Он на ней меня, оказывается, по закоулкам спасать ездил.
Сели, поехали домой. Я ему в спину говорю:
- Завтра мы тоже подождем с мотопробегом, Саш. С Цеппелином надо будет заканчивать - считай, весь день вылетит в райотделе. И мне еще надо кое-куда сходить (про Садиева думаю).
- А иди ты!.. Кое-куда!!! - перекрикивает Сашка тарахтение. - Дожди зарядят!!! А я тут!!! С тобой!!! Как последний!!!
- Ты чего орешь!!! - ору я.
- Так ведь тарахтит... коляска-то... - тормозит Сашка "Яву". Приехали. - Вот и ору.
Посмеялись. Потом я ему излагаю программу на завтра. Я иду к одному спекулянту, а Сашка (друг ты мне или нет?) сидит с телефонной книгой и обзванивает всех абонентов на "Ив.". Это не считая Цеппелиновой волокиты. Сашка говорит, что мало мне злой брюнет мозги вправил, что мое какое дело, что... старая песня.
Объясняю, что для меня это дело принципа. И думаю, что для Гатаева вся его работа была делом принципа. А теперь для меня дело принципа раскрутить обстоятельства смерти Гатаева.
Но Сашка никак не угомонится, и я притворяюсь, что засыпаю. Так хорошо притворяюсь, что засыпаю...
День, как я Сашке и обещал, проторчали в райотделе. Зато Цеппелин свое, кажется, получит. Не из-за Гатаева, так из-за меня. Это тоже дело принципа. Сашка даже не ворчал.
А у Садиева дверь открывает такая... старуха Изергиль с тряпкой в руках и в подоткнутой юбке. "Милисия?" - спрашивает.
- Милиция, - подтверждаю. - Мне нужен Садиев.
- А! Его дома нет! Улетал. Самолет садил и улетал. Говорил, милисия придет - я говорю: у него сестра заболел. Срочно заболел.
Вот такие новости. Сбежал все-таки. Испугался, что я на него ОБХСС напущу? После моей реплики о липовой справке. А что? Напущу!
- Садиев муж вам?
- Ва! - сразу возмущается она. - Такой муж - пилюваю на такой муж! Мужа снохи племянника брат просто! Муж! Верьевка на шею от такой муж! Ресторан ходил, жэнщин с белий волос брал, водка с ней пил! Скандал сделиил. Пасуда кидал, разбил! Милисия приходил, турма забирал. У него денга нету уже, все эта жэнщин с белий волос забирал... И сама убегал! Еще что-то говорит не по-русски, я могу только догадываться и, наверное, догадываюсь.
- Мине посылал, денга просил, чтобы турма милисия отдавать. Двасыть пьять рублей!
Кажется, понимаю, что за "турма", в которой Садиев куковал. Спрашиваю, когда это было. Изергиль пальцы загибает, смотрит в потолок получается как раз двадцать шестого. Ничего себе! Если Садиев действительно сидел в "турма", то к Гатаеву попасть в ту ночь не мог. Позвонить он мог, да. Но и только. Прав оказался Куртов... Тогда почему Садиев сбежал?
- У его жены три брат есть. Если они узнавают, что он жэнщин с белий волос сидел - вай-мэ, что сделиют!
...А теперь решим, что делать, товарищ Федоров. Сначала позвонить из автомата в "турма". И выяснить, что действительно поступал в вытрезвитель некий Садиев в ночь на двадцать седьмое, что действительно был пьян в стельку и без копейки денег. Выяснить, что поступил он непосредственно из ресторана "Нептун", что штраф заплатила некая Газимова, родственница (правильно, это моя Изергиль).
Теперь надо подумать, стоит ли гнать "Яву" два часа до аэропорта, чтобы там вылавливать Садиева, если тот еще не успел улететь. Видеть мне его ох как не хочется. И я его, наверно, больше не увижу. И в нашем городе его больше не увидят. К Гатаеву он имеет косвенное отношение: звонил, грозил. Зато имеет прямое отношение к вытрезвителю и - ай-яй-яй! - к "жэнщин с белий волос". И я его немножко испугал. И братья жены его дома ждут, и если до них дойдет... Дойдет! Нужно, чтобы дошло. В вытрезвителе все его данные остались... Его в законном порядке не достать, скользкий, так пусть ему братья в родственном порядке объяснят, что к чему...
