– Ничего страшного со мной не произошло. Просто вчера позвонила Женя.
– Женя? Это твоя первая жена?
– Ну да.
– И что?
– Может, лично я, конечно, и ни при чем, но Женя обратилась ко мне с просьбой побывать вместе с ней на собрании в качестве поддержки. Что непонятного?
– Все понятно пока, – ответила Надя.
– Мы поехали, собрание затянулось, разгорелись страсти. Там у них давний конфликт всплыл. Но дело не в этом. Короче, кое-как разошлись в одиннадцать вечера. Женя разнервничалась, расплакалась, долго не могла успокоиться. На нее председатель кооператива грозился в суд подать. Я стал выступать, образовалось два лагеря… Ну ладно… Это отдельная история. Она говорит: «Пожалуйста, не бросай меня! Давай на дачу зайдем, чаю попьем. Что-то мне совсем тяжело».
– Похоже, зашли? – ехидно взглянула на мужа Надя.
Он не заметил сарказма, а может, и заметил, но не захотел реагировать на ее едкий выпад. Ответил просто:
– Зашли, чай попили, перекусили… Не в этом дело, Надя. Не в этом…
– А в чем? – она начала заводиться. – В чем? Почему в Москву-то не поехали? Ну поздно, ну и что? Ты же выполнил ее просьбу! И уехал бы со спокойной душой!
– Сейчас, наверное, мое объяснение может показаться смешным или неубедительным, но вчера мне было абсолютно ясно, что Жене нужна помощь. Просто побыть с ней рядом, разделить грусть. Поговорить, помолчать – неважно. Мы же близкие с ней люди. Да что объяснять?! Ты и сама все понимаешь!
– Нет! – вскинулась Надя. – Я как раз, наоборот, ничего не понимаю! Ну поговорил, поддержал и поехал домой. Ночевать-то с ней зачем?
– Ну заснула она… Не будить же. Еле-еле успокоилась. А без нее уехать я тоже не мог. Как бы она утром до города добиралась? Мы же на моей машине поехали.
– То есть ты хочешь сказать, что провел ночь наедине с бывшей женой в ее загородном доме?
Он усмехнулся.
– Ты еще скажи: в усадьбе! Или в особняке!
– Да не придирайся ты к словам! – подняла в сердцах голос Надя. – Ты по сути можешь ответить?
– По сути: да! Я провел ночь с бывшей женой в ее дачном домике.
– И?
– Что «и»?
– Глеб, ты сам себя слышишь? Ты признаешься мне бог знает в чем и даже не считаешь это ненормальным.
– Надя, на самом деле не произошло ничего страшного. Ну не мог я оставить одну усталую, измученную женщину. Тем более что эта женщина – мать моих детей. Наутро приехали в Москву, она вышла у метро, я на работу поехал.
– Ну а был ли смысл в этой поездке вообще?
– Конечно, был! Понятное дело, что там конфликт, но он настолько затяжной, что казался нерешаемым. А мое присутствие дало новый импульс. А выступление повлияло и на ход собрания, и на решение.
– Слушай, а что, твоя жена бывшая, она замуж так и не вышла? И мужчины рядом с ней нет, кто бы мог ей помочь?
– Замуж не вышла. А про мужчин я не спрашивал. Есть кто-то, наверное. Но это не важно. Не так уж часто она ко мне обращается за помощью. В этот раз обратилась. Почему не помочь?
Надя замолчала. Доводы мужа выглядели вполне убедительными, тревога начала отступать. Ревности к бывшей его супруге она не испытывала никогда. Можно было успокоиться. Что-то, правда, чуть волновало ее. Что-то, не до конца выясненное…
– Ты спал с ней? – спросила она на излете разговора. Зря, наверное, спросила. Вопрос провалился в тишину…
Глеб заваривал себе чай, стоя спиной к супруге. На этих словах он обернулся, недоуменно посмотрел Надежде в глаза и молча вернулся к своему занятию.
Пауза затягивалась. Надя подумала, что, может, он не расслышал или не понял вопрос. Но в этот момент он со вздохом ответил:
– Нет! – и громко стукнул дверцей кухонного шкафа. Скорей всего, случайно стукнул. Но каким-то болезненным отголоском долго звучало внутри Нади это неоднозначное «нет», усиленное ненужным стуком.
* * *Спать в тот вечер легли рано. Но ни Глеб, ни Надя уснуть не могли. Оба делали вид, что спят, честно закрывали глаза, но каждый мучился своими мыслями, не высказывая их вслух и не находя ответа внутри.
Надежда зациклилась на непонятном «нет». Столько оттенков улавливала она в этом простом коротком слове. И переспросить глупо – ответил же! И поверить почему-то трудно.
