Англосаксонское ополчение двинулось на север, на битву с захватчиками.
На следующий день в пятнадцати милях к югу от Чиппенгема англосаксов встретила языческая армия Гутрума. Шлемы викингов грозно блестели на солнце. Королевское войско приготовилось к наступлению. Рядом с Эльфвальдом стояли его дети – Эльфрик справа, Эльфстан и Эльфгива слева, а Порт занял место за спиной тана.
– Это наш последний бой! – воскликнул Эльфвальд.
Для сражения выбрали широкую равнину, часть которой занимала пашня. Над вспаханной землей летали во́роны. Внезапно Эльфвальда охватила уверенность в победе – англосаксонское ополчение защитит свои земли.
Битва продолжалась долго. Викинги ожесточенно сражались, но англосаксы не отступали, отстаивая свою независимость, и раз за разом бросались в кровавую сечу, под устрашающие боевые топоры неприятеля.
«Как волны морские», – подумал Эльфвальд.
Король Альфред бесстрашно ринулся в самую гущу битвы, и англосаксонские воины, вдохновленные его примером, умножили усилия и стали теснить врага.
Эльфстан с сестрой доблестно бились бок о бок. Юноша хмуро вглядывался в лица врагов и наконец увидел того, кого искал, – высокого викинга с рябым, изрытым оспой лицом, насильника и убийцу жены Порта. Эльфстан рванулся к негодяю, но тут неприятели заметили Эльфгиву.
– Саксонка-воительница! – раздался крик.
Враги тесным кольцом окружили брата с сестрой, горя желанием сразить дерзкую девушку. Англосаксонские воины ринулись на помощь.
– Эльфгива! – вскричал Эльфрик, ведя небольшой отряд на подмогу.
В пяти ярдах от Эльфстана рябой викинг заметил пристальный взгляд сакса и занес топор над головой, но юноша стремительно взмахнул мечом и рассек врага пополам, отомстив за поруганную честь жены Порта.
Тем временем овчар сражался с небывалым мужеством. Он прикрепил к искалеченной руке круглый щит, а левой искусно разил неприятеля коротким легким мечом.
– У тебя левой рукой лучше получается! – крикнул Эльфвальд.
Порт, ни на шаг не отходя от господина, прикрывал его со спины, когда Эльфвальд бросался в самую гущу сражения, или живым щитом заслонял слева.
Викинги, дрогнув, перешли к отчаянной обороне, и тут Порту представился случай доказать свою доблесть. На Эльфвальда с обеих сторон набросились два свирепых викинга. Тан взмахнул мечом, но оскользнулся и упал. Порт прикрыл его своим щитом, однако мощный удар разнес деревянные плашки в щепу. Викинг занес топор над Эльфвальдом, и Порт, не раздумывая, подставил здоровую руку под сверкающее лезвие. Топор с хрустом разрубил кость. Эльфвальд, вскочив на колено, вонзил меч в сердце противника, а потом торопливо отволок Порта в сторону.
Овчар выжил, хотя левую руку ему отрубили по локоть.
Вскоре викинги отступили. Спустя час Альфред провозгласил победу в сражении. Гутрум увел войско в Чиппенгем, а англосаксы окружили город.
Эльфвальд перевязал страшную рану Порта, сыновья тана спешно соорудили носилки и отнесли овчара в лагерь. Вскоре о подвиге Порта узнали все.
– Порт принес мне клятву верности и с честью сдержал слово! – провозгласил Эльфвальд.
– Овчар сражался благородно, – согласились остальные таны.
Порт слабо улыбнулся, однако его мучила мысль: «Как жить безрукому?»
На закате младший сын тана вернулся на поле боя, разыскал среди трупов тело рябого викинга и за полчаса, ловко орудуя острым ножом, содрал с него кожу, туго свернул ее и приторочил к седлу. Юноша со своей страшной ношей поехал в деревянную часовню у Чиппенгема, где, по древнему обычаю саксов, прибил кожу врага к двери.
Осада Чиппенгема продолжалась две недели. Наконец Гутрум попросил пощады и дал обещание навсегда уйти из Уэссекса, а спустя неделю вместе с тридцатью своими соотечественниками приехал к Альфреду на остров Этелни и там обратился в христианскую веру; его крестным отцом стал сам король.
Спустя несколько дней после поражения Гутрума Альфред созвал своих танов в чистом поле и щедро наградил воинов, отличившихся в битве.
– Где Порт? – спросил король.
К нему подвели безрукого овчара.
– Этот кельт сражается благородно, как настоящий сакс, – провозгласил Альфред и, с улыбкой взглянув на Эльфвальда, продолжил: – Поэтому с сегодняшнего дня я объявляю его таном.