С Цеппелином - пустой номер. С Садиевым - пустой номер. Еще дня три, и с мотопробегом - пустой номер. Действительно, грянут дожди, и куда мы тогда с Сашкой?.. А может, на самом деле "мешанина детективная" это все, товарищ Федоров? А, Михаил Сергеевич?.. И прав Куртов, считая меня еще младенцем в нашем деле? И правильно будет, если мои художества надоедят сегодня-завтра и вызовут меня "на ковер"? Впрочем, так или иначе вызовут. Ю. А. Дробышев наябедничал, вот и вызовут.
Но пока есть у меня желание с ябедой Ю. А. Дробышевым поговорить, не дав ему понять, что знаю - он ябеда.
...Но его нет. Он проводит "круглый стол" с читателями на химкомбинате. И вся редакция там. Вернутся все часа через два. А пиита Крепкого, корреспондента Бурилова, оставили присутствовать в редакции. Я так понимаю - как самого бесполезного... С ним еще девочка. Глазками луп-луп! А пиит полулежит-полусидит в кресле, вертит импортной сигареткой и болтает про пятнадцатибалльный шторм, про сети в клочья, про себя, спасающего весь плавсостав... Словом, волны тяжелым домкратом...
Еще оказывается, что я его друг. Оказывается, я его лучший друг и работаю не где-нибудь, а в милиции! Вот какие друзья у Бурилова! Пусть студентка знает и проникается уважением. Она пока еще студентка, ее прислали на практику. Зовут ее Света.
Эта Света опять глазками - луп-луп... Думаю: начинается! И точно, начинается.
- Скажите, - говорит, - а это страшно? В смысле, ловить бандитов.
- Как вам сказать? - отвечаю. - Вот был случай недавно... - И пересказываю нашумевший детектив.
Она слушает внимательно. Бурилов слушает невнимательно. Он внутренне негодует, во-первых, что лишился слушателя. Во-вторых, он заинтригован, зачем "его друг из милиции" снова пришел в редакцию? Он перебивает:
- Да, Светлана! Не забудьте про то письмо. Его нужно внимательно изучить, проверить и...
- Дмитрий Викторович! Ну я же вам уже говорила! Я звонила уже. Там они сами говорят, что вообще-то все правильно, но у них работников в кочегарку не хватает, и что - самому начальнику кочегарить, что ли? Я же вам говорила, я из этого письма реплику сделаю. И название придумала, даже два! "Холодно - горячо". Или "С легким паром, или Иди ты в баню". А?
- Легкомысленно... - демонстрирует опыт Бурилов. - Это же не студенческая стенгазета, это серьезный орган!
- А Сидоровой понравилось! И Селихову! И всем! И "старик" в секретариате сказал: пойдет! Да!
- А я говорю...
- А мне сказали...
- А я...
Пока они решают производственные вопросы, у меня всплывает мысль. Спрашиваю:
- Скажите, Дмитрий, как рождается газетный материал? Фельетон, к примеру? Отправная точка. Письмо, нет?
Он мне с апломбом отвечает, что чаще всего да, письмо.
Спрашиваю, нет ли у него тех писем, с которыми в последнее время работал Гатаев. Есть. Их еще не раскидывали по сотрудникам, а надо бы, пора - накапливается гора, а потом на него, Бурилова, все шишки. А что он может один, да еще если вот таких присылают на практику?!
Ладно, ладно - пропускаю мимо ушей. Ворошу письма. В глазах рябит от неровных строчек, корявых почерков... Натыкаюсь! Письмо от Ивяшина Евгения Петровича. Про ресторан "Нептун", про официанта, которого зовут Артур, и (в жизни и такое бывает) фамилия у которого - Король. Довольно распространенная фамилия. Но в сочетании с "Артуром" смешно. Забавно.
ПЬЯНКИ ПРИ ДВОРЕ КОРОЛЯ АРТУРА...
Звоню Сашке. Занято. Светлана говорит, что я недорассказал. Звоню Сашке. Занято. Светлана говорит, что я недорассказал. Звоню Сашке. Прорываюсь.
