«Надо готовится. Собираться пора», – переключился Рома и приподнялся на кровати. Он был весь в проводах. Пора было от них освобождаться. Он потрогал катетер на шее. «Нет. Опасно. Еще кровь пойдет». Потрогал провод, торчащий из носа. Этот провод надоел, сил нет. На носу от него уже мозоль была. Глотать было больно. Рома чуть его дернул, и тут же вспомнил, как ему этот провод вставляли. «Плохая затея». Тогда Рома дернул за провод, торчащий из члена. Он держался крепко. Словно его к чему-то прицепили внутри. Рома вспомнил, что мочеприемник на другом конце провода, привязан к кровати. «Если убегать, то вместе с кроватью. Эх, ты конь мой вороной. Далеко не убежим». Тут больной обнаружил странный провод, прилепленный широким скотчем к спине. Этот провод тянулся к какому-то прибору. Провод никуда не вел. Через него не вливались лекарства, не вытекали отходы. Он был абсолютно бесполезным, только ворочаться мешал. Недолго думая, точнее не думая вообще, Рома стал сдирать скотч с шеи. Скотч был крепким и не поддавался. Рома сел поудобней, схватился покрепче и что есть силы потянул. Скотч стал с отклеиваться. Было больно, но терпимо. Рома тянул, но скотч не заканчивался. Он был приклеен вдоль позвоночника до самой поясницы. Рома дернул еще сильней. Что-то хрустнуло.
– Смотрите, а он ампулу ломает, – закричала тетка с красивыми сиськами.
«Какую еще ампулу? Дура что ли», – подумал Рома и сразу вспомнил, как ему приклеивают к спине ампулу. «Не трогай и лежи аккуратней. Если она разобьётся, тебе будет очень плохо», – говорит ему медсестра-злыдня. Он совсем про это забыл. «Ёшки-матрёшки», – расстроенно подумал Рома и попробовал прилепить моток сорванного скотча назад на спину. Не получилось. «Ну и ладно», – подумал Рома и хотел прилечь, но в палату вбежал Алексей. Он сразу понял, что произошло и с ненавистью бросился на Рому.
– Убил бы гада, – зло прошипел он, сдирая скотч со спины больного.
– Извини, тормознул что-то, – искренне сказал Рома. В ответ он услышал цветастый мат.
Тут же в реанимации начался переполох. Оказывается, это была супер-пупер-мега-ампула, которую выдают поштучно в каком-то главном центре. Персонал стал носится туда-сюда. Рома постоянно ловил на себе взгляды полные ненависти. «Раскаиваюсь, но не жалею», – подумал Рома, после чего закрыл глаза и сделал свое «радио» погромче.
Его кровать летела по утреннему городу. Кругом было полно народа. Все спешили на работу. Его казачий хор орал из всех окон. «То-то же. А еще говорили, что у меня глюки. А теперь все слушают. Ну и вкус у народа. Чем больше отстой, тем громче звук. Хотя эта песенка ничего, со смыслом. Получается я ее сочинил. А кто еще? Это же мой хор. Куда бежать за авторскими, если такие бывают».
Эй ты, герой, в клюхтепердовой шапке.
Эй ты, герой – провода наизнанку.
Знай наши кони быстрей! Э-э-эй!!!
Знай наши кони быстрей лошадей!
Это был припев. Казаки сегодня были в ударе. Даже тертый хачик в маршрутке выкрутил свой УФ-диапазон на полную и качал головой в такт. «Вот так мы и побеждаем. Мы -стихийное бедствие. Мы – торнадо. С дороги, козлы, мы сбежали с парада».
Потом Рома попал в какое-то бесконечно-этажное стеклянное здание. Там тоже было полно народа. Все носились кто куда. «Это и есть работа. Мы так и будем работать, пока не высосем все деньги мира. Высосем. Высосем. Выси засосём». Потом неожиданно стало тихо. Движение остановилось.
– Эй, кто-нибудь включите лошадей, – прорезал тишину женский голос. Это были санитарки-ведьмочки. И снова грянул хор…
Рома открыл глаза. Врачиха с большим носом и Алексей стояли у тумбочки.
