Тайлер стоял невдалеке, оба мы глядели на большую «О» моего рта, с кровью вокруг неё, и на узкую щель моего глаза, пялящуюся на нас с пола, и Тайлер сказал: — Круто.
Я жму руку этому парню и говорю, классная драка.
А он отвечает:
— Как насчёт следующей недели?
Несмотря на синяки, я пытаюсь улыбнуться и говорю, взгляни на меня. Как насчёт следующего месяца?
Ты нигде не чувствуешь себя таким живым. Только в бойцовском клубе. Когда ты и другой парень под единственной лампочкой стоите в центре, а все остальные смотрят на вас. Бойцовский клуб не подразумевает победы или проигрыша. Бойцовский клуб не подразумевает слов. Ты видишь парня, который пришёл сюда в первый раз, и его задница — хлебный мякиш. А через шесть месяцев ты видишь, что он будто высечен из дерева. Этот парень доверяет себе решение любых проблем. В бойцовском клубе стоят шум и гам, словно в качалке, но бойцовский клуб не стремится хорошо выглядеть. Здесь — истерический ор, словно в церкви, и когда ты просыпаешься в воскресенье после обеда, то чувствуешь себя спасённым.
После драки парень, который меня измочалил, драил шваброй пол, а тем временем я позвонил своему страховому агенту, чтобы сообщить о моём визите в комнату «скорой помощи». В больнице Тайлер говорит им, что я упал.
Иногда Тайлер говорит за меня.
Я сам нанёс себе эти раны.
Снаружи начинался рассвет.
Ты не говоришь о бойцовском клубе, потому что за исключением пяти часов с двух до семи в воскресную ночь, бойцовского клуба не существует.
Когда Тайлер и я изобрели бойцовский клуб, ни один из нас никогда не дрался. Если ты никогда не дрался, то всё это звучит странно. Насчёт нанесения вреда, насчёт твоей способности причинить вред другому человеку. Я был первым парнем, которого Тайлер мог спокойно попросить, и мы оба сидели налитые в баре, где никому до нас не было дела, так что Тайлер сказал: — Я хочу, чтобы ты сделал мне одолжение. Я хочу, чтобы ты ударил меня так сильно, как только можешь.
Я не хотел, но Тайлер всё это объяснил, насчёт нежелания умереть без нескольких шрамов, насчёт усталости от наблюдения за драками профессионалов и желания узнать побольше о себе.
Насчёт саморазрушения.
Всё это время моя жизнь казалась мне слишком завершённой и правильной, и может быть мы должны были сломать что-то, чтобы сделаться лучше.
Я оглянулся и сказал, окей. Окей, я сказал, только снаружи, на стоянке.
Так что мы вышли наружу, и я спросил Тайлера — ему как, по морде или в живот?
Тайлер сказал:
— Удиви меня.
Я сказал, что никогда никого не бил.
На это Тайлер ответил:
— Так сойди же с ума, парень.
Закрой глаза, говорю.
А Тайлер ответил:
— Нет.
Как и каждый парень в его первую ночь в бойцовском клубе, я вдохнул и, размахнувшись, нацелил свой кулак в челюсть Тайлера, как в этих ковбойских фильмах, но попал я ему косо и по шее.
Дерьмо, сказал я, это не считается. Я хочу попробовать ещё раз.
Тайлер сказал,
— Да, это считается, и ударил меня прямо в грудь, как эта боксёрская перчатка на пружине в субботних мультяшках; я упал на машину. Мы оба стояли там, Тайлер потирал шею, а я держал руку на грудной клетке, оба из нас знали, что мы очутились где-то, где никогда не были и, как кот и мышонок из мультиков, мы были по-прежнему живы и хотели узнать, как далеко мы можем зайти и при этом остаться в живых.
Тайлер сказал:
— Круто.
Я ответил, ударь меня ещё.
Тайлер произнёс:
— Нет, ты ударь меня.