- Санечка, - говорю, - бросай телефонную книгу и займись "Явами".
- А я уже до Ивченко добрался, - отвечает Сашка. - А что?
- Он Ивяшин, - говорю. - Потом все объясню.
Светлана говорит, что я ей недорассказал. Но у нее, она говорит, как у всякого журналиста, богатое воображение. Она, как всякий журналист, сама может домыслить, кажется. И продолжает мне нашумевший детектив до самой развязки.
- Извините, Света, - говорю. И думаю, что ее луп-луп глазками весьма обманчив и голова у нее варит неплохо. Если выслушала меня, не перебивая, чуть выждала и моим же оружием, моей же иронией меня...
- Ничего, ничего! - мстит она дальше и вытягивает ивяшинское письмо из моих рук, пробегает глазами. - Дмитрий Викторович, я тогда по этому сигналу схожу, поговорю. А то оно у вас все равно без движения. - И Бурилову досталось! - А то я сижу без дела пока. И здесь недалеко...
Я тоже встаю. Светлана добивает:
- А вы что? Со мной вместе решили?.. Ну пойдемте...
- Наконец-то! - Евгений Петрович Ивяшин (халат с кистями, рост - под два метра, лыс и ухожен). - Мы же когда договаривались? Вас товарищ Гатаев прислал? А самому неудобно? Все же на двадцать седьмое договорились, а сегодня...
Пенсионер, определяю я. Ворчун. Засыпает редакцию письмами: "Уважаемые товарищи, предлагаю показывать программу телевидения только три раза в неделю. А то люди отвлекаются, и падает производительность труда".
Шагаю вперед, заслоняю Светлану, говорю:
- Товарищ Гатаев прислал меня. Давайте решать ваши проблемы со мной.
Он улавливает скептические нотки и неожиданно подмигивает:
- Пенсионер, да? Склочник?.. Юноша! Мне шестьдесят три, но я по-прежнему режу людей. И говорят - неплохо получается. На пенсию, во всяком случае, не отпускают... Не пугайтесь, дама. Не хватайте кавалера за пиджак. Помнете... Я хирург.
Он улавливает скептические нотки и неожиданно подмигивает:
- Пенсионер, да? Склочник?.. Юноша! Мне шестьдесят три, но я по-прежнему режу людей. И говорят - неплохо получается. На пенсию, во всяком случае, не отпускают... Не пугайтесь, дама. Не хватайте кавалера за пиджак. Помнете... Я хирург.
Старикан - язва! Про пиджак - точно. После мордобоя с Цеппелином пиджак, конечно, не того...
Но лучше язва, чем зануда... Ивяшин переходит к делу и рассказывает. Собственно, пересказывает свое письмо. А я думаю, что Гатаев, значит, был в тот вечер в "Нептуне". Там его и мог увидеть Садиев...
А Ивяшин рассказывает:
- У нас была сложная операция. Шесть раз - клиническая смерть. Мальчонка лет двенадцати. Химик, опыты производил на кухне... Словом, вытащили мы его оттуда. Но тревога осталась. Знаете, шок... Все еще могло быть. А устали. Вспомнили, что даже перекусить не удалось. Все закрыто. И мы с Зиновьевым - это мой ассистент - решили в ресторан. Просто поесть. Да-а... Сели прямо у оркестра. Там шумно было, но нам все равно... Поели... Кухня, знаете, неплохая у них... Снова официант подошел относительно молод, худ чрезвычайно, бледноват, мешки под глазами. Почки, вероятно... А у нас в глазах туман. Не от спиртного - просто реакция наступила. От усталости после операции. Официант на наших глазах ставит на стол пустую бутылку и записывает в счет. Мы, знаете, указали ему. Но он сказал, что у него все записано. Разговор тогда пошел на повышенных тонах. Он пригрозил милицией, пьяный дебош - ни больше ни меньше. Скандал налицо. Шантаж, знаете...
- И вы заплатили? - уточняет Светлана.
- Милая моя! А что нам оставалось делать?! Доказывать милиции, что мы заслуженные врачи?! Что у нас была операция?! Что мы трезвы?! Вы считаете - они стали бы разбираться?!. Конец месяца, знаете, у них там свой план. Забрали бы!
- Ну спасибо! - не выдерживаю я.
- Э-э-э... что?
- Я слышал, одному больному у вас в больнице недавно во время операции зашили ножницы... - Искоса смотрю на Светлану, замолкаю.
Евгений Петрович Ивяшин веселится:
- Юноша! Вы верите слухам?!
- А вы?..
- Хм!.. Короче говоря, на следующий день мы с Зиновьевым снова пришли. Вы поймите, не денег жалко. Хотя они тоже не растут на деревьях. Но почему всех считать и выставлять дурнями?.. Знаете, нам сказали, что сегодня Артур Александрович Король не работает. А вообще он один из лучших работников - точен, вежлив, никаких нареканий. Знаете, нам сказали, что мы, вероятно, сами ошиблись... и чуть не добавили "спьяну"... Вот так. И я написал в редакцию. Ваш коллега созвонился со мной днем двадцать шестого. Ему очень понравилось: Король Артур! Это, знаете ли, не часто... А вечером он должен был в "Нептуне" знакомиться с Королем. И двадцать седьмого снова мне позвонить. Должно было весьма изящно получиться...
Я думаю, что получилось действительно изящно. И тогда у меня все концы увязываются. Значит, Гатаев приходит в "Нептун" на "провокацию". Там его видит Садиев, принимает для храбрости внутрь. И еще принимает. И еще. А Гатаева уже нет. Тогда Садиев ему звонит. И дальше продолжает принимать внутрь вместе с "жэнщин с белий волос". И так до состояния маловменяемого... Я невольно хрюкаю в ладонь, представив, что Король мог с пьяным Садиевым провернуть ту же махинацию с пустой бутылкой. Хотя вряд ли. Если Король в этот же вечер поймался, если его поймал Гатаев на бутылочном фокусе... А вот мы проверим!
- Хорошо! Евгений Петрович, вы Гатаева инструктировали перед "Нептуном"?.. А теперь проинструктируйте меня.
- И меня! - заявляет Светлана.
- А вы при чем?
- А вы при чем?
Ивяшин разглядывает нас, конкурентов, и удивляется бровями:
- Вы в таком виде собрались в ресторан. Пиджак, знаете... Или так модно теперь? Некая небрежность...
- Я поглажу, я быстренько! - оживает Светлана. - Утюг у вас есть? Снимайте пиджак, Михаил! - Тут она в своей стихии.
Спасибо, конечно, за пиджак. Но по ресторанам мотаться ей еще рановато. Тем более с Федоровым Михаилом Сергеевичем, который по делу идет, а не выпить-закусить. Тем более на заре служебного нагоняя. И нагоняй будет еще суровей, если Федоров Михаил Сергеевич втравит в это дело совершенно постороннего человека.
- А кто вам сказал, что я посторонняя?! У меня, между прочим, сигнал читателя на руках!
- А вот согласуйте с Ю. А. Дробышевым поход в ресторан, и посмотрим, как он отнесется!
- А вы со своим начальством каждый шаг согласовываете?! - Опять луп-луп.
- Это мое дело!
- А это мое дело!..
- Словом, возвращайтесь, девочка, в редакцию. А я...
Швейцар, как обычно, прикидывается глухонемым. Но спиной к двери не поворачивается. Значит, не все еще потеряно. Пошиковать, что ли? Почему нет? И для дела!
Достаю трешку, прихлопываю к стеклянной двери.
Швейцар оживает, приоткрывает дверь, мгновенно смазывает трешку со стекла.
И я внутри...
"Дар морей, веселья шум предлагает вам "Нептун".
Поглядим, какой здесь сегодня "веселья шум" будет. Одно знаю: если эта кованая штука с талантливыми стишатами грохнется когда-нибудь на головы пьющих-едящих, то веселья не оберешься.
Детина в серебристом пиджаке ревет:
- Слушай, теща, друг родной! Па-ма-ги!
Мы ж с тобой... тирьям-пам-пам... не враги!
Думаю я, что удивительные образчики выдает иногда наша эстрада. И ресторанные ансамблики безошибочно их подхватывают. Помню, раньше была кошмарная "Мясоедовская". Потом "Ах, Одесса, жемчужина у моря". Теперь вот "Теща"... Но мне, впрочем, как раз поближе к этой "теще" надо. Столиков, замечаю, свободных много, а швейцар - глухонемой. У-у-у, шкуродер!.. Но Король обслуживает как раз столик у эстрадки, как Ивяшин проинструктировал. И как раз столик у эстрадки занят. Дамой.
