Рэйчел ласково прикоснулась к его шее.
— Луис, это не только отец, мама тоже. Пожалуйста, попытайся понять. Я тебя очень прошу. Они любят детей и так редко их видят. И они стареют. Луис, ты бы сейчас не узнал моего отца. Правда.
— Узнал бы, — пробормотал Луис.
— Пожалуйста, милый. Попытайся понять. Попытайся быть чуть добрее. Ведь это не трудно.
Он долго смотрел на нее.
— Все-таки трудно, — сказал он наконец. — Наверное, так не должно быть, и тем не менее…
Она открыла рот, чтобы ответить, но тут из детской раздался крик Элли:
— Папа! Мама! Кто-нибудь!
Рэйчел попыталась встать, но Луис усадил ее обратно.
— Ты лучше останься с Гейджем. Я сам схожу.
Ему казалось, он знает, в чем дело. Но он же выгнал кота, черт возьми; когда Элли легла, он нашел Черча в кухне возле его миски и выставил из дома. Ему не хотелось, чтобы кот спал с Элли. Теперь лучше не надо. Когда он думал о том, что Черч будет спать с Элли, в голову лезли странные мысли о болезнях вкупе с воспоминаниями о похоронном бюро дяди Карла.
Она поймет, что что-то не так и что раньше Черч был лучше.
Да, он выгнал кота, но когда он вошел в спальню Элли, та сидела на кровати, сонно моргая, а Черч лежал, растянувшись на покрывале этакой тенью летучей мыши. Открытые глаза кота тупо таращились в пространство, мерцая в свете, шедшем из коридора.
— Папа, забери его, — почти простонала Элли. — Он так воняет.
— Тише, Элли, спи. — Луис сам поразился тому, как спокойно звучал его голос. Ему вспомнилось утро после того ночного снохождения, на следующий день после смерти Паскоу. Луис тогда приехал на работу и сразу помчался в уборную к зеркалу, уверенный, что у него жуткий вид. Но он выглядел совершенно нормально. Что заставляет задуматься о том, какие мрачные тайны многие люди скрывают за внешним спокойствием.
Черт возьми, это не мрачная тайна! Это всего-навсего кот!
Но Элли была права. Воняло от Черча изрядно.
Он забрал кота и отнес его вниз, стараясь дышать через рот. Бывают запахи и похуже; запах говна, например, если говорить проще. Месяц назад к ним приезжали ассенизаторы, чтобы вычистить выгребную яму, и Джад, пришедший посмотреть, что происходит, заметил: «Да, это вам не „Шанель номер пять“». Запах гангренозных ран — один профессор в медицинском колледже называл их «протухшим мясом» — тоже гораздо противнее. Равно как и запах каталитического дожигателя выхлопных газов, когда «сивик» долго стоит в гараже с включенным двигателем.
Но и от Черча воняло неслабо. И кстати, как он пробрался в дом? Луис же выгнал его метлой, пока все трое — его семейство — были наверху. Сегодня впервые почти за неделю он взял кота на руки. Кот был горячим и вялым, как воплощение болезни, и Луис подумал: Где ты нашел лазейку, уродец?
Ему вдруг вспомнился тот давний сон, в котором Паскоу просто прошел сквозь дверь из кухни в гараж.
Может, и нет никакой лазейки? Может, кот просто прошел сквозь дверь, как призрак?
— Что за бред? — прошептал он вслух хриплым голосом.
Луис вдруг преисполнился странной уверенности, что сейчас кот начнет вырываться и исцарапает ему все руки. Но Черч лежал неподвижно, источая жар и зловоние, и смотрел на Луиса так, словно читал его мысли.
Луис открыл дверь и швырнул Черча в гараж, может быть, слишком сильно.
— Иди, — сказал он. — Убей еще одну мышь или кого там еще.
Черч неуклюже шлепнулся на пол, его задние лапы подогнулись, и он чуть не упал. Кот бросил на Луиса взгляд, полный, как тому показалось, ненависти и злобы. Потом, пошатываясь, пошел прочь.
