На кухне княжна тоже разнос учинила, Белаву до слез довела, во все кладовые нос засунула.
— Сейчас в подвалы пойдем, — чуть слышно хмыкнула за моей спиной кастелянша. — Бочки с соленьями считать.
Прислужницы захрюкали — засмеялись, прячась за ладошками.
— Часто у вас так? — прошептала я.
— Да раз в луну точно, — женщина закатила глаза, а садовник усмехнулся, придвинулся ближе. — Не улыбайся, — шикнула на него кастелянша, — заметит княжна, еще грязь месить отправимся. А там дождь сегодня…
— Может, ей того… капелек успокоительных? — прошептал садовник.
— Замуж ей надо, — буркнула ключница. Присела на лавку, пользуясь тем, что хозяйка распекает кухарок. — А то всех нас изведет, житья уже нет!
— Видать, опять со служителем повздорила, — прошептала горничная, покосившись на меня. То и понятно, я человек новый, пришлый. Остальные тоже посмотрели пугливо, запоздало каясь, что лишнего наговорили. Вдруг пойду Велене докладывать? Замялись, переглядываясь. Но тут к нам Белава подошла, утирая уголком фартука красные глаза и поджимая губы. Велена орала на девчонок — посудомоек, и за ее воплями наши шепотки слышны не были.
— Вот злыдня, — в сердцах прошептала кухарка и кивнула мне приветливо. — Вересенья, спасибо тебе за вчерашнее, зайди потом, угощеньице для твоих братишек передам.
— А что это вы тут шепчетесь? — Велена осмотрела нас, прищурившись. — Меня обсуждаете???
— Да как можно, княжна, — пробасил садовник. — Только и мыслим, как свои оплошности исправить да пред вашими светлыми очами оправдаться.
Все усиленно закивали, изображая на лицах раскаяние да осознание своих провинностей. Но, видимо, недостаточно рьяно, потому что Велена окинула наши благостные лица злым взглядом и приказала:
— В подвал! Всем! Живо!!
— Мне-то зачем, княжна? — взвыли в голос садовник и кастелянша.
— Всем, сказала!!! — ярилась хозяйка. Белава за ее спиной глаза закатила, так княжна, словно нюхом учуяла, развернулась на каблуках…
— Живо в подвалы! И вот только не досчитаюсь снеди, всем руки укорочу!!!
В подвале было сухо, плесенью не пахло, я осмотрелась с удовольствием. Вдоль стен — бочки аккуратными рядами, на полках балык и колбасы, шматы сала да медовые соты. Княжна наша принялась вдоль полок бродить, кухарок ругать почем зря, распекать да криворукими обзывать. Белава снова красными пятнами покрылась, а я злилась, на это глядючи. А Велена словно с цепи сорвалась, так что нам уже и не до смеха было. Заставила нас все считать да пересчитывать, в бумажке помечать и ей докладывать. Так что из подвалов мы выползли, словно с каторги. Ведь каждую картофелину и морковку из песка девчонки достали, да на предмет плесени осмотрели. Каждый огурец обнюхали, а колбасные круги — прощупали. Садовник уже смотрел волком, но зря. Потому что Велена после подземелья к нему решила явиться с проверкой, так мужик чуть ли не взвыл в голос.
И не только он — все взвыли, да с княжной не поспоришь. Как миленькие отправились под дождь, на поникшие и мокрые кусты любоваться. Сама Велена-то не мокла, принесли для нее прислужники и плащ, и широкий полог над головой ее дурной натянули. Под ножки скамеечку деревянную поставили, чтобы сапожки не промочила. А мы так и стояли, проклиная и хозяйку и непогоду. И чем больше хозяйка ярилась, тем сильнее я зубы сжимала. Дурная Велена всегда была, да не настолько. Значит, подначивает Шайтас, заставляет злобой пылать и яриться. Надеется, что я не выдержу, колдовать начну. Могу ведь и тучки разогнать, и Велену успокоить. То не сложно. Да только демон не зря это затеял, видать, Ильмир где-то поблизости, хоть я его и не вижу. И стоит шептать начать, вдруг явится? Услышит, почует своих нюхом, на ведьм заточенным.