– Ампулу спишем на бомжа с 3-й палаты. Он был буйный и разбил. Посмотри по документам какая фамилия и впиши сюда. Взять с бомжа деньги возможности нет. Вот тут галочку поставь. Давай езжай уже, а то мало что – залетим по полной, – говорила врачиха.
«Я могу заплатить за ампулу. Давайте я заплачу… – хотел сказать Рома, – …хотя, фиг знает, сколько она стоит. Так что лучше помалкивай, пока не спрашивают». Он решил не вмешиваться в беседу.
Алексей схватил листок, повернулся и поймав Ромин взгляд показал ему свой громадный кулак. Рома развел руками. «Больного бить не должны, можно покривляться»
Тем временем в соседней ординаторской собрались врачи. Они готовились к обходу.
– Что будем с Бугаевым делать? – спросил кто-то.
– Срочно надо выгонять отсюда, совсем оборзел.
– Я слышала про ампулу, – возразила донна Анна. Рома сразу узнал ее голос, – но мы не можем выписывать не долечившегося человека, каким бы он не был.
– А когда он долечится? Он тут всю реанимацию разнесет.
– Он вчера заставлял Марину полотенцем свою, извините, жопу вытирать. – это был голос противного доктора с эспаньолкой. – До слез ее довел. Лежит тут королем, командует всеми.
– Он наглый очень. У нас дружный хороший коллектив и он этим пользуется. Нужно его выгнать и еще пендалей на дорожку навалять.
– Это не вопрос насколько нам нравится пациент. Это вопрос этики, – возразила Донна Анна. Она была главной и только она могла принимать решение о выписке. Остальные врачи пытались ее убедить выгнать больного. Они снова наперебой стали говорить какой плохой этот Бугаев.
– Ладно. Хватит, – сказала наконец донна Анна. – Я приняла решение. Пошлите на обход. И так сильно задержались.
Вскоре в палату стали входить врачи. Их было еще больше, чем вчера. Роман смотрел, как в очередной раз мнут сиськи девушке-старушке – «Выписать!», как брезгливо осматривают Эммануэль – «Выписать!».
Следующим был Горец. Он уже пришел в сознание и мог крутить головой. Врачи долго обсуждали и спорили, что с ним делать дальше. Похоже, у всех чесались руки поэкспериментировать с неординарным больным. Один из врачей предложил заморозить Горца. С какой целью так никто и не понял.
Наконец дошла очередь до Ромы. Он полусидел на подушке, сжав кулаки. Врачи окружили его. Врачиха с большим носом стала зачитывать его карту. Она говорила про результаты анализов, УЗИ, моторику и положительную динамику.
– Думаю надо в хирургию переводить, – закончила она. Повисла пауза.
– Переведите меня, пожалуйста, – не выдержал Рома. – Я тут с ума начинаю сходить. Эту ампулу вашу драгоценную сломал. Извините, конечно, но я просто не могу больше здесь быть. Я ненавижу эту реанимацию. Просто ненавижу, поэтому так себя и веду. Выпишите меня, пожалуйста.
Рома замолчал. Все вопросительно смотрели на донну Анну.
– Хорошо, – сказала, наконец, она. – Переводим в хирургию.
Консилиум двинулся в сторону коридора.
– Спасибо, спасибо вам огромное, – радостно крикнул Рома донне Анне вслед. Хотелось что-то еще сказать на радостях, но ничего больше не приходило в голову. Обход двинулся дальше, но некоторые врачи задержались. Среди врачей был доктор Айболит. Он беседовал с молодым парнишкой, студентом по виду. У парнишки-студента под мышкой был ноутбук.
– Слушай, давай на нем посмотрим, – сказал студенту Айболит, кивая на Рому, – Он бухает с детства. У него печень, наверное, как говяжья уже.
– Давайте.
