— Черт! — вскрикнул Квентин.
Она, видно, принимала это так близко к сердцу, что жизнью была готова пожертвовать. Ее освобожденный коврик пролетел мимо. Квентин нажал на педали. Она, конечно, спятила, но команда у них одна.
Его охватило сознание неизбежности, предшествующее всякому бою. Бронируя наспех лицо и руки, он старался войти в состояние праведного гнева. Это их саквояж, и он его отобьет. Ради Элис. Рядом кубарем просвистело что-то темное — мужчина из Пары. Он, похоже, терял сознание, однако не падал. Ковровая бахрома виднелась всего в нескольких футах. Бетси нанесла женщине из Пары световой удар, свернув голову противницы набок, и сгребла саквояж за ручку. Женщина тут же оправилась и стала бороться с ней. Золоторукие толклись вокруг, чтобы потом дружно взяться за победительницу.
Бетси присела, упершись свободной рукой в ковер. Ее губы шевелились, но заклинание Квентин не распознал. Должно быть, оно было мощное, поскольку ковер вдруг распался на отдельные нити, и мимо Квентина пролетела целая куча тел. Сама Бетси падала камнем, держа в одной руке саквояж, за который, как ни удивительно, цеплялась и женщина. Ветер трепал их одежду. Квентин направил руль вниз и ринулся к ним почти под прямым углом.
Думать было некогда, темно-зеленая земля в морщинах холмов летела навстречу. Он сцепил зубы, продолжая налегать на педали. Ветер пел в спицах, грудь от усилий сводило. Обе женщины, не желая отпускать саквояж, дрались зубами, свободными руками и доступными для одной руки чарами.
Детали пейзажа выделялись и увеличивались: ручей, поле, кроны деревьев. Квентин с ходу — миндальничать не приходилось — врезался в двух воительниц. Женщина вцепилась в него, но тут же оторвалась. Земля подступила совсем близко, переднее колесо сплющилось, как резиновое, и улетело прочь. Квентин с трясущимися коленями опять наскочил на женщин. Они крепко ухватились за него — чужая держалась за волосы, издавая какие-то звуки. Она не кричала в ужасе, нет. Просто смеялась.
Квентин, настроившийся на плавный спуск, взглянул вниз и резко затормозил. Сосна под ними выросла из игрушечного деревца в колючего монстра, и они втроем, вместе с велосипедом, рухнули на нее. Не думал он, что погибнет за саквояж, в котором лежит неизвестно что. А, чтоб вам! Они пролетели сквозь хвою, стукнулись оземь, и глаза застлала слепящая белизна.
С колокольным звоном в голове и пустотой в груди он корчился на земле, как гусеница. Воздуха бы! Хоть глоток! Либо его ребра проткнули легкие и он умирает, либо из него просто вышибло дух и сейчас все наладится.
Квентин сел. Мир крутился волчком.
Бетси уже поднялась и тоже описывала круги, вопрошая хрипло:
— Где он? Ты его видишь?
Квентин откашлялся и сплюнул в ответ — на большее его не хватило.
Женщина пока лежала пластом, но уже шевелилась. Квентин только теперь рассмотрел ее как следует: высокая, тонкая, как модель, старше, чем на фото, с черными локонами и сильным порезом на лбу — зашить бы надо. А вот и саквояж в зарослях папоротника, целехонький, как с багажной карусели.
Женщина, увидев, куда он смотрит, поползла туда, но более проворная Бетси коснулась ладонью ее затылка. Она по-кошачьи выгнула спину, а Бетси села на нее верхом, как на лошадь, и стала накачивать током. Женщина корчилась, как от разрядов дефибриллятора.
— Перестань! — сказал Квентин, но женщина, продолжая дергаться, уже уткнулась в землю лицом. Запахло горелым мясом.
— Уже перестала. — Бетси взяла саквояж, скептически оглядела, попробовала на вес. Квентин подполз к умирающей, но трогать ее не стал — кто знает, чем ее Бетси нафаршировала, да и поздно уже. От черных волос поднимался дым.
Бетси, глядя на него, плюнула.
— Я и тебя убью, если попробуешь помешать.
В лесу было тихо, не считая пения немногих сверчков, — он еще не оправился от зимнего шока. Ну что ж, эта женщина сама пыталась убить их обоих пару минут назад. Бетси, присев на корточки, возилась с замками.
— Блин. Этого я и боялась. Куда делась Плам? Вечно ее нет, когда надо.
— Зачем она тебе?
Плам и Стоппард, как по сигналу, уже летели вниз сквозь ту же сосну, прикрывая лица. Вдвоем в одном кресле — с другим, как видно, случилась авария. Посадка, в общем, шла без проблем, но тут кресло наступило на камень и выкинуло их из себя.
Плам встала, вытирая руки о джинсы.
— Господи, что у вас тут творится?
— Скапутилась девушка, — пояснила Бетси. — Открывай саквояж.
— Что, прямо сейчас? А разве мы не…
— Открывай!
— Лучше не спорь, — сказал Квентин. — Одну она убила уже.
Сил у Бетси после этого, скорей всего, поубавилось, но кто ее знает.
— Как ты можешь? — искренне спросил Стоппард, но Бетси с каменным лицом проигнорировала вопрос.
— Открывай, — повторила она.
— С чего ты взяла, что я смогу это сделать?
— Сама знаешь.
— Ну да, — покорилась Плам. Она села на землю перед саквояжем и без всякого труда открыла замки. Бетси тут же отпихнула ее и принялась рыться внутри. Достала оттуда книгу и длинный нож, похоже серебряный. Клинок, ничем не украшенный, выглядел вполне функциональным и очень старым.
— Да, — выговорила Бетси надломленным шепотом. — Вот и ты. Привет.
Раздался свист, и рядом с ними на все свои восемь ног приземлился бильярдный стол. На нем во весь рост стоял Лайонел с птицей на плече. Пашкара не было.
— Где саквояж? — спросил Лайонел, обводя взглядом труп, Квентина, Плам, Стоппарда, Бетси и нож. — Так. Открыли уже.
Лайонел развернул бумагу. Завернутый в нее предмет оказался боевой винтовкой с причудливо гравированными стволом и прикладом. Явный гибрид: современное оружие с примесью магии.
— Ага, — подтвердила Бетси.
— Где Пашкар? — спросил Стоппард.
Лайонел вместо ответа вскинул винтовку к плечу, прицелился и дважды выстрелил Стоппарду в грудь.
Парень, конечно, погиб бы на месте, но Бетси — так быстро, что Квентин не уследил — заслонила его, выставив перед собой нож. Пули, отрикошетив от серебряного клинка, улетели в кусты. Каким бы ни было его главное назначение, побочные эффекты работали хорошо, и один из них обеспечивал владельцу неуязвимость.
— Какого хрена? — заорал Квентин на Лайонела. — Ты, жирный ублюдок!
Пять минут назад он думал, что его не хватит больше ни на одно заклинание, но страх и гнев творят чудеса. Квентин встал и приготовился колдовать, но Бетси уже прыгнула на Лайонела, как кошка — нож, как видно, обеспечивал не только защиту, но также силу и скорость. Лайонел успел выстрелить еще раз, опять без толку, а потом уже стало поздно.
Крови, как ни странно, не было. Нож рассек ключицу, вскрыл торс, вонзился глубоко в грудь. Бетси кромсала Лайонела, как мокрую глину, и следующим ударом отсекла ему голову.
Голова, моргнув, откатилась прочь. Обрубок шеи торчал, словно каменный.
— Голем,[18] — сказала Бетси, стоя над обезглавленным телом. — Так я и знала.
Да, но до схватки она явно не знала, с кем будет сражаться. Бетси дышала тяжело, как будто ее настигло все разом: вторжение в дом Пары, полет, падение, битва, саквояж, вся их едва не провалившаяся операция.
— А деньги где? — спросил Стоппард.
— Нет никаких денег, — ответил Квентин.
Теперь он все понял. Сначала их подловили золоторукие, потом кинули свои же — Бетси и птица. Никто и не думал платить им: их всех планировали убить.
То, о чем он мечтал — дом и Элис, — отодвинулось еще дальше, чем прежде.
Ну, хоть саквояж им остался, если только птица не вернется за ним. Квентин и не заметил, как она улетела.
Бетси, совершенно измочаленная, спрыгнула со стола. Колени у нее подгибались.
— Примерно этого я от них и ждала. — Квентин впервые увидел, что она совсем еще юная, никак не старше двадцати двух. — Не доверяй тому, у кого рук нет, — и тому, у кого они есть, тоже.
— Спасибо, что жизнь мне спасла, — сказал Стоппард.
— Пожалуйста. Со своей чуть не рассталась в процессе.
— Что за штука такая? — спросил Квентин.
— Это? Я здесь из-за него. Всегда хотела заполучить. Клинок, убивающий богов.
— Зачем тебе?
— Ты что, с богом никогда не встречался?
— В общем, да… я тебя понимаю.
Плам подобрала книгу, выброшенную Бетси из саквояжа. На кожаной обложке никаких обозначений, как будто это тетрадь для записей или дневник.
— Ты уверена, что бога можно убить? — спросила она.
— Вот попробую и сообщу тебе. Может быть. — Бетси сунула нож за пояс. — Пока, ребята, не ищите меня.
— И в мыслях нет, — сказал Квентин. — Береги себя, Бетси.
— Асмодея, чувак. Увидишь Джулию — скажи, что я пошла на лисью охоту.
Она повернулась и скрылась в ночи.
ГЛАВА 15
После отдыха в Барионе Элиот и Дженет перешли вброд Великую Соленую реку. Ее серовато-зеленая лента в полмили шириной и шести дюймов в глубину пересекала местность, как брошенный кем-то шланг. Миновали травянистый пригорок с белой фигурой: траву по ее контуру выпололи, обнажив меловую почву. Рисунок изображал человека с посохом, горизонтально воздетым над головой. Иногда он перемещался куда-нибудь, но сегодня был здесь — то, что он по-прежнему на посту, успокаивало.
— В общем, да… я тебя понимаю.
Плам подобрала книгу, выброшенную Бетси из саквояжа. На кожаной обложке никаких обозначений, как будто это тетрадь для записей или дневник.
— Ты уверена, что бога можно убить? — спросила она.
— Вот попробую и сообщу тебе. Может быть. — Бетси сунула нож за пояс. — Пока, ребята, не ищите меня.
— И в мыслях нет, — сказал Квентин. — Береги себя, Бетси.
— Асмодея, чувак. Увидишь Джулию — скажи, что я пошла на лисью охоту.
Она повернулась и скрылась в ночи.
ГЛАВА 15
После отдыха в Барионе Элиот и Дженет перешли вброд Великую Соленую реку. Ее серовато-зеленая лента в полмили шириной и шести дюймов в глубину пересекала местность, как брошенный кем-то шланг. Миновали травянистый пригорок с белой фигурой: траву по ее контуру выпололи, обнажив меловую почву. Рисунок изображал человека с посохом, горизонтально воздетым над головой. Иногда он перемещался куда-нибудь, но сегодня был здесь — то, что он по-прежнему на посту, успокаивало.
Тропки в траве напоминали потертости на старом ковре. Луга с пересекающими их каменными стенами радовали глаз. Холмистый, неизменно живописный филлорийский пейзаж с плавно меняющимися оттенками красиво укладывался в рамки лесов или гор. Гряда облаков лежала над горизонтом ровно и четко, как из бумаги вырезанная.
— Ты посмотри только, — сказала Дженет. — Как будто всему этому не будет конца.
— Да уж.
Ему по-прежнему не верилось, что такая красота может исчезнуть с лица вселенной, что это всего лишь лихорадочный румянец умирающего мира.
С яркого солнца они въехали в сумрак Темного леса, где оказались во время первого посещения Филлори. Здесь, в отличие от Леса Королевы, разумом обладали не все деревья, а разумные предпочитали одиночество и не придерживались активной гражданской позиции.
Путники, желая символично замкнуть круг, провели утро в поисках точного места своей давней высадки. Там, помнится, было часовое дерево и овражек; король с королевой начали спорить, и у них испортилось настроение. Они не смогли найти даже таверну Двух Лун, куда зашли когда-то перекусить.
На следующее утро они снова выехали из леса на Часовые Пустоши, оказавшиеся огромной плоской равниной с редкой и чахлой порослью — самые высокие деревья едва доходили до пояса. Лес-бонсай, так сказать. Пустоши начинались сразу за лесом без какой-либо переходной зоны. Одна из особенностей Филлори, напоминающего рельефную карту.
Элиот еще ни разу не посещал Пустоши — как-то незачем было. Хорошо, что хоть теперь выбрался, потом поздно будет. Пустоши он, скорее всего, видит в первый раз и в последний. Сколько еще в Филлори мест, которые он никогда не видел и никогда уже не увидит?
— Вот, значит, какие они. — Слова порой ему изменяли.
— Я думала, они как-то… почасовее будут. — Дженет показала на ближайшее деревце топорищем без лезвия.
— Я тоже.
— Может, мы просто неправильно смотрим и сверху они типа гигантских часов.
— Непохоже что-то.
Тропинок здесь не было, да они и не требовались — редко растущие деревца вполне позволяли проехать. Элиот боролся с паникой и необходимостью срочно предпринять что-то. Шел шестой из назначенных Дженет дней, и этот недельный срок начинал казаться непререкаемым, как будто установился сам по себе.
Цель у них была, но не сказать чтобы очень определенная. Они ехали незнамо куда, ища незнамо чего, и ускорить процесс никакой возможности не было — если это вообще могло называться процессом. Чистое донкихотство или даже субдонкихотство.
Королевство за ветряную мельницу.
— Ночью меня посетила идея, как спасти мир, — сказала Дженет. — Совсем забыла про это, только сейчас вспомнила. Сказать?
— Конечно.
— Надо поохотиться на Белого Оленя, как Квентин. Поймать его или подстрелить, как там полагается. Тогда он должен будет исполнить три наших желания. Пожелаем, чтобы Филлори жило вечно, и дело с концом. Шалость удалась.
Элиот молчал.
— Ну признайся же…
— Да. Это то, что нам надо. Думаешь, олень способен исполнить такое желание?
— Без понятия, но попытаться-то стоит.
— Определенно. Мы сделаем это. Кровь из носу.
— Притом после спасения мира у нас останется еще два желания, по одному на нос. Ты чего хочешь?
— Вернуть Квентина.
— Ну, тогда я отправлю его обратно, — засмеялась она. — Псих же полный!
Вечером им пришлось выжечь на земле круг, чтобы поставить палатку. Деревья оказались огнеупорными и поразительно твердыми, но когда их все-таки подожгли, вспыхнули как ракетное топливо, посылая в ночное небо огненные фонтаны и запечатлевая их на сетчатке. Это создало праздничную атмосферу, вроде как на Четвертое июля, и путники допили остатки вина. После пары бутылок Дженет предложила устроить широкомасштабный лесной пожар — круто же. Элиот счел за лучшее воздержаться: с этим успеется и после спасения мира. Они вернутся сюда и подожгут Часовые Пустоши.
Наутро, в день седьмой, они увидели на горизонте купу деревьев нормального, не бонсайского, вида. С близкого расстояния стало видно, что деревья растут кольцом вокруг дома, стоящего посередине.
— Это что, тоже пустошь? — поинтересовалась Дженет. — Часовая или сама по себе?
