Игорь всегда одевался в точности по ситуации. Мадине казалось, что к каждой ситуации, даже самой неожиданной, у него имеется предусмотрительно подобранная одежда.
А в том, что он понимает толк не только в мужском, но и в женском гардеробе, она убедилась месяц назад.
Игорь пригласил ее на Канары, причем пригласил необычным образом: позвонил ей оттуда, сказал, что находится в командировке — изучает какие-то особенные канарские поля для гольфа, и предложил приехать к нему, чтобы его пребывание на острове Тенерифе завершилось обоюдно приятным образом. К тому времени их отношения как раз находились в той не вполне определенной стадии, которую принято называть конфетно-букетной, и было понятно, что в ближайшее время они должны перейти в стадию более интимную или прекратиться совсем. Прекращать их Мадина не планировала, а потому приняла приглашение и прилетела на Канары, благо и билет для нее был заказан.
К ее удивлению, в аэропорту ее встретил не Игорь, а предупредительный мужчина, который оказался водителем гостиничной машины. Он и отвез ее в отель, издалека напоминавший очень дорогую виллу, только увеличенную в несколько раз, а внутри и вовсе похожий на дворец. Территория его оказалась огромна — в номер Мадину провожали по каким-то бесконечным террасам, по переходам под деревьями и между цветущими кустами, и она думала, что сама не выберется отсюда ни при каких обстоятельствах, до того запутанным выглядел этот роскошный лабиринт.
Ей показалось, что номер, в который она наконец вошла, освещен как-то не слишком ярко. Но уже в следующую секунду она поняла, чем вызвано такое впечатление.
На всей стоящей в номере мебели — на креслах, на кровати, на открытых дверцах шкафов и даже на столе — были закреплены маленькие, похожие на свечи лампочки. Казалось, что они разбросаны по комнате не просто причудливо, а даже беспорядочно. Но, присмотревшись, Мадина заметила, что порядок в их расположении есть: каждая лампочка освещала какой-нибудь предмет дамского гардероба. Под их веселыми огоньками переливались вечернее платье из черной тафты с радужной органзой, и театральная сумочка, украшенная стразами, и шелковые чулки… Завершали впечатление крошечные туфельки — они стояли на столе и волшебно посверкивали золотыми каблучками.
Да и все в этой комнате посверкивало, мерцало и подмигивало Мадине, уверенно обещая ей праздник.
Нельзя сказать, чтобы эта фантазия привела ее в умиление. Было во всем этом что-то излишне эффектное, а Мадина относилась к продуманным эффектам без восторга. Но вещи, разложенные под лампочками, были подобраны тщательно и со вкусом. Такая тщательность производила все же не только показное, но и трогательное впечатление.
Игоря при этом в комнате не было. Поколебавшись — что выбрать? — Мадина, как оказалось, выбор сделала совершенно правильно. Когда Игорь постучался в дверь, она открыла ее, одетая в нежно-голубой пеньюар, состоящий из сплошной пены шелковых кружев. Может, сам по себе этот наряд и выглядел пошловато, но к ситуации подошел как нельзя лучше. Игорь подхватил ее на руки и прямо с порога отнес на кровать.
Так завершился период приятной неопределенности в их отношениях, и завершился к обоюдному удовольствию. Игорь оказался прекрасным любовником, сильным и деликатным. А туалеты, которые он подарил ей таким оригинальным образом, подошли точно, размер в размер.
Он вообще умел ухаживать. Когда они встречались, у Мадины каждый раз создавалось впечатление, что Игорь не занят в жизни ничем, кроме общения с нею. Конечно, она понимала, что впечатление это не имеет никакого отношения к реальности: его бизнес был достаточно разветвлен, и даже престижный гольф-клуб являлся для Игоря не главным видом деятельности, а чем-то вроде дополнительного удовольствия, и Мадине это было известно. Но видеть при каждой встрече, что все его внимание сосредоточено только на ней, было очень приятно. И ей нравилось поэтому встречаться с Игорем.
— Мы едем-едем-едем! — сказала она, вставая из-за стола ему навстречу. — Только придется заехать ко мне. Не могла же я прийти на работу в вечернем платье.
Игорь подошел к ее столу, и она подставила ему губы для поцелуя.
Вечеринка, на которую он ее пригласил, была посвящена награждению каких-то людей под не вполне понятным определением «Личность года». Что это значило, кто это решал, было загадкой, но событие подавалось как значительное, и Игорь хотел присутствовать на этом вечере, потому что был светским человеком. И хотел, чтобы Мадина присутствовала на этом вечере вместе с ним, потому что, она понимала, ему нравилось, что его спутницей является очень красивая, умеющая правильно держаться женщина.
Что она умеет правильно держаться, Мадина знала о себе так же, как и то, что она красива. А о красоте говорило ей зеркало. Глядя на свое отражение бесстрастным, трезво оценивающим взглядом, она удивлялась лишь одному: почему раньше, все тридцать с хвостиком ее предыдущих лет, это не было очевидным ни для нее самой, ни для окружающих?
Что-то произошло с ней за этот последний год, за этот огромный год. Внутренне она переменилась совершенно, и эта внутренняя перемена так же совершенно переменила ее внешность.
Было что-то смешное в том, как тщательно требовали организаторы мероприятия, чтобы гости непременно явились в вечерних туалетах. Особенно пострадали от такой взыскательности мужчины. Мало кто из них выглядел в смокинге так же естественно и непринужденно, как Игорь. У большинства даже движения менялись от непривычной и неудобной одежды. Они явно чувствовали себя в смокингах неловко и, фланируя по ярко освещенному Колонному залу, напоминали однообразную стайку настороженных, в любую минуту готовых сорваться и улететь птиц.
Кресла в зале были убраны — награждение происходило в свободной обстановке. Пока на подиуме вручались награды в виде огромных кубков, украшенных орлами, официанты разносили шампанское и крошечные канапе, а гости активно общались, перемещаясь по залу.
— Собственно, главный смысл этого мероприятия состоит в том, чтобы каждый мог публично обозначить свой статус, — наклонившись к Мадининому уху, сказал Игорь. И поинтересовался: — Ты скучаешь, Мадо?
— Нет, — пожала плечами Мадина. — Не могу сказать, что мне интересно. Но не тягостно. Не беспокойся.
Она еле заметно улыбнулась и коротко поцеловала Игоря в висок. Он был чуть ниже ее ростом, и ей нетрудно было целовать его вот так, мимолетно. А ему это, она сразу заметила, нравилось.
Когда Мадина целовала Игоря, взгляд ее упал на одно из зеркал, украшавших стены, и она увидела в нем, как холодно и роскошно сверкнули бриллианты на ее открытой шее. Бриллианты подарил Игорь еще в тот самый конфетно-букетный период, и они пришлись очень кстати к сегодняшней пафосной вечеринке.
Мадине нравился и холодный блеск камней, и мраморный холод всего ее облика. И не было ничего удивительного в том, что она нравилась окружающим. Связь здесь была прямая.
«Я стала расчетлива, — тоже холодно, будто о посторонней, подумала она. — Плохо? Да нет, расчет ведет к счастью. Если только это верный расчет».
Игорь подвел ее к какому-то своему знакомому, и они минут пять поговорили о погоде и о последней выставке в галерее «Ольга». Оказалось, этот человек, банкир, недавно заинтересовался концептуальным искусством и предполагал теперь купить несколько картин — «или как это у вас называется?» — для своей коллекции.
— В таком, знаете, роде.
Он неопределенно повел рукой. Мадина улыбнулась. Этот вялый жест очень точно выражал суть того, что выставлялось в Ольгиной галерее.
— Позвоните мне, — сказала она и, открыв крошечную сумочку, достала из нее визитку. — Я помогу вам что-нибудь выбрать.
— С удовольствием! — обрадовался он. — А то я, знаете, не очень в этом понимаю. Вот все говорят, искусство, а я хоть убей не отличу обычный унитаз от актуального объекта. Но практика показывает, что это может оказаться неплохим вложением денег.
Банкир и Игорь отошли в сторонку, продолжая разговор, который, наверное, уже не мог быть Мадине интересен, а она повернулась к подиуму и принялась разглядывать букеты, точнее, цветочные композиции, которыми он был украшен. Это оказалось интересно. Одна композиция представляла собой аквариум с разноцветными рыбками. Аквариум был обрамлен орхидеями. Присмотревшись, Мадина поняла, что орхидеи подобраны точно в цвет рыбок, которые плавали за стеклом в этих странных джунглях.
Обернувшись, Мадина встретила внимательный Игорев взгляд.
— Что ты? — спросила она.
— Так. — Он пожал плечами. — Просто любуюсь тобой. Как античной статуей. Ты фантастически красива, Мадо. И загадочна.
— Разве? — улыбнулась Мадина. — Что во мне уж такого загадочного?
— Все. Абсолютно все. Я не могу прочитать ни одной мысли в твоей прелестной головке.