Студент открыл ноутбук, поставил его на тумбочку рядом с кроватью и попросил Рому повернутся на бок. Рома повернулся. Парнишка смазал бок жидким гелем и стал водить по боку тупой пластмассовой штукой, подключенной к ноутбуку через USB. Рома догадался, что ему делают УЗИ
– Ничего себе техника, – восхищенно сказал Айболит, смотря в монитор. – Не может быть, что Китай.
– Китайский софт, да и железка тоже – ответил студент.
– Атас, красота. Вот тут еще. Дай я.
Айболит забрал у молодого человека прибор и стал водить по Роминому боку.
– Смотрите, вот тут, – засмеялся студент, тыкнув пальцем в монитор. Айболит тоже засмеялся. Рома тоже хотел посмеяться, но ему ничего не было видно.
– Вот это и это – сфоткай. Там посмотрим.
– Хорошо.
Через пару минут студент сложил ноутбук и аккуратно вытер Рому салфеткой.
– Все равно китайцы не могли сами такое придумать. Сперли, как обычно, – никак не мог успокоится Айболит.
– У кого?
– Да у нас и сперли. Какой-нибудь Вася с Ростова изобрел, а китайцы сперли.
– Все что может изобрести Вася с Ростова – это самогон из томатной пасты, остальное – Китай.
Айболит и студент, смеясь, вышли из палаты.
12. Дешёвки, гады, уроды, суки и мрази
«Скорей бы уже забрали. Мне надо успеть написать отказ, вещи собрать. Бежать, бежать».
Рома прислушивался к шуму в коридоре. Хлопанье входной двери вполне могло означать, что пришли санитары из хирургии. Вскоре увезли девушку-старушку. Следом увезли Эммануэль. Рома остался в палате наедине с Горцем. Горец уже был в сознании, но ничего говорил.
К Роме подошла врачиха с большим носом, которая командовала на обходе. Звали ее Татьяна Владимировна. Она, похоже, тоже была из главных.
К Роме подошла врачиха с большим носом, которая командовала на обходе. Звали ее Татьяна Владимировна. Она, похоже, тоже была из главных.
– Как дела? – спросила она Рому, улыбаясь непонятно чему.
– Хорошо. За мной скоро приедут?
Татьяна Владимировна кивнула и ушла.
«Что приходила? Что лыбилась?»– не понял Рома.
Он сгорал от нетерпения и весь превратился в слух. Сердце колотилось в висках. Давление опять начало пробивать крышу. «Скорее. Где вы? Заберите меня уже»
За стеной в ординаторской тем временем становилось все шумней и шумней.
– Не можем же мы его просто так взять и отпустить. Надо устроить ему темную.
Рома узнал голос одной из ведьмочек и понял, что говорят о нем.
– Конечно, устроим ему концерт. Запомнит сволочь, – поддакнул кто-то.
– Я сказала ребятам с морга. Они ему наваляют, когда он в хирургии будет.
«Ага. Напугали пугало. Ребята с морга – это зомби что ли?»
– Помните, как деда дырявого провожали, так и этого поводим.
– Давайте, готовится. Быстрей пока его не увезли.
– Мила, у тебя остался старый текст. Давай чуть поправим.
– Давай, зови всех.
«Вот, блин, уроды, – расстроился Рома. – Этого еще не хватало. Мне вообще не до вас».
– Мы разучим песню. Устроим ему маленький концерт. Маленький концерт для большого засранца.
Послышался дружный хохот. Кто-то включил фонограмму «минус один» и медсестры стали хором петь. Мелодия была та же, как в песне бабок про жаренные ложки. Песня начиналась с того, что «всего-то 30 лет назад, а выглядит на 40, родился на помойке ушлепнутый мальчонок». «Папаша был алкаш и бомж, а кем же была мать? Без рифмы тут не обойтись – была, конечно, блядь».
«Охренели что ли?! – возмутился Рома.