- Вы позволите?
Дама говорит:
- Не позволю! Мест свободных много, занимайте любое. А у меня при виде вас аппетит пропадает... - Снова луп-луп глазками.
И когда только она успела проскочить?!
- Ладно уж, присаживайтесь! Только не приставайте! - царственно дозволяет Светлана.
Серебристопиджачный все надрывается про тещу. И раз уж мы таки сели вдвоем, то "теща" эта рождает легенду.
- Мы с вами, Света, несчастные влюбленные. Родители против. Мы переживаем и ничего не замечаем вокруг.
Она поднимает на меня скорбные глаза и с трудом проговаривает:
- Д-да...
- Что с вами, девочка?
- Мы с вами бедные... и так далее... Разве нет? - Опять луп-луп.
- А-а-а...
Тут он и появился. Действительно: относительно молод, худ, бледен, мешки. Он!
- Водки! - говорю. - И накормите нас.
Артур Александрович игнорирует брюзгливый тон и деликатно осведомляется:
- Даме вина, шампанского, минеральной?
- Даме водки! - говорит дама. И еще говорит: - Мишенька, ты бы еще раз побеседовал с мамой. Должна же она понять...
- Котлета по-киевски, бифштекс, палтус? Палтус надо будет немного подождать...
- Все равно! Бифштекс. Света, ты же знаешь мою маму...
Король кивает и растворяется.
- Я чуть не расхохоталась, - признается Светлана. - Он смешной такой. Шея тонюсенькая. Тоньше, чем у Дмитрия Викторовича. У Бурилова... И бабочка еще! Вы видели?
- Почти нет. Я на пепельницу смотрел. Тяжело смотрел... Как вам, кстати, Бурилов?
- А вы ему не скажете?
- Ни в коем случае!
- У меня был один такой... знакомый. Выходит на улицу и закуривает большую сигару. Какую-то очень редкую. Когда приближается особа с красивыми ногами, он сигару красивым жестом отбрасывает. Если особа мимо проходит, то он возвращается, подбирает сигару и дальше... до следующей... с красивыми ногами. Вот и Дмитрий Викторович тоже... Житья мне твоя мама все равно не даст... - Молодец, среагировала.
Официант поставил на стол бифштекс, графинчик водки и от щедрот бутылку "Полюстрово", минералки. Снова растворился.
- И он безобидный, - невозмутимо продолжает Светлана. - А вот Дробышев...
- Что - Дробышев?
- Ничего. Только... Вот он сейчас и. о. Когда старый редактор еще работал, газета интересней была. И фельетонов не боялись, и оценок своих. Лицо было. И редактор - он ведь фронтовик, военным корреспондентом был. Так он не оглядывался - как бы чего не... А теперь, когда Дробышев...
- Света, - воспитываю, - вы юны и категоричны. Откуда вам знать. Вы ведь на практике день? Второй?
- Это же редакция! В первый день узнаешь, что сто лет назад было! Ну, не сто, но... Наш "старик" в секретариате полосы макетирует и бурчит, и бурчит...
М-мда. Я в первый день пребывания в редакции не узнал, что было сто лет назад. С другой стороны, я же не на практику пришел и глазами луп-луп не умею...
- Официант - он что? - возвращает меня в ресторан Светлана.
- Поглядим...
- Вдруг он не "купится"?
Сам знаю, сам опасаюсь... Гатаев, который уже был здесь, вероятно, "расколол" Короля. Король, который был, вероятно, в ту ночь у Гатаева... Мог из предосторожности "завязать". Хотя жадность - губительный порок. И неделя целая почти прошла. И все тихо...
- Сейчас водку будем хлестать, как газировку, - говорю Светлане, разливаю "Полюстрово" по фужерам, оставляю стопочки нетронутыми и аккуратно переправляю всю водку в опустевшую бутылку. Хвала минералке "Полюстрово"! Пузырьков почти никаких, и те исчезают в момент. Кого-то это может и не устраивать, но не меня в данной ситуации.