И стоило подумать, как услышала на дорожке шаги, повернулась: так и есть, служитель. Окинул нас всех холодным взглядом, к Велене подошел, обнял за плечи. Сказал ей что-то тихо, она и замолчала, разулыбалась. Потом кинула на всех недовольный взгляд, губы поджала.
— Чего застыли? Работать идите, хватит тут прохлаждаться да ворон считать! Ишь, удумали, время обеденное, а они гуляют по саду без дела. Лодыри!
— Да, княжна, простите, княжна… — забормотали все и кинулись со всех ног к двери, дрожа от холода да стуча зубами. Я тоже пошла, но не тут — то было.
— Вересенья, — окликнула Велена. — Я тобой недовольна. Не справляешься, то ли опыта маловато, то ли ума. Будешь продолжать в том же духе и не проявишь должного рвения, выгоню без рекомендаций, так и знай!
Я молчала, сжимая зубы. Вот же зараза. Не справляюсь, значит? Да я пашу, как стражник волховский, не приседая от зари до последнего луча. Даже поесть некогда да по нужде отлучиться. Да при мне это поместье стало, как игрушка белоснежная — все чисто, все убрано, за всем пригляд, всюду порядок! И все это без оплаты и даже благодарности! Вот змея!
— Велена, хватит мокнуть под дождем, — прервал ее Ильмир, — идем в дом.
— Ты прав, — защебетала княжна, мигом сменив голосок на нежный и ласковый, — идем. — И ко мне снова: — а ты, Вересенья, задумайся! Негоже, стыдно должно быть! Старайся лучше!
Ильмир потянул княжну к дому, прислуга, что держала над ней полог, засеменила рядом, а я осталась на дорожке, под дождем. Подняла голову, сглатывая капли, что текли по лицу. Мое серое платье насквозь промокло, даже в ботинках, кажется, вода хлюпала. А когда голову опустила, никого в саду уже не было.
* * *До вечера пришлось носиться по поместью, как скаженной, ни минутки покоя у меня не нашлось. Даже на то, чтобы постоять у очага, подсушить платье — так и бегала в сыром. Дел было столько, что и вздохнуть некогда, про еду я и вовсе забыла. И в лесной домик брела уже в темноте, мечтая лишь о том, чтобы доползти, заварить себе разных травок и улечься на свою твердую кровать.
И замерла изумленно, подойдя к порогу, потому что в домике было весело. Хохотал Таир, тоненько заливалась Леля, тявкала Тенька и… смеялся Ильмир. Я привалилась плечом к стене, прислушиваясь. Так эти звуки непривычны были. Заходить стало боязно как-то, так что я сама на себя рассердилась. Вот еще, надумала бояться — в моем доме гости, а не наоборот! И решительно расправив плечи, переступила порог.
Встала у двери, обозревая картину: детишки сидели рядышком на лавке, Ильмир — напротив, а на столе… Чего там только не было! И кренделя, и леденцы на палочках, и орехи, и сладости, и булочки маковые! Хлесса довольная примостилась у служителя в ногах, и он рассеянно гладил ее, привычно так, что у меня сердце дрогнуло.
— Пришла! — завопила Леля, доставая изо рта леденец. Я на нее зыркнула, чтобы не вздумала меня по имени назвать, а то вдруг забыла, как теперь величать? Но зря переживала, детишки у меня прозорливые и цепкие, да и хитрюги к тому же. Таир подмигнул, чтобы служитель не видел, и принялся меня обхаживать. На лавку возле служителя усадил, кинулся к очагу за котелком с горячей водой.
— Сейчас чаевничать будем, — обрадовал он. — Тебя только и ждали, Вересенья!
— Вижу, уже познакомились, — пробурчала я, искоса поглядывая на служителя. Он улыбался, смотрел дружелюбно.
— Ваши покупки я у дверей поставил, — сообщил он.
— А это что? — кивнула я на стол. — Я это не просила.
— Так кто же ходит в гости с пустыми руками? — вскинул он светлую бровь. — Гостинцы. Только я вот думал, что детишки у вас помладше будут. А у вас вон…
— Я уже пятнадцать весен встретил! — важно объявил от очага Таир.
— А я четырнадцать! — встряла Леля.
— Взрослые, — серьезно кивнул Ильмир. — Уже помощники.
— Еще какие помощники, — согласилась я. — Что бы я без них делала!
— А сама вчера ругалась! — припомнила вредная Леля. — А теперь, значит, все-таки помощники?
— За дело ругалась, — смутилась я. — На свои забавы всю крупу перевели!
— Мы не на забаву, — возмутилась вредная сестрица, — мы хотели выяснить, где у мышей нора!
— Так у вас же кот есть? — удивился служитель.
Я в угол глянула, да чуть без чувств не свалилась. За лавкой сидел коргоруш, еще и умывался. Словно кот обычный. Конечно, простой человек зверя пушистого и увидит, а вот служитель может и другое разглядеть! Что не зверь то вовсе, а дух, еще и пакостливый к тому же! Я коту тайком кулак показала, так он сделал вид, что не заметил, лишь усерднее усы намывать стал, негодник! Ничего, уйдет гость, я до него доберусь…
А тут еще и хлесса добавила: положила голову Ильмиру на колени, чтобы за ушами почесал! Я морок осмотрела испуганно: вроде, шавка как шавка, клыки не слишком выпирают. Лишь бы рыкнуть не надумала! Только расслабилась, Саяна по притолоке притопала, свесилась с балки, смотрит желтым глазом. Каркнет — в суп отправлю, мрачно решила я. Ворона покосилась, открыла клюв, подумала… и закрыла. И обратно в угол утопала, зыркнув на меня недовольно. Я вздохнула с облегчением.
— Над чем смеялись-то? — полюбопытствовала, пока детишки кружки на столе расставляли.
— А Ильмир нам про свое детство рассказывал, — пояснил Таир и подул на пальцы. — Смешно было.
— И мне расскажите, и я посмеюсь, — тихо попросила я, боясь поднять глаза на служителя. И снова рассердилась на себя. Да чего это я! Подняла, встретилась с ним взглядом. Он смотрел задумчиво, чуть нахмурившись.
— Еще гостинцы? — кивнула я на его руки, что сжимали книгу. — Сказки?
— Простите, — улыбнулся он. — Я ведь говорю, ожидал тут детишек маленьких встретить. Просто вы совсем молодо выглядите, Вересенья, вот я и подумал…
— А я сказки люблю, — встряла Леля, вытащила из ладоней Ильмира книгу, раскрыла. — О, вот эту сказку особенно! Про зачарованную царевну! Как вы думаете, может, и правда так бывает?
— Как? — подхватил Таир, заглядывая 'братику' через плечо.
— Вот так! Что царевну зачаровал злой колдун, и все на свете она забыла! И царевича своего, и дом родной, и обещания свои! Может такое быть?
Я поперхнулась травником, погрозила Леле кулаком. Но вредина сделала вид, что не заметила.
— А что, вполне! — весомо подтвердил Таир. — Я вот слышал от дядек, что такое с одним… пастухом приключилось, представляете? Встал наутро и ничего не помнит! Ни супружницу, ни детей! Ничегошеньки! Отшибло память, как не было!
Я снова поперхнулась и погрозила уже Таиру. Но этот паршивец отвернулся, глаза отвел, как ни в чем не бывало. А я сидела ни жива, ни мертва от волнения. Посмотрела искоса: служитель молчал, хоть глаза синие и потемнели, словно море заволновалось. А мои помощнички все не унимались!
— И я такое слышал… — обрадовалась Леля, — только не про пастуха, а про… мельника! И тоже отшибло! Представляете! Сплошь и рядом такое, чего удивляться!
— Я сейчас вам что-нибудь отшибу, — не сдержалась я, — а ну замолчите! Ерунду городите, что о вас наш гость подумает! Вы не слушайте их, — добавила, поворачиваясь к Ильмиру.
— Отчего же, — задумчиво протянул он. — Очень занимательно…
Таир язык прикусил, а когда Леля решила продолжить, треснул ее слегка по затылку.
— Хватит байки чесать, за стол садись, — велел он.
— А чего это ты мне указываешь? — возмутилась сестричка, потирая голову.
