При этихъ послѣднихъ словахъ Мильде такъ возмутился, что онъ досталъ десятикронную бумажку, швырнулъ ее Гольдевину черезъ столъ и сказалъ раздраженно:
"Вотъ… Вотъ ваши деньги! Вы помните, я занялъ у васъ какъ-то десять кронъ, я забылъ было это. Теперь, я надѣюсь, вы понимаете, что вамъ можно уходить".
Гольдевинъ вдругъ покраснѣлъ до самыхъ корней волосъ; но тѣмъ не менѣе онъ взялъ кредитку.
"Вы не очень-то вѣжливо благодарите за долгъ", сказалъ онъ.
"Нѣтъ, но кто же вамъ сказалъ, что я вѣжливый человѣкъ. Самое главное то, что вы теперь получили обратно ваши деньги, и мы теперь надѣемся, что вы освободите насъ отъ вашего присутствія".
"Да, да, благодарю; мнѣ нужны деньги, у меня больше нѣтъ", сказалъ Гольдевинъ и завернулъ деньги въ кусокъ газетной бумаги. Уже самый способъ, какимъ онъ пряталъ эту маленькую незначительную кредитку, показывалъ, насколько онъ былъ безпомощенъ и какъ мало онъ привыкъ имѣть деньги въ рукахъ. Вдругъ онъ посмотрѣлъ Мильде въ лицо и продолжалъ: "Я впрочемъ совсѣмъ не надѣялся получитъ отъ васъ обратно этотъ долгъ".
Мильде всего передернуло, но онъ вскорѣ оправился; это сильное оскорбленіе не заставило его одуматься, онъ проглотилъ его и пробормоталъ въ отвѣть, что у него не было намѣренія быть невѣжливымъ, онъ извиняется, онъ былъ очень раздраженъ, но однимъ словомъ…
Норемъ, сидѣвшій пьяный и равнодушный, не могъ дольше сдерживаться, онъ видѣлъ во всемъ этомъ только смѣшное и сказалъ, смѣясь:
"Ты и этого человѣка поддѣлъ, Мильде? Нѣтъ, ты занимаешь деньги у перваго встрѣчнаго! Ты просто неподражаемъ! Ха, ха, у этого тоже!"
Гольдевинъ всталъ.
Въ эту же самую минуту, встала также и Агата и быстро подошла къ нему. Она схватила взволнованно его за руку и начала ему что-то говоритъ, потащила его за собой къ другому окну и шептала. Тамъ они сѣли, вокругъ нихъ никого не было, она сказала:
"Да, да, это такъ, вы говорили все это мнѣ, я поняла это, вы правы, Гольдевинъ, правы, правы. Вы увидите, все теперь будетъ иначе. Вы говорили, что я этого больше не могу, что я больна, не въ состояніи это сдѣлать, но нѣтъ, я могу, вы это увидите. Я только теперь все понимаю, вы мнѣ сказали милый, милый Гольдевинъ, не сердитесь на меня, я такъ часто была неправа…"
Она плакала безъ слезъ, безпомощно она сидѣла на кончикѣ стула и говорила, не останавливаясь. Порой онъ вставлялъ слово, кивалъ и качалъ головой, когда видѣлъ ее такой безутѣшной, и смущенно называлъ ее Агатой, нѣтъ, милой Агатой. Они продолжали сидѣть; она понемножку успокоилась, склонила голову и слушала внимательно, что онъ ей говорилъ. Она не должна относитъ къ себѣ все, что онъ говорилъ; ни въ какомъ случаѣ. Да, онъ думалъ о ней, это правда; но тогда, значитъ, онъ ошибся, слава Богу! Онъ не хотѣлъ ее огорчить, онъ хотѣлъ только ее предостеречь; она такъ молода, онъ на много старше ея и понимаетъ, чему она подвергается. Но теперь она не должна грустить; все хорошо кончится.
Они продолжали говорить. Иргенсъ выказывалъ нетерпѣніе, онъ поднялся, вытянулъ руки и зѣвнулъ, чтобы показать, что онъ собирается уходить, но вдругъ онъ вспомнилъ, что онъ что-то забылъ и сдѣлалъ нѣсколько торопливыхъ шаговъ къ буфету. Онъ потребовалъ жженаго кофе, и получилъ его въ мѣшочкѣ.
Мильде потребовалъ счетъ, щедро расплатился и тоже поднялся. Онъ попрощался съ мужчинами, сидѣвшими у стола, и пошелъ. Нѣсколько минуть спусгя, какъ разъ передъ окнами Гранда, онъ поклонился какой-то дамѣ и они вмѣстѣ свернули въ переулокъ; на дамѣ было длинное боа, развѣвавшееся отъ вѣтра и порою касавшееся руки Мильде; затѣмъ они исчезли.
А Агата и Гольдевинъ все еще сидѣли на своихъ мѣстахъ.
"Вы можете проводитъ меня домой", сказала она: "подождите минуту, я хочу только…"
Она подошла къ столу Иргенса и взяла свою накидку.
"Вы уходите?" сказалъ онъ и посмотрѣлъ на нее, какъ будто только что упалъ съ неба.
"Да, да, я ничего не хочу больше слышать; Иргенсъ", отвѣчала она: "спасибо за сегодня…"
"Чего вы больше не хотите, развѣ я не могу васъ проводитъ домой"?
"Нѣтъ, и позже, и завтра тоже нѣтъ. Нѣтъ, все это должно кончиться". Она протянула Иргенсу руку и еще разъ равнодушно поблагодарила его; она все время смотрѣла на Гольдевина и выказывала нетерпѣніе. Иргенсъ задерживалъ ее.
"Подумайте о томъ, что вы обѣщались мнѣ на завтра", сказалъ онъ, когда она уходила.
III
Агата и Гольдевинъ шли вмѣстѣ по улицѣ. Онъ ей не сказалъ, что уѣзжаетъ, и она этого не знала. Великодушный человѣкъ! Она была счастлива, что идетъ рядомъ съ Гольдевиномъ, съ этимъ человѣкомъ, отталкивающимъ отъ себя всѣхъ своими рѣчами; она шла очень близко къ нему; сердце билось въ груди.
"Простите мнѣ, Гольдевинъ", сказала она, "Да, да, простите мнѣ все, что было раньше, а также и то, что было сейчасъ, хорошо? Еще недавно я не смѣла васъ просить объ этомъ, но какъ только я съ вами, у меня является довѣріе. Вы не упрекаете меня, никогда? Но сегодня я ничего, ничего нехорошаго не сдѣлала… сегодня, когда я вышла, когда я была въ городѣ я хочу сказать. Да, вы понимаете, что я хочу сказать". И она прямо посмотрѣла ему въ лицо.
"Мнѣ нечего вамъ прощать", отвѣчалъ онъ.
"Нѣтъ, у васъ есть, что прощать мнѣ, да, у васъ есть", повторила она съ удареніемъ. "Нѣтъ, я этого не понимаю; теперь я вспоминаю только о томъ, какъ мы съ вами вмѣстѣ гуляли въ лѣсу, въ Торахусѣ. Мы ѣздили въ море…"
"Скоро вы ѣдете домой, фрекэнъ Аагата?"
"Да, я ѣду очень скоро… Простите меня, Гольдевинъ, и вѣрьте, вѣрьте мнѣ, что я ничего дурного сегодня не сдѣлала; я раскаиваюсь, раскаиваюсь во всемъ… Вы будите во мнѣ столько воспоминаній. Однажды вы несли меня изъ пастушьей хижины домой, вы сказали, что вы скучали по мнѣ, когда меня не было; мнѣ кажется, будто я еще это сейчасъ слышу…" Она замолчала. Вдругъ она сказала, улыбаясь, посмотрѣвъ на него: "должно быть давно вы не стригли своихъ волосъ".
"Да я скоро остригу ихъ".
"Но только не бороду", сказала она, "нѣтъ, бороду не нужно, она теперь такая красивая".
На это онъ отвѣтилъ равнодушно:
"Вы это находите? Ахъ нѣтъ, въ ней черезчуръ много сѣдыхъ волосъ!"
Пауза. Потомъ она опять сказала:
"Да, вы во всемъ правы. Голубые огоньки безъ всякой гордости. Я не настолько глупа, чтобъ не понять, кому вы это говорили".
"Но, милая Агата", воскликнулъ онъ съ отчаяніемъ: "это относилось не къ вамъ. Я этого и не думалъ. И, кромѣ того, я ошибался, я теперь вижу, что ошибался: вы, слава Богу, совсѣмъ другая. Но мнѣ пришло въ голову, обѣщайте мнѣ одно, Агата… нѣтъ, простите меня, что я назвалъ васъ Агатой. Но обѣщайте мнѣ, что вы будете осторожнѣе, — хорошо? Это, конечно, нисколько не касается меня, я это знаю, но вамъ пришлось сталкиваться съ многими людьми, вѣрьте мнѣ, что эти люди не для васъ. Фру Тидеманъ тоже запуталась".
Она вопросительно посмотрѣла на него.
"Мнѣ вспомнилось, что я хотѣлъ вамъ это сказать", продолжалъ онъ. "Фру Тидеманъ, одна изъ немногихъ гордыхъ людей въ этомъ кружкѣ, даже она! Одинъ писатель обманулъ ее".
"Ахъ такъ," сказала Агата. "Да, писатели ничего и не представляютъ для меня, нѣтъ, вы можете мнѣ повѣрить". И вдругъ она взяла руку Гольдевина и прижалась къ нему.
Онъ смутился и замедлилъ шагъ; она это почувствовала и сказала улыбаясь: "Ахъ нѣтъ, я не должна этого дѣлать".
"Нѣтъ", сказалъ также и онъ: "вы не должны этого дѣлать".
"Нѣтъ. Но я вижу васъ такъ рѣдко, Гольдевинъ", и она опустила глаза.
"Гм. Что вы будете дѣлать, когда вернетесь домой? Я хочу сказать, будете ли вы учиться, или что? Кстати; есть у васъ какія-нибудь извѣстія отъ вашего жениха?"
"Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ еще. Но вѣдь еще слишкомъ рано. Вы боитесь, что онъ можетъ бытъ доѣхалъ не благополучно? Милый Гольдевинъ, вы почему это спрашиваете?"
"Нѣтъ, нѣтъ, не безпокойтесь; онъ благополучно доѣдетъ… Нѣтъ, я это просто такъ спросилъ… Да, да. Благодарю васъ, что вы разрѣшили мнѣ васъ проводить".
Они остановились передъ ея дверью и распрощались. Медленно, не подбирая платья, она поднялась на первыя двѣ ступени. Но потомъ вдругъ она повернулась, снова вышла на улицу и посмотрѣла на него глубоко взволнованная.
"Гольдевинъ, какъ я васъ люблю сейчасъ!" сказала она тихо. "Спасибо за сегодня".
И съ этими словами она взбѣжала по лѣстницѣ къ себѣ.
Онъ постоялъ нѣкоторое время. Онъ еще слышалъ шаги въ домѣ, потомъ они замерли. Онъ повернулся и медленно пошелъ по улицѣ. Онъ ничего не слышалъ и не видѣлъ вокругъ себя.
Инстинктивно онъ выбралъ дорогу, ведшую въ Погребокъ, гдѣ онъ имѣлъ обыкновеніе обѣдать. Онъ спустился и потребовалъ себѣ ѣстъ. Жадно онъ съѣлъ все, что ему подали, какъ будто очень давно онъ ничего не ѣлъ; онъ даже крошки хлѣба не оставилъ. Когда онъ кончилъ, онъ досталъ свои десять кронъ изъ газетной бумаги и заплатилъ; въ это время онъ ощупалъ маленькій свертокъ въ боковомъ карманѣ, - нѣсколько серебряныхъ кронъ, маленькую сумму, которую онъ приготовилъ для своего билета въ Торахусъ.
На другой день, около пяти часовъ Агата шла внизъ въ гавань, въ то же самое мѣсто, гдѣ она гуляла наканунѣ. Иргенсъ былъ уже тамъ и ждалъ ее. Она быстро подошла къ нему и сказала:
"Я пришла только для того, чтобы вамъ сказать… Я пришла не для того, чтобы съ вами оставаться, у меня на это нѣтъ времени. Но я не хотѣла, чтобы вы ждали меня".
"Послушайте, фрекэнъ Агата", сказалъ онъ вдругъ, "теперь вы не должны больше дѣлать исторій".
"Я больше никогда не пойду въ вашу квартиру, никогда больше. Я теперь научена. Почему вы не берете съ собой фру Тидеманъ? Да, почему вы ее не берете?" Агата была возбуждена и блѣдна.
"Фру Тидеманъ?" сказалъ онъ, заикаясь.
"Конечно, я все знаю, я все узнала… Да, я всю ночь объ этомъ думала, ну идите же къ фру Тидеманъ".
Онъ подошелъ къ ней вплотную:
"Фру Тидеманъ не существовала для меня съ того дня, когда я увидѣлъ васъ; она больше не существовала! Я не видѣлъ ея уже нѣсколько недѣль; я даже не знаю, гдѣ она живетъ".
"Да, но это нисколько не мѣняетъ дѣла", сказала она. "Но, можетъ быть, вы можете ее отыскать… я пройду съ вами немного", сказала она.
И они пошли. Агата снова успокоилась.
"Я сказала, что я всю ночь объ этомъ думала", сказала она. "Но этого конечно я не дѣлала. Я хотѣла сказать весь день. Нѣтъ, не весь день, но… нѣтъ, мнѣ пришло въ голову… Вы должны были бы стыдиться. Молодыя замужнія женщины. Онѣ не очень-то защищаются, Иргенсъ…"
"Я знаю, что все ни къ чему".
"Нѣтъ, вы ее любите". Но такъ какъ онъ молчалъ, она сказала рѣзко: "Вы могли бы мнѣ по крайней мѣрѣ сказать, любите ли вы ее?"
"Я люблю васъ", отвѣчалъ онъ. "Я не лгу въ данную минуту; это васъ я люблю, и никого другого. Дѣлайте со мной, что хотите, теперь вы довольны?" Онъ не смотрѣлъ на нее, онъ смотрѣлъ въ землю и сжалъ руки…
Она почувствовала, что его волненіе было искренно, и она сказала мягко:
"Да, да, Иргенсъ, я вѣрю вамъ… Но я не пойду съ вами домой!" — Пауза.
"Были научены?" сказалъ онъ. "Кто же это такой, кто настроилъ васъ такъ враждебно по отношенію ко мнѣ. Можетъ быть это тотъ?… Онъ былъ вашимъ учителемъ, но мнѣ, откровенно говоря, онъ противенъ. Онъ грязенъ и страшенъ, какъ смертный грѣхъ. Непереваримый субъектъ!"
"Будьте добры не ругать лишь Гольдевина", сказала она твердо. "Прошу васъ объ этомъ".
"Ну хорошо, онъ уѣзжаетъ сегодня вечеромъ, тогда мы освободимся отъ него".
Она остановилась:
"Онъ уѣзжаетъ сегодня вечеромъ?"
"Да, съ вечернимъ поѣздомъ".
Онъ собирался уѣхать. Но объ этомъ онъ ни слова не сказалъ ей. Иргенсъ долженъ былъ объяснить, откуда онъ это знаетъ.
Она была такъ заинтересована этимъ извѣстіемъ объ отъѣздѣ Гольдевина, что ничего другого не слышала; а когда Иргенсъ тихонько тронулъ ее за руку, она машинально пошла дальше; они направлялись прямо къ его квартирѣ. Когда они остановились передъ лѣстницей, она отступила назадъ и сказала нѣсколько разъ нѣтъ, смотря пристально ему въ глаза. Но онъ продолжалъ проситъ ее, наконецъ онъ взялъ ее за руку и вошелъ съ нею.
Дверь захлопнулась за ними.
На углу стоялъ Гольдевинъ и все это видѣлъ. Когда пара исчезла, онъ вышелъ и также пошелъ къ двери. Тамъ онъ постоялъ нѣкоторое время неподвижно и согнувшись, какъ бы подслушивая. Онъ страшно измѣнился, его лицо перекосилось; тѣмъ не менѣе онъ улыбался, онъ стоялъ и улыбался. Потомъ онъ сѣлъ на лѣстницу, тѣсно прижавшись къ стѣнѣ, и началъ ждать.
Прошелъ часъ; пробили стѣнные часы; до отхода поѣзда оставалось еще порядочно времени. Еще полчаса; тогда раздались шаги. Прежде вышелъ Иргенсъ, Гольдевинъ не двинулся съ мѣста, онъ сидѣлъ неподвижно, спиной къ двери. Потомъ вышла Агата; она вышла на лѣстницу и вдругъ вскрикнула. Въ эту же самую минуту поднялся Гольдевинъ и вышелъ. Онъ не посмотрѣлъ на нее и не сказалъ ей ни слова; онъ только показалъ, что онъ тутъ. Онъ зашатался, какъ пьяный, и завернулъ за первый попавшійся уголъ; онъ все еще улыбался, какъ будто улыбка застыла на его лицѣ.
Гольдевинъ направился прямо къ вокзалу. Онъ взялъ въ кассѣ билетъ и стоялъ наготовѣ. Двери растворились, и онъ вышелъ на платформу; сюда прибѣжалъ служащій съ его сундукомъ. Сундукъ ахъ, да, онъ чуть было не забылъ его: "Да, положите его туда въ купэ, въ пустое купэ". Затѣмъ и онъ вошелъ. Онъ какъ-то сразу сломился. Онъ тихо плакалъ въ своемъ углу, и все его худое тѣло вздрагивало. Нѣсколько минутъ спустя онъ досталъ свой бумажникъ, вытащилъ маленькую шелковую ленточку норвежскихъ цвѣтовъ и началъ ее рвать. Тихо, безъ слезъ рыдая, онъ сидѣлъ и рвалъ ленту; когда онъ кончилъ, онъ посмотрѣлъ на лоскутки, лежавшіе въ его рукѣ. Въ эту самую минуту поѣздъ свистнулъ и тронулся; Гольдевинъ опустилъ окно и разжалъ свою руку. Крошечные кусочки норвежскихъ цвѣтовъ неслись за поѣздомъ и падали на камешки подъ ноги прохожихъ.
IV
Лишь нѣсколько дней спустя Агата собралась уѣзжать. Иргенсъ не напрасно долго ждалъ, — счастье ему улыбнулось; теперь онъ пожиналъ плоды всѣхъ своихъ стараній. Агата была ежедневно съ нимъ, она была страшно влюблена въ него, ходила по его слѣдамъ, висѣла у него на шеѣ.
А дни шли.
Но вотъ вдругъ пришла телеграмма отъ Олэ, и Агата очнулась. Телеграмма была прежде въ Торахусѣ; теперь она пришла въ городъ, старая и запоздалая, черезчуръ запоздалая.
Что теперь будетъ? Олэ былъ въ Лондонѣ, его не было теперь здѣсь, и она не могла даже хорошенько вспомнить, какой у него видъ. Темный, голубые глаза, большой ростъ, ниспадающіе на лобъ волосы, которые онъ постоянно поправляетъ. Когда она думала о немъ, ей казалось, что онъ гдѣ-то далеко, въ далекомъ прошломъ. Какъ много, много прошло съ тѣхъ поръ, какъ онъ уѣхалъ.
Когда пришла телеграмма, ея чувства къ отсутствующему снова вспыхнули, старая радость пронизала ее, счастливое сознаніе, что она владѣетъ его сердцемъ; она позвала его шопотомъ и благословила его, плача, за всю его доброту, да, она просила его прійти къ ней, краснѣя и чуть дыша. — Нѣтъ, не было никого другого такого, какъ онъ; онъ никого не унижалъ, поступалъ всегда прямо и честно, и онъ любилъ ее. Да, если не онъ самый близкій въ ея жизни, то!.. Маленькая жонка, маленькая жонка, говорилъ онъ часто даже среди самой тяжелой работы. И его грудь, была такой горячей. Ей становилось жарко отъ его большого, ласковаго простодушія; этотъ человѣкъ могъ встать среди какого-нибудь вычисленія и улыбнуться ей. Ахъ, этого она не забыла…
Она уложила тотчасъ же свои вещи и хотѣла ѣхать домой, во что бы то ни стало. Вечеромъ передъ ея отъѣздомъ она простилась съ Иргенсомъ.
Прощаніе его разрывало ей душу. Она была теперь его, да, и Олэ придется свыкнуться съ этой мыслью. Она пришла къ слѣдующему рѣшенію: да, она оставитъ городъ и откажетъ Олэ, какъ только онъ вернется. Что онъ скажетъ, когда онъ прочтетъ ея письмо и найдетъ кольцо. Да, что онъ на это скажетъ? Ей было грустно, что она не могла бытъ съ нимъ и утѣшить его. Она издалека наносила ему ударъ. Вотъ, чѣмъ все это кончается.
Иргенсъ былъ нѣженъ съ ней и поддерживалъ ее, вѣдь они не надолго разстаются; если не будетъ другого исхода, то онъ придетъ къ ней пѣшкомъ. Кромѣ того, вѣдь она опять можетъ вернуться въ городъ; вѣдь она не нищая, вѣдь она владѣтельница катера, да, яхты для прогулокъ; что ей еще нужно? И Агата улыбалась этой шуткѣ и чувствовала, что ей легче.
Дверь затворилась, на улицѣ было тихо; она слышала, какъ билось ея сердце. Она начала прощаться.
Иргенсъ не долженъ провожать ее на вокзалъ, это онъ самъ предложилъ. Если онъ тамъ будетъ, это дастъ поводъ къ сплетнямъ; городъ былъ такой маленькій, а онъ, къ сожалѣнію, былъ такъ извѣстенъ, что просто пошевелиться не можетъ… Агата была съ этимъ согласна. Но они будутъ писать другъ другу каждый день, писать, не правда, ли? А то она не выдержитъ…
Тидеманъ былъ единственный человѣкъ, который зналъ объ отъѣздѣ Агаты и провожалъ ее на вокзалъ. По своему обыкновенію въ послѣобѣденное время онъ зашелъ въ контору Генрихсена и имѣлъ разговоръ со старымъ хозяиномъ; это отняло у него нѣсколько времени; а когда онъ уходилъ, онъ встрѣтилъ въ дверяхъ Агату, уже готовую къ отъѣзду; ей оставалось только проститься. Тидеманъ провожалъ ее и весъ ея ручной багажъ; сундукъ былъ отправленъ впередъ.
Передъ этимъ шелъ дождикъ и на улицѣ было грязно, очень грязно. Агата сказала нѣсколько разъ: "ахъ, какъ грустно".
Но она больше не жаловалась, а пошла впередъ, совсѣмъ какъ послушный ребенокъ, который не долженъ отставать. Ея маленькая дорожная шляпа очень шла къ ней, она казалась еще моложе; благодаря движенію на ея лицѣ появилась краска.
Они не разговаривали много между собой. Агата сказала только:
"Это было очень мило съ вашей стороны, что вы проводили меня; я бы могла и одна дойти".
Тидеманъ увидѣлъ, что она старалась скрыть свое волненіе, она улыбалась, но глаза ея были влажны.