– Надежда, позвольте, я вам позвоню.
Она кивнула и даже отвернулась при этом, потому что столь близкое его присутствие требовало от нее больших сдерживающих усилий. Мысленно она уже обвивала его голову руками, гладила шею, прижималась губами к его губам…
Мысленно она уже отвечала на жар его объятий. Мысленно на прижималась к нему теснее и теснее. Наверное, правильнее было бы схватить сумку, попрощаться и бежать. Бежать, не оглядываясь, запрещая себе мечтать и заставляя не думать… Но Надежда не убежала, она лишь с усилием отвела взгляд от лица Вадима, невидящим взором углубилась в пейзаж за окном, ощущая при этом лишь нарастающий трепет в глубине своего женского естества. Не примитивное желание секса, не банальное возбуждение… Нет, что-то глубокое и возвышенное одновременно всколыхнулось в ней и, начав мелко вибрировать, нарастало и захватывало…
Она с видимым усилием сглотнула вязкую слюну, опять заметив першение в горле. Говорить не хотелось, да и не моглось. Он тоже молчал, стоял близко к ней, гладил ее косынку. Странная картина, особенно если понимать, что это преподаватель разговаривает с мамой своей ученицы. Стоят двое возле окна в шумном холле, стоят молча, почти касаясь друг друга. А между ними – не струна, нет… Между ними напряжение такой силы! Если какой-нибудь сторонний наблюдатель захотел бы повнимательнее оценить эту ситуацию и посмотрел бы на данную картину издалека, чуть прищурив глаза и абстрагируясь от окружающего шума и мельтешения, он бы явно увидел энергетическое поле, окутывающее двоих, поле, искрящееся по краям и в максимальном своем напряжении сконцентрированное между двумя телами. И то, что эти двое стоят, будто бы отрешенно и незаинтересованно друг в друге – все это визуальный обман. Или самообман. Или нежелание признаться себе в зарождении нового чувства, в преддверии романтического приключения, отказаться от которого еще вполне возможно… Пока еще вполне реально… Однако редко отказываются люди от подобного счастья… Даже если это и иллюзия. Ведь, пока не вступишь в отношения, не поймешь…
* * *Надежда, сидя в своем кресле, задумалась над словами услышанными недавно: «Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть». Естественно, что думала она в тот момент о возможной своей связи с Вадимом. Хотя слово «думала», наверное, не совсем правильно отражало ее состояние. Тело ее не думало. Тело ее для себя уже все решило, определило и было абсолютно искренне в своем желании. Оно рвалось, томилось, изнывало, стремилось, мечтало, наливалось соками и бурлило такими откровенными фантазиями, которые Надежда в себе и не предполагала до этого.
А голова… Голова, конечно, сопротивлялась. «Как же так можно? Замужняя дама, верная супруга, добропорядочная женщина… И вдруг! В сорок с лишним лет, имея взрослую дочь и хорошую семью…» Аргументы казались ей вескими, серьезными, но абсолютно нелогичными в данный момент. Телу было наплевать на аргументы, на логику, на изыскания мозга. Оно жило своими желаниями, своей жизнью, собственными намерениями, которые никак, ну никак не находили общего языка с головой.
Единственное, что смогла сделать Надежда, – позволить себе ласку своего же тела, упиваясь картинами желанных объятий, смелыми признаниями и испытывая невиданное доселе наслаждение, пусть не столь полное, как при истинном контакте, но все же освобождающее. Хотя, надо признаться, что физическая разрядка спасла ненадолго, если вообще спасла. Чуть сняла напряжение тела, оставив мысли и чувства в полном сумбуре… И уже были ясны ей самой ее тайные желания, уже был внутренне озвучен интерес к Вадиму, уже душа была освещена светом ожидания.
* * *Первая супруга Глеба Женя жила настолько бурной жизнью, что порой удивлялась самой себе. После длительного затишья на нее вдруг обрушился такой поток мужского интереса, что она еле успевала переходить из одной истории в другую. Они – эти истории – подчас захлестывались одна на одну. Ухаживания, романы, не состоявшееся второе замужество, новая связь… Круговерть событий, развитие отношений, эмоциональность встреч… Она ловила себя на мысли, что столь насыщенная личная жизнь в ее годы (а ей уже исполнилось сорок семь) – это, скорее, редкость, чем правило. Ее подруги и знакомые женщины вели размеренную семейную жизнь или выживали в одиночестве. И если у кого-то из них случалась интимная близость с новым партнером, то это становилось событием столь важным и значимым, что обсуждалось с придыханием, возбуждением и даже неким удивлением: ну надо же?!