— А я старший, — усмехнулся мальчишка. — Садись.
Лелька фыркнула, но посмотрела на меня виновато, опасаясь, что гневаться начну.
— Значит, вы в этих краях выросли? — спросила я, потянувшись к сладостям.
— В этих, — подтвердил Ильмир. — Хоть я этого и не говорил… В городе родился, а как шесть исполнилось, так меня в обитель и отдали. Я младший сын.
Я кивнула понятливо. В благородных семьях это часто случалось: старший сын — наследник, средний — воин, а младшего отдавали в обитель.
— И где ваша семья? — тихо спросила я.
— Погибли. Давно. Я и не помню их почти… всю жизнь в Обители провел, служители мне родными стали. За отца и братьев.
Я кивнула. Дальше спрашивать не стала, зная, что и там история грустная — сгорела Обитель до тла, вместе со всеми обитателями. А грустить не хотелось. Впрочем, разве можно с моими 'братишками' загрустить? Пока мы разговаривали, эти сорванцы к одному кренделю приглядывались. Он, и правда, занятный был— усыпанный орешками и сахаром, пах медом и сладостью. Так Леля и Таир одновременно за ним и потянулись с разных сторон, стукнулись лбами, девочка взвизгнула, мальчишка завопил, крендель свалился на пол. К нему кинулась Тенька, но сверху уже спикировала Саяна, выхватывая сдобу почти из пасти изумленной хлессы. И только хотела взмыть к потолку, как сбоку выпрыгнул кот и ловко отобрал трофей. Леля потирала шишку, Таир свалился на пол, Тенька поскребла лапой за ухом и обиженно завыла, а коргоруш сверкнул глазищами, да и был таков. Я покосилась на Ильмира, а потом не выдержала и захохотала. Саяна все-таки каркнула разок, зараза такая, но ее никто не услышал, потому что к моему смеху присоединился Ильмир, потом Лелька, да и Таир решил не дуться и тоже захихикал.
— Пора мне, — успокоившись, произнес служитель и поднялся. — Благодарю за гостеприимство.
— Так вы же чай не допили? — пискнула Леля.
— Значит, в следующий раз допью, — улыбнулся он. — Вересенья, вы меня не проводите? До ограды…
— Конечно, — я поднялась и пошла следом, накинула на плечи шаль. Детишки притихли, проводили нас взглядами, но следом не сунулись.
Ночь уже завладела землей, стояла за порогом, смотрела глазами — звездами. Я ей улыбнулась, с трудом удержалась, чтобы не поклониться. Ночь глянула понятливо и ушла тихо, сгущая тени под деревьями. Служитель молчал, пока мы шли через дворик. У ограды оглянулся на святящееся окошко домика.
— Хорошо у вас, — негромко сказал он. — Спасибо, Вересенья.
— За что?
— За тепло. Как дома побывал…
— Еще заходите…
Он головой качнул, и не понять, то ли да, то ли нет.
— Говорите, гуляем мы во снах? И разных людей встречаем? — повернулся он ко мне. Я кивнула. А Ильмир продолжил: — Может и так. Может… Доброй ночи.
— Доброй.
Он вышел за ограду, постоял, словно раздумывая. Обернулся.
— Хорошие у вас… братишки. Берегите их. Особенно… младшего, — усмехнулся Ильмир, а я смутилась. Догадался, значит, про Лелю. Встретила его взгляд твердо, объясняться не стала.
— Я стараюсь.
— И обращайтесь, если нужна будет помощь, — снова помолчал. — А на Велену… не обращайте внимания. Вы хорошо справляетесь со своей работой, и она это знает.
— Разве?
— Да.
— Вы давно знакомы с княжной? — не удержалась я.
— С детства, наши отцы дружили. Но я много лет не видел Велену, потому что рос в Обители. А снова встретились недавно, этой зимой, она мне очень помогла… Я благодарен ей за то, что в трудную минуту Велена оказалась рядом, предложила свой кров и помощь. Не обижайтесь на нее, Вересенья, хотя это трудно, я понимаю. Она не очень счастлива, от того и ярится на всех…
— Да отчего ей несчастной быть? — возмутилась я. — Молодая, пригожая, дом полная чаша!
— Одинокая, — мягко сказал Ильмир. Синие глаза снова стали задумчивыми.
— У нее ведь есть вы, с чего же ей от одиночества тосковать? — охрипшим голосом спросила я.
— Боюсь, я не лучший выбор… Худший, вернее, — негромко сказал Ильмир. — И Велена это поймет со временем.
— Кажется, она вас любит.
Он опустил голову, отвечать не стал, лишь улыбнулся криво и невесело. Уж не знаю, какие отношение были между ними, но в любовь Велены Ильмир, похоже, не слишком верил. А от чего — мне рассказывать не стал.
— Еще раз спасибо вам. И простите, вы устали, а я вам отдыхать мешаю.
— Ничего подобного…
— Доброй ночи.
Я постояла, глядя ему во след и раздумывая. Значит, с детства знакомы. И не только с княжной, но и с братом ее наверняка. Моим супругом венчанным… Вот так шутки у судьбинушки, сколько ни крути тропки, а все равно приведут туда, куда тебе на роду написано.
* * *Через два дня мы собирались всем поместьем на ярмарку в Ивушки. Велена расщедрилась, выходной всем выделила, хоть и болтали дворовые, что доброта эта подозрительна, как бы боком нам не вышла. Будь моя воля, я бы в лесном домике осталась, по лесу прошлась, да в баньке попарилась неторопливо, но Леля и Таир загорелись нежданным развлечением, так что я устыдилась. И то верно — дети ведь, а живут со мной, как зверьки неразумные, ничего не видят хорошего. К тому же княжна велела на торжище выбрать новые ткани для занавесей и скатертей, присмотреть сундуки да перины для ложа. Так что развлекаться будут детишки, а я снова на княжну работать.
Предстоящие гуляния воспринимала с опаской: отвыкла я за восемь лет от толпы людской, что тут говорить. Как-то боязно было. Со стаей волчьей или косолапым в буреломе повстречаться — не страшно, а веселье и празднование — пугали. Но Лелька носилась по дому, как скаженная, вприпрыжку, так что я отказать не посмела. Таир хоть и молчал, но тоже глазами блестел задорно, предвкушающе.
До Ивушек добрались на телеге, с конюшими. Уже на подъезде стало заметно городское оживление: замелькали цветастые платки на женских головах, красные вышивки на платьях, сапожки да кафтаны — на франтах. Полетели ленты в девичьих косах, кое-кто и первыми цветами украсился, венками или просто травинками и веточками. Голоса стали звонче, шаги веселее, а стоило въехать на главную улицу, так и вовсе телега встала, окруженная толпой. Так что мы слезли и осмотрелись изумленно.
На ярмарку в Ивушки съезжается весь окрестный люд: из Заозерья, Мутных Канавок и Отрадного Дола, из маленьких весей и лесных деревенек. Приезжали на телегах и обозах, топали пешком, чтобы загодя занять место на торжище. Кто поухватистее да побогаче — располагались под крытыми навесами, а остальные — рядами на земле. И чего тут только не было! Ряды со скотинкой: коровками и поросятами, цыплятами и гусятами, кроликами в плетеных корзинах и жующими козами. Дальше разложились крепкие мужики с уже забитыми тушками и бабы с дарами своих огородов: стрелами зеленого лука, кудрявой петрушкой, душистым укропом, острым и хрумким редисом. У иных красовались уже и первые пупырчатые огурчики, у других стояли крынки со свежим молоком, яичками и домашним творогом. Здесь же помешивали поварихи кашу в больших закопченых котелках, подвешенных над кострами. И все желающие могли за медяк отведать ее — рассыпчатую, обжигающую, сытную. А если в кармане еще что-то звенит, можно за дополнительную денежку добавить в угощение мед с орехами, засушенные ягоды или свежее маслице. А то и прикупить сахарный крендель, запить молоком или пенным сбитнем. Мужички толпились у кувшинов с медовухой, дети носились гурьбой, ошалелевшие от всеобщего веселья. И все это пестрое, многоголосое, разношерстное море шумело, смеялось, ругалось, пело, мычало, хрюкало и порой заходилось то детским плачем, то хохотом.