Он что, действительно не спал с ней и сожалеет? Или все-таки спал и не признается? Или ответом своим просто ставит Надю на место: мол, дура ты набитая, не понимаешь ситуацию, задаешь глупые вопросы. Она продумывала каждый из возможных вариантов, и ни один из них ее не радовал. Даже первый, казалось бы, самый благоприятный. Вот именно: казалось бы! А на самом деле, может, это и есть самый опасный вариант. Может, он мечтает о связи с ней? Может, он стремится к близости? А что-то не получается, не стыкуется. И желание его только усиливается из-за препятствий, только растет.
Она ворочалась, вздыхала, и то внутреннее волнение, которое вполне улеглось в процессе разговора с мужем, опять заполонило ее без остатка и будоражило до утра, пока где-то часа в четыре она не задремала ненадолго.
* * *Глеб тоже не мог заснуть. Его волновали отнюдь не мысли, а чувства, переживания и ощущения. Сердце заполоняла такая нежность к Жене, что он удивлялся сам себе – откуда? Почему? Зачем? Но на анализ не было сил. Все силы уходили на воспоминание и на попытки осознать происходящее.
На самом деле ничего особенного не произошло в его жизни. Ну подумаешь, попросила первая жена о помощи. Он не счел нужным отказать. Скольким людям в своей жизни помогает, в скольких судьбах принимает участие, что же, он почти родному человеку откажет? Нет, конечно!
Пока ехали на дачу, Женя рассказывала суть конфликта. Ситуация выглядела сколь нелепой, столь и сложной. Женя на своем участке решила построить баню. По самой границе с соседями. Там с ее стороны рос кустарник, а с их стороны – яблоневый сад. Забора как такового никогда не было, дачный кооператив образован был очень давно, чуть ли не тридцать лет назад. Женины родители приобрели этот участок, будучи сотрудниками крупного госучреждения. Или даже получили бесплатно по профсоюзной линии. Это неважно. Глеб прекрасно помнил эту дачу. Первые годы брака они все выходные проводили там. Ходили за грибами, пекли картошку на углях, помогали родителям собирать нехитрый урожай и обрабатывать грядки. Потом, когда родились дети, ездили с ними. Недалеко был пруд. Дети любили бегать туда плескаться. Все соседи знали друг друга, ходили в гости на чай из самовара, занимали на время грабли и тачки, делились семенами и секретами засолки, хвалились урожаем. Обычная дачная жизнь обычного кооператива.
Никто ни о каких заборах никогда не думал. Тогда, поначалу, это вроде бы даже не было разрешено, а по прошествии лет и вовсе отпало за ненадобностью. Размеры и формы участков давно определились. По меже между ними люди сажали кустарники, ставили туалеты и сараи. Границей служила либо неглубокая канавка, либо кое-как натянутая проволока.
А тут Женин сосед надумал продавать участок. Старенький уже стал. Жена умерла. Дети все больше по заграницам разъезжают, дача их не интересует. Самому ездить стало сложно, да и незачем вроде. Красиво, конечно, на природе и воздух приятный, только дорога выматывает и хозяйственные дела утомляют. Короче, принял решение продавать. А к тому времени Женя уже и баню аккурат по меже выстроила, и террасу к ней пристроила, короче, целое сооружение!
Покупатели на соседний участок нашлись быстро, и о цене с дедом договорились, и по рукам ударили… Только по документам выходило, что за давностью лет границы расползлись, изменились, нарушились, и оказалось, что Женин банный комплекс стоит чуть ли не целиком на территории соседа. Ну не целиком, конечно, а на полтора метра точно. Если уж совсем четко, то на бумаге значилась цифра – метр тридцать восемь. И это на всем протяжении границы. То есть довольно большой кусок.
Начались споры и распри. Дед, естественно, не мог принимать в них участия ни по состоянию здоровья, ни по душевному настрою. За дело взялись его дети, и дело запахло судом, чего, понятное дело, Жене не хотелось. Она думала разрешить ситуацию мирным путем, предлагая забрать новым соседям другую часть своей территории. Вокруг этого вопроса и велись постоянные дебаты. Теперь уже и покупатели, и дети старика были согласны. Однако уперлись инстанции, мол, такого рода самоуправство не положено. Есть законные границы участка, они нарушены. Надо устранить нарушения, убрать лишние строения и все прочее…
Женя никак не была готова рушить баню из-за одного метра тридцати восьми сантиметров, и все ее силы были направлены одновременно на сохранение собственного имущества и на мирное урегулирование вопроса с соседями. Глеб предлагал свой вариант: договариваться с инстанциями. Понятно, что это упиралось в приличные деньги, но Женя склонялась к принятию именно такого решения, поскольку именно оно гарантировало соблюдение интересов обеих сторон.
