– На колени, – сказал я ему. – Руки за голову.
Он подчинился. Парень опустился на колени, и, обойдя его, я ударил его ногой в спину. Степан упал, и я спутал ему руки.
– Убьёшь? – безучастно спросил он.
– Нет. Полежишь спокойно. Потом решим, что делать. Но убивать тебя смысла не вижу. Ведь ты понимаешь, что иного выхода не было? Либо твои родственники, либо дети.
Степан промолчал, и, оставив его, я подошёл к Андрею Ивановичу, который отвесил мне леща и прошипел:
– Ты куда смотрел? Совсем разум потерял? Ты мог подумать, что девчонка заразная и приближаться к ней нельзя?
Я огрызнулся:
– Так вышло. Растерялся, а тебя рядом не было.
– Пора самому думать. Не маленький уже, и я не могу постоянно находиться рядом, чтобы твои сопли вытирать.
Можно обидеться. Но мне было не до того. Ведь я думал не о себе, а о девушке, в которую стал влюбляться и уже считал своей. Ну и о девчонках, к которым привык, конечно. Поэтому спросил старшего:
– Что теперь?
Андрей Иванович понял, что именно меня интересует, и ответил сразу:
– Оставляем Светку и девчонок на месте. Вещи у них будут, и палатку дадим. Продуктами, водой и лекарствами тоже поделимся. К себе их не подпускаем, стережёмся. Отъедем дальше, я полянку неподалёку видел. Потом посмотрим. Может, ещё всё обойдётся. Степана заберём. Пока расклад такой. Если есть какие-то мысли, выкладывай.
Свежих идей не было. Поэтому я с дядькой согласился, и мы поступили, как он наметил. Бросили Светлану и детей и перебрались на другое место с таким расчётом, чтобы ветерок с реки дул от нас. Я попытался поговорить с девушкой издалека, но она опустила голову и сделала вид, что мы незнакомы. Что это? Презрение или погруженность в собственные мысли? Я не знал. Просто смотрел на неё, и моя душа разрывалась на части, а в голове роились хаотичные мысли: «Как?! Почему?! За что?! Неужели Бог, если он есть, допустил это?! Ладно, мы с Андреем Ивановичем, на нас кровь! Возможно, заслужили мучительную гибель! А детей-то за что?! Чем они провинились?! А Светлана?! Какие грехи на ней?!»
Наверняка не я один в этот момент задавал себе эти вопросы и не только мне было плохо. Но о чужих бедах я не думал, ибо невозможно собрать в одном месте всё горе мира, чтобы его мог пересилить один человек. Поэтому, покрутившись вокруг стоянки, я вернулся к машинам, и здесь меня скрутило. В солнечном сплетении образовался комок боли, и, опустившись на колени, я сунул в рот два пальца, и меня вырвало.
– Плохо тебе? – рядом, посматривая в сторону Светланы, которая стала медленно разворачивать палатку, спросил Андрей Иванович.
– Да, – поднимаясь, ответил я.
– Это душевная боль преобразуется в физическую. Так бывает.
– И что делать?
– Терпеть, Иван. Ничего другого не остаётся. И это только начало, потому что дальше будет хуже.
– Я выдержу.
– Понятное дело, выдержишь. Куда денешься? Главное, не распускай себя и отгородись от беды барьером, а иначе с ума сойдёшь или в себе замкнёшься. А нам ещё топать и топать.
– Знаешь, дядька, плевать мне на бункер Шарукана.
Как ни странно, но он мне не возразил, а помрачнел ещё больше и сказал:
– Мне тоже. Но что-то подгоняет меня, заставляет двигаться, и я уже не в состоянии остановиться, пока не дойду до конечной точки.
27
Остаток дня и ночь прошли тревожно. Андрей Иванович наблюдал не только за Светланой и девчонками, которым не повезло. Но и за своим племянником, который мог совершить неразумный поступок. Парень молодой, он пока не стал чёрствым. А ещё к стоянке могла приблизиться Светлана, и Вагрин этого тоже опасался. Придётся стрелять в девушку и в детей, если появится угроза, и он выстрелит. А что потом? Хватит Степана, который лежал в микроавтобусе и зубами скрипел. Наверняка за убитых родственников зло затаил. Разумом он, скорее всего, понимал, что иного выхода у Андрея Ивановича не было. А в душе мальчишки кипела злость на убийцу.
Однако всё обошлось. Иван смог взять себя в руки, а Степан попросил его развязать и пообещал не делать глупостей. И хотя Вагрин ему не поверил и возвращать оружие не собирался, он Иванова освободил. А потом выяснилось, что больные пропали. Палатка на месте, и никто не придал значения тому, что из неё никто не выходит. Возможно, Светлана и девчонки, испытав шок, спали. Но наступил полдень, а на просеке никто из них не появился.
