Инна слышала едва доносившийся до нее женский щебет, улавливала разнообразие интонаций – голос то взлетал подобно сопрано, то гудел альтом.
– Да, дорогая, – повторил Игорь, но уже настороженно.
Потом он долго слушал, поддерживая рукой поникшую голову и упершись локтем в колено. Глаза его стали черными, но он не позволял себе и слова возражения.
– Ясно, – наконец произнес он, – буду ждать на Рождество.
И отнял от щеки трубку. Белки его глаз покраснели, зрачки налились металлом. Он долго молчал, обдумывая услышанное. Потом поднял глаза на Инну.
– Оставайся, – кивнул он в сторону праздничного стола, – один я все это не съем.
И она осталась. Весь вечер, всю ночь на ее языке вертелась только одна фраза, но вместо того, чтобы произнести ее вслух, она молола разную чепуху. Говорила не то, не о том. Вместо признаний в любви жаловалась на одиночество. Вместо слов «я скучаю по тебе» произносила идиотское «у меня началась депрессия».
Он слушал бессвязный лепет и смотрел на нее недоверчиво – Инне показалось, взвешивал все «против» и «за». Но после бутылки коньяка, которую они допили одновременно с боем курантов, сомнения улетучились: он заговорил.
– Я звонил тебе много раз.
– Телефон потеряла, – улыбнулась она: было приятно услышать, что все это время он помнил о ней.
– Могла бы раньше ко мне прийти!
– Зачем? – Инна игриво улыбнулась.
Как же хотелось, чтобы он сказал: «Потому что я скучал без тебя!»
– Если незачем, тогда не надо, – обиженно бросил он, – все правильно!
– Как же тяжело с тобой, – вздохнула Инна.
– А с кем тебе просто? – он вдруг завелся. – С мужиком, который подчиняется во всем? С программистом?
– Игорь, – Инна хихикнула, – ты что?
– Ничего!
– Неужели ты меня к кому-то ревнуешь? – засмеялась она.
Игорь побледнел. Не говоря ни слова, вытащил Инну из-за стола и утащил в спальню.
В эту ночь он был неистовым, даже злым. Срывал и в ярости отбрасывал одежду, сжимал до боли, целовал, впиваясь зубами. Инна вскрикивала, а он все повторял и повторял: «Тебе хорошо со мной?» – и, получив короткое, на выдохе «да», зверел еще больше: «Скажи, КАК тебе хорошо!» Они не спали всю ночь, а под утро, измученная и счастливая, Инна отползла к краю кровати.
– Ты гений еще и в сексе, – прошептала она.
– Если понадоблюсь, обращайся, – произнес Игорь с сарказмом, которого Инна не сумела понять, – будешь уходить, захлопни за собой дверь.
Он повернулся к ней спиной и, как ей показалось, тут же уснул – задышал ровно. А Инна, словно рыба, открыла рот и вытаращила в потолок глаза, чтобы из них не побежали слезы. Она по-прежнему была ему не нужна!
Опустевшая Москва после бурного праздника спала мертвым сном. Инна брела куда-то, не разбирая дороги, по глубокому снегу и все шептала, шептала:
Глава 10
Встреча Нового года не удалась. Сначала Ритка испортила праздник, закрывшись на целый час в туалете, потом девки переругались между собой, и к тому моменту, когда заявился Фил с шампанским, все уже сидели по разным углам квартиры, а сама Мака пялилась в телевизор, сбрасывая звонки зануды Лёли. Этот репей противный уже надоел. Ну, уехал ты с родоками на Канары, и сиди там спокойно, радуйся жизни. Чего доставать людей в холодной и несчастной Москве?
Был только один человек, с которым она хотела поговорить, – Игорь. Но время шло, а он не поздравлял: не звонил, не присылал СМС, и от его безразличия Мака чувствовала себя все хуже и хуже с каждой минутой.
Народ собрался наконец за столом. Чокнулись, выпили, объелись.
Ради такого праздника вообще не стоило выходить из дома.
Потом кому-то в голову пришла светлая мысль прогуляться, и Мака, воспользовавшись неразберихой и суетой, свалила. Лучше дома с Инной посидеть перед ящиком, а то она там совсем одна. Невесело, наверное, встречать Новый год в пустой квартире. Если, конечно, она вообще вспомнила о празднике и вылезла из-за письменного стола. Поесть бы хоть не забыла.
Но не успела Мака спуститься до первого этажа в Риткином подъезде, как услышала за спиной голос Фила:
– Эй, подожди!
Она нехотя обернулась.
– Чего тебе?
– Провожу.
Мака бросила на него жалостливый взгляд.
– Иди лучше к Ритке.
Он остановился, хотел развернуться и уйти, но потом все-таки остался.
– Мака, мне поговорить с тобой надо.
– Валяй! – с тяжелым вздохом разрешила она.
– Лучше по дороге, – торопливо возразил он: сверху уже слышался девичий гомон и топот спускающихся ног.
– Фиг с тобой, – согласилась Мака и толкнула на улицу тяжелую подъездную дверь.
Народу во двор уже высыпало немало: все орали, взрывали, шумели. Мака поморщилась – скорее бы оказаться дома.
– Посоветуй, – жалобно попросил Фил, – не знаю, что делать.
– Слинять, – предложила Мака.
– В смысле?
– В прямом, – она усмехнулась, – нет человека – нет проблем.
– А как же Ритка?
– Тогда женись.
– Мака, я же серьезно!
– И я.
Некоторое время они молча шли рядом, потом Фил завел свою волынку сначала.
– Мне шестнадцать только в феврале будет. Какой еще муж и отец? Ни образования, ни работы.
– Раньше надо было думать.
– Так я ж не специально! Ритка сама насела: давай, давай.
– Ты вроде мужик. Сказал бы «нет».
– Мужик, – Фил закатил глаза, – поэтому и сказал «да». И куда я слиняю? Нас уже родоки мои спалили.
– Будущие дед с бабкой в курсе?!
– Ага.
– И что?
– Мать такое устроила! Еле удрал. Хочет после Нового года обрабатывать Ритку, чтобы та сделала аборт.
– Подстава, – коротко констатировала Мака, – а сам что думаешь?
– Думаю, нельзя, – он опустил голову.
– Вот и я говорю, женись.
– Страшно…
– А ребенку, думаешь, не страшно?! Без отца. За что ему-то такое наказание?
Он кивнул, задумавшись. Помолчал.
– Я ребенка, – он уже не смотрел на Маку, – Сашей назову. Мальчика или девочку. И тому и другому подходит.
– Ритка тебе назовет! – Мака заулыбалась.
– Ничего, – Фил расправил плечи, – замуж захочет и согласится.
– Аргумент, – кивнула Мака.
– Ты домой? – Он поднял голову на окна Маки.
– Да, мать ждет.
– Тогда с Новым годом!
– И тебя, – она шутливо толкнула его в плечо, – семейного счастья!
– Угу, – он скривился и, отвернувшись, побрел прочь.
Мака поднялась на свой этаж, позвонила в дверь, но никто не спешил открывать – в квартире было тихо. Опять Инна сидит за компьютером, ушла в себя и ничего не слышит. Она достала ключ, вставила его в замок и вошла в квартиру.
– Мам! – крикнула Мака с порога.
Ответа не было.
– Ма-ам! – позвала она еще громче.
Ничего.
Не раздеваясь, прошла в кухню, по комнатам, всюду включила свет. Инны не было и в помине. Накрытый нетронутый стол, неоткрытая бутылка шампанского, наполовину наряженная елка. И куда это она могла подеваться? Мака достала из кармана свой телефон, отыскала в записной книжке номер матери.
Длинные гудки. Неужели потащилась гулять одна, а на улице из-за грохота салютов не слышит звонков? Мака плюхнулась на диван в гостиной и включила телевизор. Придет, куда она денется!
К трем часам утра ее беспокойство было уже ничем не унять. К пяти оно превратилось в пытку. Наконец в прихожей послышался шорох – Инна вернулась. Мака уперлась руками в обе стены узкого коридора, загораживая проход матери в комнату.
– Где ты была?!
– Это мое дело.
– С какой это стати?! Пока еще у тебя есть…
– Пусти!
Инна обреченно посмотрела на собственного разъяренного ребенка и, обреченно вздохнув, попыталась протиснуться мимо дочери в свою комнату. Мака, оскорбленная тем, что мать не хочет даже поговорить, не пропускала, но вдруг руки ее обмякли – она услышала мужской аромат, исходящий от Инны. Такой знакомый и притягательный, что голова закружилась.
Инна тем временем прошла в комнату и обессиленно опустилась на диван перед мельтешащими на экране эстрадными лицами.
– С кем ты была?! – Сашка яростно сверкала глазами, щеки ее пылали красными пятнами.
– Неважно.
– Важно!
– С любимым человеком, – Инна посмотрела на дочь с досадой.
– Кто он?!
– Какая разница?
– Я хочу знать!
– Мало ли что ты хочешь.
– Да?! – Мака в бешенстве начала метаться по коридору, срывать с вешалки одежду, с корнем обрывая крючки, и разбрасывать куртки, шубы, пальто по прихожей.
Инна сидела, оцепеневшая, уставившись в телевизор.
– Отцу на меня насрать, – орала Мака не своим голосом, – он меня бросил! Тебе я не нужна! Зачем вы меня родили?! Ублюдки! Кто вас просил?!
– Отцу на меня насрать, – орала Мака не своим голосом, – он меня бросил! Тебе я не нужна! Зачем вы меня родили?! Ублюдки! Кто вас просил?!
Инна глубже вжалась в диван. Она знала, что это она давно всем мешает и никому не нужна.
– Я тебя ненавижу! – дочь снова захлебывалась от истерики. – Все из-за тебя! Из-за тебя! Никогда! Больше! Доста-а-а-ала!
Мака метнулась в свою комнату, снося и громя все на своем пути. Инна услышала грохот открываемого окна и, ощутив в сердце леденящий ужас, бросилась вслед за ней.
Когда она вбежала, Мака уже сидела на подоконнике, свесив ноги наружу. Еще секунда – и на глазах Инны она спрыгнула вниз.
– Сто-о-о-ой!
Инна подлетела к окну и высунулась по пояс наружу. Мака сидела на корточках на самом краю крыши поликлиники и смотрела на расчищенный дворниками асфальт.
– Полезешь за мной, спрыгну! – прокричала она.
– Ноги переломаешь, – Инна готова была выть от ужаса и держалась из последних сил, – или, не дай бог, позвоночник.
– Не важно, – рыдала Мака, – тебе на меня плевать! Я жить не хочу! Видеть тебя не могу!
– Не увидишь, – по щекам Инны крупным градом катились слезы, – только залезай обратно! Я помогу.
– Нет!
– Сашка, – она тряслась как осиновый лист, – пожалуйста!
– Нет!!! Пошла вон!
– Уйду, – Инна попятилась к двери, следя за нахохлившейся воробьиной фигуркой на краю крыши, – я уйду. Только обратно залезь!
Инна хлопнула дверью так, словно вышла из комнаты, а сама продолжала наблюдать за Сашкой из дальнего угла, в котором дочь сейчас не могла ее видеть. Мака просидела, опустив голову в колени, еще несколько минут. Потом с ненавистью оглянулась на распахнутое окно. Не увидев в нем матери, медленно поднялась и подошла ближе. Инна заметила ее руки, схватившиеся за подоконник, и неслышно выскользнула из комнаты.
Приложив ухо к двери, она слышала, как Сашка закрыла окно, все еще всхлипывая и рыдая, упала на свою скрипучую кровать и что-то обиженно, как маленький ребенок, забормотала, утешая сама себя.
Сашка вернулась, живая и невредимая. А теперь сама Инна должна уйти ради того, чтобы ненависть дочери не уничтожила их обоих. Собственная жизнь была ей безразлична – в ней ничего не осталось. Но дочь, которая по заслугам ненавидит мать и считает ее виновной во всем, хоть и не знает даже десятой доли правды, обязана жить!
Инна так и не смогла ни одной живой душе рассказать о том, как все вышло на самом деле. Тогда, в Симеизе, она стала причиной смерти не только Маши. Мать Конунга тоже умерла, так и не дождавшись рождения внучки. И Павел винил в этом только себя: Машеньку предал, мать довел до могилы.
После похорон Елены Андреевны Инна не видела Павла: в тот же день он посадил ее на поезд в Москву, а сам попрощался с миром. Инна хотела встретиться с ним, заваливала его письмами и до, и после того, как родилась Сашка. Целый год Конунг скрывался за стенами храма и молчал. Только спустя двенадцать месяцев впервые ответил. Инна получила короткую записку: «Я одержим дьяволом. Молюсь и прошу молиться братьев моих о том, чтобы проклятие не распространилось на вас. Береги себя и дочку. Да спасет вас Господь».
Но проклятие оказалось умнее бога, которому молился Конунг. И пришло время, когда остаться должен был только ОДИН.
Инна вернулась к себе в комнату. Вытащила чемодан, выкинула из него карты – смешно было до сих пор жить волшебными сказками и наивной мечтой. Рукописи стали ее спасением, способом пережить то, что она сама сотворила. Но теперь их время ушло.
Не обращая внимания на бумаги, разбросанные по письменному столу, смятые карты, схемы, записки, Инна трясущимися руками начала собирать вещи. Только самое нужное – одежду, документы, – ничего лишнего. Да и что, собственно, могла она забрать из этого дома? Только отчаяние и справедливую Сашкину ненависть!
Часть III
Глава 1
Старые часы в прихожей давно пробили полдень, а Мака все не могла проснуться. Открывала глаза, понимала, что подниматься с кровати лень, и снова погружалась в дрему. Спала и спала, словно хотела выспаться на всю оставшуюся жизнь.
В доме стояла зловещая тишина – казалось, что после новогодней ночи все жильцы вымерли, не выдержав собственного лихого разгула и пьянства.
Ближе к вечеру Мака, наконец, заставила себя сползти с кровати: ужасно хотелось есть. Странно, почему мать до сих пор ее не разбудила. Обычно, если ей случалось проваляться в постели до одиннадцати, Инна уже врывалась, обеспокоенная, и спрашивала: «Ребенок, ты не заболел?» Неужели обиделась?!
Конечно, в этот раз Мака перегнула палку: сейчас ей и самой было стыдно за вчерашний концерт. Как маленькая, приревновала маму к этому губошлепу Игорю. Но ведь Инна давно привыкла к выходкам дочери. За столько-то лет!
Девочка сползла с кровати и отправилась прямиком в кухню. Проходя мимо маминой комнаты, Мака прислушалась, но не уловила ни шороха, ни привычного стука клавиш. Пять часов вечера! Инна никогда не спала так долго, даже если и ложилась только под утро. Обеспокоенная, Мака потянула на себя ручку стеклянной двери и заглянула в комнату. Сложенный диван, нетронутый стол с заветренными мандаринами, бутербродами и бутылкой шампанского, разбросанные повсюду бумаги. Матери не было. Судя по гробовой тишине в квартире, и в кухне ее не было тоже.
Подталкиваемая неясным предчувствием, Мака бросилась к платяному шкафу и распахнула дверцы – почти все полки были пусты! Сиротливые деревянные плечики на перекладине перестукивались между собой, как кости скелета.
Мысли запрыгали, заметались. Как полоумная, Мака стала носиться по всей квартире с криками «Мама!». Ей стало страшно, как никогда в жизни. Инна не могла бросить собственного ребенка! Это невозможно, такого попросту не бывает!
Наконец девочка заметила на кухонном столе исписанный крупным маминым почерком лист бумаги. Кособокие буквы то налезали одна на другую, то, наоборот, шарахались друг от друга. Такое ощущение, что мама писала с закрытыми глазами.
«Сашенька, моя родная!
Сегодня утром я поняла – как бы ни старалась и что бы ни делала, мешаю тебе. Не хочу больше вызывать в тебе чувство ненависти.
Я расстаюсь с этим миром. Так будет лучше.
Квартира, в которой ты остаешься, принадлежит тебе. Документы найдешь в серванте. Моя банковская карта с последней зарплатой и кодом к ней там же.
Сашенька, работы у меня теперь нет, ты это знаешь. Гонорары, на которые мы рассчитывали, я не смогу получить. В общем, ни к чему тебе мать-неудачница. Правда?
Береги себя, будь умницей! Люблю и крепко целую.
Твоя мама».
Мака оцепенела. Много лет назад, когда она еще не родилась, ее предал отец, променяв родную дочь на абстрактного бога, которого он ни разу в жизни даже не видел! Теперь бросила мать. Эти сумасшедшие взрослые решили, что ребенок может жить в одиночестве?! Что ему не нужны ни тепло, ни любовь? И почему Инна пишет о какой-то работе, о деньгах? При чем здесь это?! Когда человеку просто страшно одному!
Она побежала в свою комнату за телефоном, набрала номер матери и раз двадцать подряд выслушала безразличное «абонент находится вне зоны действия сети». Да что с ней случилось? Неужели даже по телефону не может поговорить?
Мака уже собралась звонить бабушке – вдруг она знает больше, но в последний момент до нее дошло. Игорь! Вот куда делась мама. Она просто устала от выкрутасов, истерик дочери и перебралась к любовнику, с которым провела новогоднюю ночь. И как Мака сразу не догадалась?!
Схватив телефон, она набрала номер Варшавского. На этот раз он сразу взял трубку.
– С Новым годом! – поприветствовал ее бодрый голос.
– С новым, – пробормотала она.
– Как дела?
– Плохо, – честно призналась Сашка. Она хотела что-то соврать про бывшего парня, который позвонил ей и сказал, что Инна пропала, но потом передумала, – я должна с тобой поговорить.
– Говори, – предложил Игорь.
– Не по телефону. Нам нужно встретиться!
Повисла неприятная пауза, потом он осторожно заговорил:
– Александра, прости, но… не думаю, что в этом есть смысл.
– Почему?! – на мгновение она даже забыла про мать, почувствовав себя глубоко уязвленной.
– Потому, – он перевел дух, – что ты милая девушка… но у нас ничего общего. К тому же ты постоянно обманываешь меня.
– Чушь! – выпалила Мака, покраснев до ушей.
– Да? – Она слышала, что Игорь не поверил ей. – Вот и прекрасно.
– Взрослые все такие твердолобые?! – выпалила она, понимая, что он собрался повесить трубку. – Надо поговорить об Инне!
– Уже говорили, – Варшавский зевнул.
– Ты ничего не понял. – Мака набрала в легкие побольше воздуха и выпалила: – Я ее дочь!
В трубке повисла тишина.
– Значит, вот как, – прошептал, наконец, Игорь, – я же чувствовал… черты лица… запах…
– Мама пропала, – не дала ему Мака опомниться, – приезжай!