Так я его и ударил, по-девчоночьи, по правому уху, а Тайлер оттолкнул меня и по щиколотку погрузил свой ботинок в мой живот. Что было дальше и после этого — словами не передать, но бар закрылся, люди вышли и кричали, встав вокруг нас на стоянке.
В отличие от Тайлера, я, наконец, почувствовал, что могу контролировать всё в этом мире — всё, что меня раздражало и не работало, мою прачечную, которая возвращала рубашки с помятыми воротничками, банк, который заявлял, что я перед ним в долгу на несколько сотен долларов. Работу, где мой босс садился за мой компьютер и мудрил с командами DOS. И Марлу Сингер, похитившую мои группы поддержки.
Ничего не решалось, когда схватка была окончена, но тебя это уже не теребило.
Когда мы впервые дрались, была воскресная ночь, а Тайлер не брился с пятницы, так что я ободрал костяшки о его двухдневную щетину. Лёжа на спине на стоянке, глядя на звезду, проплывающую над фонарями, я спросил Тайлера, с кем он бы хотел подраться.
Тайлер ответил: со своим отцом.
Может, нам и не нужен был отец для полноты картины. В схватке в бойцовском клубе нет ничего личного. Ты дерёшься, чтобы драться. Ты не должен говорить о бойцовском клубе, но мы всё равно болтали, и через несколько недель встречи на стоянке прекратились, и как раз к тому времени как похолодало, другой бар предложил нам подвал для встреч. Там мы теперь и собираемся.
Когда собирается бойцовский клуб, Тайлер оглашает правила, о которых мы с ним договорились.
— Большинство из вас, — говорит Тайлер, стоя в круге света в центре подвала, полного мужиков, — большинство из вас здесь, потому что кто-то нарушил правила. Кто-то рассказал вам о бойцовском клубе.
Тайлер говорит:
— В любом случае, вам лучше перестать болтать и основать другой бойцовский клуб, потому что на следующей неделе вы впишете своё имя в список, чтобы добраться сюда — и только первые пятьдесят человек по списку войдут в подвал. Если вы вошли, вы начинаете драться прямо здесь, так как вы хотите драки. Если вы не хотите драться, то в списке полно парней, которые хотят, и вам лучше бы остаться дома.
— Если это ваша первая ночь в бойцовском клубе, — объявляет Тайлер, — вы должны драться.
Большинство ребят состоят в бойцовском клубе, потому что они слишком боятся бороться с чем-либо. После нескольких схваток ты уже почти не боишься.
Множество лучших друзей впервые встретились в бойцовском клубе. Сейчас я хожу на встречи и конференции, и вижу лица за столами, бухгалтеры и младшие исполнители или адвокаты со сломанными носами, выпирающими из-под бинтов, словно баклажаны, или у них несколько швов под глазом, или сломанная челюсть, стянутая специальной шиной. Это тихие молодые люди, слушающие собеседника, пока не приходит пора решать.
Мы киваем друг другу.
Позже мой босс спросит, откуда у меня столько знакомых.
По мнению моего босса, в бизнесе всё меньше и меньше джентльменов, и всё больше головорезов.
Демонстрашка продолжается.
Уолтер из «Майкрософт» ловит мой взгляд. Он молодой парень с идеальными зубами и чистой кожей и работой, о которой вам было бы скучно писать в журнал бывших выпускников колледжа. Ты знаешь, что он слишком молод, чтобы принимать участие в каких бы то ни было войнах, и если его родители не были разведены, то его отец всё равно дома не появлялся, и вот он смотрит на меня, человека, у которого одна половина лица чисто выбрита, а другая — сплошной синяк, скрытый в темноте. Кровь сверкает у меня на губах. И возможно, Уолтер думает о вегетарианском обеде, на котором он был в прошлый уикенд, или об озоновом слое Земли или о необходимости прекращения испытаний новых продуктов на животных, но скорее всего — он об этом не думает.
Глава 6
Однажды утром, в унитазе плавает медуза — использованный презерватив.
Вот как Тайлер повстречал Марлу.
