Девушки посмеялись и пошли курить.
В палату зашла высокая, пожилая врачиха. Она с утра была на обходе, как самая главная. Во всяком случае Елена Сергеевна, рассказывая про больных, обращалась к ней. Врачиха уже несколько раз заходила в палату. Про себя Роман назвал ее донной Анной, хотя сам не понимал, что общего у нее с героиней моцартовской оперы.
– Извините, – громко сказал Рома. Донна Анна остановилась и подошла. – А вы меня завтра выпишите? Мне сказали, что у меня положительная динамика и что завтра я уже буду здоров. Проходил тут врач один и сказал, что я уже здоров. Можно же все эти лекарства давать наверху, в хирургии. Какая разница где лежать?
Заметив удивление в глазах донны Анны Рома замолчал.
– Разница есть. Не переживайте. Здесь просто так не лежат, – спокойно ответила врачиха.
– Я просто боюсь, что вы про меня забудете, – стал оправдываться Роман.
– Ничего не бойтесь, – сказала донна Анна и ушла.
«Глупо получилось, хотя лишним не будет. Я их тут всех достану. Им-то по фиг, а у меня заказы пропадают».
Роману захотелось в туалет по большому. Идти под себя совсем не хотелось. Соседка напротив уже пару раз кричала: «Я обосралась. Уберите кто-нибудь». Рома искренне ей сочувствовал и теперь вот мог оказаться в похожей ситуации. В палате из персонала никого не было. Все курили, наверное. Рома изо всех сил пытался держаться и пока получалось. Попытки достать «утку», стоящую под кроватью, успехом не увенчались. Наконец в палату зашла одна из утренних санитарок-ведьмочек.
– Я в туалет хочу. Дайте, пожалуйста, горшок, – тут же попросил Рома.
Ведьмочка посмотрела на него с брезгливостью, достала «утку» из-под кровати и подала ее в руки больному. Рома изогнувшись лег и тут же из него, громко стуча по пластику, хлынул поток. Это была почти не переваренная каша. Звуки были некрасивыми, но Роме было все равно. Медсестра ушла. Рома опустошил кишечник и стал ждать, когда «утку» уберут. Ведьмочка не возвращалась. Рома несколько раз пытался окликнуть кого-нибудь в коридоре, но никто не откликался. Лежать на утке было ужасно неудобно. Наконец ведьмочка вернулась. Она даже не посмотрела на Рому, забрала что-то с подоконника и пошла назад.
– Уберите уже, – зло окликнул ее Рома.
Санитарка без эмоций и даже не думая извинятся, стала доставать «утку».
– Дайте чем-нибудь вытереть, – злился Рома, не отдавая горшок.
– Вату? – спросила медсестра.
– Нет, – закапризничал больной. – Вон у вас там висит что-то.
Рома кивнул на умывальник.
– Это полотенце. Вы хотите подтереться полотенцем?
– Нет. Полотенце не надо. У меня просто зрение плохое. Я не разглядел. Какие-нибудь салфетки, бумагу туалетную. Вы что не срали никогда?
Звучало грубовато, но Рома был очень возмущен. Санитарка принесла салфетки. На ее глазах блеснули слезы. Подав салфетки, ведьмочка пошла из палаты.
– А горшок? – закричал в след Рома. Санитарка вернулась и стала ждать. Она действительно плакала. «Вот, блин», – думал Рома, вытираясь. Он весь испачкался, подтер кое-как, побросал салфетки в «утку» и приподнялся.
– Всё, – устало сказал он. Санитарка достала из-под него тазик и понесла мыть. «Нечего было идти сюда работать раз брезгливая такая. Я б тоже бы брезговал, поэтому я тут не работаю» – проворчал про себя Рома. Ему стало совестно, что довел девушку до слез.
Санитарка быстро ушла и скоро Рома услышал, как она жалуется кому-то на него.
– Бугаев? Так, посмотрим, где эта сволочь работает, – говорил кто-то. Рома узнал по голосу противного врача с эспаньолкой, который во время обхода мял его живот. – Ха. Он – дизайнер. Дерьмовый должно быть дизайнер. Не плачь. Жизнь его накажет. Без уродов, к сожалению, нигде не обходится.