Женина жизнь представлялась ее подругам уникальной, фееричной, вызывающей зависть и, как следствие, осуждение. Поэтому Женя не слишком-то делилась своими личными новостями. Тем более что с некоторых пор первый муж стал оказывать ей повышенное внимание, а такое поведение бывшего супруга настораживало. Все Женино окружение знало, что отношения с Глебом прерваны давно и все их нечастые разговоры касаются лишь детей. Ну и некоторой помощи в Женином бизнесе. Все. И вдруг новая волна заинтересованности. Да ладно бы только с его стороны. Женя чувствовала, что ей приятны звонки Глеба, что разговаривают они всегда ровно, спокойно и в то же время с каким-то внутренним волнением, которое ни он, ни она явно не выказывают, но оба чувствуют. И как таким поделишься? С кем? Даже с самой близкой своей подругой Татьяной, которая прекрасно знала Глеба, поскольку дружила с Женей со студенческой поры, даже ей Женя не рассказывала подробностей бесед с бывшим супругом. Да, звонил, да, интересовался делами детей, да, все в норме.
Но саму себя Женя обмануть не смогла. Она стала ждать этих разговоров и совсем не удивилась, когда они вошли в привычку. Сама она Глебу не звонила, а его звонков ждала и отвечала на них в любой ситуации – сидя в кинозале, лежа в ванной или расплачиваясь в супермаркете.
Мужчина, с которым у нее на тот момент развивался роман, был явно недоволен столь частым проявлением внимания бывшего супруга. Женя искренне изумлялась:
– А что такого? Ну волнуется человек за собственных детей! Разве это плохо?
– Жень! – кипятился мужчина. – Вашим детям больше двадцати лет. Они уже вполне взрослые люди. Не странно ли, что он звонит тебе в любое время? Не очень-то что-то верится в его интерес к детям.
– То есть? – откровенно удивлялась Женя.
– Это он тебе звонит! – он сделал ударение на слове «тебе». – Ты его волнуешь! Что непонятного?
Женя внутренне соглашалась, не спорила со своим собеседником, переводила разговор в другое русло. Мужчина успокаивался ненадолго, ровно до следующего звонка. Он чувствовал угрозу, он считал такое навязывание мужского участия вызывающим и в конце концов решился на серьезный разговор.
Мужчину звали Владимир, но Женя упорно звала его по фамилии. Королев. Ей нравилось звучание этого слова, и сама она с удовольствием бы сменила свою фамилию на Королеву, но для этого нужно было выходить замуж, а с замужеством как-то не складывалось. Ну не из-за фамилии же, ей-богу, ей идти под венец!
Владимир Королев был именно тем мужчиной, из-за которого она несколько лет назад отменила намеченную регистрацию брака с другим. Это именно с ним, с Королевым, она жила если не гражданским браком, то очень на то похожим союзом. Дело в том, что Владимир имел собственный дом в дальнем Подмосковье, километров за восемьдесят-девяносто от столицы. И не просто дом, а чуть ли не усадьбу, приусадебное хозяйство, сад, пруд, большое количество собак. Там же проживали его престарелые родители. Бросить все это и переехать жить к Жене, понятное дело, он не мог. Женя, в свою очередь, тоже не очень представляла себе переезд из столицы в глубинку. У нее здесь бизнес, дети, квартира… В общем, вроде бы вместе, а крыши над головой разные.
И даже если отбросить такие позиции, как «дети» и «квартира», то сбросить со счетов понятие «бизнес» было нереально. Он нуждался в ее участии, контроле и присутствии. Хотя… Хотя, как говорится, было бы желание. Нет ничего страшного в том, чтобы из загорода ездить на работу. Можно водителя нанять, чтобы не уставать. Дети и вправду выросли. Сын со своей девушкой снимают квартиру. Дочь, тоже вполне взрослая, запросто обходится без матери и уже давно мечтает зажить самостоятельной жизнью.
Дело было в самой Жене, в не до конца понятом ею сопротивлении и сомнениях относительно Королева.
Она частенько оставалась ночевать в его доме, но никогда почему-то не испытывала там полного покоя. И засыпала плохо, хотя, странно – воздух чистый, дом просторный. И волнительно ей было за дочь, хотя опять же, что волноваться за взрослую девицу. И дискомфортно чувствовала она себя рядом с его родителями. Почему, отчего? Она как-то пыталась глубоко и искренне заглянуть в глубь себя, чтобы выявить наконец причину беспокойства и неуверенности, которые охватывали ее в доме Королева. Но так и не докопалась. Самый простой ответ лежал на поверхности, но озвучить его даже самой себе Женя почему-то не решалась. Она не ощущала любви к нему. Вот, собственно, и весь ответ. Никто ни в чем не виноват. Уважение – да, интерес – несомненно, привычку – и это тоже имело место быть… И мужское плечо рядом, и интимную близость, и поддержку в его лице… Все так. Только слово «любовь» почему-то не выговаривалось. Видимо, в этом и крылась причина, почему не становилась Женя Королевой.
