Лейтенант, которому принадлежал этот дом, открыл люк, ведущий в подвал, я как раз вооружился винтовкой и перебросил Мишо помповую полицейскую Итаку. В этот момент прогремел еще один выстрел, и лейтенанта аж швырнуло на плиту. Вместо ноги у него остался обрубок, брызнула во все стороны кровь. Пятидесятый калибр, не меньше, только пятидесятый калибр может пробить несколько стен и начисто оторвать конечность.
И если мы не сделаем в ближайшее время хоть что-то — нам просто кранты…
Тим увидел, как открылась дверь и на причале, почти в полной темноте появился человек с ружьем. До него было метров тридцать, человек с ружьем был вне зоны поражения винтовки и это следовало прекратить как можно быстрее. Прямо сейчас, пока они не вышли на пристань все, все кто оставался в живых. Грохнул еще один винтовочный выстрел, человек занял позицию у угла дома, держа наготове ружье, до него было ярдов тридцать. Тим поднял пистолет с глушителем и дважды выстрелил в него. Тридцать ярдов для пистолета с глушителем — значительная дистанция, но он попал — человек выронил из рук ружье, упал и затих.
— Тараканы расползаются. Я держу дверь, снял одного.
— Пять минут! Дай нам пять минут!
— Принял!
Не исключено, что наблюдатели были с разных сторон — но выбора у меня не было. И времени тоже. Американский дом обычно выглядит так: четыре (иногда больше) бетонных столба, вбитых в землю, поверх — каркас из бруса, каркас обшивается досками, утепляющим и декоративным материалом. В России это считается не домом, а дачей — но здесь в таких домах живет половина семей. Снайпер выстрелил снова, когда я уже полз по пространству, остающемуся между доками пола и землей, пространству темному, затхлому и вонючему. За спиной бухнуло ружье, потом заговорили револьверы и пистолеты — и я выбил рукой пару деревянных планок, прикрывающих пространство под домом, и выполз наружу.
Если бы сейчас кто-то сидел у стены дома — он мог бы пристрелить меня прямо тут, меня мог бы пристрелить десятилетний ребенок, потому что я выползал из-под дома как лиса из чужой норы, еле-еле, обдирая руки, портя одежду. Но рядом с домом никто не сидел, ублюдки решили, что снайпера с винтовкой пятидесятого калибра будет достаточно, чтобы перебить всех в доме. Есть, наверное, и контролер, его не может не быть — но он сидит на другой стороне, потому что с той стороны окна, а с этой — всего лишь пристройка к дому, прохожая на сарай.
Браво.
Сняв винтовку с предохранителя, чтобы не нашуметь когда будет пора — я пополз вперед.
Последний раз я ползал по-пластунски лет десять назад, и это сказывалось. Руки, ноги — все, что должно работать согласованно, чтобы переползать тихо и быстро — мешало друг другу, а винтовка и вовсе постоянно толкала в бок и мешала ползти. Я выполз из здания — снайпер выстрелил и я понял, где он. Опасная близость, двести метров, не больше. Скрывается за зданием, может быть, что и в машине. Стрелять из машины очень удобно — не летят во все стороны гильзы, можно найти отличный упор для цевья, а при необходимости — нажать на газ и смотаться. Для начала — надо переползти метров тридцать и заползти за дом — там можно скрываться, перебегая от дома к дому и оттуда можно обстреливать дорогу. Искренне надеясь, что у контролера нет винтовки с ночным прицелом, пуля из которой прервет мой жизненный путь — я пополз к покрашенному белилами домику, он был таким светлым, что виден был и в темноте.
Все произошло намного быстрее, чем я предполагал. Я намеревался подобраться поближе, для стрельбы почти в упор — но прогремел еще один выстрел пятидесятого — и сразу же взревел мотор. Я только и успел принять положение для стрельбы с колен, как белый внедорожник вырулил из-за ряда домиков, без фар выруливая на дорогу. Пять секунд, не больше — и практически идеальная цель, внедорожник был белый или светло-серый и его силуэт был различим в ночной темноте, отличная мишень, машина и несколько ублюдков внутри. Наведя прицел туда, где должно быть переднее сидение, я нажал на спуск…
— Тим, прием. Что там?
— Цели нет. Не наблюдаю цель. Кажется, ублюдки пытаются пробить стену ружейными выстрелами, чтобы выбраться.
— Пока сваливать — сказал Рик, не отрываясь от прицела винтовки — у меня два патрона осталось.