Вчера на собрании как раз и договорились, что Женя будет решать вопрос с бумагами самостоятельно. Покупатели дали на все про все месяц. Да уже бы и Бог с ними, с этими покупателями – не они, так другие. Но документы по-любому должны быть приведены в порядок, поскольку каждый новый покупатель будет их требовать. Поэтому делать надо, платить неизбежно. Мало того что платить. Еще надо найти того, кто возьмется. Но лед тронулся, и Женя, сбросив долгое напряжение, наконец расслабилась. Сначала расплакалась, потом, выпив чаю, прилегла на диване и задремала.
Было уже поздно. О том, чтобы уехать одному, у Глеба не было и мысли. Либо вдвоем, либо утром. Но тревожить Женю он не решался. Так что выход оставался один – ждать, когда она проснется. Хорошо, что Надю предупредил, пусть без объяснения, но все-таки.
Он сидел за столом, обводил взглядом дом, знакомый ему с давних пор, и почувствовал почему-то такой покой, такое истинное внутреннее успокоение, что не поверил сначала собственным ощущениям. Как же так? У него дома волнуется жена, он не едет ночевать домой. Для их семьи это чуть ли не форс-мажорная ситуация. А он не просто спокоен. Он гармоничен сейчас, сонастроен сам с собой и с окружающим миром…
Посуда на столе, остатки простой еды. Той, что была. Баранки, плавленый сыр, орешки, джем. Они же ничего не брали с собой из еды. Никто не думал, что так поздно все закончится. Думали, побудут часок на собрании и обратно. А получилось иначе. Собрание началось на час позже, длилось больше двух часов, потом слезы… Пришлось обойтись тем, что было. Конечно, Женя могла отварить макароны или рис, открыть консервы. Но опять же… Никто не думал, что так обернется. Попьем чайку, мол, и поедем. А вот теперь Женя спит, а он сидит за неубранным столом, наблюдает за собой будто бы со стороны и ощущает простоту человеческого счастья.
Глеб тихонько сдвинул посуду на одну сторону, накрыл ее полотенцем, решив отложить мытье посуды до утра. Потом взял плед, укутался в него, пересел в кресло и долго сидел в нем в полудреме без мыслей, то прикрывая глаза, то глядя на картины, которые в последние годы, уже без него, Женя в изобилии развесила по стенам.
Спустя какое-то время он подошел к дивану, на котором спала Женя. Она лежала лицом к стене. Глеб прилег на краешек, потом несмело подвинулся и приобнял ее за плечо. Женя, думая лишь немного отдохнуть, постельное белье не стелила, легла одетая, подложив лишь подушку под голову и укрыв ноги шалью. Он, тоже одетый, прижался к ее спине, набросив плед и на нее тоже, обняв за живот, почувствовав ответное тепло, и заснул. Счастливо, безмятежно, благостно.
Наутро проснулись оба спокойные, молчаливые. Она сказала просто:
– Спасибо тебе, Глеб!
«Кому спасибо? За что спасибо?» – в голове Глеба носились непонятные обрывки фраз. Он и в самом деле не понимал, за что она благодарит его.
– Тебе спасибо, Женька!
– Что? – не поняла она.
– Да ладно! Без комментариев. Лучше скажи: кофе есть?
– Есть. Я сейчас нормальный завтрак приготовлю. Что будешь: омлет или кашу?
Он посмотрел на часы:
– Жень, давай, что быстрее. Некогда.
– Быстрее омлет.
– Вот и хорошо!
Как он мог объяснить ей, что пережил здесь, этой ночью, большое человеческое счастье? Какими словами он расскажет ей о своем глубинном удовлетворении, когда в тишине старого дома осознал глубину их связи. Не какого-то сиюминутного флирта, влюбленности или пусть даже романа. Их связи уже больше тридцати лет. И она оказалась живой и трепетной, эта связь. Пусть не стандартная, не однозначная, основанная отнюдь не на сексе, а на каких-то внутренних глубоко затаенных чувствах. И за эту радость осмысления – спасибо ей, Жене! Он здесь – у себя дома. Рядом с этой женщиной он настоящий.
Ехали в Москву, обсуждали всякие-разные детали предстоящих технических вопросов: как правильно организовать процесс подготовки документов, к кому лучше обратиться за помощью… Глеб обещал дать своего юриста. На том и расстались.
Легкое пожатие руки напоследок, долгий взгляд, невольный вздох, замедленность движений… Так бывает, когда не хочется расставаться – некая неторопливость во всем: в речи, в жестах, в каких-то ненужных действиях. Зачем-то взять сумку, что-то искать в ней, делать вид, что затерялся мобильник, долго искать его, потом найти все в той же сумке… Пусть на чуть-чуть, но продлить…
Так спал он с ней или нет? В прямом смысле слова – да! Они спали в одной кровати под одним пледом. Оба одетые, правда. Что было между ними? Объятие: ее спина к его груди и к животу. Ну и ноги к ногам. Изгиб одного тела повторяет изгиб другого. Все!