Господи, Джад, подумал Луис, лучше бы ты сохранил свой секрет при себе.
Он подошел к раковине и вымыл руки до локтей так тщательно, словно готовился к операции. Это тайное место… оно тебя не отпускает… Ты выдумываешь причины… они кажутся правильными… но основная причина в том, что тебе хочется это сделать. Или приходится сделать. Это твое место, оно в тебе навсегда… и ты ищешь причины, самые что ни на есть убедительные причины…
Нет, нельзя винить Джада. Он пошел туда по своей воле, так что нельзя винить Джада.
Луис выключил воду, взял полотенце и принялся вытирать руки. Его взгляд упал на окно над раковиной, и на мгновение Луис застыл, глядя в кусочек ночи за оконной рамой.
Так, получается, это теперь и мое место?
Нет. Если я не захочу, чтобы оно было моим, то оно и не будет.
Он повесил полотенце на место и поднялся наверх.
Рэйчел лежала под одеялом, а рядом с ней сопел Гейдж. Она виновато посмотрела на Луиса.
— Дорогой, ты не обидишься? Всего на одну ночь? Пусть он сегодня побудет со мной. Он такой горячий.
— Ладно, — ответил Луис. — Пойду разложу диван в гостиной.
— Ты правда не обидишься?
— Нет. Гейджу это не повредит, а тебе будет спокойнее. — Он умолк и улыбнулся. — Хотя ты можешь от него заразиться. Почти наверняка заразишься. Но, как я понимаю, ты все равно не передумаешь.
Она улыбнулась в ответ и покачала головой.
— А что там Элли кричала?
— Она попросила меня забрать Черча.
— Элли попросила забрать Черча? Это что-то небывалое.
— Да, — согласился Луис и добавил: — Она сказала, что от него плохо пахнет, и он и вправду пованивал. Наверное, во что-то вляпался.
— Все равно странно, — сказала Рэйчел, переворачиваясь на бок. — Мне казалось, что Элли скучала по Черчу не меньше, чем по тебе.
— Ага. — Луис наклонился и легонько поцеловал ее в губы. — Спи, Рэйчел.
— Я люблю тебя, Лу. Я рада, что вернулась домой. И прости за диван.
— Ничего, все нормально, — заверил Луис и выключил свет.
Луис спустился в гостиную и разложил диван, морально готовясь к тому, что ему предстоит спать на тонком матрасе, сквозь который прямо под поясницей выпирает металлический каркас. Хорошо хоть на выдвижном ложе уже были простыни, так что ему не пришлось застилать постель. Он сходил в прихожую, взял из шкафа два одеяла и разложил их на кровати. Потом начал раздеваться, но сразу остановился.
Думаешь, Черч опять проник в дом? Ладно. Пройдись по дому и посмотри. Как ты сказал Рэйчел, вреда не будет. Может быть, будет даже какая-то польза. Тем более что, проверяя, заперты ли двери, ты уж точно не заразишься.
Он прошелся по всему нижнему этажу, проверяя замки на дверях и окнах. Все было заперто, Черча нигде не наблюдалось.
— Ну вот, — сказал Луис вслух. — Попробуй теперь просочиться в дом, тупой кот.
При этом он мысленно пожелал Черчу отморозить яйца. Хотя их кот уже лишился и так.
Луис выключил свет и лег. Диванный каркас под матрасом почти сразу начал давить на спину. Луис подумал, что не заснет до утра, и тут же уснул. Он уснул, лежа на боку на неудобном раскладном диване, а когда проснулся, то оказался…
…опять на том старом микмакском кладбище. Но теперь он был один. Он сам убил Черча и зачем-то решил оживить его во второй раз. Бог знает зачем; сам Луис не знал. На этот раз он закопал Черча глубже, чтобы тот не смог вылезти. Он слышал, как кот кричит под землей, и эти крики были похожи на детский плач. Звук выходил из пор в земле, поднимался сквозь каменистую твердь — звук и запах, отвратительный, тошнотворно-сладковатый запах разлагающейся плоти. Даже дышать стало трудно, словно что-то тяжелое давило на грудь.
Крики, похожие на детский плач…
… они все еще были слышны…
… и что-то по-прежнему давило на грудь.
— Луис! — Встревоженный голос Рэйчел. — Луис, иди сюда!
Нет, не просто встревоженный, а испуганный. Детский плач был надрывным, отчаянным. Плакал Гейдж.
Луис открыл глаза и уставился прямо в желто-зеленые глаза Черча. Буквально в четырех дюймах от его лица. Кот лежал у него на груди, аккуратно свернувшись калачиком, как существо из суеверий о тварях, крадущих у человека дыхание. Невыносимая вонь исходила от него медленными, отравляющими волнами. Он тихонько урчал.
Луис вскрикнул от отвращения и резко выставил вперед руки, словно отражая удар. Черч свалился с кровати, приземлился на бок, медленно встал и ушел прочь своей нетвердой, шатающейся походкой.
Господи! Господи Боже! Он лежал прямо на мне!
Его мутило от отвращения, словно ему в рот забрался паук. На мгновение Луису показалось, что его и вправду сейчас стошнит.
— Луис!
Он скинул одеяло и бросился к лестнице. Бледный свет просачивался в коридор из их спальни. Рэйчел в ночной рубашке стояла на верхней ступеньке лестницы.
— Луис, его снова тошнит… и он давится рвотой… Я боюсь.
— Я здесь, — сказал он, поднимаясь к ней и думая: Он проник в дом. Каким-то образом он проник в дом. Наверное, через подвал. Может быть, там разбито окно. Да, скорее всего. Завтра схожу проверю, как только вернусь с работы. Нет, еще до того, как уйду на работу. Я…
Гейдж перестал плакать и издал такой звук, словно ему не хватало воздуха.
— Луис! — крикнула Рэйчел.
Луис ворвался в спальню. Гейдж лежал на боку, и рвота текла у него изо рта тонкой струйкой на старое полотенце, которое Рэйчел положила на постель. Его рвало, но недостаточно. Большая часть рвотных масс оставалась внутри, и Гейдж задыхался.
Луис подхватил сына под мышки — тот был ужасно горячим, это чувствовалось даже сквозь ткань пижамы — и перекинул его через плечо, как делают с грудными младенцами, когда им надо срыгнуть. Потом он резко дернулся назад, так, чтобы Гейдж дернулся вместе с ним. Голова малыша безвольно мотнулась на шее. Он издал громкий звук, нечто среднее между отрыжкой и кашлем, у него изо рта вырвался сгусток почти твердой рвоты и упал на пол, забрызгав стоявший рядом комод. Гейдж снова заплакал, и этот отчаянный плач прозвучал для Луиса как музыка. Чтобы так горько плакать, нужно иметь беспрепятственный доступ кислорода в легкие.
У Рэйчел подогнулись колени, и она упала на кровать. Ее била крупная дрожь.
— Он чуть не умер, да, Луис? Он чуть не задохну… не задо… о Боже…
Луис кругами ходил по комнате, держа сына на руках. Надрывный плач Гейджа перешел в тихие всхлипы; малыш уже засыпал.
— Пятьдесят к одному, что он прокашлялся бы сам, Рэйчел. Я просто ему помог.
— Но он мог умереть, — сказала она, и ее взгляд был исполнен неверия и потрясения. — Он мог умереть.
Луис вдруг вспомнил, как она кричала ему в залитой солнечным светом кухне: Он не умрет, здесь никто не умрет…
— Дорогая, — сказал Луис. — Мы все можем умереть. В любую минуту.
Его почти наверняка вырвало от молока. Рэйчел сказала, что Гейдж проснулся около полуночи, через час после того, как заснул Луис, — проснулся со своими обычными «голодными воплями», и Рэйчел дала ему бутылочку. Пока он пил, она задремала. А через час у него началась рвота.
Молока пока не давать, сказал Луис, и Рэйчел согласилась, почти смиренно. Молока не давать.
Луис спустился вниз в четверть второго и еще минут пятнадцать искал кота. Во время поисков он обнаружил, что дверь из кухни в подвал была приоткрыта, как он и подозревал. Он вспомнил, как мама рассказывала об одной кошке, научившейся открывать защелки старого образца типа той, что стояла у них на двери в подвал. Кошка взбиралась по двери и била лапой по ручке, пока дверь не открывалась. Ловкий трюк, подумал Луис, но надо проследить, чтобы Черч не проделывал его слишком часто. В конце концов, на двери есть замок. Он нашел Черча дремлющим под плитой и без церемоний выгнал его через переднюю дверь. Возвращаясь к себе на диван, он закрыл дверь в подвал.
И запер ее на замок.
29Наутро Гейдж проснулся с почти нормальной температурой. Его щеки еще горели лихорадочным румянцем, но в остальном он был вполне бодр и весел. Как-то разом, буквально за одну неделю, бессвязный лепет Гейджа превратился в набор четких слов; теперь он повторял почти все, что слышал. Элли хотела, чтобы он говорил «какашка».
— Скажи «какашка», Гейдж, — попросила она за завтраком.
— Какашка-Гейдж, — охотно отозвался Гейдж над тарелкой с овсянкой. Луис разрешил дать ему кашу, но при условии, что сахара в ней будет совсем чуть-чуть. Как обычно, Гейдж не столько ел, сколько размазывал кашу по волосам и мордашке.
Элли захихикала.
— Скажи «пук», Гейдж.
— Пук-Гейдж, — произнес Гейдж, улыбаясь сквозь слой размазанной по лицу каши. — Пук-какашка.
Элли и Луис рассмеялись.
Но Рэйчел было не смешно.
— Так, лимит плохих слов на сегодня исчерпан, — сказала она, подавая Луису яичницу.
— Пук-какашка, пук-какашка, — радостно произнес Гейдж нараспев. Элли хихикнула, прикрыв рот ладошкой. Рэйчел скривила губы, а Луис подумал, что она выглядит замечательно, несмотря на недосып. Наверное, все дело в том, что у нее отлегло от сердца. Гейдж явно шел на поправку, и она была дома.
— Не надо так говорить, Гейдж, — сказала Рэйчел.
— Класота, — отозвался Гейдж, и его стошнило прямо в миску с кашей.
— Фу, гадость! — воскликнула Элли и выскочила из-за стола.
Луис расхохотался. Просто не смог удержаться. Он смеялся до слез, потом отплакался и засмеялся опять. Рэйчел с Гейджем смотрели на него как на ненормального.
Нет, мог бы сказать им Луис. Я чуть было не спятил, но теперь у меня с головой все нормально. Мне правда кажется, что нормально.
Он не знал, так ли это на самом деле, но чувствовал, что да. И этого было достаточно.
По крайней мере сейчас.
30Через неделю от вируса Гейджа не осталось и следа. А еще через неделю он свалился с бронхитом. Следом за ним слегла Элли, а потом и Рэйчел, перед самым Рождеством. Все трое кашляли, словно старые собаки, страдающие одышкой. Не заболел только Луис, и Рэйчел, похоже, даже обиделась на него за это.
Последняя учебная неделя в университете выдалась суматошной для Луиса, Стива, Суррендры и Чарлтон. Эпидемии гриппа не было — по крайней мере пока, — но многие заболели бронхитом. Нашлось и несколько случаев мононуклеоза и легкой пневмонии. За два дня до рождественских каникул в медпункт заявились шестеро стонущих, пьяных студентов в сопровождении встревоженных друзей. Крики и суета в приемной неприятно напомнили Луису тот жуткий день, когда умер Паскоу. Эти придурки уселись вшестером на один тобогган (шестой взгромоздился на плечи того, кто сидел самым последним, насколько Луис сумел понять из путаных объяснений) и скатились с холма возле электростанции. Было весело. Только вот тобогган, набрав скорость, съехал с трассы и врезался в одну из пушек времен Гражданской войны. В результате имелось: два перелома рук, одно сломанное запястье, семь сломанных ребер, сотрясение мозга и многочисленные ушибы. Не пострадал только тот, кто сидел на плечах у приятеля. Когда тобогган врезался в пушку, этот везунчик перелетел через нее и упал головой в сугроб. Это было совсем не смешно, и Луис, не стесняясь в выражениях, сообщил ребятам все, что о них думает, пока накладывал шины и швы и проверял зрачки, но дома, рассказывая об этом Рэйчел, он смеялся до слез. Рэйчел смотрела на него странно, не понимая, что тут смешного, и Луис не мог ей объяснить, что это был совершенно дурацкий несчастный случай, что люди пострадали, но, в общем, легко отделались. Он смеялся от облегчения, а еще от радости — сегодня был его день.
Бронхит в их семействе начал проходить как раз к шестнадцатому декабря, когда садик Элли закрылся на рождественские каникулы, и все четверо Кридов готовились весело встретить праздник — по-домашнему, по-деревенски. Дом в Норт-Ладлоу, который в августе, в день их приезда, казался таким чужим (и даже враждебным, когда Элли поранила ногу, а Гейджа укусила пчела), теперь стал для них родным.
Когда в сочельник дети наконец улеглись спать, Луис и Рэйчел тихонько, как воры, прокрались вниз, чтобы положить под елку яркие разноцветные коробки: набор гоночных автомобильчиков для Гейджа, который недавно открыл для себя счастье в виде игрушечных машинок, Барби и Кен для Элли, детская педальная машина, трехколесный велосипед, кукольные наряды, игрушечная плита с электрической лампочкой внутри и еще много всего.
Они сидели бок о бок у сияющей елки и вместе раскладывали коробки с подарками, Рэйчел — в шелковой пижаме, Луис — в домашнем халате. Это был замечательный вечер — наверное, один из лучших у них с Рэйчел. В камине горел огонь, и то и дело кто-то из них вставал, чтобы подбросить дров.
Уинстон Черчилль прошел под елкой, задев Луиса боком, и тот отпихнул кота с почти рассеянным отвращением — из-за запаха. Чуть позже он заметил, что Черч пытается улечься рядом с ногой Рэйчел, и она тоже отпихнула кота с раздраженным «Брысь!». Потом она вытерла ладонь о штанину, как будто притронулась к чему-то грязному или заразному. Луису показалось, что она даже не осознавала, что делает.
Черч неуклюже плюхнулся на пол перед камином. Похоже, у кота совсем не осталось былой грации; он утратил ее в тот вечер, о котором Луис очень редко позволял себе думать. И Черч утратил кое-что еще. Луис сразу заметил, что что-то не так, но лишь через месяц сообразил, что именно. Теперь кот не урчал, хотя раньше урчал, как трактор, особенно во сне. Иной раз случались ночи, когда Луису приходилось вставать и закрывать дверь в комнату Элли, иначе он просто не мог заснуть.
Теперь кот спал как убитый. Спал мертвым сном.
Нет, напомнил себе Луис, было одно исключение. Та ночь, когда он спал на раскладном диване в гостиной, а Черч лежал у него на груди, как вонючее одеяло… В ту ночь Черч урчал. По крайней мере издавал какие-то звуки.
Однако, как и сказал Джад Крэндалл, все было не так уж плохо. Луис обнаружил в подвале разбитое окно, и когда стекольщик его заделал, это сэкономило им кучу денег за отопление. Если бы не Черч, Луис мог бы еще очень долго не знать о разбитом окне — так что, наверное, надо было поблагодарить кота.