Командир патруля проклял себя, что ввязались в это. Дурацкое планирование, дурацкая подготовка — и совершенно ублюдочный результат. Наверняка погибли копы, управление полиции не будет раздувать эту тему, потому что тогда возникнет вопрос, что эти копы тут делали — но к их коллегам в лапы лучше не попадаться. Гибель собратьев делает полицейских злыми как дворовые собаки — и нью-йоркскому преступному миру в течение ближайших пары месяцев придется ох как кисло…
— Добивай этот, и сваливаем — решил командир патруля — Тим, двигай к дороге, бегом, мы подберем тебя.
Рик выстрелил и сидевший за рулем Ник нажал на газ, ему тоже совершенно не нравилось то, что они тут творили, и совершенно не улыбалось попасться копам при выезде на трассу. Он наизусть помнил, где и как нужно повернуть руль, чтобы выехать на посыпанную прокатным гравием дорожку между домами, мотор дружелюбно бурчал, и руль по североамериканской моде было почти невесомым. Он подал машину вперед, повернул руль — и в этот момент по двери машины хлестнули пули. Он даже не понял, что произошло — по кузову ударили молотком, потом еще раз, и еще, потом Джим закашлялся и наклонился вперед, выхаркивая кровь. Рик щелкнул затвором винтовки, досылая один из двух последних оставшихся патронов, Ник нажал на газ сильнее, чтобы быстрее вывести машину из зоны огня. Молоток продолжал стучать по кузову, Рик охнул и повалился на сидение, выпустив винтовку, пули стукнули его еще раз и еще. Но мотор продолжал работать, он вытащил машину на дорогу и Ник повернул руль. Все! Дорога была перед ним, нажать на газ — и шесть цилиндров дизеля Камминс сделают свою работу и вытащат его из этой чертовой заварухи. Он нажал — и в этот момент очередная пуля, пущенная из засады поджидавшим их стрелком, пробила металл пятой двери, потом сидение, потом подголовник и ударила САСовца в затылок. Пуля была уже на излете и не пробила череп, у Ника мелькнула мысль, что вот теперь то они вляпались по настоящему — но сознание угасало и мысли утекали в черную воронку вместе с кровью, которая текла из раны на сидение и на одежду. Он почувствовал, что ему очень тяжело, он устал — и навалился на руль, чтобы отдохнуть. Просто отдохнуть пару минут. А потом он поедет дальше…
Тим как раз спускался с холма — когда загремели выстрелы, и он упал, чтобы стать незаметным и минимизировать себя как цель. По звуку выстрелов он понял, что стрелок ведет огонь из мощной винтовки типа SLR и стреляет быстро — значит, он знает, как стрелять, обычный человек не может вести беглый огонь из такой мощной винтовки. Он увидел, как внедорожник, на котором должен был уехать отсюда и он — сумел таки выехать на дорогу, но почти сразу же остановился, прокатился несколько метров по инерции и застыл, безжизненный и набитый безжизненными телами внутри.
Ублюдок…
У Тима было два выхода. Первый — используя пистолет с глушителем попытаться подкрасться поближе и убить стрелка, когда тот подойдет проверить результаты своей работы. Второй вариант — сматываться как можно быстрее, потому что он в любой момент может стать добычей разъяренных полицейских. И тогда может вскрыться его принадлежность к SAS — а это хуже, чем просто провал. Это — уже без вариантов…
Тим раздумывал только пару секунд. Потом, обтерев на всякий случай пистолет полой куртки, он отбросил его куда-то в сторону и пополз в ту сторону, откуда они приехали. Потом услышал за спиной голоса, вскочил — и бросился бежать, петляя как заяц. В конце концов — и него есть чистые документы, немного денег и даже паспорт моряка, по которому он может наняться на какую-нибудь посудину в порту Нью-Йорка и тихо свалить из страны.
Я почувствовал, что неподалеку кто-то есть, когда патроны закончились. Попытался повернуться — и ответом на это стал лязг затвора помпового ружья.
— А ну, стоять, парень! Брось карабин!
Я бросил карабин, стукнувшийся об землю
— Я его бросил. У меня нет оружия, я из полиции. Можно я встану?
— Стой, как стоишь, парень. Так ты меньше меня нервируешь.
— Я из полиции.
— Это ты сказал. А я этому ни хрена не верю.
Голос принадлежал пожилому человеку — хриплый, дребезжащий. Но каким бы он ни был старым — сил нажать на спусковой крючок у него хватит.
— Нас обстреляли, вы это слышали?
— Да, парень. Что-то бухало неподалеку. Но я не знаю, что это было — а вот карабин у тебя я видел.
— Это карабин лейтенанта полиции, он ваш сосед, живет у самой воды. Вы знаете, кто живет рядом с вами или нет? И вообще, какого черта вы держите меня под прицелом, когда я невооружен?
— Вот полиция приедет и разберется, парень. А пока — стой, как стоишь.