Андрей Иванович обошёл место стоянки по кругу и обнаружил следы. Светлана и девочки ушли. Они сделали это ночью и явно, по следам, направились к Акиму.
Что делать? Мнения у всех разные, и к побегу больных каждый отнёсся по-своему. Андрей Иванович и Людмила обрадовались – одной проблемой меньше, хотя попутчиков, разумеется, жаль. Степану было всё равно, по крайней мере, он выглядел равнодушным. А вот Иван завёлся и сказал, что беглянок надо догнать.
– Зачем? – поморщившись, спросил племянника Андрей Иванович.
– А затем что, возможно, у Светланы и её сестёр иммунитет. Ведь есть на это надежда.
– Если это было так, они бы остались. Но, скорее всего, Светка заметила признаки болезни и решила избавить нас от своего присутствия. Всё равно ей умирать.
– И всё же я хочу пройти за ними, добраться до посёлка и посмотреть, там они или нет.
Старший Вагрин покачал головой:
– Нет. Поступим иначе.
– Как?
– Я сам пойду.
– Один?
– Степана возьму. – Андрей Иванович положил ладонь на плечо младшего Иванова: – Пойдёшь?
Парень кивнул:
– Да.
– А может, сразу туда на машинах поедем? – опять вклинился Иван.
– Успеем. Сначала пешочком пройдёмся, так спокойней. Нас не будет пару часов. Как вернёмся, примем решение, куда направимся дальше.
Иван согласился, отошёл к машине и сел под деревом, стал наблюдать за просекой. А разведчики, Вагрин и Степан, который по-прежнему был без оружия, по следам беглецов двинулись к Акиму.
Светлана и девчонки след оставили чёткий, даже Андрей Иванович его видел. Они делали частые остановки и много петляли. Всё-таки дети есть дети, а Светлана – не лесной житель. Поэтому двигались беглянки медленно, и старший Вагрин считал, что далеко они не ушли.
Андрей Иванович был прав. Но у беглянок оказалась хорошая фора, и, когда разведчики, выбравшись на опушку, увидели посёлок Аким, от которого остались только еле дымящиеся развалины, Светланы и девочек нигде не было. Они пропали. Однако кое-что интересное Вагрин и Степан увидели. На речном берегу находились люди и плавсредства – буксир и пара речных катеров КС. Судёнышки небольшие, речные, даже после переделки на десять, максимум на пятнадцать человек. А люди, которые находились возле них, были в одинаковых ярко-жёлтых защитных костюмах и закрытых шлемах, и у каждого был автомат.
– Кто это? – нарушив тишину, спросил Степан.
– Думаю, группа зачистки.
– А что за костюмы на них? Странные…
– Обычные. Костюмы биологической защиты. В Москве такие видел.
– А откуда эти люди?
– Из города, скорее всего. Или с военной базы какой-нибудь.
– Это они посёлок сожгли?
– Наверняка.
– Как поступим?
– Посмотрим на них со стороны и уйдём.
Неожиданно раздался выстрел. Левее от стоянки началось движение, и Андрей Иванович, достав бинокль, попытался разглядеть, что там происходит.
Между развалин, выбравшись из горелого сада, стояли люди, и Вагрин их сразу узнал – Светлана и сёстры. Девочки Ани нигде не видать. Попутчицы застыли на месте, а неподалеку – три человека в защитных костюмах.
«Что же теперь будет?» – подумал Вагрин, хотя уже знал, как поступят чистильщики с заражёнными.
К Светлане и девочкам приблизился один из бойцов. Резким движением он сорвал с девушки одежду и отступил, обернулся к своим товарищам. Загремели выстрелы. Чистильщики били в упор, и Вагрин крепко стиснул зубы, а потом прошептал:
– Падлы…
Тела девушки и её сестер остались лежать на покрытой пеплом дороге, а чистильщики быстрым шагом направились к реке. Вагрин опустил бинокль, отступил в лес и сел на пенёк. Степан замер рядом и спросил:
– Они мертвы?
– Да. – Андрей Иванович достал фляжку и сделал солидный глоток.
– Одного не пойму… – Степан посмотрел на него.
– Чего?
– Ты сказал на чистильщиков – падлы. Но ведь ты такой же.
– Это ты мне родственников решил припомнить?
– Решил.
– А зря. Не было у меня иного выхода, вот и выстрелил.
– Мог бы их ранить.
– Дистанция приличная, а времени в обрез, и всё происходило слишком быстро. А что с чистильщиками меня сравниваешь, то зря. Если есть возможность не проливать кровь, я никого не убиваю. А они действовали по инструкции и приказу. Могли оставить Светку и девчонок в покое? Могли. Но всё равно их убили. Теперь разницу видишь?