Рома прекрасно слышал их разговор. Они были в соседней комнате. Рома закрыл глаза, чуть покачался и его лодка-кровать поплыла на свободу. Поле было длинным и ровным, потом пошли горки. Рома то катился вниз, то поднимался вверх, пару раз он чуть не кувыркнулся в кювет…
Рома открыл глаза. За окном уже стемнело. Рядом стояла Елена Сергеевна с другим врачом. Они обсуждали его здоровье.
– Как живот? Переваривает? – спросила больного Елена Сергеевна.
– Да. Все отлично переваривает. – сказал Рома, не уточняя, что был понос. – А можно мне еще глюкозы. Она вкусная.
– Нет глюкозу уже не надо. Вам дают то, что вам нужно.
– Меня завтра выпишут?
– Посмотрим, – сказала Елена Сергеевна и они ушли.
Рому озарило. «Я могу написать отказ. Когда ложишься в больницу, если не хочешь ложится, то пишешь отказ. И тогда тебя отпускают. Подыхай, как знаешь. Я завтра просто напишу отказ и пошли все на фиг. Блин, как я раньше не вспомнил. Давно бы дома сидел. Ну всё. Можно теперь не беспокоится. Осталось ночь продержаться. Просто усну и все проблемы».
Вошел Алексей. Как всегда быстро, он подошел к тумбочке, заполнил журнал и стал брать кровь у больных.
– Ну что, как ты? – спросил он Рому, подсоединившись к катетеру на шее.
– Все хорошо. Нет белой горячки. У меня вообще ее не бывает. Я не псих.
– Ну, ты не зарекайся, – усмехнулся Алексей. – Что кашу-то не доел? – спросил он, стуча по пакетику с кашей. – Завтра тебе другую дам, пожиже.
– Меня вообще-то завтра выписывают.
– С чего ты взял? – насторожился Алексей.
– Мне сказали. И вообще, если что я напишу отказ. Надоело мне здесь.
– Ты дурак что ли? – нахмурив брови, грозно произнес медбрат. – Ты умрешь, если уйдешь отсюда.
– Блин, с чего я умру? У меня положительная динамика.
– Какая динамика, дурак? Ты умрешь без реанимации.
– Откуда ты знаешь? Мне сказали, что у меня все хорошо. Я по любому завтра пишу отказ.
– Какой отказ? В реанимации не пишут отказы.
– Как не пишут? Меня же спрашивали – хочу ли я ложится в больницу или нет.
– Реанимация – это не больница. В больнице можно написать отказ, а в реанимации нет. Тебя отпустят отсюда только тогда, когда посчитают нужным. Понял?
– Понял, – обреченно сказал Рома. Это была плохая, даже ужасная новость.
Алексей вернулся к своей тумбочке. «Что делать? – расстроенно бормотал Рома. – А если меня не отпустят? А если меня никогда не отпустят? Хотя бы просто так, чтобы поржать. Хотя бы за то, что я эту девочку до слез довел. Не позвонить, ни написать и выход только через морг. Господи, куда я попал? Господи, помоги. Куда я попал?»
Роме сразу же нарисовался ужастик про реанимацию.
«Любого можно сюда поместить и держать сколько угодно. И никто не узнает где ты. Сколько людей без вести пропадает. Может быть все тут лежат, пока не сдохнут. Никакой тюрьмы не надо. Ни прокурора, ни приговора. Привязали к кровати, заколотили сверху и все тебе. Пожизненное. Блин, как мне выйти. Может все-таки отпустят завтра? А если нет? А если нет?! А если нет?!!!!»
Рома смотрел на чернеющую в полумраке огромную спину медбрата и им стала овладевать паника.
«Как сбежать отсюда? Они думают, что я не могу ходить. Это хорошо. Но меня привязали к кровати. Блин, меня привязали к кровати. Это очень плохо. Может, просто так привязали, а может специально. Может они знают, что я могу ходить и могу сбежать. Зачем я им нужен? Я могу рассказать, что у них тут творится. А что у них тут творится? Ничего тут не творится. Просто умирают люди, те кому повезет, конечно. А невезучие лежат привязанные, пока им тоже не повезет. Всем повезет однажды. Как ты сбежишь? Ты – голый. Даже проездного на метро нет, а на улице зима. Через турникет можно перебежать, если ментов не будет, но ты будешь в одеяле и босиком. Поймают и сюда вернут. Надо быть хитрее. Ты же умный и это твое оружие».
Алексей снова убежал куда-то по коридору.
«Эх, командир, дырявые колготки, эх, командир, *опа впереди. Эх, ты, герой, шлепки – две селедки. Дырявые колготки береги», – запел казачий хор, и паника отпустила. Он заслушался. Песня была новой, лучше прежних. Рома уже немного видел этот хор. Радио стало превращаться в телевидение. Казаки летели на своих конях, махая шашками. Кони летели строем, шашки сверкали синхронно. Враги, если такие были, испарялись за сотни километров от одного только ядрёного перегара. Нет, не ядрёного, конечно же ядерного. «Держи фашист, расщепление нашего родненького атома за шиворот!»
Рома летел вперед вместе с кавалерией, пока со всего маха не нырнул в густой и мутный сон…
11. Домо-о-о-о-о-ой!
Рому разбудил грохот. Это в палату вошла одна из ведьмочек. Она зажгла весь свет и гремела ведром так громко, что закладывало уши. Без сомнений она делала это специально. А за окном была ночь. Очень хотелось спать.
– Дайте поспать, – закричала громко соседка. Рома был не одинок в своем протесте. Санитарка не отвечая поставила ведро посреди палаты и пошла в коридор.
– Свет выключите, пожалуйста, – крикнул Рома, увидев, что ведьмочка не собирается выключать свет.
– Чего? – грубо спросила она, обернувшись.
– Выключите свет. Сейчас ночь, а нам вставать нельзя, и мы не можем выключить свет сами.
– Уже 4 часа. Время уборки, – зло сказала санитарка и вышла в коридор не выключив свет.
«4 утра, совсем охренели. Самим нельзя спать, так никому не дадут», – зло думал про себя Рома, закрывая глаза. Ведьмочка скоро вернулась, с ней – другая. Началась уборка. Одна протирала полы, другая – перестилала больных. Больную напротив перестелили быстро и без проблем. Следующей была сексуально озабоченная тетка. Ее долго будили. Проснувшись, тетка тут же продолжила мастурбацию, словно и не заканчивала.
– Эй, ты, дура, что ли? – зло прикрикнула ведьмочка, с трудом вытаскивая шаловливую ручонку. – Сейчас завяжу тебе лапки за спиной, поняла?
Секс-тетка не понимала. Она стала громко завывать.
– Заткнись, гадина, – не особо эмоционально отреагировала санитарка, – а то отрежем тебе твой точпэд. Давай поворачивайся, будем умываться.
Санитарка стала обтирать больную влажной тряпкой. Больная тут же застонала от удовольствия.
– Черт, слышишь, Алин, ей сверло в задницу воткни – всё ласка.
Алина, усердно натиравшая тряпкой пол, засмеялась. Следующим был Горец. Он был в отключке.
– Эй, давай просыпайся. Подмывалки заказывали?
Горец не реагировал.
– Алин, помоги перевернуть этого борова. Не добужусь никак.
Алина бросила тряпку, и они стали переворачивать Горца. Рома слышал, как заколотилось сердце больного.
– Черт, какая-то хрень отлетела, – сказала Алина, держа в руках провод от прибора жизнеобеспечения больного. Горец стал задыхаться. Его могучие руки напряглись.
– Воткни уже куда-нибудь, сдохнет же сейчас, – посоветовала ее подружка.
– Сюда что ли, Мила? – спросила Алина, воткнув провод в одно из гнезд. Горец охнул. Во всяком случае, из него вылетел какой-то звук.
– Куда втыкаешь? Смотри синенький к синенькому надо. ЕГЭ что ли не сдавала?
– А-а. поняла, – сказала Алина, пытаясь вытащить провод. Не получалось.
– Ты как тащишь? – Мила отложив тряпку, подошла к прибору и стала копошиться. – Черт, опять не туда.
Горец похоже умирал. Его тело стало биться в судорогах. Наконец Мила смогла восстановить правильное соединение. Горец тут же снова задышал и успокоился. Мила вернулась к тряпке и стала обтирать больного.
– Алина, смотри какой половой? – смеясь подняв за кончик член Горца.
– Ух ты, – подбежала Алина. – Может, приласкаем, оценим размерчик.
– Мужика себе найди. А то будешь, как вон та Эммануэль корячится.
– Лучше, как Эммануэль, чем с твоим Петросяном, – захихикала Алина. Мила тоже засмеялась.
– А у этого засранца, наверное, пуговка?
– Ага, плавным движением руки пуговка превращается… пуговка превращается… да, черт, в пуговку же и превращается.
Две подружки заржали. Рома понял, что говорят о нем. Он вчера обидел их подружку, и они теперь его ненавидели.
– Сейчас заценим это недоразумение.
– Ага, помнишь анекдот: «я ее изнасиловал, а она не заметила».
Подружки опять заржали. Рома сосредоточенно смотрел в потолок. Он решил не вступать в перепалки. «Скоро будет обход и я выйду на свободу. Любой ценой на свободу. Не обращай внимания. Терпи».
Мила резко стащила покрывало с Романа. Он остался голым.
– Повернитесь на бок, – попросила она. Рома путаясь в проводах стал поворачиваться. – Не так. Не в сторону, а просто на бок.
– Хорошо, – сказал Рома, пытаясь выпутаться.
– Ладно лежите. Я сама вас поверну.
Рома лег на спину. Санитарка повернула его на бок и стала обтирать мокрой тряпкой.
– Ну что там? – хихикнула Алина.
– Издалека не разглядеть, а вблизи не видно, – пропела, смеясь, Мила.
– Бедная женушка.
– А что бедная-то? Чай, не один мужик в подъезде?
– Половые признаки – невидимки-призраки, – засмеялась Алина.
«Смейтесь, смейтесь, – думал, сжав зубы, Рома. – У меня там все в порядке, так что даже не обидели».
Мила тем временем, вытащила из-под Ромы простыню, постелила новую. Также поменяла покрывало.
– Ложитесь, – сказала она Рома
Рома лег. Ощущения от нового белья были только приятные.
– Спасибо, – сказал он Миле, примирительно улыбнувшись. Мила без эмоций отвела взгляд.
«Я, вообще, не хочу ни с кем ругаться. Просто тут неудобно лежать и поэтому я так нервничаю», – думал про себя Рома. Он чувствовал себя взволновано. Сердце билось все сильней и быстрей. «Надо на волю, надо на волю». Он почти наяву видел, как летит по заснеженному полю на санях. Вдали белеет церковь, рядом с ней несколько черных деревьев, а так куда ни глянь – поле.
– Эй, просыпайтесь.
Рома открыл глаза. Его разбудила Мила.
– Давайте-ка давление померим, – сказала она, натягивая на руку больного манжетку.
– Зачем? – спросил Рома
– Что-то вы какой-то взволнованный очень.
– Все нормально. Просто у меня сегодня очень важный день.
Мила не стала уточнять, что за день такой важный у больного.
– 220 на 160, – сказала она, снимая фонендоскоп. – Возьмите под язык.
Мила засунула Роме в рот таблетку.
– У меня иногда бывает повышенное, – сказал Рома. – Так что ничего страшного.
Мила, ничего не ответив, ушла. Уходя она выключила свет и закрыла дверь. Стало темно и тихо. Можно было вздремнуть, но Роме не спалось. «Скоро будет обход, надо что бы меня выписали. Сосредоточься», – бормотал он как мантру.
