Тут Андреев запнулся и замолчал, уйдя в себя окончательно. Рыкову в этот момент просто не сиделось на месте. Идеи распирали его изнутри. Он вскочил, подбежал к столу, освещая себе путь фонариком, смел со стола на пол всю посуду и разложил на ее месте карту. Поскольку света все равно не хватало, подошел и распахнул окно с закопченными стеклами. Мрак в доме немного рассеялся. Пахнуло свежестью и запахом прелой листвы, пропитанной дождевой водой. Дождь шел еще вовсю. Капли барабанили по подоконнику. Крыша хибары во многих местах протекала, и уже целые струйки лились сверху на пол, уходя в землю сквозь гнилые доски.
Рыков вернулся к столу и стал рассматривать карту. Потом неожиданно спросил:
– Эй, Афанасий, ты какой рукой пишешь?
– Правой, – глухо отозвался тот и снова замолчал.
– Значит, когда шел, все время забирал влево. Плутал два дня, – забубнил Рыков себе под нос, колдуя над картой. Из сумки на боку он достал циркуль, взялся рисовать окружности, а через пару минут воскликнул, обрадованный, указав на горный массив посередине карты: – Золото где-то здесь! Это точно. По-другому никак. Жаль, что тебя ослепили. Ты не сможешь меня проводить.
Афанасий Андреев не ответил.
– Да, вот это будет дело, это тебе не кооперативные магазины грабить, – ликовал Рыков, улыбаясь до ушей, – ты только вдумайся: почти полторы тысячи ящиков. Двести телег золота! Восемьдесят миллионов золотом! Жаль, что остальное золото коммунисты под Иркутском взяли. А то, если бы хапнуть весь золотой запас, так можно было целый поезд загрузить – и за кордон.
Затем его радость немного улеглась. Только сейчас он задумался, как будет вывозить это золото. Даже та небольшая часть золотого запаса, что лежала в горах, вряд ли бы уместилась в один железнодорожный вагон. Понадобилось бы несколько таких вагонов. Лошадьми везти – тоже не выход. Сомнительно, что красные не заметят караван из телег. Одноконный экипаж ломового извозчика может взять от половины тонны до тонны веса, но это в городе, а здесь были горы и пересеченная местность. И придется нанимать людей – минимум человек двести – двести пятьдесят с лошадьми и телегами. Задача представилась ему невыполнимой. Как же он раньше не подумал! Может, нанять бандитов, про которых ему говорил Коновалов? Только бандиты вряд ли согласятся на роль извозчиков и потребуют долю, а то и все. Возьмут, да и просто перережут ему горло, а золото заберут.
От этих мыслей Рыков совсем загрустил и сел на стул. Теперь, когда он был в двух шагах от несметных сокровищ, судьба подкинула ему новую задачу. В диком напряжении он думал, что делать, совершенно позабыв о штабс-ротмистре. Больше всего его огорчало, что в ските одни бабы, а лошадей – раз-два и обчелся.
Он так глубоко ушел в свои мысли, что, если бы не мгновенная реакция, слепой старик запросто снес бы ему голову массивным дубовым стулом. Рыков успел отпрянуть в последний момент. Афанасий вскочил и ударил со стремительностью, вовсе не свойственной людям его возраста. Стул прошел в сантиметре от лица Рыкова и, с грохотом врезавшись в стену, разлетелся на части. Отступая, Рыков упал на спину. Рука метнулась к ножу в голенище сапога.
– Эй, не дури, – выкрикнул он, пытаясь образумить слепого.
– Никто не узнает об этом грехе, – прорычал в ответ Афанасий Порфирьевич. Быстро ощупав острый край обломка бруса, оставшегося в руке, он размахнулся, чтобы всадить его в жертву. Рыков уклонился и вонзил нападавшему нож в живот, в область печени. Он не собирался убивать, а действовал скорее инстинктивно. Промедление означало смерть. Острый дубовый кол прошел выше его груди, над плечом и воткнулся в щель между досками. Немного бы ниже – и все. Слепой захрипел, отступил назад, слезая с лезвия ножа, и в лицо Рыкова брызнула теплая кровь.
– Черт возьми, – выкрикнул он, судорожно стер кровь рукавом, рывком встал, в то время как побледневший Андреев, шатаясь, пятился к столу. Кровь, лившаяся из раны, в свете пасмурного дня казалась совсем черной. Ткнувшись в стол, слепой старик сполз на бок и распластался на полу лицом вниз. Умер он или просто потерял сознание – Рыков не знал и даже не хотел выяснять, опасаясь, что бывший сослуживец может еще что-нибудь выкинуть. Осторожно приблизившись к столу, он забрал карту, вытер о грязную тряпку, валявшуюся на полу, окровавленный нож и тут услышал шаги на крыльце. Сердце в груди забилось быстрее. В голове хороводом понеслись мысли. Кто это может быть? Сколько их? Что ему делать? Решение пришло мгновенно. Неслышно он проскользнул к двери, притаился у косяка и стал ждать. Дверь отворилась…
* * *Проезжая вдоль крепостной стены, Анисья наблюдала за строительством блиндажей – первой линии обороны. Потом она заметила шамана. Чухпелек Томыспаев стоял у дороги со своим копьем в руке и глазел на нее с открытым ртом. Что его так удивило, было непонятно. На всякий случай Анисья махнула ему в знак приветствия, но старик не ответил. Отвернувшись, он едва ли не бегом кинулся прочь. На глаза ей попалась Манышева. Женщина также удивленно посмотрела на атаманшу и сообщила, что шаман распускает слухи о ее гибели.