Я захожу отлить, и вот прямо в окружении пещерных грязных разводов на унитазе — это. Ты интересуешься, о чём думает сперматозоид.
Это?
Это склеп влагалища?
А что там происходит?
Всю ночь мне снилось, как я дрючу Марлу Сингер. Марла Сингер курит свою сигарету. Марла Сингер выкатывает свои глаза. Я просыпаюсь один в своей постели, а дверь Тайлера закрыта. Тайлер никогда не закрывает свою дверь. Всю ночь шёл дождь. Кровля давно пошла пузырями, скрутилась, погнулась, и дождь, когда он идёт, попадает внутрь, и собирается на потолке, и капает с крюка люстры.
Когда идёт дождь, мы выкручиваем предохранители. Всё равно вы не осмелитесь включить свет. В доме, который снимает Тайлер, три этажа и подвал. Мы выносим свечи. Тут есть множество кладовых и альковов, и окна затемнённого стекла на крыльце. В маленькой гостиной — диванчики у окон. Резные лакированные плинтусы высотой в восемнадцать дюймов.
Дождь проникает в дом, и все деревянные вещи набухают и усыхают, и во всём дереве заметны гвозди, в полах и рамах, плинтусах — гвозди вылезли на дюйм и ржавеют.
Везде ржавые гвозди, на которые можно наступить или о которые можно оцарапать локоть, и всего одна ванная комната на семь спален, а теперь ещё — использованный презерватив.
Дом чего-то ожидает — то ли перераспределения по городским районам, то ли окончания исполнения завещания, потом его снесут. Я спросил Тайлера, сколько он тут живёт, и он ответил — шесть месяцев. На заре времён здесь был владелец, собравший за свою долгую жизнь огромные подшивки «Нейшнл Джиогрэфик» и «Ридерз Дайджест». Большие покачивающиеся стопки журналов, которые с каждым дождём становятся всё выше и выше. Тайлер говорит, что последний владелец использовал глянцевую бумагу в качестве конвертов для кокаина. На парадной двери нет замка от полиции или любого другого парня, который захочет вломиться. Здесь девять слоёв обоев, набухающих на стенах столовой: цветочки под полосками под цветочками под птичками под зелёной травкой.
Дом чего-то ожидает — то ли перераспределения по городским районам, то ли окончания исполнения завещания, потом его снесут. Я спросил Тайлера, сколько он тут живёт, и он ответил — шесть месяцев. На заре времён здесь был владелец, собравший за свою долгую жизнь огромные подшивки «Нейшнл Джиогрэфик» и «Ридерз Дайджест». Большие покачивающиеся стопки журналов, которые с каждым дождём становятся всё выше и выше. Тайлер говорит, что последний владелец использовал глянцевую бумагу в качестве конвертов для кокаина. На парадной двери нет замка от полиции или любого другого парня, который захочет вломиться. Здесь девять слоёв обоев, набухающих на стенах столовой: цветочки под полосками под цветочками под птичками под зелёной травкой.
Наш единственный сосед — закрытый магазин по продаже сельскохозяйственной техники, а если перейти через дорогу — склад длиной на целый квартал. Дома мы нашли шкаф с семифутовыми валиками для скатывания камчатых скатертей, чтобы те не мялись. А ещё тут есть холодный, с обивкой из кедра, шкаф для мехов. Плитка в ванной комнате разрисована маленькими цветочками лучше, чем свадебный сервиз, а в унитазе тем временем плавает пользованный презерватив.
Я живу с Тайлером уже месяц.
Я — белые костяшки пальцев Джо.
Тайлер не мог не клюнуть на это. Ведь ночью раньше Тайлер сидел один, вклеивая гениталии в «Белоснежку».
Я даже не могу завоевать внимания Тайлера.
Я — охваченное огнём, бешеное чувство отторжения Джо.
Хуже всего то, что это моя ошибка. Тайлер рассказывает мне, что он пришёл со смены, с банкета, где он работал официантом, и Марла вновь позвонила из отеля «Регент». Вот так вот, сказала Марла. Туннель, свет, увлекающий её вниз по туннелю. Опыт смерти был таким клёвым, и Марла хотела, чтобы я слышал в подробностях, как она отчалит от своего тела и устремится ввысь.
