– Он обязательно найдет свою любовь, – пообещала Джорджи, дотрагиваясь до плеча Скотти. – Я придумаю для него потрясающего друга.
– Джорджи, ты делаешь это для меня?
– Я делаю это для Рахула.
– Получается, мы портим почти готовый сюжет, – поморщился Сет.
Скотти убрал свой ноутбук в сумку.
– Рахул остается, – заявил он Сету. – Я только что открыл какому-то индийскому парню путь в телезвезды.
Уходил Скотти с гордо поднятой головой.
– Нам теперь что же, придется втискивать Рахула в самый первый сюжет? – недовольным тоном спросил Сет.
– Он может появиться в третьем сюжете. Ты же сам говорил, что нам нужна парочка персонажей-геев. Уже давно говорил. В девяносто пятом.
– Помню.
Джорджи закрыла свой ноутбук:
– Мы договаривались взять сценарий на дом. Но я сомневаюсь, что у меня сегодня что-нибудь получится…
– Оставайся, – предложил Сет. – Сходим пообедать и продолжим работу.
– Не могу. Я должна позвонить Нилу.
В Омахе было уже восемь вечера. Джорджи собиралась позвонить ему до десяти.
Сет внимательно на нее смотрел. Он знал о Джорджи очень много. Почти все. Но он ничего не знал о существовании желтого телефона. А что, если позвонить ему на старый номер, который был у него в девяносто восьмом? Кто ответит? Он сам, пятнадцатью годами моложе, или одна из его подружек?
Сет больше не говорил о своих подружках, но Джорджи подозревала, что он оставался верен студенческим привычкам.
– Спасибо тебе, Джорджи, – сказал он, – за то, что сегодня мы все-таки продвинулись. Я же чувствую: у тебя произошло что-то серьезное.
Джорджи отключила мобильник от компьютера.
– И меня убивает твое нежелание об этом говорить.
– Мне жаль.
– А я не хочу, чтобы тебе было жаль. Я хочу, чтобы тебе было хорошо и весело.
Глава 17
Подъезжая к дому матери, Джорджи была на сто процентов уверена: если этим вечером она позвонит Нилу по желтому телефону, ей ответит Нил из прошлого.
Или это, или она который день находится под влиянием колоссальной иллюзии.
Джорджи была на тысячу процентов уверена, что она позвонит Нилу. Даже если это и опасно – в случае реальной связи с прошлым. Реальность или нереальность. Нужно выбирать какую-то одну версию и уже твердо ее придерживаться.
Она должна позвонить. Нельзя игнорировать звонки, уходящие в прошлое. Нельзя знать о существовании этого странного канала связи и не воспользоваться им.
Она позвонит. Что бы ни происходило, у нее во всем этом была своя роль. Связь с прошлым была односторонней. Нил не мог снять трубку и позвонить ей в будущее.
А что, если провести такой эксперимент и попросить его перезвонить ей? Нет, лучше не искушать судьбу. Вдруг трубку возьмет ее мать и заведет с ним разговор об Элис, Нуми и разводе? Вдруг, позвонив ей, он попадет на Джорджи из 1998 года, которая наговорит ему разных глупостей и гадостей и все непоправимо испортит? Той, двадцатидвухлетней Джорджи нельзя доверять.
Хизер открыла дверь раньше, чем Джорджи успела постучать.
– Ждешь пиццу? – спросила Джорджи.
– Нет.
Джорджи остановилась на пороге.
– Макаронную запеканку «Зити», – торопливо пояснила сестра. – Давай входи.
Джорджи вошла. Мать и Кендрик обедали в кухне.
– Ты сегодня рано, – сказала мать. – Если хочешь есть, в холодильнике салат «Цезарь». А на десерт – «паппи-чоу»[38].
Мопсы под столом дружно затявкали.
– Это не для тебя, маленькая мамочка, – сказала мать Джорджи, наклоняясь к беременной мопсихе. – «Паппи-чоу» для больших мамочек и папочек. А маленьким мамочкам шоколад вреден… Кенни, честное слово, они всё понимают.
Хизер замерла на посту у входной двери, высматривая своего парня. Все успели привыкнуть к тому, что Джорджи живет у них. Даже собаки перестали следить за каждым ее шагом.
Джорджи и не требовалось объяснять матери свое возвращение в родной дом. Скажи она сейчас, что сильно проголодалась, мать молча достала бы из холодильника еще одну порцию стейка и запихнула в микроволновку. Она уже выговаривала дочери за сумку, которую та бросает где попало. Возможно, мать считала возвращение Джорджи под родительский кров делом решенным.
– Спасибо, я поела на работе, – сказала Джорджи, собираясь подняться в комнату, которая снова стала ее комнатой.
– Так, может, потом поешь? – не отставала мать.
– Нет, спасибо. Я сейчас буду звонить Нилу.
– Передай ему привет от всех нас! Скажи, что мы все его любим и что он остается частью нашей семьи!
– Этого я ему не скажу.
– Почему?
– Потому что он сочтет меня сумасшедшей! – уже с лестницы крикнула Джорджи.
Она быстро вбежала в комнату и плотно закрыла дверь. Появилась даже мысль подпереть дверь комодом. Нет, это уже слишком. Джорджи бросилась к шкафу и принялась вытаскивать оттуда все, под чем утром погребла желтый телефон. Она запихнула аппарат на самое дно, навалив сверху старый спальный мешок, несколько рулонов упаковочной бумаги и роликовые коньки, на которых каталась в пятом или шестом классе…
Аппарат никуда не исчез. Он лежал там, куда Джорджи его убрала.
Присев на корточки, она разглядывала желтый телефон, решая, стоит ли к нему прикасаться. А может, его нужно трижды потереть и загадать желание?
Она сняла трубку, прислушалась. Гудка не было.
Чего ты ждала? Ты же отключила его от пространственно-временно́го портала, каковым является телефонная розетка под кроватью.
Джорджи захихикала… совсем как сумасшедшая из какого-нибудь сериала.
Она снова полезла под кровать, чтобы подключить телефон к линии. Ей почему-то казалось, что из розетки посыплются искры и повалит дым. Ничего подобного. Вилка вошла с обычным щелчком. И все.
Джорджи села на пол, поставив аппарат себе на колени.
Вот и все. Можно звонить Нилу.
Нил…
Затаив дыхание, она набрала номер. Трубку взяли после первого гудка.
– Алло!
– Нил?
– Да. Я так и думал, что это ты звонишь.
Похоже, сейчас он слегка улыбался. Ровно настолько, чтобы обозначилась ямочка на щеке.
– Я обещала позвонить, вот и звоню.
– Как ты?
– Я…
Джорджи закрыла глаза и наконец-то выдохнула. Потом поставила аппарат на пол и подтянула колени к подбородку. Нил из прошлого по-прежнему отвечал на ее звонки.
– Сейчас получше, – сказала она, протирая глаза тыльной стороной ладони.
– Я тоже, – сказал Нил.
Как здорово было слышать его голос! Пусть и из прошлого.
Поженившись, Джорджи и Нил практически не расставались. Она настолько привыкла каждый день говорить с ним, что иного не представляла. Говорить вживую, не по телефону.
Так что же сейчас происходит? Может, это все-таки галлюцинация? Может, тоскуя по Нилу, она придумала эти звонки? Может, ее потребность в нем придала им похожесть на реальные телефонные звонки?
Она действительно нуждалась в нем.
Нил был ее опорой. Ее основой.
Нил был ее розеткой, к которой она подключалась каждое утро. Ее синхронизатором. Он был единственным человеком, знающим ее такой, какая она есть на самом деле.