– Он сказал, что в ските бой был, и вас красные схватили, а потом замучили.
– Наверное, он просто настойки из мухоморов перепил, – заметила Анисья, – как видишь, я жива и здорова.
Манышева ушла, а Анисья заговорила с Патрикеем, который стоял у земляного вала перед стеной.
– Федор не возвращался?
Патрикей молча покачал головой. Это означало, что о сестре вестей нет. Жива она или мертва – неизвестно. Анисья надеялась на лучшее. Евдокия часто выкручивалась из безвыходных положений. Сколько раз ее жизнь висела на волоске, но все как-то обходилось. Будет ли так на этот раз?
Она посмотрела вниз, туда, где между деревьев громоздились дома местных. В случае нападения они оставались без защиты, а все население за стенами крепости разместить было невозможно. Набились бы как селедка в бочке, и как в таких условиях воевать?
– Патрикей, надо оставить только мужчин, а женщин и детей переселить отсюда, прежде чем все начнется.
– Надо бы, но я разговаривал с местными, они наотрез отказываются, – пожаловался Патрикей, – не хотят бросать дома. Считают, что красные в такую глушь не сунутся.
– А что же Томыспаев, он не может их убедить? – спросила Анисья.
– Старик сам артачится, – вздохнул Патрикей, – что бы мы ни предложили, он всему перечит. Видно, считает, что из него получится лучший руководитель, чем из нас. Вот он и людей так настраивает.
– Из-за него все погибнут! – в сердцах воскликнула Анисья.
– Возможно, мы сумеем убедить людей позже, когда красные начнут подходить, – задумчиво проговорил Патрикей, вглядываясь в горизонт. – А тебе, девочка, нужен новый телохранитель. Я тут подумал, Рыжий Коля, он охранял Серого и был его правой рукой. Способный парнишка. Думаю предложить ему тебя охранять. Ты как?
– Мне он не нравится, – покачала головой Анисья, – лучше из своих кого подбери.
– Но у меня таких шустрых, как он, нет, – возразил Патрикей. – Чем он тебе не нравится? Молодой парень, сообразительный, смелый, владеет оружием и драться умеет. Ну, сел по малолетству. Глупым был.
– А знаешь, за что он сидел? – ехидно поинтересовалась Анисья.
– За убийство и разбой, грабил людей на улице, – ответил Патрикей, – однако я наблюдал за ним. Он не такой, как Серый. Серый, тот конченый, а этого, мне кажется, еще можно исправить.
– Серый рассказывал Евдокии, что его кореш Колян проломил голову старухе за пятак, а другую, причем родственницу, задушил и ограбил квартиру, – пояснила Анисья. – Он грабил только тех, кто не мог оказать ему сопротивление, кто был слабее. И в довершение всего он еще любит прикладываться. Он и с Серым не пошел, потому что нажрался вусмерть.
– Ладно, забудем о нем. Ошибся я, – махнул рукой Патрикей, – ты права. Только других кандидатур, жаль, нет. Попробую уговорить Лопухова… Хотя бы временно… Однако, боюсь, он не согласится… Или сам буду тебя охранять.
– Как думаешь, у нас есть шанс удержать крепость, если они сюда сунутся? – тихо спросила у него Анисья, когда бывший приказчик замолчал.
– Так-то, если рассудить, то есть и Влас с этим согласен, – ответил Патрикей, – даже несмотря на то, что гибель отряда Серого нас сильно ослабила. У него были настоящие бойцы. Каждый с детства не расставался с ножом да с пистолетом. Матерые уголовники и убийцы. А у меня кто в наличии? Простые крестьяне. Я их, конечно, обучал, но все это не то. Есть пара-тройка бывших вояк из царской армии, помимо Власа. И с десяток каторжников, что не смогли идти с Серым. Этих я вообще не считаю. Они теперь никому не подчиняются. Такие могут в самый ответственный момент сбежать с поля боя. Тем не менее один человек за крепостной стеной стоит восьми штурмующих эту стену. Поэтому в целом расклад обнадеживающий.
– Что ж, хорошо, если так, – вяло улыбнулась Анисья, – будем биться.
* * *Дарья Семенова вошла в дом и удивилась, что внутри так тихо. Матушка послала ее позвать дядьку Афанасия на вечернюю молитву. Она бежала всю дорогу и теперь не могла отдышаться. Сердце бешено колотилось в груди. Потом она увидела темную массу на полу и вскрикнула. Рыков метнулся к девочке сзади из-за двери, зажал ладонью рот и показал нож:
– Ни звука! Или убью тебя. Буду спрашивать тебя, а ты в ответ просто кивай, да или нет. Поняла?
Дарья кивнула в знак согласия. От страха из ее глаз лились слезы.
– Ты бегала предупредить бандитов? – спросил Рыков и, получив положительный ответ, продолжал: – Сможешь отвести к крепости?
Вновь положительный ответ. Девочка была так перепугана, что и не помышляла противиться.
– А знаешь горы верстах в сорока отсюда на север? – спросил Рыков, думая, как лучше сформулировать вопрос. – Большая гора в излучине реки. Река огибает гору. Вокруг каменное плато, берег реки весь скалистый с одной стороны.
Девочка молчала и не подавала никаких знаков.
– Ну, до реки-то сможешь довести?
На этот раз девочка замычала.
– Я уберу руку, а ты не вздумай кричать, – велел он.
– Это нехорошее место, – дрожащим голосом произнесла девочка и судорожно вздохнула, – никто из наших туда не ходит. Местные говорят, что эта гора священная. Что там из камней выползает змея и глотает людей, а еще там живет злой лесной человек.
– Да, да, понятно, змея, лесной человек, кикимора, – закивал рассеянно Рыков, – знаю я эти сказки.
– Это правда, там люди пропадали, – возразила она с возмущением и всхлипнула, покосившись на нож.
– Отведешь меня туда, поняла? – прорычал Рыков, не намереваясь отступать.
* * *Евдокия первой очнулась и обнаружила, что снова связана. На этот раз им связали руки и ноги за спиной так, что приходилось лежать на земле, выгнувшись. Она находилась внутри какого-то подсобного строения, сложенного из бревен. Судя по звукам, шел дождь. Капли барабанили по кровле, а снаружи шумело, как при хорошем ливне. Повернувшись немного, она увидела Серого. Тот также был связан и лежал у нее в ногах.
Изловчившись, она пнула парня в макушку. Он застонал, открыл глаза и повернул к ней лицо:
– Че надо, профурсетка?
– Да вот хотела тебя разбудить, – ответила Евдокия, – не время сейчас спать. Надо выбираться. Видал, что они с тем человеком сотворили? Хочешь, чтоб и с тобой такое сделали?
Серый молчал, и Евдокия продолжала:
– Они настоящие звери. Я видела много трупов, но такое.
– Я тоже такого не видел, – честно признался Серый, – убивал много раз, но никогда никого не пытал. А это вообще… И запах… У меня все нутро выворачивало. Но отключился, скорее всего, от усталости. Считай, до этого две ночи не спал.
– Так ты тоже отключился? – изумилась Евдокия. Она всегда считала, что падать в обморок – это прерогатива женщин, однако Серый…
– Это от усталости, – зло выкрикнул Серый, оправдываясь, – говорю же, не спал, и вся эта беготня…
– Ладно, это неважно, – буркнула Евдокия, – постарайся подползти ко мне сзади и зубами развязать веревку. Узлы хитрые. Я уже попробовала, думаю, можно сдюжить.
– А давай лучше ты подползешь ко мне спереди и приласкаешь, – зло ответил Серый. – Я не идиот. Развяжу тебя, а ты меня здесь бросишь подыхать.
– Нет, ты что, – возмущенно возразила Евдокия, – мы в одной лодке. Зачем мне тебя бросать? Мы должны держаться вместе, чтобы выжить. Одной мне отсюда не выбраться.
– Да, рассказывай, – хмыкнул Серый, – один раз ты мне уже всадила нож в спину. Больше я этого не допущу. Кто раз соврал, тот и второй раз соврет.
– Никто тебе не врал, дурак, – едва сдерживаясь, чтобы не закричать, прошипела Евдокия, – из-за твоего упрямства мы сдохнем здесь.
– Давай развяжи сначала меня, а потом я тебя, – предложил Серый.
– Я тебя развяжу, а ты меня придушишь, – оскалилась Евдокия, – ты же считаешь, что я тебе изменила.
Их разговор прервал скрип открываемой двери. В сарай вошли наемники в мокрой от дождя форме под предводительством Квана. Их развязали, подняли и вытащили на улицу, где стоял тот самый чекист с печальными серыми глазами – Алексей, и милиционер с перебинтованной головой, которого чекист называл Гаврилой. Евдокия подставила лицо дождю, чтобы смыть сажу, оставшуюся на коже после пожара.
– Кван, бери девку и занимайся ею. Не признается, можешь прикончить, – спокойно распорядился Алексей и добавил: – А парня мы возьмем, поболтаем с ним в амбаре.
– А где мне с ней заниматься? – спросил Кван, глядя на чекиста сквозь пелену дождя. Вода ручейками стекала по козырьку фуражки.
– Ну, найди помещение, я тебе что, нянька, – отрезал Алексей, затем указал на Серого: – Тащите его в амбар, за мной.
Наемники принялись методично исполнять приказ. Серому заломили руки и поволокли к председательскому амбару. Двое тащили. Один с винтовкой шел сзади, контролируя ситуацию. Еще один спереди. Чекист с начальником милиции шли впереди и немного сбоку. Серый оглянулся и увидел, что Евдокию волокут в противоположную сторону. