- Сейчас точно не помню, - ответил он. - Но вроде бы от Грегори Блэка. Почти все инвестиции нашего трастового фонда проводились через «Лайал энд Блэк».
- И название завода было идеей Грегори?
- О, совершенно не помню, - сказал он. - Да и какое это имеет значение? Главное - это выяснить, существует завод или нет. Вот что заботит меня прежде всего.
- Пока что мне не удалось этого выяснить. Скажите, а я могу поговорить с вашим племянником?
Мистер Робертс явно колебался.
- Просто хотелось бы спросить его, куда он ездил, что именно видел. Или же не видел.
- Он сейчас в Оксфорде, - сказал Робертс.
- В Оксфордском университете? - спросил я.
Джолион Робертс кивнул.
- В Кебл. Слушает курс лекций по ФПЭ. Думает, что может изменить мир. Довольно наивно с его стороны, если хотите знать мое мнение.
ФПЭ - философия, политика и экономика. Одно время я и сам подумывал поступить на это отделение, но затем все же решил получить диплом НФК.
Факультет ФПЭ в Оксфорде часто расценивался как первая ступень в успешной политической карьере, причем не только в Британии, но и в других странах. Среди выпускников были три премьер-министра Соединенного Королевства, в том числе Дэвид Камерон, лауреат Нобелевской премии мира - 1991, бирманская демократка Аун Сан Су Чжи, медиамагнат Руперт Мердок и приговоренная к девяти годам заключения бомбистка Роуз Дагдейл из ИРА. Даже Билл Клинтон закончил курс ФПЭ, будучи стипендиатом Родса[8].
Если племянник Робертса хотел изменить мир, он выбрал для начала правильное место.
- У вас ведь есть номер его телефона? - спросил я.
Джолион Робертс все еще колебался.
- Послушайте, - сказал он. - Мне бы очень не хотелось вовлекать его в это дело.
- Но, сэр, - возразил я, - он уже вовлечен. Вы же сами говорили мне, именно он почувствовал неладное, даже съездил в Болгарию.
- Да, - кивнул он. - Но мой брат, его отец, велел ему забыть об этом раз и навсегда.
- А ваш брат знает, что вы говорили со мной?
- Господи, нет, конечно, - ответил мистер Робертс. - Он пришел бы в бешенство.
- Вот что, сэр, - сухо заметил я. - Думаю, будет лучше, если я предоставлю вам возможность решать все дальнейшие вопросы с самим Грегори. Я старался, как мог, выяснил, конечно, не так много, но считаю, должен на этом остановиться. В данном случае семейный трастовый фонд Робертсов является нашим клиентом. И ваш брат главный его распорядитель. Так что мне не пристало действовать у него за спиной. - «И уж тем более - за спиной Грегори», - добавил про себя я.
- Нет, - сказал он. - Все правильно. Я это понимаю. - И мистер Робертс заметил после паузы: - Извините. Я сразу должен был понять, что мне следует позвонить Грегори Блэку прямо с утра в понедельник. - Он снова ненадолго умолк. - Так что вопрос закрыт в том, что касается вас. Не буду вас больше беспокоить. - Он поднялся, коротко кивнул мне и вышел из бара.
Я же сидел там еще довольно долго и перешел от белого вина к красному.
Правильно ли я поступил?
Определенно, что да.
Ведь я финансовый консультант, а не сыщик, расследующий мошенничество.
Но что, если там действительно некие умельцы затеяли мошенничество на сотню миллионов евро? Разве я, как человек ответственный, не должен доложить об этом куда следует? Но кому именно? Может, стоит отправить e-mail Юрию Джораму в Комиссию Евросоюза? Да какое мне дело, в конце-то концов!..
Я допил красное вино и решил, что теперь самое время отправиться домой.
При мысли о том, что я еду домой к Клаудии, меня всегда охватывало возбуждение, сердце начинало биться чаще, просыпалось желание. Но сейчас я колебался, даже боялся возвращаться к ней, боялся того, что могу обнаружить, увидеть или услышать там.
Когда я вернулся, Клаудия была дома. Она плакала.
Пыталась скрыть это от меня, но я-то заметил. Глаза покраснели, тушь размазалась и стекала темными полосками.
- Мог бы и позвонить ради приличия, - сердито бросила она, когда я направился в кухню. - Предупредить, что едешь, а не врываться вот так.
«Ничего себе, - подумал я. - Это мой дом, и я вернулся в него после субботних скачек в шесть тридцать вечера».
- Я же не мог позвонить из метро.
- Мог бы позвонить из поезда, когда выехал из Сэндауна.
Это верно, конечно, но мне уже надоело звонить ей и всякий раз нарываться на голос автоответчика. Уже от одного этого болезненно разыгрывалось воображение. И теперь я предпочитал не знать, отключила телефон Клаудия или нет.
