Василий тихо, без паники, бочком сквозанул через дворы на Фрунзе, и уже оттуда позвонил в квартиру. Звонил он так, как они договорились с Димоном: два гудка, отбой, еще два гудка — отбой, и лишь потом снимать трубку. Что Димон и сделал
— молча. Быков сказал в это молчание:
— Это я. Как ты?
— Я-то ничего, но что-то мне тут разонравилось.
— А что случилось?
— Да ничего вроде бы. Но как-то, знаешь, неуютно. Будто под дверью кто-то дышит.
— Новости о той медсестре есть?
— Да так... Ее давно никто не видел. И никто не знает, где она есть. Но я говорил с ее сеструхой
— она инвалид. Но детей нарожала. Теперь сидит с ними на шее у Марга... в общем, у этой телки. А та, мол, отличается исключительной добросовестностью. Скорее помрет, чем обещание не выполнит. И вот она, сказала сеструха, пообещала ей, что послезавтра добьется для ее детей мест в детском садике. Именно послезавтра, потому что будет приемный день в районо. Сама сестра не может — у нее нервное заболевание. После пяти минут разговора с чиновниками, когда они ей говорят, что если нет денег, то не хрен рожать, она начинает их бить тяжелыми предметами по голове. Мол, она рожает не просто так, а по воле Божьей. Ведь если бы Господь не хотел, чтобы она рожала, Он бы ей такой способности не дал.
— Будь добр, покороче. У меня лимит кончается.
— Ах, ну да. Короче: если послезавтра наша телка в районо не придет, то мест ее сеструха не получит. Значит, сеструха уверена, если эта жива, кровь из носу, но придет в районо.
— Какое именно?
— Щас посмотрю.., Ага, Верх-Исетское. Это в районе ЖэДэ вокзала. На стыке Московской и Челюскинцев, по улице Хомякова. Мне пойти?
— Пойди. Постарайся ее расколоть: где она прячется.
— А сейчас что делать?
— Во-первых, переверни телефон. Видишь, что прилеплено?
— Ага! Тут двести баксов.
— Это твой аванс.
— Спасибо.
— Чем богаты. Выясни, пожалуйста, кто такой Влад Никрасов. Как с ним связаться, и можно ли ему верить. И почем эта вера. Далее, ты прав: за квартирой следят. Караулят, скорее всего, меня, но на твоем месте я бы тоже поостерегся на всякий случай. Если сможешь выяснить, чьи это ребята, буду тебе очень благодарен. Но слишком не рискуй. У тебя есть, где отсидеться?
— Найду.
— Вот и найди. Если будет что-то актуальное — звони. Пока все.
Спрятав телефон, Василий целеустремленно направился к перекрестку Фрунзе и Восьмого марта. Он попросил Димона выяснить, чьи посланцы караулят его, не потому, что хотел это узнать. Догадаться, особенно после вчерашних угроз мэрского Виктора, особого труда не составляло. Но ему было интересно, что именно соврет по этому поводу Димон. А в том, что он что-нибудь, но обязательно соврет, сомнений не было.
Димон не только проявлял способности в оперативно-розыскной работе выше средних. Он еще и обладал возможностями, которых нет у нормальных шестерок. Наличие сестры-алкоголички было самой страшной тайной Маргариты Ахметзяновой. Сестра та была сводная, по отцу, имела другую фамилию. О ней мог узнать только тот, кто дружит с ментами. И не простыми постовыми, а с теми, кто имеет доступ к оперативным делам.
Сам Быков узнал о сильно пьющей сестре Риты Ахметзяновой благодаря микрофонам, установленным Димоном в кабинете подставного Брылина, а на самом деле главврача Окулова. Ночью, когда Нина задремала, утолив голодную печаль женского одиночества, он ознакомился с записями. И наткнулся на разговор, в котором Окулов с кем-то обсуждал визит к нему Василия. В процессе обмена мнениями, перебирая места, куда может наведаться сыщик, медик и упомянул обремененную детьми и алкоголизмом сестренку. Но у Димона к этим записям доступа не было. Они были защищены паролем, который знал только Быков.
Следовательно, Димон совсем не тот, за кого себя выдает. А таким людям врать, как говорится, на роду написано.
Для Быкова же сейчас самой актуальной стала проблема: где ему отсидеться, отоспаться, и подумать о жизни? Квартиру на Сурикова 40 предоставил мэр, и мэр же превратил в ловушку. К Нине теперь тоже нельзя. Гостиницы исключались: именно там его легче всего найти. Можно пошарахаться на вокзалах. Наверняка, там маячат аборигены, сдающие жилье. Можно поошиваться вокруг компаний пьянчуг и, крепко подружившись с кем-нибудь, за бутылку-друтую найти у нового кореша пристанище. Но все эти варианты чреваты контактами с криминалом и ментами. Что ему в равной степени нынче противопоказано.
Оставалось место, где его обязательно будут искать, но поскольку это очевидно, то там искать будут не очень бдительно. Квартира покойной старушки Даниловой.
Дорогие мои старики...
Дом номер 60 на Фрунзе проектировали и строили люди, обожающие квартирных воров. С трогательной заботой о жуликах они так тесно прилепили оборудованные всякими выступами балконы, что по ним можно было с минимальным риском залезть в любую квартиру на любом этаже. Жильцы тоже не остались в стороне от заботы о паразитах. Они оснастили и без того удобные для карабканья балконы решетками, цепляясь за которые заниматься стенолазанием стало совсем легко. Окончательно усугубила ситуацию любовь к зелени. С земли дом до пятого-шестого этажа загораживала густая листва деревьев.
Так что, не желая светиться возле подъезда и дверей нужной ему квартиры, Быков запасся продуктами и, навьючившись своим безразмерным рюкзачком, воспользовался выступами и решетками на балконах. То, что это происходило среди бела дня, как ни странно, уменьшало риск. Днем бдительность граждан из-за обилия иных забот падает до нуля, а вечно бдительные старушенции отдыхают от ночной слежки за соседями.
Тихо проникнув в квартиру Даниловой, он первым делом тщательно ее исследовал. Ни микрофонов, ни датчиков не обнаружил, но зато нашел несколько обнадеживших его предметов. В туалетном бачке, который он давеча, естественно, обследовал, и который тогда содержал только то, что и все его собратья —. клапан, буек и воду, — теперь обнаружились излишества.
Заботливо упакованная в целлофан бутылка водки.
Скорее всего, это означало, что Данилова на всякий случай доверила ключи от своей хаты кому-то из соседок. А муж этой соседки, за неимением дома мест, потайных для супруги, хранит порцию сокровенного антидепрессанта в чужом бачке. Помимо прочего, это освобождало мужика от кары в случае обнаружения. А вдруг это сама хозяйка заныкала? Какое ни есть, а — алиби.
Быкову осталось только перепрятать емкость и ждать. Ведь если водку кто-то спрятал, то он обязательно за ней придет. И как бы он тихо ни пришел, но, обнаружив пропажу, возмутится. А возмущаются хозяева пропавшей водяры обычно громко.
Чтобы ожидание не шло впустую, Василий позвонил Нине, заверил ее в своей страсти и тоске — ничто так не радует женщину, как страдания из-за нее мужчины. И предупредил, что на него началась охота. Поэтому он и сам пару дней будет скрываться, и ей очень советует пожить у мамы или у подруги. Подальше от риска и поближе к действующему водопроводу.
Нина пообещала учесть, но, судя по тону, в угрозу не поверила.
Хозяин водки пришел к вечеру, и не один.
Парочка пенсионеров, один из которых был сед, высок, сутул, но довольно гладок лицом и представителен, а второй - низехонек и лыс, предвкушали свидание с бесцветной, но верной подружкой. Они даже не заглядывали в комнату, а прямо прошествовали: один — на кухню, а другой — в туалет.
Стон разочарования раздался в туалете, и тут же отозвался эхом на кухне.
Быков послушал, какими эпитетами награждает маленький и лысенький свою жену, и опять решил не жениться до самого крайнего случая.
— Вы меня извините... — он вышел к старикам в плавках и майке. — Я тут это... Я племянник Полины Борисовны. Василий. А вы, наверное, соседи?
— Какой еще племянник?! — возмутился лысенький. — Это ты мой пузырь слямзил?!
Быков послушал, какими эпитетами награждает маленький и лысенький свою жену, и опять решил не жениться до самого крайнего случая.
— Вы меня извините... — он вышел к старикам в плавках и майке. — Я тут это... Я племянник Полины Борисовны. Василий. А вы, наверное, соседи?
— Какой еще племянник?! — возмутился лысенький. — Это ты мой пузырь слямзил?!
А представительный молча взял наизготовку шикарную металлическую трость с грифоном на рукояти. Такой можно приложить увесисто.
— Нет! Цела ваша водка! Я ее в холодильник поставил, — успокоил стариков Быков.
— Семеныч! — воинственно распорядился маленький.
Высокий вернулся на кухню и вскоре оттуда донесся радостный всхлип: бутылка была в холодильнике не одна. У нее тоже были друзья и подруги. Лысенький сразу подобрел:
— Ну, племянник, так племянник. Это не тебя случаем, тут давеча мутузили мильтоны?
— Меня, — признался Василий. — Но разобрались, и выпустили.
— А я видал, что тебя, — довольно захихикал старичок, — видал, как тащили к машине. Ты хоть и в мешке был, но фигура запомнилась. Косолапишь. Меня, кстати Зиновий кличут. Сильно досталось?
— Терпимо. А я — Василий.
— Слыхал уже. Это тебе повезло, что не моя тебя застукала. А то б ты так легко не отделался.
— Ну что? Может, за знакомство? — напомнил о главном представительный Семеныч.
Быков и Зиновий ответили хором:
— Непременно!
— А как же!
Потом Быков долго набирался мудрости. Ему объяснили, почему в стране бардак (стариков не слушают). Почему голова прогнила (стариков не слушаются). Почему работать не хотят (стариков не уважают).
— А почему, как ты думаешь, рождаемость такая хреноватая? — риторически спрашивал лысенький Зиновий. — Почему рожают мало и плохо, то есть больных? Потому что если человек видит, что к старости никакого почтения, и честно протрудившиеся люди хуже собак живут, то на кой он будет рожать? Глупо, согласись. Вот и не рожают. Вот у тебя дети есть?
—Есть, — признался Василий. — Сын.
—Как же ты так? — укоризненно покачал головой Зиновий. — Представляешь, как он к тебе будет относиться? Пахал-пахал, а пенсия, как у тунеядца. Да и ту еще надо выпросить.
—И квартплата, — слегка заплетающимся языком дополнил представительный Семеныч. — Ты ее плОтишь, плОтишь, а потом тебе свет — брык, и отрубили. И воду. И отопление. Ты жаловаться. А тебе: пошел на хрен, старый хрен! Теперь наша власть, что хотим, то и делаем. Скорей бы ты сдох, и твоя квартира освободилась!
—Что, так и говорят? — удивился Василий.
—Если бы только так...
—Это частности, — горячился Зиновий. — Хорошим людям свет и воду не отключат. Суть в глобальном неуважении к старшим! Шире если брать: не соблюдение Божьей заповеди! «Уважай отца и мать». Номер точно не помню, но она даже прежде, чем «не убий» и «не укради».
- Ты что? Ты думаешь, там заповеди в порядке важности пронумерованы? — удивился Семеныч.
А как же по твоему? Чтоб Бог просто так выдавал, как в голову придет? Конечно, по порядку!
—Ну, знаешь!
—Так иначе, какое ж тогда уважение?
Так в словопрениях о богословии шло время. И когда Зиновий достиг кондиции, при которой обнимают товарища по застолью и клянутся ему в вечной дружбе, Василий спросил:
—Ты борсетку-то куда дел?
—А это чо такое?
—Сумочка такая. Мужская.
—А, знаю. Но их тут две. Ты про какую спрашиваешь?
—В которой диск компьютерный.
—Так в них в обеих — диски. Тебе — которую?
—Тогда — обе.
—Не вопрос, — Зиновий, пошатываясь, встал и вышел из квартиры.
—Это ты зря, — сказал Семеныч. — Теперь он попался, и она его не выпустит.
Она — это жена Зиновия. И она действительно его не выпустила. Она совершенно справедливо считала, что если ты выпил, то лучше сидеть дома, чем шляться по подозрительным компаниям. Аргументов против этой житейской мудрости у изрядно захмелевшего Быкова не нашлось, и переговоры через дверь квартиры Зиновия зашли в тупик.
Спас положение Семеныч. Он предложил обмен: она им — борсетки, они ей — не трогают мужа. Жена Зиновия согласилась. Но зато возмутился сам Зиновий. Сама мысль, что он останется дома с обожаемой супругой, а дружки будут гулять дальше, глубоко задела его чувство справедливости.
И опять положение спас Семеныч. Он сказал другу:
— Выйди на балкон и охладись. Понял?
— Понял, — подтвердил, притихая, Зиновий. В итоге каждый получил то, что хотел: жена
Зиновия - мужа в доме; Василий — борсетки с дисками; Семеныч, сходивший с деньгами Быкова в магазин, — возможность посмаковать очень дорогой коньяк «Хинесси», о котором до этого только читал в детективах из «их» жизни; Зиновий — примостившийся на балконе — живое общение с Семенычем, сидевшим на балконе ниже, и дозы предпочитаемой им водочки, поднимаемой с помощью лески в пластиковом стаканчике.
История обретения Зиновием борсеток с дисками была проста. Когда Данилова уехала, оставив его жене ключи от своей квартиры, он сделал с них копии и решил хранить денежные и прочие заначки у соседки. В поисках подходящего для этого места он залез на антресоли и обнаружил там борсетку — скорее всего ту, которую Данилова подобрала на Шарташской.
А в борсетке обнаружились два компакт-диска.
Мнение Зиновия о соседке настолько не вязалось с дисками и компьютерами, что он счел себя обязанным проверить: что же на них такое? Но с наскока это не получилось: чтобы открыть диски требовался пароль. Зиновий отложил эту проблему, а потом попросту забыл про диски.
Поскольку его супруга была строго нацелена на поиск денег и выпивки, то борсетку и диски она игнорировала.
И вдруг Данилова вернулась. Неожиданно. Но пока она была в своей квартире, старик, естественно, не мог вернуть туда борсетку. А потом она попала в больницу. И через медсестру попросила жену Зиновия принести ей деньги, лежавшие в серванте. Та пошла за ними, но помимо денег обнаружила и новую борсетку, в которой тоже были деньги и еще один компьютерный диск. Естественно, она и ее прихватила.
Деньги Данилова взяла и те, и другие, а про диск и новую борсетку сказала, что понятия о них не имеет.
В результате Быков обрел даже больше, чем домогался: две борсетки - одну новую, другую старую и три компьютерных CD-диска (довольно похожих на вид, а потому какой из них в какой борсетке был, Зиновий и его супруга сказать затруднялись).
Бойся мечты осуществившейся. Найдя искомое, Василий уперся в новую проблему: диски у него, но что теперь с ними сделать — непонятно.
Просто так отдать заказчику, сыграв «в темную»?
А вдруг на дисках содержится нечто такое, из-за чего Быкова спишут без выходного пособия? Обидно сгинуть, не зная за что.
Пьяный мужской базар
Первым делом Василий, естественно, проверил диски в CD-роме своего ноутбука. Но ничего не получилось. Компьютер требовал пароль. Причем
— что должно было насторожить Быкова, но чему он не внял: требование это излагалось на русском языке.