Надо бы рассказать ему об этой шизовке с волшебным телефоном. Прямо сейчас и рассказать. Она вполне могла рассказать ему, поскольку с Нилом можно было говорить обо всем. У них бывали и стычки, и расхождения во мнениях, но они никогда не оказывались по разные стороны. Нил чувствовал, когда Джорджи нуждалась в его поддержке, и неизменно был рядом.
Сколько раз он засиживался допоздна, чтобы помочь ей со сценарием. Он был ее правой рукой, когда родилась Элис. Джорджи тогда страдала послеродовой депрессией, а грудное вскармливание превращалась для нее в мучительный процесс. Нил ни разу не заставил ее почувствовать себя идиоткой, хотя нередко она совершала идиотские поступки. Он не тыкал ее носом в неудачи, даже когда они были явными.
Если кому-то и рассказывать обо всем этом, то только Нилу.
– Джорджи, ты еще на линии?
– Да. Я тебя слушаю.
Она не могла рассказать Нилу про волшебный телефон.
– Как прошел твой день?
Вначале я выдернула из розетки волшебный телефон. Потом села в электромобиль…
– Мы с Сетом работали над сценарием «Бегущего времени», – сказала Джорджи.
Это была одинаковая правда для прошлого и настоящего. Первые наброски они с Сетом делали уже тогда.
Джорджи немедленно пожалела, что упомянула про Сета. Это было почти то же, что взять и нажать рычаг аппарата. Нил невзлюбил Сета с самого начала, и за пятнадцать лет его отношение к ее коллеге ничуть не изменилось. Получается, не обо всем она могла говорить с Нилом.
– Понятно.
Его голос стал заметно холоднее.
– А ты что делал?
– Я…
Нил прочищал горло. Точнее, старался подавить раздражение, вспыхнувшее при упоминании Сета. Эта его привычка тоже сохранилась. Раздражение было чем-то вроде слоя льда, сковавшего его лицо. Нил торопился сломать ледяную корочку.
– Помогал маме печь печенье. Она сделала и для тебя.
– Спасибо.
– Но я их съел.
– Обжора!
Он засопел – это был его заменитель смеха.
– Потом встречался с одним человеком с работы отца. Он работает в железнодорожной полиции.
Смысл этих слов не сразу проник в сознание Джорджи. Человек с работы его отца… железнодорожная полиция. Она вспомнила: у Нила была идея пойти работать в железнодорожную полицию. Еще до колледжа.
– А мне казалось, что ты все это придумываешь.
– Я ничего не придумываю.
– «Железнодорожные детективы». Похоже на название сериала из тех, что идут по Си-би-эс.
– На самом деле довольно интересная работа. Тоже полиция. Тоже решают проблемы и анализируют обстоятельства. Но никакого тебе патрулирования. Никакой службы девять-один-один.
– Краткое содержание предыдущей серии «Железнодорожных детективов», – начала поддразнивать его Джорджи. – Во время обхода дежурные полицейские находят в старом вагоне логово бродяг…
– Что-то в этом роде.
– А знание океанографии там требуется?
– Слава богу, нет. Майк – так зовут этого человека – говорил, что им нужны грамотные, сообразительные парни. Чем шире кругозор, тем лучше.
– Так это здорово! – сказала Джорджи, пытаясь придать голосу энтузиазм, которого у нее сейчас не было.
– Мне тоже понравилось. А на обратном пути встретил Дон. Слово за слово, пошли в мороженицу.
Черт! Весь день Нила был похож на генеральную репетицию его жизни без Джорджи.
– Ну да… Дон. Держу пари, Дон считает, что тебе нужно бросить океанографию и поступить в железнодорожную полицию.
– А ты так не считаешь?
– Я этого не говорила.
– А что ты говорила? – В его голосе снова появилась холодность.
– Пока что почти ничего… Значит, Дон…
– Ты никак ревнуешь меня?
– Мы с тобой уже говорили на эту тему.
– Нет, не говорили.