Дальше пелось о том, как рос «уродик». «Никто его не обижал, так пи*дели чуток». «откликался на кличку Чмо». Потом ему не давали девчонки даже за деньги. Потом одна дала, а у него не встало. Потом, когда встало, то лучше б не вставало. «… давай ее *бать, а девка с хохотом в ответ: эй, хватит щекотать»
«Что за дуры? В дурдом вам надо. Сумасшедшие совсем. Мне по фиг что вы там думаете обо мне. Мне нужно ехать. У меня дела».
Дальше пошел разговор про жену и дочку. Это задело еще сильней. Особенно про дочку.
– Смысл такой: ее будут иметь все, кому не лень, а кому лень на том она сама попрыгает за леденец, – весело прокричал кто-то.
«Убью гадов. Не посмотрю, что дуры», – стал злиться Рома. Песня по пошлости и хамству зашкаливала.
– А когда допоем, давайте забросаем его шариками с мочой.
– Ага, сделаем бомбочки с его мочой. У меня есть шарики. Сходи слей мочу в ведро.
– А почему я?
– Ты же санитарка?
– Ладно.
«Как страшно. Мне по фиг. Я отмоюсь. Быстрей только давайте. Я опаздываю. И вообще все это лишнее. Господи, это уже не для книжки что ли? Слишком затянуто получится и плоско. Какие-то дуры хотят отомстить непонятно за что. Кто читать-то это будет?»
В палату заглянула девушка в халате. Она хихикнула и убежала. Рома чуть-чуть приподнялся на подушку. «Если будут кидать мочой закрою руками лицо и яйца. Хотя по яйцам не должны попасть. Я так ноги подниму».
– Ну что? Что он там?
– Сидит, как король.
Все дружно заржали.
– А король-то вонючий!
Засмеялись опять.
– А если он нас слышит?
– Пускай слушает. Обосрется, наверное, от страха.
Рома хотел надменно усмехнуться, но почувствовал, как закрутило кишки. Еще не хватало обкакаться по-настоящему. «Держись, Ромка, а то будут думать, что я их боюсь», – бормотал он, сжимая ягодицы.
За стеной, тем временем продолжали репетицию. Песню начинали снова и снова. Что-то дописывали, меняли, пытаясь сделать песню еще мерзостней. В хоре появились мужские голоса. Алексей, похоже, тоже был с ними. Время от времени в палату заглядывали медсестры и смеясь убегали. Рома был готов к любым испытаниям, единственное чего он не мог – это ждать.
В палату опять вошла Татьяна Владимировна и с улыбкой подошла к Роме. Рома тут же понял, что она главная заводила всего этого представления. Это же она там всеми командует – ее голос.
– Как дела? – спросила врачиха.
– Хорошо, – смотря в сторону ответил Рома.
– Что делаешь?
– Жду.
– Чего ждешь?
– Концерта.
– Какого концерта? Это же реанимация.
– Ага, реанимация. Думаете я ничего не слышу, – Рома кивнул в сторону ординаторской и подмигнул врачихе. – Давайте быстрее. Что тянете?
– Хорошо, – сказала Татьяна Владимировна. – Ты только ничего тут не трогай.
– Что я могу трогать?! – повысил голос Рома. Он не мог сдержаться. – Заколебали. Что тут трогать-то? Вас что ли?
– Ты как со мной разговариваешь? Ты знаешь кто я? – повысила голос в ответ Татьяна Владимировна.
– Да что вы такие. Слово вам не скажи. Извините, простите, только давайте быстрей уже.
Татьяна Владимировна ушла.
– Пошлите, собираемся, – раздалось за стеной. – Давайте, строится.
– Еще раз пропоем? Генеральная репетиция.
Они снова затянули свою идиотскую песню. По коридору туда-сюда сновал народ. Все смотрели на Рому и хихикали.
– Он не просто дебил. Он к моей Саше приставал. Его посадить надо.
Рома узнал голос Натальи Викторовны, Лизиной воспитательницы с садика.
«Она-то что тут делает? Бред какой-то».
Наталья Викторовна продолжала тем временем рассказывать, как Рома домогается до ее Сашеньки. Сашей была ее 4-летняя дочка, подружка Лизы по садику.
«Что за фигню ты несешь, дура убогая?! Совсем чокнулась?!».