В смысле интимной близости – нет, тут он не соврал. Не было. Ничего не было. Ни поцелуев, ни слов, ни намека. Ни с чьей стороны.
Вот и ответь с ходу на вопрос жены: «Ты спал с ней?» А у него нет ни малейшего желания обманывать свою жену. Ни желания, ни оснований. Просто он и в самом деле сразу не понял, как ответить, чтобы не соврать.
Мучился бессонницей, страдал от бесконечных своих сомнений и в конце концов рассердился на себя. «Да что же это такое?! Мне уже пятьдесят второй год пошел! По возрасту запросто дедом могу быть. А я в своей собственной жизни до сих пор не могу разобраться. И тут вроде семья нормальная, и туда тянет. Что за жизнь такая? Никак в ней покоя не найти!»
* * *Как-то вечером Глеб с Надеждой ужинали вдвоем. Ани дома не было. Он был грустен и выглядел усталым. Надя забеспокоилась:
– Как ты себя чувствуешь?
– Нормально. Устал немного.
– А грустный почему? Случилось что?
– Нет. Все нормально. Только вопрос твой мне все покоя не дает.
– Какой вопрос? – не поняла она.
– Ну помнишь, ты у меня как-то спросила: что бы я предпочел – сохранять верность партнеру, мечтая о другом человеке, или быть честным перед собой и делать искренне то, что хочет душа и тело, но обманывая при этом своего близкого человека?
– Ну ты вспомнил! Это когда я такое спрашивала? Чуть ли не полгода назад.
– Да, наверное… Давно уже. Только тогда ни ты, ни я на него не ответили.
– И к чему ты сейчас опять к этому возвращаешься?
– Даже не знаю. Мучает меня эта проблема. Проблема внутренней честности и выбора.
– Ты мучаешься теоретически, или тебе надо решить этот вопрос на практике?
– В том-то и дело, что мне интересна практическая реализация.
– То есть ты хочешь сказать…
– Я хочу сказать следующее: ты – моя законная супруга, мы живем с тобой вот уже почти девятнадцать лет и не имеем друг к другу претензий. Так?
– Ну… да… Так, – ошеломленно подтвердила Надя.
– По крайней мере я к тебе не имею ни претензий, ни обид, ни особых замечаний. Да, наверное, у тебя есть какие-то недостатки, да, бывает кое-какое недовольство, непонимание, но по большому счету все нормально.
Она удивленно кивнула.
– Мне уже много лет. Увы, шестой десяток – это немало! И я на самом деле хотел бы быть честным – и перед самим собой, и перед тобой. Продолжать?
– Ой, лучше не надо! – Надя испуганно прижала руки к лицу, так, что остались видны только ее глаза. Ошеломленные, абсолютно не готовые к откровениям подобного рода.
– Почему? Ты же хотела услышать мое мнение. Я готов ответить.
– Не надо! Мне почему-то кажется, что ты сейчас скажешь что-то ужасное, – предположила она.
– Да ничего ужасного я не скажу. Вопрос-то подразумевает всего два ответа. А впрочем, не хочешь, как хочешь. В таком случае я снимаю с себя моральные обязательства.
– Что ты имеешь в виду? Какие обязательства? – в замешательстве переспросила она.
– Хотел начистоту, чтобы не было недомолвок, недопонимания. Всю жизнь сомневался, можно ли жену считать другом, а сейчас убеждаюсь – нельзя!
– Ну почему? – Надя чуть не плакала. – Ну почему ты так говоришь?
– Да потому что так оно и есть! – горько констатировал Глеб. – С тобой супруг хочет поделиться сокровенным, а ты в ужасе говоришь «нет»! А что, только радостью можно с тобой делиться? Только деньгами? Только успехами? Только твои проблемы можно решать? Выслушивать твои внутренние переживания? А я? А мои сомнения? Мои вопросы? К кому я с ними пойду? Не задумывалась? Конечно, ты не задумывалась. Такие мысли вообще не приходили тебе в голову.
– Ой, Глеб! Что с тобой? Что ты такое говоришь? Мы столько лет душа в душу!
– Нет, Надя! Не надо самообмана. Это только твой душевный комфорт всегда ценился. Это только твое эмоциональное состояние бралось в расчет. Это только о себе самой ты волновалась всегда и заботилась.
– Как же так? – Надежда обескураженно обвела кухню взором, мол, все здесь сделано моими руками… – Я и готовлю, и дом содержу, и о вас беспокоюсь. Как же «только о себе самой»?
– Это, Наденька, внешне. Почему я и говорю, что претензий к тебе вроде бы и нет: ты и хозяйка хорошая, и мать неплохая. Только это не есть «душа в душу». Вот и сейчас посмотри: я просто хотел поделиться наболевшим. Ты же сама спросила, почему я грустный. Правильно?