Два срикошетили от шестикратного щита; будь это прямым попаданием, Квентину и одного бы хватило.
Элис то ли телепортировалась, то ли мгновенно переместилась и повисла в воздухе прямо напротив него. Вид у нее впервые за все время сделался злобный, сапфировые зубы оскалились. Злится, потому что ниффинам так положено? Или она всегда такая была? Может, при обращении в ниффина ее внутренняя ярость просто сожгла защитную оболочку.
В любом случае это была Элис, живая Элис, искрящаяся энергией, светящаяся умом, гневом и юмором.
Первый щит, проткнутый двумя голубыми пальцами, сгорел мигом. Второй сердито загудел: любое существо, кроме ниффина, погибло бы сразу, прикоснувшись к нему. Квентин вычитал о нем в книге, которую не должен был открывать. Третий щит Элис, весело пошевелив пальцами, попросту убрала и прислонила к стенке, как старую картинную раму Магия вообще такого не допускает, но ниффин творит с магией все, что хочет. То же самое Элис проделала с четвертым и с пятым, вроде как со складными стульями.
Квентин, видя, чем дело пахнет, не стал дожидаться и сбежал с поля боя через красную дверь. Пусть следует за ним, если может! Она не могла. Прижавшись к открытому проему лицом и грудью, словно к стеклу, она смотрела на него одним, полностью голубым глазом.
Дразнится. Заманивает его. Приоткрытый рот был светлее лица, как на фотографическом негативе.
— Элис… Элис.
Квентин закрыл дверь. Хватит, пообщался с сумасшедшей на чердаке.
Эти их дуэли выглядели странно интимными. Не как секс, но все же. Он, ныряльщик без акваланга, погружался на огромную глубину до боли в легких и всплывал, отчаянно работая ластами, а большая голубая акула кусала его за пятки.
Каждый свой визит Квентин заносил в блокнот на спирали: где был он, где она, что они оба делали. Все происходило примерно одинаково, но записи помогали ему бороться с унынием. Еще он заметил, что Элис каждый раз старается направить его к входной двери дома, будто подначивает открыть ее.
Он, конечно, не дурак, но если она больше ничего не предложит? Эти их танцы похожи на эндшпиль особо кровавой шахматной бойни: королева гоняет по пустой доске несчастного рыцаря, из чистого садизма отказываясь объявить ему мат. Трудно понять, что у нее на уме — если там вообще что-то есть, — но ясно, что в этой игре она сильнее его. Элис, помимо всего прочего, знает его лучше, чем он сам. Всегда знала.
Ближе к полуночи, когда Плам легла спать, он снова поменял тактику. Элис хочет, чтобы он открыл входную дверь? Вот он прямиком туда и пойдет — посмотрим, что она будет делать. До сих пор не зная толком, чего ему надо, он, может быть, узнает, что нужно ей.
Он заготовил пару чар и, войдя в красную дверь, вселил в каждую комнату по своему двойнику.
Элис это не запутало, но, должно быть, сильно разгневало: не успел Квентин дойти до лестницы, она разделалась с его иллюзией так круто, точно мозги ему железной мочалкой промыла. Что теперь — дальше идти или ретироваться? В трусливой панике он, изгибаясь, как тореадор, проскочил мимо Элис и заперся в маленькой ванной на верхней площадке.
Сам себя, выходит, в ловушку загнал. Ладно, все к лучшему. Он достал из кармана маркер, взятый на всякий случай, написал поперек двери фразу на суахили и очертил без отрыва всю дверную раму, поставив хитрую завитушку в каждом углу. Простой заговор против всяческой магии: раз Элис теперь состоит целиком из нее, может подействовать.
Дверь прогнулась вовнутрь, как от взрыва гранаты, выстояла и тут же снова начала корчиться. Краска на ней вспучилась пузырями. Долго она в качестве волшебной преграды не выдержит: это, в конце концов, всего лишь дверь ванной.
В зеркале аптечки все так же вьюжило. Квентин в виде эксперимента сунул туда руку и не встретил никакого сопротивления. Портал, ясное дело. Он встал на унитаз, уперся коленом в раковину, пролез. В за-зазеркальной ванной было холодно. Квентин сполз с раковины на слякотный пол. Где он, спрашивается, теперь — еще одним миром дальше реального, одним уровнем ниже? И что ему делать, когда дверь рухнет? Можно попробовать снова проскользнуть мимо Элис и смыться, но не хочется больше уходить с пустыми руками. На этот раз ныряльщик коснется дна, даже если больше никогда не всплывет. Может, там, на глубине, не все правила соблюдаются.