Точно так же, как не любила она ночевать в его доме, так же ей не нравилось оставлять на ночлег у себя Владимира. То ли стеснялась дочери, то ли не ощущала глубинной потребности в столь плотном его присутствии рядом с собой.
Поэтому, когда первый муж стал звонить чаще обычного, она восприняла это с радостью, хотя сначала не очень-то относила эти звонки на свой счет.
Ревность Королева была ей удивительна, поскольку реальных причин ревновать она не наблюдала, а лишнее выяснение отношений с ним ей было ни к чему. Она стремилась к дружеским взаимоотношениям, сама никогда не затевала ни ссор, ни скандалов, не допускала провокаций и сглаживала острые углы.
Поняв, что Королева стали раздражать звонки бывшего мужа, она не допускала разговора с Глебом в присутствии Владимира, просто сбрасывала звонок, чтобы перезвонить самой в удобное время, имея возможность поговорить в спокойном режиме без свидетелей. О чем они беседовали? Первое время, и в правду, в основном о детях, а постепенно обо всем: о политической ситуации, бизнесе, о человеческих взаимоотношениях. Они говорили про здоровье, про общих знакомых, обсуждали кинофильмы, сны и прочие вещи, о которых могут говорить близкие друзья.
Иной раз разговор скатывался на минорные ноты, на легкую грусть. Они пускались в воспоминания о совместной жизни, пересказывали старые анекдоты, воспроизводили смешные истории, в которых оказывались в свои молодые годы… Но никогда, никогда не говорили о той драме, которая их разлучила.
* * *Если бы некто посторонний задался целью посмотреть на жизнь второй семьи Глеба со стороны, то увидел бы довольно странную картину. Казалось бы: небольшая семья, всего три человека – Глеб, Надежда, Аня. Живут все под одной крышей, и вроде бы быт один на всех, и дела есть общие, и совместное времяпрепровождение. Но именно «вроде бы». Потому что на самом деле каждый из них живет своей жизнью, соприкасаясь с другими лишь за кухонным столом. Ну и еще как-то Глеб с Аней общаются по поводу обучения. А по большому счету: каждый сам по себе.
У Глеба основной интерес – работа и бывшая семья. У Надежды – личные переживания и переоценка существующих отношений. У Ани – сложный этап взросления, переосмысления своего места в жизни и своей роли в семье. И каждый варится в собственном соку. И вроде бы все по-прежнему: завтрак всей семьей, воскресный обед… Но это, пожалуй, и все. Может, конечно, в других семьях и этого нет. Может, такое существование – норма? Никто из троих над этим не задумывался и ни с кем себя не сравнивал. Всем было не до философствований, ни до умствований, ни до самокопания. Каждого мучила его собственная проблема, но абсолютно скрыть наличие таких проблем не представлялось возможным. И в семейных разговорах то и дело проступали откровения.
Однажды Надежда задала мужу вопрос, от которого тот опешил:
– Глеб, как ты думаешь, что честнее: влюбившись, мечтать о близости с другим человеком и сохранить верность своему основному партнеру, или же уступить своим желаниям, но при этом, понятное дело, изменить своему близкому человеку?
– Погоди-погоди! Что-то я не понял. Ты хочешь сказать…
– Да ничего особенного я не хочу сказать! – Надя перебила мужа на полуслове. – Не надо оценивать мой вопрос! И не надо задумываться, почему я его задаю. Ты ответь по сути…
– Ну… я … погоди! – Глеб не сразу нашелся, что ответить. – Все же, согласись, вопрос не совсем обычный, и мне несколько странно, почему ты им интересуешься?
– Да сериал очередной смотрела, – ушла от прямого ответа Надя. – Там героиня никак не может для себя решить эту дилемму. Вот я у тебя и спрашиваю: ты считаешь, как честнее?
Глеб искренне не знал. Для самого себя он выбрал удовлетворенное желание, потому что зачем же врать себе? Если ты хочешь женщину, мечтаешь о ней, представляешь ее в своих объятиях… Если это не банальная похоть, а влюбленность, тогда, очевидно, он бы не устоял. Но ответить так супруге означает, что он бы ее понял, если бы и она так поступила и, соответственно, должен был бы допустить измену. Признать такое вслух было непросто, и он замялся с ответом. Молчала и Надя.
– А сама-то ты как думаешь? – ответил Глеб вопросом на вопрос.
– Да вот и не знаю. И так плохо, и эдак нехорошо.
– Нет, постой! Давай определимся: для кого плохо? – Глеб почему-то завелся. – Вот лично ты бы для себя какой путь выбрала: свежие чувства или верность мужу?