Мадина слегка поморщилась от этих пошловатых слов, но говорить Игорю о своем от них впечатлении не стала. В конце концов, их можно было считать не пошлыми, а просто книжными. Чем-нибудь вроде цитаты из «Ярмарки тщеславия» Теккерея.
— И выглядишь ты потрясающе, — добавил Игорь. — И держишься так, как будто тебя воспитывали… ну, не знаю где… Что-нибудь вроде Итона, только для женщин.
— Вряд ли бывает Итон для женщин! — засмеялась Мадина. — И меня никто специально для таких мероприятий не воспитывал.
— Это я понимаю. Значит, сама воспиталась. Ты, например, обладаешь интуитивным чувством беседы.
— Да. Сама… — задумчиво проговорила Мадина.
Она понимала, что Игорь прав. Он и сам обладал некоторой интуицией, не слишком тонкой, но достаточной для понимания основополагающих вещей. Да и опыт разнообразного общения, тот самый опыт, который она сразу почувствовала в нем, тоже имел значение.
Конечно, она многому научилась за этот год, и научилась главным образом сама. Она впитывала в себя все, что советовала ей Ольга, кроме того, она и вообще стала наблюдательна и подмечала теперь внешне незначительные, но по сути очень даже значимые детали того, как люди здесь, в Москве, вели себя друг с другом, как они одевались, разговаривали. А главное, она умела правильно распоряжаться результатами своих наблюдений и, не подражая увиденному, претворяла их в собственный стиль.
Мадина понимала, почему так легко далась ей та пресловутая стильность, которую многие так и не сумели в себе выработать за целую жизнь. Стильность эта была — свобода. Свобода быть самой собою. Не раскованность — она легко перешла бы в развязность. Не отсутствие комплексов — оно делало человека самоуверенным, и только. Для того чтобы иметь собственный стиль, нужна была вот именно внутренняя свобода, а у этой внутренней свободы должна была иметься прочная основа — самостоятельное мышление. Именно такое мышление наилучшим образом вырабатывается чтением, а в чтении у Мадины не было недостатка.
Кроме того, для такой внутренней свободы надо было обладать независимостью от расхожих мнений, а Мадина как раз и обладала этим качеством в полной мере. Ну могла ли она считать авторитетным мнение какого-нибудь телеведущего-однодневки, или звезды шоу-бизнеса, или модного художника, если с детства привыкла прислушиваться к мнениям Пушкина, Чехова, Толстого, которые разговаривали с нею с книжных страниц так, словно были ее прямыми собеседниками!
Она ни за что не стала бы высказывать эти свои соображения вслух — они прозвучали бы пафосно и пошло, — но для себя знала это крепко и потому всегда чувствовала себя во всеоружии.
Ну и внешность, конечно, имела значение, и немалое. Мадина давно уже поняла, что внешность у нее как раз такая, которая считается красивой именно здесь и сейчас. Во всех ее чертах не было ничего преувеличенного, ничего излишне яркого, чрезмерного; они словно были прорисованы очень тонким и очень талантливым пером. При этом их нельзя было назвать неброскими — любой взгляд они притягивали сразу и не нуждались в усилении.
Раз поняв это, Мадина, и прежде не злоупотреблявшая косметикой, вовсе перестала ею пользоваться. И волосы она теперь не укладывала ни в какую прическу, а просто распускала по плечам. И одежду подбирала соответствующую, очень простую, без изысков. Она только непременно должна была быть очень дорогой, эта одежда, иначе не создавалось правильного ощущения простоты, такой, над которой потрудились очень непростые люди.
Она не понимала, сделало ли все это ее счастливой, и не старалась понять. Но что все это сообщило ей уверенность в себе, она знала точно.
И что эта ее уверенность, для многих недостижимая, притягивает к ней мужчин, Мадина знала тоже. Именно поэтому она не прикладывала ни малейшего усилия для их завоевания и не испытывала ни малейшего огорчения от расставания с ними. Так было с Антоном, и с кинопродюсером, который был у нее до Антона, и еще с одним мужчиной в промежутке между продюсером и Антоном — с тем у нее намечался роман, да так и не наметился, потому что ей вдруг стало с ним скучно…
А вот с Игорем ей скучно не было. В их отношениях еще была неокончательность, и это будоражило воображение.
— Вообще-то мы можем ехать, — сказал Игорь. — Будет еще концерт, но, говорят, малоинтересный. Ты как?