Голоса почти одновременно раздались и спереди, где стояла машина и за спиной. Потом я увидел луч фонаря — но он светил не на меня.
— Брось ружье! Брось ружье немедленно, мать твою!
По-видимому, этот голос и его тон был больше похожим на голос и тон полицейского, потому что старик бросил ружье и завопил.
— Не стреляйте! Не стреляйте! Этот парень говорил, что он из полиции!
— Этот… — я узнал голос детектива Стила. Повернулся — и получил такой удар ногой в грудь, что дыхание перехватило.
— Куда ты нас втравил ублюдок! Куда ты нас втравил, чертов ублюдок!?
Я повернулся набок — и второй раз ботинок детектива прилетел как раз по спинке, туда, где в меня попала пуля, пущенная мне в спину в Тегеране. Искры полетели из глаз, я взвыл от боли, услышал топот ног — но новых ударов не последовало, только какая-то возня.
Черт, я слишком стар для таких забав.
Повернувшись, я встал сначала на четвереньки, потом мне удалось подняться на ноги. Легкие горели, как будто я вдохнул полной грудью табачной пыли, болела спина. Фонарь, который был у детектива выпал на землю — и я увидел в его свете стоящего рядом со своим ружьем старика, божьего одуванчика лет семидесяти в чем-то наподобие халата, ошалело смотрящего на происходящее. Он даже не пытался поднять ружье, он просто не понимал, что происходит. Рядом оставшиеся в живых полицейские — их было двое — пытались урезонить впавшего в буйство детектива.
Нельзя сказать, что я его не понимал.
Сделав несколько шагов к машине, я столкнулся с Мишо. Видок у него был — краше в гроб кладут, белое как мел, чем-то испачканное лицо и ружье в руках. Увидев меня, он вскинул ружье
— Это я! Это я!
Господи, вот только сейчас не хватало быть подстреленным.
— Черт… Вы как, сэр?
— Пока жив. А ты?
— Поживу немного. У ублюдка был пистолет с глушителем, он стрелял откуда то с холма.
— Попал?
Вместо ответа Мишо стукнул себя в грудь — и скривился от боли
— Броня? На тебе броня?
— Точно. Всегда ненавидел эту чертову штуку — но его ношение даже при походе в сортир было предписано страховкой. Сегодня он пригодился.
— Кажется, я отправил этих ублюдков в края вечной охоты — я показал на внедорожник — пытались сделать ноги.
Марк помолчал…
— Был еще один. Надо идти в лес.
— Не надо. Это все равно, что идти на раненого льва. Что там? — я показал на домик
— Не знаю. Море крови. Вляпались — сказал Мишо
— Кому-то очень надо было заставить ублюдка замолчать.
Вместе с Мишо, державшим наготове ружье, я подошел к машине, которую расстрелял, Мишо включил небольшой, но мощный фонарик, который как бывший агент ФБР всегда носил с собой. Сфокусированный, яркий луч света прошелся по машине, беспощадно высвечивая детали — брызги крови на стекле, дыра от пули в металле, мертвый человек, навалившийся на рулевую колонку, ствол мощного ружья, заканчивающийся массивным дульным тормозом. Картина смерти, состоявшейся как всегда внезапно.
— Кажется, готовы… — заключил Мишо — ничего здесь не трогайте, сэр.
— И не собираюсь — я зашел со стороны моторного отсека машины — посвети-ка сюда.
Фарго — это почти то же самое, что и Додж, внедорожники и пикапы, предназначенные для Британской Империи и производимые на ее территории, на территории Британской Канады чтобы избежать грабительских пошлин. Самое яркое отличие — эмблема и другое оформление носа машины: решетка, фары, место под номерной знак британского стандарта, более длинный и узкий, чем североамериканский. В Британской Канаде принят не правый — а нормальный левый руль, поэтому машину можно узнать лишь по таким вот мелким признакам.
Луч фонаря высветил эмблему. Как я и ожидал — Фарго.
— Канадская — заключил я — это ублюдки с той стороны границы. Англичане, мать их так!
К нам подошел один из полицейских, тоже осветил салон машины, присвистнул
— Ублюдки получили по заслугам — сказал я, чтобы напомнить о том, кто именно это сделал и намекнуть, что арестовывать нас не надо.
— Все это полное дерьмо — без обиняков сказал полицейский — единственное, что я могу для вас сделать, так это не арестовывать вас прямо сейчас. Мистер Мишо ранен… я скажу, что вы сопровождаете его в больницу. Но это все. Мы не сможем скрыть ваше присутствие здесь, и… на вашем месте я бы подыскал себе хорошего адвоката, сэр.
Я кивнул
— Спасибо и на том…
Полицейский не ответил
29 мая 2012 года САСШ, федеральный округ Колумбия Вашингтон, 950 Пенсильвания-авеню, федеральное здание Офис генерального атторнея САСШ
Конечно — стрельба из винтовки пятидесятого калибра и погибшие полицейские не могли остаться без внимания североамериканского правосудия — и не остались. Находясь на свободе, я сделал несколько звонков — и в результате меня вызвали не в офис прокурора Нью-Йорка — а к генеральному атторнею САСШ, на высший уровень. Моих звонков хватило, чтобы привлечь внимание к трем трупам в канадской машине СРС, а Мишо подсуетился и делом занялись ребята с Федерал-Плаза, Нью-Йоркский офис ФБР. В итоге, повестка пришла и мне, поразительно быстро — явиться к одиннадцати тридцати.
В Вашингтон я поехал на машине, решил не рисковать, тем более что машина бронированная — и проклял все на свете. Пробки на въезде в Вашингтон неописуемые, и это несмотря на то, что дорожная сеть в этой стране великолепная. Бетонные многополосные автострады, развязки — им не приходится как нам думать, что делать с разрушением дороги зимой, для них снег зимой это чрезвычайное событие, в то время как у нас на него и внимания не обращают, раз зима значит должен быть снег. Толкаясь в своем Майбахе на въезде в город, я думал, что же такое могло произойти, если британцам так надо меня убить. То, что пытались убить меня, а не Дариуса я не сомневался, ребята с винтовкой пятидесятого калибра могли проникнуть в Бронкс, могли подкупить таких же как Дариус уродов с дешевым автоматом и минимумом мозгов. Хотя… может и прав был нью-йоркский коп, лейтенант Ген, говоря о том, что все негры нас ненавидят и белый, пытаясь договориться с негром о разборке с другим негром рискует получит порцию свинца в брюхо.
Заметив у тротуара Олдсмобиль темно-синего цвета, я поспешил к нему. Правительственная машина, почти Кадиллак, их закупает СРС для высших руководителей.
Человек, сидящий на правом переднем сидении вышел, когда я приблизился к машине. Невысокий, крепкий, похож на мексиканца.
— Сэр…
Я поднял руки, и он быстро провел сканером вокруг меня. Затем кивнул, открыл дверцу машины. Пистолет у меня был — но я его держал в скрытой кобуре, которую присобачил в прокатной машине. Хоть здесь и цивилизованный мир — а без оружия никак нельзя. Как говаривал один мой друг: только стань бараном, и волки тут как тут.
И он был прав.
— Посол…
Пикеринг улыбнулся
— Я давно не посол. И вы, кстати, тоже.
— Ну, почему же. Можно сказать, что мы послы доброй воли. Пытаемся навести мосты над пропастью с бушующим в ней недоверием, злобой и безумием.
Пикеринг тяжело вздохнул
— Вы все, русские, умеете так говорить?
— Не все. Но я писатель. Ничего необычного, любительские опыты в юности, не более того.
— Было бы интересно почитать.
— Уйду на пенсию — издамся. Если доживу.
— Кстати, про «доживу»…
Пикеринг ждал, что я начну что-то объяснять — но я был не меньшим мастером, чем мой североамериканский коллега и молчал, ожидая вопроса. Кто задает вопрос — невольно раскрывается, это что-то вроде словесного дзюдо. Самый умный человек — это тот, который зубами закрыл дорогу своему языку.
И Пикеринг понял, что начинать придется ему.
— У вас серьезные проблемы.
— У меня?
— Да, черт возьми, у вас! — Томас поднял градус разговора — когда британская и русская разведка устраивают разборки на чужой территории и в результате этого гибнут и получают увечья сотрудники правоохранительных органов другого государства, это черт побери, значит проблемы у обоих сторон, вот что!
— Разве я начал стрелять?
— А те ублюдки, которые погибли в машине — они умерли от раскаяния?
— Они умерли от того, что я принял все возможные меры к задержанию убийц полицейских. Вы не задумывались над тем, что может натворить сошедший с рельсов ублюдок с винтовкой пятидесятого калибра в городе?
Пикеринг понял, что меня так не пронять.
— С самого начала. И ни слова лжи. От того, как вы будете с нами сотрудничать, будет зависеть то, какие обвинения вам будут предъявлены, и будут ли они предъявлены вообще.
Я рассказал все, как было, ничего не утаивая. Смысла утаивать не было, в конце концов, я не совершил никакого преступления. Конечно, в Нью-Йорке многие завопят как резанные, если услышат про лихую разборку на Лонг-Айленде, там слишком много демократов и слишком жесткие законы об оружии — но если мне и будет предъявлено обвинение, с хорошим адвокатом оно не пройдет дальше Большого жюри.