- А что, собственно, случилось, дорогая? - спросил я. Подошел и обнял ее за плечи.
- Ничего, - ответила она и оттолкнула меня. - Просто спина разболелась. Пойду приму ванну.
И она быстро вышла из кухни, оставив меня одного. Последнее время Клаудия часто жаловалась на боли в спине. «Возможно, потому, - не без злобного ехидства подумал я, - что слишком часто на ней лежит».
Я смешал себе коктейль - большую порцию джина с тоником. Не слишком хорошая идея после выпитых в Сэндауне двух бокалов вина, но неважно. Мне же не надо готовиться к завтрашним скачкам, проходить взвешивание и прочие процедуры. А жаль.
Я слышал, как она запустила воду в ванну наверху, и внезапно страшно разозлился. Она что, держит меня за полного идиота? В доме явно творится что-то неладное, и я должен знать, что именно. Я готов к самому худшему.
Надо подняться наверх и спросить ее, прямо в ванной. Но я боялся. Мне так не хотелось терять ее. Я просто не вынесу, если она скажет, что променяла меня на кого-то другого.
И вот вместо этого я прошел в гостиную и включил телевизор, но смотреть не стал. Сидел в кресле, пил джин с тоником и чувствовал себя совершенно несчастным.
Но вот шум воды стих, и через некоторое время Клаудия спустилась вниз. Прошла на кухню и затворила за собой дверь.
Я не знал, что делать. «Хочет она, чтоб я зашел туда к ней, или нет? Нет, - решил я, - иначе бы она оставила дверь открытой».
И я остался в гостиной и благополучно допил весь джин. Каминные часы подсказали: двадцать минут восьмого.
Ложиться в постель, наверное, еще слишком рано?
Я сидел в кресле, смотрел на экран, где кривлялось в шоу «Ищем таланты» какое-то юное существо, страшно тощее и похожее на богомола. Смотрел и все время прокручивал в голове варианты того, что должен сказать Клаудии. Не делать вовсе ничего - нет, это не выход. Так дальше нельзя.
Если отношения между нами кончены, что ж, так тому и быть. Поплачу и перестану. Все лучше, чем пребывать в ступоре, пока воображение подсказывает самые мерзкие сцены и эмоции просто зашкаливают. Я любил Клаудию, я это точно знал. Но теперь сердился и ненавидел ее за то, что она обманывает меня, наверняка спит с кем-то другим. Пришла пора узнать правду.
Войдя в кухню, я увидел, что она рыдает уже во весь голос, без всякого притворства. Она сидела за кухонным столом, в синем махровом халате, в одной руке бокал белого вина, другой подпирает голову. Она даже глаз не подняла, когда я вошел.
«По крайней мере, - подумал я, - она уходит от меня, не отмахнувшись, как от назойливой мухи. Разрыв, очевидно, болезнен для нас обоих».
Я подошел к столику у холодильника, налил себе еще джина с тоником. Мне просто необходимо было выпить.
- Что случилось, дорогая? - не оборачиваясь, глухо спросил я.
Возможно, ей будет легче рассказать, не видя моего лица.
- О, Ник, - простонала она дрожащим голосом. - Я должна тебе кое-что сказать. - Она судорожно сглотнула. - И тебе это не понравится.
Я резко развернулся, взглянул на нее. С какой такой стати я должен облегчать ей эту задачу?..
Она смотрела мне прямо в глаза.
- Мне так жаль, - пролепетала она.
Я почувствовал, что вот-вот заплачу. На глаза наворачивались слезы. И еще мне почему-то страшно захотелось обнять ее.
- Мне страшно жаль, - повторила она. - У меня рак.
Глава 10
Как мог я так ошибаться? Быть таким слепым, бесчувственным идиотом?
- Что?
- Рак, - повторила она. - У меня рак яичников.
- Как это? - глупо спросил я. - То есть… когда?
- Я подозревала недели две. Но все точно выяснилось. В четверг.
- Так почему же ты мне не сказала? - спросил я.
- Я собиралась, но ты был так занят на работе. Потом собиралась сказать тебе тем вечером, после «Гранд нэшнл», но тут убили Геба Ковака. И я подумала - неприятностей у тебя и так хватает. А потом, в четверг… - она вздохнула. - Четверг - это был просто ужасный день. Я вышла из больницы, доктор все подтвердил. Я словно онемела, вообще ничего не чувствовала, не понимала даже, куда иду. - Она умолкла, вытерла слезы со щеки рукавом халата. - И брела по Тоттенхем-Корт-роуд, когда Розмари мне позвонила и сказала, что ты арестован. Все было просто ужасно. А потом… ты так страшно рассердился за то, что твое имя напечатали в газетах, что я как-то не решилась сказать в ту ночь. Ну а вчера… обстановка в доме была такая напряженная, что я решила - лучше отложить этот разговор. Когда на тебя столько всего навалилось…
- Глупенькая моя девочка, - пробормотал я. - Для меня нет ничего в жизни важнее тебя.
Я зашел ей за спину, обнял за плечи, стал нежно растирать спину.
- Что будем делать? - спросил я.
- У меня операция. Во вторник.
- О, - сказал я. Внезапно все обратилось в самую жесткую и неприглядную реальность. - И что они собираются делать?
- Отрежут левый яичник, - ответила она, глотая слезы. - Но сказали, что могут удалить и оба. И тогда… у меня уже никогда не будет ребенка.
«Вот как, - подумал я. - Слишком реально и слишком жестоко».
- А я знаю, как ты хотел детей, - сказала Клаудия. - И мне страшно жаль…
Слезы потекли просто ручьем.
- Ну, будет тебе, будет, - прошептал я, продолжая поглаживать ей спину. - Твое здоровье важнее каких-то там будущих детей. Ведь ты всегда говорила - с этими детьми одни только хлопоты.
- Я так переживала, - сказала она. - Думала, ты рассердишься.
- Что за глупости! Я сержусь лишь только потому, что ты мне сразу не сказала. Как, наверное, это ужасно, носить эту боль в себе и ни с кем не поделиться.
- У меня очень хороший врач, просто замечательный, - сказала она. - Он рекомендовал мне консультанта по этому заболеванию. - Она достала из кармана халата визитку. - Совершенно потрясающая женщина. Я уже столько раз звонила ей, что знаю телефон наизусть.
Я взглянул на визитку. Тот самый номер, который я скопировал из распечатки ее телефонных звонков.
И я снова задал себе тот же вопрос: как мог я так ошибаться?
- Знаешь, лучше расскажи-ка поподробнее, что сказал тебе этот твой врач.
- Ну, сначала я пошла в женскую консультацию, как-то неважно себя чувствовала, и еще казалось, что живот распух. - Она улыбнулась. - Подумала, может, я беременна? Но ведь я сидела на таблетках, и потом у меня недавно были месячные.
- И?..
- Он сразу спросил, не болит ли у меня спина. И я сказала, да, побаливает, и тогда он направил меня к специалисту, который сделал сканирование, взял разные анализы, и все они дали положительный результат.
Боли в спине…
Я проклинал себя за все свои глупые подозрения.
- И что же случилось с твоими яичниками? - спросил я.
- На левом обнаружили опухоль, - ответила она.
- Злокачественную? - спросил я, заранее страшась ответа.
- Да, боюсь, что так, - сказала Клаудия. - Но она совсем маленькая, размером с арахис.
На мой взгляд - не такая уж и маленькая. Опухоли на яичниках не могут быть больше.
- Онколог надеется, что метастазы еще не успели распространиться. Но все точно выяснится во вторник, во время операции.
- А где будут делать операцию? - спросил я.
- В университетском госпитале, - ответила она. - Всю последнюю неделю ходила туда на осмотр к онкологу и сдавала анализы. Вчера провела там почти весь день, опять делали сканирование, чтобы до миллиметра знать, где раковая опухоль, насколько велика. Готовились к операции.
Поэтому и телефон у нее был выключен.
- Вообще-то, мне повезло, что ее достаточно рано обнаружили. Это очень важно, ведь такие опухоли часто замечают слишком поздно, путают недомогание с какими-то другими симптомами.
- Чем я могу помочь? - спросил я.
- Да ничем, - ответила она. - Просто будь рядом. - И Клаудия улыбнулась. - Я тебя очень люблю.
«Дурак, идиот, слепец!» - не уставал я корить себя.
- А я тебя - еще больше, - сказал я и поцеловал ее в макушку. - Тебе, наверное, лучше лечь в постель?
- Но я не чувствую себя больной, - возразила она. Подняла голову, взглянула на меня с улыбкой. - Или ты думаешь о чем-то еще?
Я покраснел. Наверное, сказалось воздействие выпитого.
- Да нет, - ответил я. - Хотя… меня можно убедить. Просто я имел в виду… это для тебя не вредно?
- Секс? - спросила она. Я кивнул. - Совершенно нет. Онколог еще в четверг сказал, что это значения не имеет.
А вот для меня имело.
Я лежал в темноте без сна и ломал голову над новой проблемой.
Я так боялся потерять Клаудию, подозревая, что у нее есть другой, что, услышав новость о раке, даже испытал своего рода облегчение. Но теперь предстояла битва с куда более грозным соперником. И сама мысль о том, что я могу потерять ее уже совсем, если эта битва будет проиграна, наполняла меня отчаянием.
Клаудия уснула где-то около десяти, ко мне сон не шел. И несколько следующих часов я провел за компьютером, выясняя, что же это на напасть такая, рак яичников?
Первоначальные результаты изысканий оказались неутешительны.
Приводилась статистика за последние пять лет, выживаемость заболевших этим раком составляла пятьдесят процентов.
«Ничего хорошего, - мрачно подумал я. - Все равно что бросать монетку. Чтобы жить дальше, надо правильно угадать, орел или решка».
Впрочем, Клаудия сказала, что онколог считает - метастазы не успели распространиться. У заболевших раком яичников на первой стадии опухоль сосредотачивалась лишь в пораженном органе, и процент выживаемости составлял девяносто два.
Уже гораздо лучше.
Бросьте две кости. При счете одиннадцать и двенадцать вы умрете. При любом другом останетесь жить.
Немного хуже, чем статистика выживания тех, кто летает на космических «шатлах» (девяносто восемь процентов), но гораздо лучше, чем у пациентов, перенесших трансплантацию сердца, - семьдесят один процент за пять лет наблюдений.
Я слышал ритмичное дыхание Клаудии, лежавшей рядом.
«Все же странно, - подумал я, - как часто кризис помогает выявить истинные чувства». Вернувшись домой со скачек, я прошел через целую гамму чувств, начиная от отвращения и гнева и заканчивая радостью, которая тут же сменилась тревогой, страхом и всепоглощающей взаимной любовью.
Меня изнурили все эти переживания, но заснуть все равно не удавалось.
Как мог я так ошибаться? Ведь мы почти подошли к разрыву.
Слишком близко подошли.
Воскресное утро выдалось ясным, солнечным как в плане погоды, так и под стать моему расположению духа.
Я смотрел на Клаудию, тихо посапывающую рядом, и, несмотря на неуверенность в успешном исходе лечения, благодарил свои счастливые звезды. Да, Джен вела себя самым вызывающим образом, и я едва удержался от искушения. Но ведь устоял! Именно поведение Джен подвигло меня на решительное выяснение отношений с Клаудией. И, как выяснилось, надуманной мной проблемы не существовало.
Зато возникла другая проблема, борьба с раком, тоже весьма серьезная, но справиться с ней было можно. Особенно сейчас, когда мы с Клаудией оказались по одну сторону баррикад.
Я лежал тихо, стараясь не разбудить ее, потом спустился на кухню и снова уселся за компьютер.
Вывел на экран электронные послания от Юрия Джорама, еще раз их перечитал. И призадумался, не зная, что же с ними делать.
Сто миллионов евро - это огромные деньги, но всего лишь капля в море по сравнению с общим бюджетом Евросоюза, который составляет свыше ста двадцати пяти миллиардов. Но если даже Европейскому суду аудиторов за последние несколько лет не удалось выявить ни одного значительного случая мошенничества, что мог сделать я?
И я решил, что это просто не мое дело. Перед нами с Клаудией стояли куда более важные и сложные задачи. Если Джолион Робертс хочет и дальше задавать вопросы о судьбе своих инвестиций, пусть обращается прямо к Грегори.
Я же тем временем занялся другими делами, а именно - копиями распечаток с двадцати двух кредитных карт Геба.
Я рассортировал их по датам и заметил, что срок оплаты долга по четырем из них настает на следующей неделе. «Интересно, - подумал я, - есть ли закон, освобождающий от долга по кредитным картам покойного?» В одном я был совершенно уверен: ни один банк не станет просто по доброте сердечной прощать долги кому бы то ни было. Но больше всего меня беспокоили проценты. На девяносто четыре тысячи шестьсот двадцать шесть фунтов пятьдесят два пенса каждый месяц будут набегать изрядные пени, это если я не выплачу долг, уже не говоря о штрафах за отсрочку. А прежде чем мне выдадут официально утвержденное завещание и я смогу расплатиться с долгами из других источников и имущества Геба, пройдут долгие месяцы.
Так что надо срочно доставать наличные.
Даже восемнадцати тысяч, которые Геб получил через агентство «МаниХоум» незадолго до своей смерти, не хватит, чтоб расплатиться с самыми срочными долгами.
Но и это еще не все.
Девяносто семь человек, которые посылали Гебу деньги, чтоб он делал на них ставки через Интернет, возможно, не знают, что их посредник умер. И когда ставки прекратятся, наверняка начнут выяснять, куда же делись их денежки.
Участие в любых подобного рода азартных играх предполагает определенную степень доверия. И Геб от всех этих девяносто семи участников требовал полную предоплату наличными, чтоб система могла работать. А это, в свою очередь, означало, что долг в девяносто четыре тысячи шестьсот двадцать шесть фунтов пятьдесят пенсов мог возрасти, причем значительно. Сколько же еще он должен этим людям?