Он доскользил до своей за-зазеркальной мастерской. Здесь было темно — пришлось светить собственными ладонями. Квентин прямо-таки чувствовал, как давят на него накапливающиеся слои реальности, а здешние реалии к тому же как через фотофильтр пропустили, сделав краски ярче, а линии чернее и гуще. От давления болели глаза и уши. Долго он тут не выдержит.
Да, но куда же в таком разе податься? Квентин поднял одну из оконных рам.
Улица на первый взгляд как улица, с мостовой и фонарями, вот только других домов на ней нет. Строительный проект в пустыне, замороженный из-за недостатка финансов и на глазах заметаемый холодным песком. Ночь, стужа, из фонарей вместо света льется дождь, как будто они плачут. На черном небе ни единой звезды, а плоская серебряная луна — просто зеркало, отражающее призрачную землю. Нет, Квентин не это думал увидеть. Это какой-то незавершенный набросок, недоделанная декорация.
Он закрыл окно. Красная дверь присутствовала и здесь — он открыл ее и вошел.
Теперь он явно близился к центру Третий уровень, внутренняя камера, самая маленькая матрешка — деревянный колышек со смазанными чертами, зачаток куклы. В доме Плам таких комнат не было, но он узнал ее, хотя провел в ней когда-то от силы минут пятнадцать. Толстый ковер, теплый фруктовый запах. Он перенесся на тринадцать лет назад, в бруклинский дом, куда пришел на собеседование с принстонским профессором.
Перенесся в глубины собственной памяти, в тот день, откуда все началось. Может, он все же пройдет собеседование, если задержится? Закончит нормальный колледж, получит степень магистра. Настоящая это комната или просто модель? Может, там снаружи стоит юный Квентин, приунывший еще больше обычного от ожидания под холодным дождем. И храбрый Джеймс, его друг. Петли времени затягивались в гордиев узел, и распутать их не представлялось возможным.
А вдруг это его второй шанс? Повернуть все так, будто этих тринадцати лет и не было, порвать конверт и уйти? Где-то далеко, на две реальности дальше, трещало дерево. В тот прошлый визит он открыл бар — так и сделаем. А вот и напольные часы, прямо из Кристофера Пловера. Все очевидно до предела.
Квентин открыл дверцу шкафа, и на пол хлынули блестящие золотые монеты. Как джекпот в Вегасе. Похожи на те, что ему дал Маяковский, но тут их сотни — невероятная силища. С ними он сможет сделать все, что захочет, даже Элис вернуть. Вот он и получил своего магистра.
Когда он набил карманы золотом, Элис, легка на помине, вплыла в дверь животом кверху, как выдра. Пора сваливать. Он протиснулся мимо, прошлепал через мастерскую, где снег сменился дождем, заперся в ванной. Чертить знаки не было времени; он наскоро пробормотал скоростное заклинание и вскочил на раковину. Сгустившаяся магия ожгла застрявшую в портале лодыжку. Элис маячила позади голубым пятном, двигаясь не менее быстро, но он все же успел пробежать по площадке и через красную дверь вернулся в реальный мир.
На сегодня обошлось. Она его не поймала. Квентин отдышался, упершись руками в колени, и высыпал золото на стол.
Как будто мало он читал сказок про золото эльфов, которое превращается в груду сухих листьев с восходом солнца. Так и тут: золотые стали обычными никелями. Нет, не видать ему легкой жизни. Он найдет другой способ, но для начала надо поспать.
— Квентин. — На пороге стоял Элиот в королевском наряде, точно с картины Ганса Гольбейна. — Можно подумать, ты привидение увидел, — сказал он, приветственно подняв взятый на кухне стаканчик с виски.
ГЛАВА 23
Квентин обнял его так крепко, что Элиот пролил на себя виски и стал громко протестовать. Надо же было убедиться, что Элиот — существо реальное, из плоти и крови. В его появлении здесь не было никакого смысла, и все-таки слава богу. Хоть что-то хорошее в этом дне, полном ужасов, грусти и неудач.
Явление это, помимо всего прочего, доказывало, что невозможное возможно.
— Рад тебя видеть, — сказал Квентин.
— И я тебя.
— С Плам уже познакомился?
— Да, милая девушка. Вы, полагаю…
— Нет.
— Даже и…
— Нет!
— Вижу, что пришел как нельзя вовремя, — вздохнул Элиот.
После долгих рассказов о том, что с кем случилось, они заспались, выпили немереное количество кофе и начали рассказывать снова. Знание, что Филлори живет где-то, пусть даже и без него, поддерживало в Квентине чувство счастья, как золотой запас поддерживает ценность бумажных купюр; весть о близком конце поразила его в самое сердце.
— Но ты думаешь, что здесь есть что-то, могущее спасти его? Что-то, принадлежавшее Руперту?
Квентин и Плам, сидя на разных диванах, смотрели, как Элиот нарезает круги по гостиной. Ночью он читал тетрадь Руперта и лег еще позже их. Видя, что они трое шли сходным путем, Элиот приободрился было, но быстро разочаровался опять.
— Может, это нож — но что мне с ним делать? Кого резать? В жизни не знал, кого. И что с твоим заклинанием делать, тоже не знаю.
— Мертвый мир оно оживить не может. Оно новые создает.
— Значит, в этом манускрипте должно быть еще что-то. Ключ какой-нибудь. Шифр.
Квентин, при всей срочности новой проблемы, не переставал думать об Элис. Защита Филлори, конечно, святое дело, но это задача Элиота. Он тоже сделает все, что может, но главная его работа сейчас — это Элис.
— Стало быть, Мартин заключил сделку с Амбером? Я думал, Амбер был добрый бог. И разве Мартин не убил его после?
— Ну так что ж. Сначала договорился, потом убил. Классика.
— Возможно также, что Амбер до сих пор жив. Нам просто дали понять, что он умер.
— Ничего себе, — вмешалась Плам. — Откуда вы вообще взяли, что Мартин убил Амбера? Господи… до сих пор не могу поверить, что говорю о них как о реальных людях. То есть богах. И чудищах.
— Эмбер сказал об этом Джейн Четуин, а она мне, — пояснил Квентин. — Может, он и жив, Амбер. Может, ваш апокалипсис — дело его рук, то есть копыт.
— Но зачем? — схватился за голову Элиот. — Зачем ему это надо? И где он был все это время, если он жив? И как он может быть злым? Злой близнец Эмбера — это, знаете, даже для Филлори немного банально.
Солнце энергично лилось в окна-эркеры. Квентина, давно не выходившего на улицу, донимала клаустрофобия, и ночью он, несмотря на усталость, спал плохо. Тяжело думать, что Элис, отделенная от него лишь узенькой полоской реальности, продолжает пылать своим голубым огнем. Спит ли она когда-нибудь? Вряд ли.
— А Черный Шпиль этот? — Элиот заводился все больше. — Он же всю структуру подрывает! Джейн послала нас искать ключ, и мы его, похоже, нашли: это Амбер. Иначе никак. — Элиот, истощив кофеин, рухнул в виниловое кресло. — Пошлю сообщение Дженет. Ей нужно об этом знать.
— Ты можешь послать сообщение в Филлори?
— Дело, конечно, непростое, дороговатая телеграммка получится. Ладно, пусть его покоится с миром, поговорим о другом. Ты узнал что-нибудь насчет своей мертвой подружки?
— Она не мертвая.
— Неверный ответ! — Элиот нажал воображаемую кнопку на подлокотнике. — Правильный звучит так: «Она не моя подружка, она безумный яростный демон». Может, тебе следует разобрать этот свой мир на части. Отменить все, сократить потери.
— Как это? Вместе с Элис?
— Ну, она-то, думаю, выживет, их ведь ничем не проймешь. Вернется назад, откуда пришла, и все тут.
— Но теперь она здесь, Элиот. Верней, там. Если я не смогу превратить ее в человека сейчас, другого шанса не будет.
— Квентин…
— Я тридцать лет Квентин. — Теперь уже он завелся. — Это моя работа, понятно? Ты спасаешь Филлори, а я Элис.
— Ты хоть посмотри на меня. — Элиот подался вперед. — Я не спорю: другого шанса не будет, но его нет и сейчас. Это не Элис. Элис погибла семь лет назад, и ее уже не вернуть.
— Я спускался в Нижний Мир. Там ее не было.
— Ты просто ее не видел. Мы уже обсуждали это, и твоя помощь очень бы мне пригодилась. Ты нужен Филлори. Ненавижу пошлятину, но нельзя же ради одной Элис жертвовать тысячами людей, не говоря уж о славных зверюшках.
— Знаю. — Квентину не терпелось подняться наверх — здесь он попусту терял время. — Все я знаю, но попытаться должен. Дай мне еще пару дней.
— Что ты планируешь делать? — спросила Плам.
— Откуда мне знать. Побегаю еще маленько, позаклинаю. Метод научного тыка.
Плам задумчиво прикусила губу.
— Не мое дело, конечно, но ты, по-моему, в тупике.
— Точно. В нем.
— Судя по твоим рассказам, ты всячески избегаешь конфронтации с ней.
— Избегаю, да. А что делать?
— Хочешь совет? С женской точки зрения?
— Хочу, — встрял Элиот. — Давай уже, не томи.
— Не бегай от нее. Сойдись лицом к лицу и посмотри, что будет.
— Я уже пробовал. Не получилось.
— Пробовал, обставившись десятком щитов. Это ее, похоже, еще больше взбесило, хотя больше вроде бы некуда. Знаешь, когда люди злятся сильнее всего? Когда пытаются сказать что-то, а их не слышат. Она орет все громче, но ты все равно не слышишь, только пугаешься.
— Испугаешься тут.
— Она хочет встретиться с тобой, Квентин. Просто поговори с ней, и все. Как с человеком.
— На самоубийство толкаешь.
— Нет, просто рекомендую завязать отношения.
— Легко тебе говорить.
— Да? А почему она до сих пор тебя не убила?
В комнате повисла тяжелая тишина. Права Плам, вот в чем беда. Элис не случайно здесь оказалась, и с новым миром он тоже не случайно потерпел неудачу. Сначала со старым разберись, а потом уж берись за новое. Заплати старые долги и упокой старых призраков.
Элис на его месте сделала бы именно это — вот почему Плам права.
— Я все-таки думаю, что надо все отменить. — Элиота явно разочаровал столь нехитрый выход. — И начать заново.
— Мне кажется, заново начинать поздновато, — не уступила Плам.
Квентин снова пришел в мастерскую, открыл красную дверь. Зазеркальный дом становился ему ненавистен. Мертворожденный плод, стерильная фотокопия вместо задуманной свежести и новизны. Что-то пошло не так, и причина, похоже, все-таки в нем самом. Он думал, что готов к сотворению мира, а оказалось, что нет. Вот оно, доказательство, у него перед носом.
Присев на верстак, он перебирал свои записи, размышлял над словами Плам и ждал какого-нибудь сигнала. Просто войти туда и посмотреть ей в глаза? Может быть.
Вот она, прямо на пороге. Смотрит так, будто знает, о чем он думает.
— Да, Элис, — сказал он. — Надо нам поговорить наконец.
Она парила в дверях, видя его насквозь.
Но если уж говорить, то в реальном мире, а не в скопированном. Надо перевести ее сюда, на свою территорию. Риск, конечно, громадный — ниффин в нижнем Манхэттене. Если Квентин утратит над ним контроль, будет второе 11 сентября… но отговорка, как известно, всегда найдется.
— Иди сюда, — позвал он. А она вообще может? — Иди, и покончим с этим.
Легкая улыбка, ничего более. Перейти самостоятельно Элис не могла или не хотела — значит, придется ей как-то помочь.
Начал он со стирания, с изгонения, с антимагических атак, одна сильнее другой, но мир-копия на это не реагировал — стоял себе как стоял.
Тогда Квентин взял свой красивый жезл черного дерева и стал колошматить им по кирпичной колонне. Жезл сломался с пятой попытки, но зазеркалью и тут ничего не сделалось.
Элис смотрела шоу с большим интересом. М-да, одной грубой силой, видно, не обойдешься.
Остановившись в шести дюймах от двери, Квентин закрыл глаза и приказал новому миру исчезнуть. Вообразил, как тот распадается, как его холодная субстанция растворяется без следа. Тебя не должно здесь быть. Сгинь.
— Истлевай, огарок.[23] — Квентин открыл глаза и легонько дунул.
Произошло все не сразу. Сначала, должно быть, пропала занесенная песком улица с льющими дождь фонарями, потом сложились, как меха гармошки, нижние этажи. Квентин попятился прочь от двери, Элис оглянулась через плечо — недоверчиво, если ниффину доступны такие эмоции. Комната позади нее тоже схлопнулась, и Элис вышвырнуло в реальность.
Теперь она смотрела на Квентина с новой серьезностью: игры кончились.
— Ребята! — крикнул он, подойдя к лестнице. — Плам!
Зови, зови свою деточку, говорила улыбка Элис.
— Это не то, что ты думаешь.
Стол, задетый ее пальцами, загорелся. Квентин потихоньку отступал вниз, не сводя с Элис глаз, как с дикого зверя.
— Плам! Элиот! Элис здесь. Я разрушил свой мир, и она перешла в наш.
— Что? — Плам в теплой кофте, взлохмаченная — вздремнула, наверно, — приоткрыла свою дверь и увидела наверху Элис. — По-твоему, это хорошая мысль?
— Очень возможно. Элиот! — Кто здесь верховный король, в конце-то концов?
Квентин, как ни странно, совсем не боялся. Обычно в моменты кризиса его сковывал паралич из опасения сделать неправильный выбор — их так много, неправильных вариантов, — но на этот раз он ясно видел сквозную линию. Правильный выбор только один; он, возможно, фатален, но лучше уж умереть, чем жить, поступая неправильно или не делая вообще ничего.
— Держись позади меня, Плам.
Она в кои веки послушалась, и они вместе спустились в гостиную, где он попытался загородиться от Элис. Кинетическая магия: примитивно, но попробовать стоит. Сооруженный им барьер из книг, кухонной посуды и диванных подушек Элис прошла насквозь, воспламенив его заодно.