— Как ты, так и я, — улыбнулась Мадина. — Если ты хочешь ехать…
Это были очень правильные для отношений с Игорем слова, но хотя в правильности своей они казались продуманными, Мадина произнесла их спонтанно, не размышляя. Если она и стала расчетлива, то ее расчет не был примитивным.
— Я хочу ехать. — Игорь посмотрел на нее тем взглядом, в котором всегда, с первой их встречи было нескрываемое желание и который так нравился ей. — Очень хочу, Мадо, — с подчеркнутым значением повторил он. — Ко мне?
Все, что имело отношение к ее поступкам или планам, он произносил именно так — не утверждающим, а вопросительным тоном. Он уважал ее поступки и планы и готов был с ними считаться. А она за это была готова отвечать его желаниям.
Это был равноценный и приятный для обоих обмен.
— Да, — ответила Мадина. — К тебе.
Игорь жил неподалеку от нее, на Маросейке. После развода с женой он купил для себя небольшую квартиру в старом доме. То есть это он называл свою квартиру небольшой, исходя из своего социального статуса — владельца заводов, гольф-клуба и пароходов. Мадине же казалось, что три комнаты — это вполне достаточная жилплощадь для одинокого мужчины. Да и по-старинному высокие потолки усиливали ощущение простора.
Она лежала в постели, смотрела на высокий потолок, украшенный строгой лепниной, и чувствовала одну только свободу — полную свободу от всего, что могло бы тяготить ее, тревожить или хотя бы просто беспокоить. Тело ее было удовлетворено, а душа… Наверное, душа была уравновешена; да, именно так. Во всяком случае, она ничем Мадину не тревожила.
Игорь лежал рядом, набросив на ноги легкое одеяло в темном шелковом пододеяльнике. Скорее всего, он чувствовал что-то подобное тому, что чувствовала и Мадина. А может, он чувствовал что-нибудь другое, не могла же она знать о нем такие вещи наверняка.
— Мадо, — вдруг произнес он, — я давно хотел тебе предложить.
— Что, Игорь?
Мадина повернула голову. Его профиль был четко прорисован на фоне окна. Это был правильный, гармоничный профиль.
— Пожениться, — сказал Игорь. — Я хотел предложить тебе пожениться. — Мадина молчала, и, подождав несколько мгновений, он пояснил: — Мы с тобой не дети. У нас есть определенный опыт прежних отношений, возможно, непростой опыт. Во всяком случае, у меня он именно такой. Жена ушла от меня к более успешному, как ей казалось, человеку. Что ж, это стало для меня стимулом добиться еще большего успеха. И стать более осторожным. Поэтому я долго присматривался к тебе.
— Не так уж долго, Игорь, — сказала Мадина. — Мы с тобой знакомы всего три месяца.
— Этого мало только для неопытного человека. Для меня этого достаточно. За это время я понял, что ты именно такая женщина, какую я всегда искал. Поэтому я хочу, чтобы ты была моей женой. Я не заблуждаюсь в своем желании. И, думаю, ты уже поняла, что я сделаю все возможное для того, чтобы ты не разочаровалась в своем решении. Если, конечно, оно будет положительным.
Он говорил четко, внятно, будто не лежал голый в постели, едва прикрывшись одеялом, а вел переговоры. Но при этом его речь совсем не казалась холодной или нарочитой, просто это была правильная речь человека, который говорит продуманные вещи.
«Он прав, — подумала Мадина. Ее тело отдыхало после приятных ощущений, именно поэтому мысли ее текли так спокойно и ровно. — Он понял, что я буду ему хорошей женой, и я именно такой ему и буду. Я не стану ему изменять, не уйду от него к более успешному мужчине. Я буду производить на его друзей и знакомых именно такое впечатление, которое ему необходимо. У нас будет правильный дом, тот самый, который крепость. И, надеюсь, я все-таки смогу родить. Есть же хорошие врачи, платные больницы, за границей, в конце концов. У нас с ним будет все, чего мы оба для себя хотим. Я должна согласиться».
— Спасибо, Игорь, — сказала она. — Я уверена, что буду с тобой… — Она хотела сказать «счастлива», но сказала иначе: — У нас с тобой будет удачная жизнь. Но дай мне подумать, ладно? Ты прав, мы не дети.
Она не понимала, зачем сказала это. Хотя, в общем, это было правильно, сказать именно так, вместо того чтобы броситься ему на шею с воплями восторга. И по его одобрительному взгляду она поняла, что повела себя правильно.
— Конечно, — кивнул Игорь. — Мне приятно, что ты относишься к этому серьезно.