Деревья были, все до одного, часовые — странное и очень красивое зрелище. Элиот никогда не видел больше одного разом, а Квентин предполагал, что во всем Филлори только одно и есть: просто оно перебегает с места на место, когда за ним не следят. Но тут их насчитывалось двенадцать, и все разные. Корявый дуб, стройная березка с квадратным циферблатом, корабельная сосна, несусветной толщины баобаб.
Домик, правильный куб под крутой галечной крышей, был сложен из светлого камня, привезенного, как видно, издалека.
— Это уже Гензель и Гретель, — сказала Дженет.
— Вот только домик не пряничный.
— Ну, ты же понимаешь, о чем я.
Элиот понимал: все это походило на волшебную сказку.
На их стук никто не ответил. Обойдя дом, они увидели работающую в огороде старушку — видимо, проживающую здесь ведьму. В длинном коричневом платье, с седыми волосами, связанными в девчоночий хвостик. При виде незнакомцев она поднялась с колен; на лице ее, добром и приветливом, проглядывало и некое озорство.
— Многая лета верховному королю. И королеве Дженет, конечно.
— Здравствуйте, — сказал Элиот. — Извините, что мы вот так на вас сваливаемся.
— Вовсе нет, я вас издалека еще видела. — Она нагнулась поправить плетеную корзину, которой накрыла горошек. — Вы ведь не скрытничали, деревья вон подожгли. Знаете, как я догадалась, что это вы?
— Короля с королевой многие знают в лицо, — предположила Дженет.
— Ведьма я, потому и догадалась. Тоже знаменитость своего рода. Джейн Четуин, известная также как Часовщица.
— Джейн Четуин, — повторил Элиот с чувством, близким к благоговению.
— Да. Наконец-то мы встретились.
Это верно, что она знаменитость. Еще какая. Одна из пятерки детей, проникших в Филлори первыми, она долго потом донимала королевство как Часовщица. Это она с помощью волшебных, управляющих временем часов организовала филлорийское путешествие Элиота с друзьями и устроила им роковую встречу с Врагом, бывшим раньше ее братом, Мартином Четуином.
— Может быть, мы должны вас называть Часовщицей?
— Нет, Джейн вполне подойдет. Часовщицей я давно уже перестала быть.
— Я вас представляла кем-то вроде фотомодели, — сказала Дженет.
— Это вы Квентина наслушались. Пойдемте-ка в дом, попьем чаю.
Вылизанный до блеска домик Джейн попыталась обставить в стиле «между войнами», запомнившемся ей с детства. Странно, что она, так стремившаяся уйти из реального мира, с такой тщательностью воссоздала его здесь. Поставив на плиту чайник, она мановением руки зажгла голубой огонь — откуда у нее газ?
— Воду, конечно, можно и на магии кипятить, — сказала она, — только вкус у нее не тот.
На ярко-желтом столе, за которым они сидели, стоял стакан с полевыми цветами. Элиот, решив пока повременить с главным вопросом, спросил:
— Вы давно здесь живете? Мы не знали даже, что вы все еще в Филлори.
— С тех самых пор, как вы одолели Мартина, а я разбила свои часы.
— Я всегда хотела узнать про эти часы, — вставила Дженет. — Их правда невозможно восстановить?
— Да. Я разбила их вдребезги и растоптала обломки.
— Жалко.
Как же Элиот не подумал? Эти часы очень бы пригодились, если их починить… хотя как сказать. Вернуться в прошлое и переживать ту же пару лет снова и снова — так ведь это работает? Впрочем, уже не важно.
— Мне их тоже недостает иногда, — призналась Джейн. — Как выяснилось, это они обеспечивали мне вечную молодость — разбив их, я за одну ночь состарилась с двадцати пяти до семидесяти пяти. Или около того — когда снуешь по времени взад-вперед, забываешь, сколько тебе лет в действительности. Теперь эта дата определилась. — Она посмотрела на свои руки с вздувшимися венами и пигментными пятнами. — Не понимаю, почему гномы мне не сказали, они-то должны были знать.