Марла не знала, сможет ли её душа болтать по телефону, но хотела, чтобы хоть кто-то услышал её последний вздох.
Нет, чёрт, нет, Тайлер берёт трубку и всё понимает сикось-накось.
Они ж никогда не встречались, так Тайлер и подумал, что смерть Марлы — плохая штука.
Ни черта подобного.
Это вообще не его дело, но Тайлер звонит в полицию и бежит в отель «Регент».
И теперь, в соответствии со старинным китайским поверьем, о котором мы все узнали при помощи телевизора, Тайлер навсегда ответственен за Марлу, так как спас ей жизнь.
Если бы я потратил несколько минут и пошёл бы посмотреть, как помрёт Марла, ничего бы и не произошло.
Тайлер рассказывает мне, как Марла живёт в комнате 8G, на самом верху отеля «Регент», восьмой этаж, и всё это по лестнице, и шумный коридор с приглушённым смехом из телевизора, доносящимся через двери. Каждые несколько секунд кричит актриса или с воплем под градом пуль помирают актёры. Тайлер доходит до конца коридора и прежде, чем он тихонько постучит, рука цвета сливочного масла выпрастывается из комнаты, хватает его за рукав и втаскивает Тайлера внутрь.
Я старательно вчитываюсь в хозяйский «Дайджест».
Даже когда Марла втаскивает Тайлера в комнату, Тайлер слышит визг тормозов и сирены перед парадняком отеля «Регент». А на шкафчике стоит искусственный хрен, сделанный из того же мягкого розового пластика, как и миллионы кукол Барби, и на секунду Тайлер представляет себе миллионы пупсиков, и «Барби», и фаллоимитаторов, отлитых одним и тем же способом и сходящих с одной и той же сборочной линии в Тайване.
Марла смотрит на Тайлера, разглядывающего её фаллоимитатор, а затем выкатывает глаза и говорит: — Не бойся. Тебе это не угрожает.
Марла пихает Тайлера обратно в коридор и говорит, что ей очень жаль, но ему не следовало вызывать полицию, и, вероятно, полицейские уже толпятся внизу.
В коридоре Марла запирает дверь 8G и толкает Тайлера по направлению к лестнице. На лестнице Тайлер и Марла прижимаются к стене, так как навстречу прёт целая толпа полицейских и врачей, спрашивая, которая из этих дверей 8G.
Марла говорит им, что дверь в конце коридора.
Марла орёт полицейским, что девушка, которая живёт в 8G, раньше была мила и обаятельна, но сейчас превратилась в суку и вообще кошмарную тварь. Эта девушка — заразный человеческий отход, она испугана и так боится неверно поступить, что не поступает никак.
— Девушка в 8G утратила веру в себя, — орёт Марла. — Она боялась того, что чем старше она становится, тем меньше и меньше вариантов выбора у неё остаётся.
Марла орёт:
— Удачи!
Полицейские скопились у двери 8G, а Марла и Тайлер бегут в фойе. Сзади ломится полицейский, взывающий к запертой двери: — Позвольте нам помочь вам! Мисс Сингер, у вас есть зачем жить! Впустите нас, Марла, и мы поможем разрешить ваши проблемы!
Марла и Тайлер вылетают на улицу. Тайлер сажает Марлу в такси, и высоко на восьмом этаже отеля замечает тени в комнате Марлы, бегающие то к окнам, то обратно.
И прямо на автостраде, со всеми этими огнями и машинами, на шестиполосной гонке в никуда, Марла говорит Тайлеру, что он не должен позволять ей уснуть всю ночь. Если Марла уснёт, она умрёт.
Многие люди хотят смерти Марлы, сказала она Тайлеру. Эти люди уже мертвы или свихнулись, и по ночам они звонят ей по телефону. Марла может пойти в бар и услышать, как бармен назвал её имя, а когда она поднимает трубку, на том конце провода молчат. Там пусто.