На глазах всей свиты король обнял ошеломленного Порта, а потом кивнул двум монахам, которые тут же выступили вперед, развернув длинные пергаментные свитки – королевские дарственные грамоты, ведь по англосаксонским законам тану полагались земельные владения. Обычные поместья облагались повинностями, однако король мог пожаловать и особые земли – бокленд, – освобожденные от большей части податей, в том числе от феорма, хотя их владелец по-прежнему должен был поставлять воинов в ополчение и содержать в порядке дороги, мосты и укрепления.
– Тан Порт, наделяю тебя боклендом! – торжественно изрек король.
Овчар раскраснелся от удовольствия. Монах начал читать грамоту на латыни и переводить ее на англосаксонский:
– Именем Вседержителя, Творца и Спасителя нашего, Всемогущего Господа, я, Альфред, милостью Божией король англосаксов, настоящей грамотой отдаю и жалую Порту поместье на моих землях в вечное и наследственное владение…
Порт задохнулся от радости – он стал владельцем собственного имения, настоящим таном!
Монах тем временем продолжал читать:
– И подтверждаю, что владения эти, жалованные моему дражайшему и любезному подданному от щедрот моих, составляют двадцать гайд земли у реки Авон, с севера прилегающих к владениям тана Эльфвальда…
Двадцать гайд! Теперь Порт – состоятельный человек и сможет не только купить для сестры золотое распятие, но и осыпать его самоцветными камнями. Монах начал описывать границы владения, и овчар напряженно вслушивался в каждое слово – местность была ему хорошо знакома.
– …в пойме реки и на излучине, включая заливные луга до старого дерева, а затем к северу, от граничной межи до холма, и к западу вдоль насыпи, включая место, называемое подворьем Одды, и луг для выпаса шести волов…
– Погодите! – воскликнул овчар.
Монах ошеломленно умолк.
– Там не шесть волов, а восемь, – заявил Порт.
Альфред с любопытством посмотрел на овчара и улыбнулся:
– Точно восемь?
Порт кивнул.
По знаку короля монах внес в грамоту поправку и продолжил:
– …и хозяйство, приносящее двадцать голов сыра, пятнадцать ягнят и руно с пятнадцати овец…
Порт помотал головой и объяснил королю:
– Не двадцать, а двадцать пять голов сыра.
Все вокруг расхохотались. Монах с усмешкой внес очередную поправку и торжественно огласил заключительные строки грамоты:
– …чтобы он владел и распоряжался поместьем, как ему будет угодно, свободно от всех повинностей, за исключением воинской службы и строительства мостов и укреплений. А тот, кто по дьявольскому наущению и ради мирской тщеты и соблазнов нарушит или уменьшит это пожалование в любой частности, малой или большой, то окажется отсеченным от всех добрых христиан и перед престолом Христовым в Судный день будет осужден на вечные муки в адовом огне с Иудой и прочими клятвопреступниками, ежели не пожелает должным образом возместить ущерб и дополнить наше пожалование.
Эльфвальд и остальные таны засвидетельствовали дарственную грамоту. Порт, оставшись без рук, однако же, обрел часть древних родовых владений.
Тану Эльфвальду король жаловал драгоценный перстень, ларец, осыпанный самоцветными каменьями, и богатое селение Шокерли, к северу-западу от Уилтона. Селение раскинулось на лесистых склонах холма между поймами рек Уайли и Наддер, в месте, именуемом Дубрава Гроувли. Название Шокерли происходило от саксонских слов «shocker» – сноп и «lee» – лесная опушка.
– Вы храбро сражались, – сказал Эльфвальд дочери и младшему сыну. – Эльфрику я завещал имение в Авонсфорде, а вам отдам Шокерли в совместное владение.
– И пусть ваши новые владения будут вечным напоминанием о чудесном спасении Уэссекса и о битве при Эдингтоне! – воскликнул король, обращаясь к присутствующим.
Еще одну памятку о славной победе англосаксов оставил не Альфред, а Эльфстан. Спустя несколько дней он позвал приятелей на холм неподалеку от поля сражения и объяснил им, что хочет увековечить подвиг сестры.
– Она тоже заслуживает почестей! – пылко воскликнул юноша.
Три дня подряд молодые люди старательно срезали дерн с мелового грунта, а потом вернулись в лагерь. На зеленом склоне холма осталось изображение белой лошади, сорок футов длиной, видимое и по сей день.
По возвращении на остров Этелни тану сообщили, что Тостиг исчез. Он ушел один, не предупредив никого из родных. Вместе с Тостигом пропали и доверенные ему ценности. Больше его не видели.
Впрочем, на этом беды Уэссекса не закончились: прежде чем во владениях короля Альфреда воцарился мир, предстояло еще много битв с викингами. К тому же элдормен Вульфгар после битвы при Эдингтоне перебежал на сторону неприятеля и скрылся в Данелаге.
Впрочем, на этом беды Уэссекса не закончились: прежде чем во владениях короля Альфреда воцарился мир, предстояло еще много битв с викингами. К тому же элдормен Вульфгар после битвы при Эдингтоне перебежал на сторону неприятеля и скрылся в Данелаге.
Однако же Уэссекскому королевству больше не угрожало уничтожение. По велению короля построили бурги – укрепленные города, – монастыри и школы, а разрушенное Уилтонское аббатство восстановили. Король Альфред даже нашел время перевести любимые труды древних философов на англосаксонский.
Мало-помалу короли Уэссекса распространили свое влияние и на Данелаг – области, занятые викингами. Свирепые северяне обжились на насиженных местах и приняли христианство. Так постепенно возникло единое королевство.
Незадолго до Нормандского завоевания датскому королю Кнуду Великому удалось на короткий период сделать королевство частью своей империи, однако за этими областями уже закрепилось название Англия, а ее жители стали англичанами.
Все это произошло благодаря стараниям и рвению короля Альфреда в Уэссексе зимой и весной 878 года.
Крепость
1139 год
Неделю назад отпраздновали Пасху. На крепостной стене Сарисбери стояли двое. С плеч мужчины повыше ниспадал черный плащ с шелковым подбоем, скрепленный у горла золотой цепью; длинные каштановые кудри разделял прямой пробор, высокий лоб закрывала челка, на висках и в аккуратно завитой бороде серебрилась седина. Вытянутое лицо с орлиным носом пересекали глубокие морщины.
Ришар де Годефруа, нормандский рыцарь из захудалого рода, скривил тонкие губы в язвительной полуулыбке, глядя на своего спутника. Николас, приземистый каменщик в кожаной куртке, спросил на своем родном английском наречии:
– Милорд, а зачем епископ оружие в крепость привез?
Нормандский рыцарь не удостоил его ответом.
За полями начинался город Уилтон, где в мирные времена шериф вершил суд графства; к северу, в долине, раскинулось поместье Авонсфорд. Там три поколения назад обосновались предки рыцаря, и там, на землях уилтширского лендлорда Вильгельма Сарисберийского, и находилось ленное владение Годефруа.
Ришар де Годефруа устремил взгляд вдаль. Ярко светило солнце, теплый ветерок полнился весенними ароматами, но в обманчиво ясном небе ощущалось приближение дождя – так в невинном взгляде предателя кроется угроза.
– Милорд, может, он собирается выступить против короля? – не унимался каменщик.
Именно этого и опасался Ришар.
Нормандская крепость, грозная и неприступная, возвышалась над пятиречьем. Таких построек Сарум прежде не знал.
На самой вершине мелового холма, где некогда стоял древний дун, высилась куртина – внешняя оборонительная стена, сложенная из гладких булыжников. Внутри земляных валов дуна нормандцы насыпали высокий курган площадью почти в акр и обнесли его еще одной стеной, за которой и взметнулась к небесам огромная серая башня. Сооружение походило на складную подзорную трубу: от холма к куртине, от куртины – к внутреннему кургану, от кургана – ко второй стене и вверх, к оборонительной башне, увенчан ной зубцами. Когда в 1066 году Вильгельм Незаконнорожденный (впоследствии прозванный Завоевателем) и его разномастное войс ко – нормандцы, бретонцы и прочий сброд из Северной Европы – вторглись в Британию и покорили англосаксонское королевство, то такие нормандские крепости быстро возникли повсюду на ост рове. В отличие от англосаксонских бургов, нормандские укрепления были воистину неприступны. Поначалу башни строили из бревен, но в правление сыновей Вильгельма и его внука Стефана укреп ления стали возводить из камня. Крепость в Сарисбери, хотя и не самая большая, была знаменита тем, что именно здесь Вильгельму Завоевателю вручили подробную опись всех феодальных владений Англии – «Книгу Страшного суда». И именно в Сарисбери он созвал всех знатных землевладельцев, дабы они присягнули ему в верности и публично признали верховную власть короля; на этом собрании присутствовал и дед Годефруа. Между внешними и внутренними стенами крепости возник целый город: дома и хижины, хозяйственные постройки и даже величественный собор и резиденция епископа. Особняки, крытые черепицей, и лачуги, крытые соломой, теснились вокруг насыпного холма, где за прочными стенами высилась зловещая громада донжона.
Замок принадлежал королю. В отсутствие короля за его владениями присматривал шериф – так было в годы правления Вильгельма Завоевателя, так продолжалось и в годы правления его сыновей Вильгельма II Рыжего и Генриха, когда власть верховного правителя не подвергалась сомнению, а замок служил символом военной мощи и порядка. Однако четыре года назад английский престол занял племянник Генриха, Стефан. Несмотря на первоначальную поддержку знати и Церкви, вскоре выяснилось, что многие недовольны новым правителем. И вот теперь замок оказался в руках епископа, который с недавних пор начал пополнять запасы оружия.
Феодальный строй, сложившийся к этому времени в Европе, обладал рядом существенных недостатков. После распада Римской империи и могущественной империи Карла Великого языческие племена и отдельные роды завладели огромными территориями, которые впоследствии превратились в современные европейские страны. Король-сюзерен, обладающий значительной властью, повелевал сеньорами-лордами, однако мелкие феодалы постоянно враждовали между собой. Государства и нации как таковые еще не сложились. Европа представляла собой разрозненные владения, которые покупались, продавались, переходили по наследству или дарились в приданое. Даже не особо знатные семейства, как, например, род Годефруа, владели землями по обе стороны Дуврского пролива. Разумеется, феодальные отношения регулировались множеством законов, а Церковь время от времени объявляла христианские перемирия и требовала, чтобы землевладельцы прекращали распри, однако все это лишь приводило к бесконечным судебным разбирательствам и возобновлению жестокой резни.
Нормандские герцоги и графы пытались бороться с узаконенным хаосом вначале в Нормандии, а потом – с бо́льшим успехом – на территории захваченной Британии. Владения короля Гарольда теоретически оказались во власти герцога Вильгельма, который пожаловал своим соратникам отобранные у англосаксов поместья, но на условиях ленного права, то есть с обязанностью нести военную службу. В отдельных случаях монарх наделял своих верных сторонников особыми полномочиями, хотя сохранял за собой исключительное право вершить суд. Подобная централизованная система, созданная в Британии, прекрасно действовала в том случае, если монарх обладал существенной властью.
Стефан оказался слабым правителем, а его право на престол уже оспаривала императрица Матильда – дочь Генриха I и вдова германского императора Генриха V. Английским баронам это было выгодно: соперники стремились заручиться поддержкой как можно большего числа сторонников, что приносило баронам значительные преимущества. К весне 1139 года в стране зрело недовольство, грозящее перерасти в мятеж.
Самым мятежным среди недовольных был епископ.
– Он настоящий дьявол, милорд, – вздохнул Николас.
Годефруа сурово посмотрел на него, хотя втайне согласился с такой оценкой: он и сам опасался сурового епископа.
Рожер из нормандского города Кана, в прошлом – бедный священник захудалого рода, пользовался благосклонностью Генриха I. По слухам, король, отправляясь на охоту, заехал в часовню помолиться и поразился скорости, с которой священник читал службу. Вскоре Рожер стал канцлером Англии и фактически управлял страной. Несмотря на полагающийся священнослужителю обет целомудрия, Рожер не соблюдал предписаний о целибате, открыто жил с любовницей и имел незаконнорожденного сына, который впоследствии сменил отца на посту канцлера. По указанию короля Рожера избрали епископом Сарисберийским, а его племянники – Александр и Нигель – стали епископами Линкольнским и Илийским. Теперь во всей Британии не было равных Рожеру по богатству и влиянию.
К весне 1139 года он владел не только замком в Сарисбери, но и замками на юге страны – в Мальмсбери, Девизесе и Шерборне – и теперь спешно свозил в них оружие.
– Если король совершит ошибку, то в стране начнется междоусобная война, – недавно сказал Годефруа жене.
Ему, владыке Авонсфорда, война была совсем некстати. Он хмуро поглядел на коротышку-каменщика и ответил по-английски:
– Укрепи себя молитвой.
Нормандский рыцарь с уважением относился к каменных дел мастеру. Потомки Эльфвальда после поражения в битве при Гастингсе лишились своих земель. Их поместья были пожалованы знатному роду, главой которого сейчас был Вильгельм Сарисберийский, а Годефруа получили Авонсфорд в ленное владение. Смена господ не нанесла особого ущерба свободным крестьянам и ремесленникам – вилланам, таким как Николас. Они по-прежнему выплачивали дань своему лорду и подчинялись его решениям. Положение вилланов мало чем отличалось от положения керлов в правление Кнуда, Эдуарда Исповедника или Гарольда. Годефруа, суровые нормандские воины, не выказывали жестокости по отношению к своим вассалам и вскорости выучились объясняться с местными жителями на их родном английском наречии. Отец Николаса построил для семейства Годефруа особняк, и когда выяснилось, что сам Николас – отличный каменщик, Ришар позволил ему наняться на хорошо оплачиваемую работу в епископский замок и платить оброк звонкой монетой.