– Он заставлял ее делать себе массаж, – продолжала Наталья Викторовна.
– Какой еще массаж? – не выдержав, крикнул во весь голос Рома, – Она просто лупазила меня по спине, играли мы так. Ты хоть понимаешь, что с детьми можно играть, извращенка сумасшедшая.
Тут во входную дверь позвонили. Повисла пауза, которую прервал дружный хохот. «Это – она. Вот это нам повезло. Сейчас мы ее обрадуем. Пока не говорите ей ничего. Сейчас мы ей устроим хоровод».
Рома с ужасом понял, что это пришла Вера. «Ну почему, ты пришла именно сейчас? Может не она? Нет, она. Точно она. Козлы, не трогайте ее».
– Я к Бугаеву. Когда его выпишут? – четко услышал Рома голос жены.
– Вера, иди домой! Не слушай их! Меня выпишут скоро, а они придурки! – во всю глотку заорал Рома. В ответ из-за стены и из коридора раздался хохот.
– Давайте обольем ее дегтем и обсыплем перьями.
– Здорово придумала. Давай.
– Не трогайте ее, суки! У нее сердце больное! Я поубиваю вас! Вера уходи! Беги отсюда!
В палату тем временем вошел Айболит со студентом. Они встали к стенке и не сводили глаз с Романа. «Тоже пришли поржать? Давайте-давайте».
Палата стала наполняться людьми. На пороге встала Татьяна Владимировна. Она кому-то кивала в коридоре.
– Начинайте уже ваше представление хреново. Бомбочки сделали? Давайте уже. Я тороплюсь.
– Что с ним случилось? Что случилось? Да говорите уже? – запричитала Вера и стала плакать. Рома почти видел ее лицо. Он знал это выражение. Оно называлось «удар ножом в сердце». Послышался грохот тела о пол. Это его жена потеряла сознание.
– Блин, кто б знал? – расстроенно сказала одна из ведьмочек. – Хотя по фиг, тащи ее в палату.
– Эй, суки, – грозно заорал Рома, бросая в сторону одеяло. – Отпустите мою жену. Вы не знаете с кем связались. Я вас поубиваю всех.
Рома спрыгнул с кровати и хотел рвануть в коридор, но его не пустил провод, торчащий из члена. Рома схватил его двумя руками и попытался вырвать из себя, но он держался намертво. Было очень больно.
– Немедленно ложись! Нельзя вставать! – закричала Татьяна Владимировна.
– Блин, ты себе писюн оторвал, – испуганно сказал доктор Айболит, подбегая к Роме. – Давай ложись-ложись. Как без писюна-то будешь? Девчонки не поймут юмора.
Доктор Айболит схватил Рому за одну руку, студент за другую, и они аккуратно уложили Рому назад на кровать.
– Надо срочно сделать операцию, а то пришивать нечего будет.
Рома послушно закивал. Он был сбит с толку.
– Надо тебя привязать на секундочку, что бы больно не было.
Доктор Айболит и молодой человек синхронно привязали скрученными бинтами руки больного за запястья к решеткам кровати.
– Мы его иммобилизировали.
– Сам дался.
«Блин, дурак, тебя же связали». Рома стал изо всех сил рвать бинты. Не получалось. Привязали его крепко, профессионально.
– Развяжите меня, – по возможности спокойно попросил он доброго доктора Айболита. – Я не буду больше вставать.
– Нет, – ответил доктор сурово, – нельзя.
«Теперь будут издеваться надо мной. Делайте что хотите. Только как там Вера.? Что они с ней сделали? И как я ей теперь помогу?»
Тут огромная волна навалилась на Рому, и он провалился в глубокую черную яму…
13. Это было не смешно
Рома открыл глаза. Заходящее солнце раскрасило стены оранжево-желтыми переливами. Было тихо. Ни хора, ни медсестер. Даже назойливая скрипка молчала. Только раздавался размеренный стук. Это молодой парнишка, студент, друг Айболита что-то резал на железной тумбочке.