Теперь задумалась Надежда. И хотя именно этим вопросом она мучилась вот уже несколько дней подряд, никакого четкого ответа у нее не было. И все же она решилась пофилософствовать.
– Для себя, наверное, правильнее и честнее выбрать влюбленность. Согласись, не глушить же чувство на корню, если Бог посылает тебе любовь?
– Ну… – Глеб неопределенно замотал головой, пребывая в сомнениях относительно этого утверждения. Ведь трудно предугадать в первом порыве, любовь это или очередной всплеск эмоций.
– А с другой стороны, – продолжала Надя, – для партнера, ну или супруга, подобное поведение второй половины означает боль, страдание, ревность и прочие переживания. И даже если он не узнает про измену, совесть же у того, кто изменил, нечиста, и отношения поневоле претерпевают изменения, а то и вовсе рушатся…
– Ну да, вроде бы все логично: новая любовь означает конец старой связи. Однако в жизни далеко все не так просто…
– И все же, ты не ответил: а для тебя что важнее? Ты бы что выбрал?
– У меня получаются похожие рассуждения. Только ведь все наши умозаключения двоякого рода. Знаешь, как вопрос: что бы ты выбрал – быть предателем или преданным? Невозможно, по-моему, ответить.
Надежда вздохнула. Глеб осторожно спросил:
– И все же… Ты же не просто так поинтересовалась. Что-то произошло? Или что-то зреет?
– Нет-нет! – поспешно замотала головой Надя. – Говорю же: сериал.
Он почему-то не поверил. И не потому, что невозможно подсмотреть какую-то тему в кино. Как раз вполне реально. Они частенько обсуждали фильмы, спектакли, они любили поговорить о сюжете, о хитросплетениях отношений, о нюансах ощущений. Как раз в вопросе жены ничего сверхъестественного не было, но что-то стояло за ним, что-то волновало лично ее. Он это четко уловил. В душу лезть не стал, просто удивился: ведь по большому счету его самого именно этот же вопрос сейчас волнует. Он не признавался себе до этого момента, а теперь осознал: как раз вопросом выбора он и озадачен. Пережив ту большую драму, он считал своим долгом очень бережно относиться к близким. Понимал, что по его вине случился и развод, и психологический надлом у каждого члена семьи, и долгие неблагоприятные последствия тех переживаний.
С тех пор он боялся кого-то обидеть, причинить боль или даже намеком навредить супруге. И хотя в семейной жизни вряд ли возможна идеальная ситуация – не обидь, не сорвись, не скажи грубого слова, – тем не менее Наде абсолютно не за что было таить зло на мужа. Он всегда вел себя с ней вежливо и предупредительно. Те свои несколько связей, которые он считал случайными, в расчет им не брались. Там же речь не шла о любви, поэтому что о них задумываться. Тем более что на его отношение к супруге они никак не отражались. Наоборот, чувствуя свою вину, он становился к ней еще более внимательным. Приходил домой с цветами, чаще обнимал и мог дважды поблагодарить за ужин.
Сегодняшний разговор не шел у него из головы именно по этой причине: раз она задумалась, значит, у нее есть интерес. И интерес не праздный, а вполне сформулированный. Реально созревший.
Странное у Глеба было состояние: с одной стороны, вольное поведение жены развязало бы ему руки, и он, скорее всего, попытался бы вновь сблизиться с первой женой. Давно уже рисовались ему картины их соития. Вероятно, не прошла у него любовь к ней. Нет, не прошла. А с другой стороны, он почувствовал ревность и тревогу. Это что же выходит: его Надежда, верная подруга жизни, что-то там задумала? Или уже даже кого-то попробовала на стороне? Тьфу ты! От этих мыслей ему стало совсем неприятно. Слова какие-то дурацкие: попробовала на стороне? Можно, конечно, сказать по-другому: переспала с другим, изменила! Легче не становилось. Наоборот, с каждой минутой раздумий становилось тяжелее.
Глеб невольно оказался в психологической или, скорее, философской ловушке. Мысленно топтался на месте, ходил по кругу, вздыхал, а ночью набросился на супругу со страстью, удивившую их обоих…
* * *Надежда недолго сопротивлялась желанию. Когда Вадим недвусмысленно пригласил ее посмотреть свою библиотеку, она согласилась мгновенно. Для порядка немного пожеманилась, мол, удобно ли, а на самом деле испытывая истинное счастье от его предложения. Сердце тут же провалилось в живот и гулко застучало там, в животе… Анализировать свое состояние Надежда не могла: как это так – сердце и вдруг в животе? Но отметила для себя жар и тяжесть лобка, пересохшее горло и практически полное отупение. Никаких мыслей, фраз, умозаключений… Только короткие слова: