Сергей кивает, хотя слова Николая для него звучат как бред сумасшедшего.
– Пообещай мне, что ты никогда не бросишь винтовку, не продашь, не станешь менять на жратву, даже если будешь подыхать от голода, – снайпер кладет руку на ложе «мосинки». – Мы с Трехой многое пережили… теперь это твой единственный друг.
– Обещаю, – решительно кивает мальчишка.
– Верю, – Николай сжимает пальцы в кулак. – А теперь забирай мой противогаз и ОЗК… Дырку залепи ремнабором, он в кармане. И уходи. В начале траншеи, там, где стоит грузовик, под бетонным лотком я спрятал рюкзак. Может, уцелел при взрыве. В нем есть припасы, фильтры, промедол, немного патронов к винтовке.
– Хорошо, я пойду, как только ты… – пацан осекается.
– Снимай сейчас! – приказывает снайпер. – Фильтры на исходе, мне уже все равно, а для тебя каждая минута дорога.
– Но…
– Никаких «но»! Снимай! – хрипит Николай.
Сергей нехотя подчиняется. Он скидывает с Николая капюшон ОЗК, осторожно стягивает с его головы противогаз. Лысый череп, обтянутый пергаментной серой кожей, и тусклые, смертельно усталые глаза.
– Что, увидел мертвеца? – уголками губ усмехается снайпер.
– Нет, – шепчет мальчишка.
– Врешь, – Николай проводит перчаткой по голове. – Лучевуха – как пожар, если зацепила, то сгораешь быстро. Уходи, Тень, – снайпер закрывает глаза.
Сергей слышит его прерывистое хриплое дыхание. Мальчишка быстро снимает свой противогаз и надевает новый. Регулирует лямки, чтобы маска села как влитая. Мальчишка делает глубокий вдох и замечает, что Николай уже не дышит. У Сергея возникает такое ощущение, словно он своим вздохом забрал жизнь у снайпера.
Пацан с трудом снимает с Николая ОЗК, натягивает его поверх своего самопального костюма. Затем проверяет, на месте ли ключ в кармане, забирает винтовку и ползет к выходу из коллектора.
Выбраться из колодца с простреленной ногой – та еще задача. Сергей снимает с антабки винтовки ремень и привязывает его к ноге. Затем, упираясь коленями и спиной в стенки колодца, медленно выкарабкивается наружу. Оглядывается.
После объемного взрыва пейзаж разительно изменился. Словно кто-то щедро плеснул вокруг черной краской, перемешанной с битым стеклом. Дома все еще дымятся. Чуть дальше виднеется оплавленный остов дирижабля, напоминающий гигантский китовый скелет. В воздухе кружат хлопья пепла. Наверное, так выглядит город сразу же после ядерной бомбардировки.
Сергей вытаскивает из колодца винтовку. Подумав, он решает закрыть вход в коллектор, чтобы труп Николая не нашли собаки. Поднатужившись, мальчишка подтягивает крышку люка и пристраивает ее на место. Присыпает снегом. Опираясь на «мосинку» как на палку, пацан медленно бредет по траншее.
Тусклый, едва различимый из-за серой хмари солнечный диск цепляет крыши домов. Скоро наступит ночь. Сергей помнит, что говорили опытные разведчики про такие вылазки: «Ночь – время псов». Но у него нет выбора, надо двигаться дальше. В его активе лишь несколько патронов для «трехлинейки», нож, сдыхающий фонарь и начинающаяся лучевуха. Припасы явно не помешают. Надо только найти рюкзак. Желание выжить придает мальчишке сил, и, несмотря на боль в ноге, он резво ковыляет к грузовику.
На ум Сергею приходят строчки давно забытого автора: «Тень и тьма навеки вместе, не зови их в смертный час, человек, чей срок отмерен кем-то свыше, в небесах…»
Сергей не помнит, кто это написал. Но как раз в тему. До сих пор ему везло. Интересно, на чьей стороне окажется удача ночью? Дойдет он или нет?
Посмотрим. Ведь теперь он – Тень.
Глава 5 Эльза
Ночь. Дорога. По обе стороны от нее раскинулось поле, чуть дальше виднеется лес. Полный диск луны выглядывает из-за черных туч. Ветер пронзительно свистит между остовов занесенных снегом машин. По дороге, согнувшись, сильно хромая и опираясь на винтовку с оптическим прицелом, медленно, часто останавливаясь, бредет человек в ОЗК. Слышно, как он хрипло дышит.
Пройдя несколько шагов, он снова останавливается, прислоняется к капоту автомобиля. Проходит минута, другая, третья. Человек что-то шепчет. Сквозь шум ветра из переговорной мембраны противогаза доносятся слова:
– Должно быть уже близко. Надо идти дальше, надо.
В этот момент, с той стороны, откуда пришел путник, доносится хриплый лай. Человек поворачивает голову и замечает, что вдоль остовов машин движется серая тень. Четыре лапы осторожно ступают по снежному насту. В сумраке горят злые голодные глаза. Человека и пса разделяют не более пятидесяти метров. Расстояние сокращается. Путник матерится и с трудом поднимает винтовку.
Оружие качается из стороны в сторону. Человек пытается прицелиться. Собака, словно почуяв неладное, останавливается, опускает голову и глухо рычит. Раздается выстрел. Пуля чиркает по кузову машины. Пес громко гавкает и, пока человек перезаряжает винтовку, прыгает в сторону и исчезает во тьме.
Путник чертыхается, поворачивается, делает несколько шагов. Неожиданно он оборачивается, вытягивает шею, явно к чему-то прислушиваясь, и тихо ругается, слыша, как над дорогой летит леденящий душу многоголосый псовый вой.
Путник бросается бежать, но через несколько шагов валится в снег. Не в силах подняться, человек ползет. Пять метров, десять, пятнадцать. Даже сквозь завывания ветра слышится его хриплое приглушенное дыхание. Путник все время оглядывается. Добравшись до грузовика, он переворачивается на спину, чуть приподнимается и прислоняется к колесу. Рука шарит по снегу. Нащупав винтовку, человек приподнимает ее, приникает к оптическому прицелу.
– Один, – считает человек, видя, как в отдалении показывается пес. – Два, три, четыре… пять, шесть, семь…
Сил бежать нет. Спрятаться негде. Путник чувствует, как панический первобытный страх, рождаясь где-то в глубине живота, тошнотворным комом рвется наружу. Подавив рвотный приступ, человек передергивает затвор и смотрит в патронник.
– Всего два осталось, твою-то мать, – морщится путник. – Вот я и добегался.
От отчаянья ему хочется выть. Он расстрелял по дороге семь патронов и толком не попал ни в одного пса. Он понимает, что в ближайшие тридцать секунд ему предстоит сделать выбор: выстрелить в собаку или застрелиться самому.
Воображение живо рождает образ кровавого месива из разодранной плоти, в которое погружаются острые клыки. Тело путника бьет дрожь, словно его уже начали рвать на части, но инстинкт самосохранения – или страх? – все же берет верх. Решив продать жизнь подороже, человек вытаскивает нож и кладет его рядом с собой. С трудом шевеля закоченевшими пальцами, человек прижимает приклад к плечу, дав себе зарок, что выстрелит только тогда, когда его и псов будет разделять не более десяти метров.
Псы приближаются. Здоровые, сильные, откормленные и обросшие густой шерстью, они совершенно не похожи на своих родственников, городских заморышей, роющихся на свалках. Путник видит глаза, горящие во тьме злым огнем. Оскаленные морды, окутанные паром дыхания, все ближе.
Человек целится, винтовка пляшет в его руках, он уже готовится нажать на спусковой крючок, как, видимо, что-то почувствовав, резко поворачивает голову.
Вовремя. Позади, рядом с грузовиком, страшный в своем молчании, стоит огромный черный алабай. Бока собаки вздымаются и опускаются. Красные, налитые кровью глаза похожи на раскаленные угли, из угла рта тянется вязкая нить слюны.
– Чтоб тебя, обхитрили, – скалится путник. Ствол винтовки разворачивается, и в этот момент пес прыгает вперед.
Грохает выстрел. Мимо! Пуля рикошетит по корпусу машины. Собака бьет человека передними лапами в грудь и сбивает его в снег. Наваливается, разевает пасть. Клыки лязгают в нескольких сантиметрах от маски противогаза. Отчаянье и осознание того, что на кону стоит его жизнь, придает человеку сил.
– Сдохни, тварь! – орет путник, используя винтовку как дубинку и лупя пса прикладом по морде. Собака рычит и вцепляется в руку человека. Зубы смыкаются на запястье.
– А-а-а! – крик путника уносит ветер, винтовка падает в снег. Изловчившись, человек со всего маха бьет пса головой, попадая противогазным фильтром зверю по носу.
Пес на секунду разжимает челюсти. Человек торопливо нашаривает нож, и в этот момент на него налетают остальные собаки. Звери треплют путника за ОЗК. Человек орет, закрывает голову руками, катается из стороны в сторону. Один из псов кусает человека за правую ногу. Слышится треск раздираемой ткани. Острые клыки смыкаются на лодыжке. Вид крови приводит псов в неистовство. Над дорогой стоит собачий гвалт, в котором тонет человеческий крик.
Алабай прыгает вперед и ставит лапы на грудь стрелка, вдавливая его всей массой в снег.
Клыки лязгают по стеклу маски противогаза. Зверь глядит на человека. Путник видит выпученные, налитые кровью собачьи буркала. Из-за страха боль уходит на второй план. В голове человека, как проблесковый сигнал стробоскопа, вспыхивают мысли: «Это конец. Разорвут и сожрут. Смерть, смерть, смерть».
Алабай прыгает вперед и ставит лапы на грудь стрелка, вдавливая его всей массой в снег.
Клыки лязгают по стеклу маски противогаза. Зверь глядит на человека. Путник видит выпученные, налитые кровью собачьи буркала. Из-за страха боль уходит на второй план. В голове человека, как проблесковый сигнал стробоскопа, вспыхивают мысли: «Это конец. Разорвут и сожрут. Смерть, смерть, смерть».
Собака делает выпад. Челюсти смыкаются на противогазном фильтре. Рывок. Пес мотает башкой из стороны в сторону, пытаясь сорвать с орущего человека противогаз. И алабаю это почти удается… как совсем рядом грохает ружейный выстрел. Пес, все это время треплющий ногу путника, взвизгивает, разжимает челюсти и валится в снег. Под ним быстро растекается лужа крови.
Алабай отпускает противогазный фильтр, поворачивает башку. К месту схватки приближается невысокая, чуть сутулая фигура в противогазе и «эльке»,[1] надетой под прорезиненный плащ. Тусклый налобный фонарь похож в ночи на глаз циклопа.
Псы замирают, рычат, но, глядя на вожака, не двигаются с места.
– Zurück! – слышится из-под низко надвинутого капюшона. – Гром! Я сказала – назад! – добавляется с характерным иностранным акцентом.
Алабай пригибает голову, скалится и делает два шага вперед.
– Гром! Пошел прочь! – командует женщина, целясь в собаку из двустволки-«вертикалки».
Зверь останавливается, поворачивает голову, смотрит на одну из собак. Пес срывается с места, но грохает выстрел, и ему разносит морду.
Вожак смотрит на труп сотоварища, переводит взгляд на женщину и, рыкнув, делает еще один шаг вперед.
– Пошел, Гром! Назад!
Она быстро, четким отработанным движением переламывает ружье пополам. Эжектор выбрасывает дымящиеся гильзы в снег. Женщина, не сводя глаз с собаки, достает из кармана плаща патроны и загоняет их в патронник. Стволы щелкают, запирая замок.
– Гром, домой! – приказывает женщина, вновь беря алабая на прицел.
Пес не двигается с места.
– Гром, я сказала, уходи! – женщина делает шаг навстречу зверю.
Алабай глухо рычит. Остальные псы смотрят на вожака. Неожиданно один из них клацает зубами и прыгает на женщину. Луч фонаря вскидывается вверх, ствол ружья смещается на пару сантиметров, раздается выстрел. Простреленного навылет пса отбрасывает в сторону. Остальные переминаются на месте, заливаясь громким лаем.
– Ну, кто следующий? – тихо произносит женщина, обводя стволом ружья стаю. – Я, может быть, и немолода, но стрелять не разучилась. Пошли прочь! – внезапно выкрикивает она. – Я не хочу вас убивать, но и убить его, – ствол «вертикалки» смещается в сторону распростертого на земле человека, – я вам не позволю. Это не ваша добыча! Пошли отсюда!
Псы затихают, лишь алабай продолжает глухо рычать.
– Гром, уходи, – просит женщина. – Ты же можешь просто уйти. Не заставляй меня.
Пес, ворча, делает пару шагов в сторону и неожиданно поворачивает голову, глядя на окровавленного путника.
Женщина, проследив его взгляд, срывается на крик:
– Нет!
Одновременно с ее воплем грохает винтовочный выстрел. Вожак падает, остальные псы замирают, смотрят на истекающего кровью алабая и внезапно бросаются врассыпную.
– Что ты наделал, идиот?! – кричит женщина на человека, лежащего на снегу с винтовкой в руках. – Зачем ты стрелял? Еще минута – и он бы ушел!
Женщина целится в него из ружья, но, видимо, передумав, бросается вперед и становится на колени рядом с лежащей на снегу собакой. Кладет ладонь на все еще вздымающийся бок алабая.
– Спи, Гром, – тихо говорит женщина. – Ступай в свой собачий рай.
Пес чуть приподнимает морду, смотрит женщине в глаза. Из его пасти тянется розовая слюна, которая быстро леденеет на ветру. Алабай роняет голову в снег и, тяжко вздохнув, закрывает глаза.
Кажется, не будь линз противогаза, женщина прожгла бы человека в ОЗК взглядом. Она встает, подходит к стрелку, наставляет на него ружье.
– Зря я тебя спасла! Ты такой же, как и все! Лучше бы они тебя разорвали! – Ее слова бьют не хуже молота.
Человек тяжело дышит.
– Давайте, стреляйте! – хрипло говорит он, кладя оружие рядом с собой. – Я все равно сдохну.
Женщина пристально вглядывается в путника, переводит взгляд на снайперскую винтовку, задумывается и неожиданно опускает ружье.
– Что, пацан, ты и правда хочешь сдохнуть? – спрашивает она. – Это легко устроить. А ты попробуй выжить!
Женщина присаживается и начинает деловито осматривать ногу раненого.
– Потрепали они тебя, конечно, знатно, но кость цела, – говорит она, пока ее пальцы бегают по развороченной голени. – Крови много потерял. Так, а это что у нас, ха! Пулевое ранение, прошла навылет, – женщина смотрит стрелку в глаза. – Откуда ты такой взялся? Из города?
– Да, – отвечает стрелок.
– А я думала, там все передохли уже. Надо кровь остановить, – женщина достает из наплечной сумки шнур и отработанным движением перетягивает ногу раненого чуть повыше раны. – А ты крепкий, хоть и выглядишь, как заморыш, даже не пикнул.
– Я промедолом накидался, а то бы не дошел.
– Понимаю, – женщина кивает. – Как тебя зовут, паренек?
В воздухе повисает пауза.
– Ну? – настаивает незнакомка.
– Сергей… Сухов Сергей, – выдавливает путник.
– Чего так неуверенно? – интересуется женщина. – Меня вот Эльзой зовут.
– Кто вы? Откуда здесь взялись? – спрашивает Сергей. – Говорите с акцентом. Вы иностранка?
– Туристка, – кивает Эльза и вздыхает. – Была здесь на экскурсии, и вот – накрыло вместе с вами. Повезло, наверное… Что сейчас в Европе творится, даже не представляю.
– А где вы так хорошо говорить выучились? Курсы проходили?
– Нет, – женщина мотает головой и смеется. – Можно сказать, я своя. Родилась в Ленинграде, еще при Союзе. В восьмидесятые с родителями в Германию уехала. Как-то так, в общем…
– Понятно, – Сергей смотрит Эльзе в глаза. – А собаки ваши?
– Как сказать, – пожимает плечами женщина. – Не совсем мои. У меня с ними типа договор был: они не трогают меня, я не трогаю их. Только Гром, ну, тот здоровый пес, которого ты застрелил… Я иногда подкармливала его. Он вожак, через него на всю стаю влиять можно… – Эльза осекается, – было…
– Извините, – Сергей поворачивает голову и смотрит на собачий труп. – Это я со страха. Не знаю, что-то в голове помутилось, так его убить захотелось.
Женщина вздрагивает при слове «убить», а Сухов замечает, что ее пальцы сжимаются в кулак.
– А дальше чего делать будем? – спрашивает мальчишка, явно желая сменить тему разговора.
– В деревню двинем, – отвечает женщина. – Не бросать же тебя здесь. Попробую подлечить, а там видно будет.
– В деревню? – переспрашивает Сухов.
Эльза кивает.
– Вставай, я помогу тебе, тут недалеко.
– А деревня – Северово? – интересуется мальчишка.
– Да. А ты куда шел, ночью-то?
– Так туда же. Вы там живете?
– Можно и так сказать… Хорошо, что выстрелы услышала, вовремя пришла, а то разорвали бы они тебя.
Сергей внимательно смотрит на женщину и спрашивает:
– И много вас там… в деревне живет?..
Эльза усмехается:
– Думаешь, паренек, что к каннибалам попал, да?
– Ничего я не думаю, – неуверенно огрызается Сергей, – интересно просто.
– Как там у вас говорится: «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали?» – женщина протягивает руку. – Вставай! Ресурс у фильтров не вечный, если тебе все равно, то мне нет.
Сергей кивает, берет женщину за руку, рывком встает и тут же валится в снег.
– Черт! Не могу, нога вся как в огне. Шагу не ступить!
– Промедол остался? – спрашивает Эльза.
– Один шприц-тюбик. Будете колоть?
– Как бы ты передоз не схлопотал, – сомневается женщина. – Можешь отрубиться, но делать нечего, не бросать же тебя здесь… Где он у тебя, в рюкзаке?
– Да, в верхнем кармане.
Эльза открывает клапан и выуживает тюбик.
– Колите давайте, не тяните, больно очень! – стонет Сергей.
– Смотри, привыкнешь, – хмыкает Эльза, вкалывая обезболивающее.
– Это лучше, чем сдохнуть, – парирует Сухов.
Женщина кивает.
– Отпускает?
– Вроде… да… – медленно выговаривает Сергей. – Перед глазами только… все плывет.
– Тогда вставай! – женщина подхватывает мальчишку и пытается его поднять.
Сергей кряхтит, матерится и, опираясь на винтовку, с трудом встает. Поймав взгляд Эльзы, он говорит:
– Только бы псы бешеными не оказались.
– Не похоже, – отвечает женщина и неожиданно спрашивает: – Знатная у тебя винтовка, откуда взял?
Сергей некоторое время молчит.
– Вы его знали, ведь так?
– Кого?
– Николая. Тень.
Эльза медлит с ответом, внимательно смотрит в глаза пацана, словно решая, продолжать ли разговор дальше, затем говорит:
– Да. Идем, потом расскажу. Обопрись об плечо. Тут ковылять недолго.
– Как скажете, – Сергей пытается сделать шаг. – Только быстро не могу, я ноги не чувствую.