Он был прав: в девяносто восьмом они об этом не говорили.
– Но ты не можешь всерьез ревновать меня к Дон.
– Еще как могу. Она была твоей невестой.
– В некотором роде. И я расстался с ней ради тебя.
– Нил, невест «в некотором роде» не бывает.
– Ты же знаешь: я не делал ей предложения…
– Это лишь усугубляет ситуацию.
– Джорджи, ты не можешь ревновать меня к Дон. Это все равно что солнце проявило бы ревность к электрической лампочке.
Джорджи улыбнулась, но продолжала спорить:
– Я могу ревновать тебя ко всем, с кем ты был до меня. А представь, что я встретила бы на улице своего бывшего парня, с кем была помолвлена, и пошла бы есть мороженое или пить молочный коктейль. Ты бы ревновал?
– Конечно, – фыркнул Нил. – Но я же терплю, когда ты целые дни проводишь с Сетом.
– Сет не мой бывший парень.
– Он еще хуже.
«Правила! – хотелось крикнуть Джорджи. – Правила, правила и еще раз правила!» В девяносто восьмом эти правила уже были? Или появились позже?
– Ты не можешь сравнивать Сета и Дон, – сказала она. – Я никогда не спала с Сетом.
В трубке послышался щелчок. Кто-то снял трубку аппарата на кухне. Джорджи сжалась, почувствовав себя двенадцатилетней девчонкой, которой строго-настрого запрещено говорить по телефону после девяти вечера. Она чуть не повесила трубку.
– Джорджи, – послышался голос матери.
С чего это вдруг матери приспичило поднять трубку? Она так привыкла к мобильнику, что крайне редко говорила по проводному телефону.
– Да, мама. Тебе надо позвонить?
– Нет… Я хотела спросить: тебе оставить «паппи-чоу»?
– Спасибо, я не хочу.
– А ты с Нилом говоришь?
– Да, со мной, – ответил Нил. – Добрый вечер, Лиз.
Джорджи передернуло. Помнится, мать требовала, чтобы Нил называл ее просто Лиз. Потом, когда Нил стал ее зятем, она переменила требование и стала настаивать, чтобы он звал ее мамой. Нил никак не понимал, зачем называть тещу мамой, если одна мама у него уже есть.
– Мне кажется, что я обманываю свою собственную мать, – жаловался он тогда.
– А ты попробуй вообще никак ее не называть, – посоветовала ему Джорджи. – Помню, лет в четырнадцать она меня так достала, что я целый год не называла ее мамой.
– Здравствуй, дорогой, – заворковала в трубку мать Джорджи. – Я по-прежнему твоя вторая мамочка. И мы по-прежнему семья. Джорджи собиралась тебе об этом сказать. Наши чувства к тебе ничуть не изменились.
Нил сейчас наверняка стоял (или сидел) с разинутым ртом.
– Мам, мы с тобой потом поговорим, – предложила Джорджи.
– Спасибо, Лиз, – сказал Нил.
– Передай от меня привет своей маме.
Что она говорит? В девяносто восьмом ее мать еще не была знакома с Маргарет. Кажется, даже не знала, как зовут мать Нила.
– Мама! – не выдержала Джорджи. – У нас с Нилом серьезный разговор. Пожалуйста, повесь трубку.
– Конечно, не стану вам мешать. Нил, дорогой…
– Мама, я тебя очень прошу!
Если мать не отключится… Джорджи боялась, что она отреагирует на это громким ревом, как в раннем детстве.
– Все. Отключаюсь. Я поняла намек, – вздохнула мать. – До свидания, Нил. Было очень приятно услышать твой голос.
Это счастье, что матери не взбрело на ум передать привет девочкам. Тогда бы Джорджи точно завопила. И ведь не скажешь же ей потом: «Мама, я звонила в девяносто восьмой год».
– Ма-ма! – только и могла выдохнуть Джорджи.
