, то окрас синяка непременно поменялся бы, сменив лиловую свинцовость на тусклую нездоровую желтизну.
Кто же так «приласкал» несчастную даму, находившуюся в трауре? Может, потому и письмо от покойного решила отдать со снисходительной благосклонностью? Потому что не очень-то и печалилась по поводу его кончины? А может, от скуки пригласила Жанну к себе. Скучает ведь, наверняка скучает от безделья.
– Что странно? – поторопила вдова Жанну с ответом и ленивым движением запахнула халат, пряча синяк.
– Как это удавалось ему так виртуозно нас с вами обманывать?
– Меня никто не обманывал!
Глаза женщины вдруг неприятно сузились, губы побелели, а пальцы, до того небрежно постукивающие по кожаному подлокотнику кресла, впились в него так, что казалось, начнут сейчас ломаться в фалангах.
– Меня никто не обманывал!
– То есть вы обо мне знали? – не поверила своим ушам Жанна.
– О тебе, о другой, о третьей! Какая разница, сколько вас у него было?! Таких шалав у него было три десятка!
– А чего тогда всех тут не собрали? – Жанна уже пожалела, что приехала.
Догадывалась ведь, что добра от визита этого ждать не придется, нет, все равно потащилась. Письмо ей покойный оставил, скажите, пожалуйста! А нужно оно ей, письмо это?! Что в нем нового она может для себя почерпнуть? Очередную порцию лжи и фальши.
– Наверное, мне пора, – решила она уйти прямо сейчас, пока еще вдова не особенно разошлась и хоть как-то способна контролировать себя. – Это была не очень хорошая идея.
– Какая? – ухмыльнулась вдруг та загадочно.
– Посетить вас.
– Так ты за письмом вроде приехала, или я что-то путаю?
Сырникова поднялась рывком с кресла и пошла к выходу из комнаты. Но к другому, а не к тому, через который они вошли сюда. У противоположной двери она остановилась, оглянулась на Жанну, махнула ей рукой.
– Иди за мной, – приказала, не попросила, она.
– Зачем?
Она все еще не понимала, потому и не боялась.
– Письмо тебе нужно или нет? – нетерпеливо дернула ногой вдова, и синяк на ее бедре снова назойливо полез в глаза посетительнице. – Я не стану тебе его сюда таскать. Возьмешь – и можешь катиться ко всем чертям. Кстати, там еще кое-что из его вещей есть. Так, милые безделушки… Может, что-то захочешь взять себе.
– Безделушки? – эхом повторила Жанна, послушно следуя за вдовой, торпедой несущейся по комнате. – Я не думала об этом.
Она и правда не думала, что в ее жизни что-то может остаться после Саши. Ведь когда она обнаружила его исчезновение…
Нет, не в тот день, когда вернулась после долгого простаивания в пробке, она задумалась. А на следующий день и потом на следующий за ним. Особенно после того, как Бойцов надавил на нее, требуя фотографий или еще чего-нибудь, способного пролить свет на их отношения, она вдруг поняла, что у нее ничего после него не осталось.
Ничего! Ни единой фотографии, ни единой совместной безделушки, мебель и картины не в счет. А таких вот милых безделушек, которые покупаются спонтанно и забрасываются потом куда-нибудь и не вспоминаются до случая, – их-то как раз и не было!
Не было подставок под кружки, которые бы они купили в совместном походе по магазинам. Он хоть и возил ее, но очень редко. И по большей части оставался в машине. Редко когда шел с ней. И подставок под кружки не было. Смешных, с глупыми мультяшными мордахами или с громадной клубникой, с изумрудным горохом.
Именно такие вещи выбираются, думала Жанна, когда двоим особенно весело и беззаботно. Когда в тесноте между прилавками вдруг хочется приударить за собственным мужем и сорвать вороватый поцелуй, повернувшись к камере наблюдения спиной. Или ущипнуть его, чтобы другие не видели и не догадались даже, почему этот симпатичный мужчина вдруг смутился.
Он… Он должен…
Он непременно откликается, он принимает правила шальной игры и тискает ее там же – между стеллажами с морской капустой и лососем в собственном соку. А потом они оба мчатся к кассе, толкая тележку, набитую до отказа не пойми чем, перед собой. И хватают по пути всякую всячину.
Салфетки под подсвечник (!), зубочистки в немыслимом резном ларце, фотоальбомы в плюшевой ярко-розовой обложке, рамки для фотографий…