Степан не ответил, молча опустил голову и задумался.
Спустя четверть часа чистильщики, погрузившись на речные судёнышки, отвалили от берега и направились в сторону Ухты. Идти в Аким смысла не было, и, проводив буксир и катера взглядом, Андрей Иванович собрался вернуться на просеку.
– Пойдём, – бросил он Степану.
Но парень остался на месте и отозвался:
– Нет.
– Почему?
– Не могу на тебя спокойно смотреть.
– И куда пойдёшь?
– Здесь останусь. Сам буду жить. Может, земляков найду.
– Есть укромные места? Надеешься, что не всех перебили?
– Надеюсь.
– Как знаешь. Дорога дальше есть?
– На север? – уточнил Степан.
– Да.
– Есть.
– И куда она нас приведёт?
– В Порожск.
– Ещё один посёлок?
– Ага. Только через Аким не проедете. Надо назад вернуться, и поворот будет.
– А дальше что?
– За Порожском посёлок Винла, а дальше Поромес и Кедвавом. Потом дороги нет. Река Кедва на пути.
Андрей Иванович отстегнул от пояса длинный нож и бросил его к ногам Степана:
– Это тебе. Прощальный подарок. Один микроавтобус мы оставим и там же ствол бросим, тебе пригодится. Нам три машины не потянуть. Так что, если понадобится, забирай. И ещё… К палатке не приближайся… Зараза долго живёт…
Парень еле заметно кивнул и подтянул ножны к себе, а Вага повернулся к нему спиной, углубился в чащу и через сорок минут был на месте.
28
Пока я ждал возвращения разведчиков, попытался послушать радио и, о чудо, поймал три канала.
Один вещал из Ухты, и суровый мужской голос зачитывал воззвание какого-то Комитета спасения, который взял власть в городе. И общий посыл был ясен сразу: в город никого не пускают, а все заражённые будут уничтожаться сразу. Примерно то же самое я уже слышал в Великом Устюге и ничуть этому не удивился. Думал, будет какая-то конкретика, но её не было. Диктор бубнил хорошо заученную речь, или она шла в записи. Так что ничего нового. Кроме одного – Комитет спасения объявил вне закона дезертиров из отряда некоего полковника Кораблёва, и все, кто им помогает, считаются врагами. Но подробностей не было. Кто этот Кораблёв? Почему он и его солдаты дезертировали? В каком направлении? Ответов нет.
Второй канал был серьёзней и называл себя правительственным. Надо же, где-то ещё есть правительство, которое, как выясняется, не забыло о своих гражданах и проявляло заботу. А в чём это выражалось? В стандартных инструкциях, как вести себя при встрече с больными, которые передавались по всем СМИ с первого дня официального признания эпидемии. А также в призывах сотрудничать с органами правопорядка и ждать спасительную вакцину, которая вот-вот появится. Главное – не отчаиваться.
Верил ли в это хоть кто-нибудь? Сомневаюсь. Правительству и раньше доверия особого не было, несмотря на зомбоящики. А теперь-то уж чего? Как начали твердить о вакцине, так и не остановятся. А чума тем временем победно шагает по планете, и страна под её напором разваливается. Хотя, наверное, правильней будет сказать, что она уже развалилась. Как это ни печально. И остаётся надеяться только на то, что люди всё равно выживут.
В общем, второй канал не порадовал. Зато третий заинтересовал. Откуда вещала радиостанция, непонятно. Однако это был частный новостной канал. Какими-то путями неизвестный человек, который называл свою передачу «Голосом правды», продолжал получать информацию и выдавал её в эфир. Понятно, что проверить её достоверность невозможно. Но, судя по всему, крупицы истины в ней были.
Ну и что же я узнал?
В Москве пожары. Столица полыхает. Однако людей в ней всё ещё много. Кто-то забаррикадировался в домах и, надеясь на помощь, держится. Иные ушли под землю, в метро и бункеры Министерства обороны. А часть жителей, объединившись с военными, которых ввели в город и бросили, отгородилась от мира баррикадами. Вплоть до того, что целые микрорайоны в осаду сели. Вот только чёрная оспа всё равно их достала, пришла с крысами и заражёнными животными.
В Питере обстановка немного лучше. Чума свирепствует, люди мрут десятками тысяч. Но, несмотря на это, появился костяк из тех, кто не боялся болезни, и они старались контролировать обстановку в нескольких районах города. Подробностей нет.
На Северном Кавказе война. Все против всех. Бьются за ресурсы и горные убежища, а заодно сводят между собой старые счёты.
Во Владивостоке наплыв мигрантов из Китая и Южной Кореи. Сотни тысяч людей высаживаются с лодок и судов на берег, а потом рвутся дальше, в глушь, в тайгу. Корабли же Тихоокеанского флота бездействуют. Сначала открывали огонь по нарушителям границы, а затем отошли подальше в море, собираясь уходить в сторону Камчатки и Курильских островов.
Северная Корея напоследок всё-таки объявила войну Южной и устроила мясорубку. Штурмовые армады северян сломили сопротивление собратьев, оккупировали юг и захватили Сеул. Идут уличные бои. Люди истребляют друг друга, а чума уничтожает и тех и других.
В Японии тишина. Люди, конечно, умирают. Но тихо и спокойно. Без шума и не привлекая к себе внимания. И только флот Сил самообороны отличился, потопил два переполненных пассажирских лайнера с беженцами то ли из Вьетнама, то ли с острова Тайвань. Подробности неизвестны.
Что происходит в Средней Азии, непонятно. Но там что-то сильно рвануло. После чего радиационный фон резко повысился. Может, кто-то применил ядерное оружие? Возможно. А смысл? Кому сейчас мешают таджики или узбеки? Так что, скорее всего, по мнению диктора, произошла техногенная катастрофа. Или пущенная неизвестно кем и неизвестно куда ракета, сбившись с курса, упала не туда, куда её посылали.
В Европе положение дел ухудшилось. Хотя куда уж хуже? Вирус обрушился на европейские страны раньше, чем на Россию, и там спрятаться особо некуда. Но помимо болезни идут этнические чистки и вспыхнули старые военные конфликты.
Арабы зачищают французов, захватили Париж и объявили о создании халифата.
Итальянцы расстреливают беженцев из Северной Африки. А папа римский исчез. Только вчера был в Ватикане, собирался очередную речь толкнуть, а потом пропал. Резко и неожиданно. Наверняка год назад это подняло бы на уши добрую треть планеты или хотя бы четверть. А сейчас всем плевать.
Греки напоследок отбомбились по турецким базам, а те в ответ обстреляли крупные портовые города соседей.
Средиземноморская группировка США и НАТО попыталась навести порядок, но неудачно и, потеряв пару кораблей, ушла на Кипр. Причём против натовцев воевали и греки, и турки. Чтобы не мешались под ногами.
В Скандинавских странах жгут церкви, убивают всех, кто имеет тёмный оттенок кожи, и на столбах вешают местных любителей толерантности и либеральных ценностей. По слухам, в Швеции в один день повесили на фонарях и балконах столицы, словно гирлянды, десять тысяч человек.
В Англии тоже кто-то с кем-то бьётся. Вроде негры убивают белых, а те отстреливаются.
В Германии какой-то пастор объявил поход против мусульманского мира, и народ за ним пошёл. Поверили, что это единственный путь к спасению, ибо кто падёт в битве за веру, тому простятся все грехи и будет уготован рай.
Исландию попытались захватить (или уже захватили) наёмники нескольких ЧВК, которые решили построить там собственное государство. Чем всё закончилось, не ясно.
А сербы наконец, прежде чем их полностью накрыла болезнь, вернули себе Косово, снесли все албанские мечети и загнали заклятых врагов в концентрационные лагеря.
Вестей из США, Латинской и Южной Америки, из Африки, Индии и Австралии нет.
Короче, в мире весело. Но в общем и целом ничего такого, чему стоило бы по-настоящему удивляться.
Выключив автомобильный радиоприёмник, я прогулялся вокруг машин и подумал, что дядьке и Степану пора бы вернуться. Только промелькнула эта мысль, как появился Андрей Иванович. Почему-то один, и я решил, что он убил младшего Иванова. Но оказалось, это не так.
Андрей Иванович рассказал, что увидел на пепелище Акима и как расстался со Степаном. И предложил ехать дальше.
Один микроавтобус мы бросили. Второй, какой получше, наш. Как и бензовоз, который дядька упрямо не хотел бросать. Я вёл бус, а он автоцистерну.
Снова грунтовые дороги, разбитые и местами труднопроходимые, а вдоль обочин лес. Опять напряг, и глаза выискивают опасность. Но при всём том я чувствовал облегчение. Только вчера мучился, что не в состоянии помочь Светлане и девочкам, а сегодня узнал, что они погибли, и меня уже отпустило. Как это назвать? Неужели я настолько циничен и эгоистичен? Или это защитная реакция организма, забывать плохое? Трудно сказать, ибо я не психолог. А иначе покопался бы у себя в душе и в голове.
Впрочем, вскоре я окончательно вычеркнул последние неприятные события из головы или, точнее, загнал их в самый дальний уголок памяти и крепко-накрепко запечатал. Я полностью сосредоточился на цели – уехать как можно дальше от этих мест.