Дверь в палату тихо отворилась и вошел противный доктор с эспаньолкой, тот что обзывал его уродом. Доктор похоже решил сделать свой предварительный обход. Первым делом он подошел к тетке, что была, напротив. Тетка присела, и доктор стал мять ей сиськи.
– Так не больно? – спросил он.
– Нет, доктор. Так очень хорошо, – ответила пациентка.
Рома прищурившись заметил, что у тетки грудь вполне красивая и вообще она может быть и не тетка совсем, а молодая девушка. «Просто голос противный, а так вроде ничего».
– Сегодня вас выпишем, – сказал ей доктор, заканчивая осмотр,
– Доктор, а может быть мне еще тут полежать. Тут хорошо, – попросила она.
– Посмотрим, – засмеявшись ответил, доктор.
Потом он подошел к Эммануэль. Она спала, и доктор решил ее не беспокоить. Наверное, знал про ее слабость. Потом доктор постучал по груди Горца, посмотрел на показания приборов. Потом подошел к Роме. Роме показалось, что доктор прошел бы мимо, но профессиональная этика не позволила.
– Как себя чувствуете? – спросил он с гримасой отвращения.
– Хорошо, – ответил Рома.
Доктор помял живот и неопределенно хмыкнув пошел из палаты.
– Доктор, – окликнул его Рома. Доктор остановился. – У меня просьба, только другая. Выпишите меня, пожалуйста, уже. Мне тут плохо. Я уже давно здоров. Меня наверху долечат.
– Хорошо. Мы вас сегодня выпишем, – ответил доктор и махнул рукой, словно говоря «пошел ты уже на *уй»
«Меня выпишут!» – обрадовался Рома. «Ну наконец-то свобода. Хоть телефон у меня будет. Там, наверное, уже миллион непринятых. Надо сразу всех обзвонить, а то слетят заказы. Только поперли дела и такая херня. Новый телефон, наверное, уже после Нового года куплю, а котенка надо немедленно. Сколько до Нового года осталось? Два дня или три?» Рома снова сбился со счета. То ли три, то ли четыре, то ли два, то ли пять. «Три дня. Точно. 3 дня всего осталось. Если сегодня выпишут, то вечером я могу быть дома. Завтра тогда надо искать котенка. Искать и найти. Но меня в хирургию поднимут и могут сразу не отпустить. Может и сегодня весь день пролежать придется. Попробовать сбежать? Если куртку вернут, то оденусь и пойду, чтобы дома уже ночевать. А если не вернут? Без куртки не получится. Отказ сразу пишу. Хватит лечится. Живой и спасибо».
В палату вошел еще один врач. Рома уже видел его во время обхода. Он был очень улыбчивый. Улыбчивый врач подошел к Горцу, подергал за провода, потом подошел к Роме.
– Как ты? – по-приятельски спросил он.
– Отлично, – ответил Рома. – Сегодня выписывают.
– С чего ты взял?
– Доктор сказал.
– Ну, мало ли кто что говорит. Еще обхода не было. Ты – молодец. Наш человек. Мы тут тоже знаешь, как бухаем. Без этого русским никак нельзя. Вон, тут девчонка одна лежала, вчера только увезли. Так у нее тоже поджелудочная, как у тебя, но наркоманка. Русская девчонка и наркоманка. Обидно. Поэтому и не справилась.
– Что с ней?
– С ней? Уже ничего. Ладно, держись, пойду.
– А кого выписывать на обходе что ли решают?
– Да. Скоро уже будет.
Улыбчивый врач ушел.
«Значит, меня еще не выписывают? А я обрадовался. Так. Господи, помоги. Держись. Тебя должны выписать. Ты – здоров. Или почти здоров. Таких тут не держат».
Рома снова запаниковал. Все начиналось сначала. Где-то по краю сознания на специальной каталке провезли молоденькую голую девушку, чуть накрытую простыней – наркоманку про которую сказал улыбчивый врач. Через пару часов к ней в морг приедет седеющий на глазах папа. А ее парнишка-торчок, который нигде не объявится, будет помнить про нее всю свою длиннющую жизнь…