Мать еще несколько секунд дышала в трубку и лишь потом отключилась.
Джорджи не знала, как продолжать разговор с Нилом.
– Твоя мама думает, будто мы с тобой расстались, – сказал он. – Я по голосу понял.
Джорджи уцепилась за его рассуждения. Слава богу, он больше ничего не почувствовал!
– Несколько дней назад я тоже так думала.
– Но не сейчас?
– Нет, не сейчас.
– Знаешь, как бы ни повернулись обстоятельства, я никогда не буду называть Лиз мамой, – сказал Нил. – Для меня это странно.
– Знаю. Попробую ей объяснить.
Нил начал говорить. Сбился. Откашлялся. Начал снова:
– Джорджи… я это… я никогда не спал с Дон.
– Как это не спал? Вы же были помолвлены.
– Помолвка не значит секс. – Его голос дрогнул. – Она хотела обождать до свадьбы. У нее был печальный опыт с прежним парнем. Тот оказался просто монстром. И она потом сделала операцию по восстановлению девственности.
– Что-о? Дон восстановила себе девственность?
– Джорджи, это ее право. И ее жизнь.
– Конечно, – согласилась Джорджи. – А мне понравилась эта идея. Может, и я к твоему возвращению восстановлю себе девственность. Во имя королевы Елизаветы.
Нил шумно сопел. Надо понимать, смеялся.
– Была такая королева-девственница, – пояснила Джорджи.
– Помню.
Новость, которую она узнала с пятнадцатилетним запозданием, требовалось переварить. Нил никогда не спал с Дон! А ей всегда казалось, что у него с этой девицей был бурный подростковый секс. Что-нибудь в духе старого ситкома о подростках. Как он назывался? Кажется, «Хартленд». Слопали по хот-догу, заели мороженым и… жутко захотели друг друга.
Так, может, он вообще ни с кем не спал до Джорджи?
Ей вспомнилась их первая ночь в комнате Нила. Он тогда как-то нервозно похихикивал и слишком долго возился с презервативом. Джорджи пришлось ему помогать, поскольку ей очень хотелось, чтобы у них все получилось и чтобы они и дальше оставались вместе. Правда, тогда она еще плохо представляла их дальнейшие отношения.
Получается, Джорджи была его первой женщиной?
Он бы ни за что ей в этом не признался. Нил не любил говорить о сексе. И о том, что у него было до нее, тоже не любил говорить. Не будь они с Дон помолвлены, наверное, Нил и о ней умолчал бы. Он считал бессмысленным говорить о вчерашнем дне.
Она мысленно вернулась в их первую ночь. Нил тогда был очень похож на подростка. Бледный. Все эти нервозные смешки. Безуспешные попытки сосредоточиться. Сжатые зубы. А до нее он дотрагивался с такой осторожностью, словно она была сделана из тонкого стекла.
Нил.
– Я тоже предлагаю тебе не ревновать меня к Сету, – тихо сказала она.
– Угу, – просопел он.
– Угу. Это все равно что солнце начнет испытывать ревность…
– К другому солнцу, которое значительно больше?
– Нет. Я хотела сказать, к луне.
– А солнце наверняка испытывает ревность к луне. Она же намного ближе к земле.
– Мы с Сетом просто друзья, – сказала Джорджи. Это была правда: и сейчас, и пятнадцать лет назад. – Лучшие друзья, но всего лишь друзья.
– Нет, вы с Сетом не просто друзья.
– Нил…
– Он твоя родственная душа.
Судя по тону, Нил очень долго думал об этом и подбирал наиболее точное слово.
У Джорджи буквально отвисла челюсть.
– Сет… не является… моей… родственной душой, – с расстановкой сказала она.
– Неужели? А разве твои жизненные планы не связаны с ним?
– Нет. – Даже в девяносто восьмом году это было не так. – Нет, Нил. Мои жизненные планы связаны с тобой.