Тайлер и Марла, они почти всю ночь были в соседней с моей комнате. Когда Тайлер проснулся, Марла уже смоталась в отель «Регент».
Я говорю Тайлеру, что Марле Сингер нужен не любовник, а психоаналитик.
Тайлер отвечает:
— Не называй это любовью.
Вот и длинная история превращается в короткую, и теперь Марла собирается похерить ещё одну часть моей жизни. С начала колледжа я завожу друзей. Они женятся. Я теряю друзей.
Здорово.
Мило, говорю.
Тайлер спрашивает, не является ли это проблемой для меня?
Я — сжатые в холодный клубок кишки Джо.
Не, говорю, всё пучком.
Приставь пушку к моей голове и раскрась стены моими мозгами.
Просто здорово, говорю я. Правда.
* * *Мой босс отсылает меня домой, потому что на моих брюках — сохлая кровь, и я рад до жопы.
Дыра в моей щеке, кажется, вообще не заживает. Я собираюсь работать, а мои подбитые глаза набухли, превратились в чернющие мешки вокруг маленьких дырочек, которых еле хватает, чтобы рассмотреть окружающий мир. До сегодняшнего дня меня раздражало, что я стал настоящим сконцентрированным на своей душе мастером дзен, и никто этого не заметил. Я занимаюсь медитацией ФАКС. Пишу маленькие ХАЙКУ и отсылаю их при помощи ФАКСА. Когда я прохожу по коридору мимо людей на работе, я вижу в них полный ДЗЕН, в каждом из этих маленьких злобных ЛИЦ.
Ты сдаёшь все свои пожитки, свою машину и отправляешься жить в снятый дом в грязном районе, где по ночам ты слышишь Марлу и Тайлера в их комнате, называющих друг друга подтиркой для жопы.
Возьми это, подтирка для жопы.
Сделай это, подтирка для жопы.
Проглоти это. Продолжай, детка.
Просто по контрасту это делает меня маленьким спокойным центром мира.
Я, со своими подбитыми глазами и засохшими кровавыми пятнами на больших широких штанинах, я говорю ПРИВЕТ всем на работе. ПРИВЕТ! Взгляни на меня. ПРИВЕТ! Я такой ДЗЕНЩИК. Это — КРОВЬ. Это НИЧТО. Привет. Всё — это ничто и так клёво быть просветлённым. Кем-то вроде меня.
Вздох.
Глянь. За окном. Птица.
Мой босс спросил, моя ли это кровь.
Птичка улетела куда-то вниз. В своём мозгу я пишу маленькое хайку.
Я считаю на пальцах: пять, семь, пять. Кровь, моя ли кровь? Да, говорю. И моя тут есть. Это неверный ответ.
Будто это такое уж важное дело. У меня двое чёрных брюк. Шесть белых рубашек. Шесть пар нижнего белья. Минимум. Я хожу в бойцовский клуб. Такие вещи случаются.
— Иди домой, — говорит мой босс. — И переоденься.
Я начинаю думать — не один ли и тот же человек Тайлер и Марла. За исключением большого траха каждую ночь в комнате Марлы.
Они делают это.
Делают это.
Делают это.
Тайлер и Марла никогда не находятся в одной комнате. Я никогда не видел их вместе.
Правда, вы никогда не видели вместе меня и За За Габор, но это не означает, что мы — один человек. Тайлер просто уходит, когда появляется Марла.
Чтобы я мог простирнуть брюки, Тайлер должен показать мне, как варится мыло. Тайлер наверху, а кухня загажена запахом гвоздики и жжённых волос. Марла сидит за кухонным столом, прижигая своё запястье благоухающей сигаретой и называя себя подтиркой для жопы.
— Я принимаю своё гнойное болезненное разложение, — говорит Марла, обращаясь к вишнёвому огоньку на конце сигареты. Марла вкручивает сигарету в мягкую белую плоть. — Гори, ведьма, гори.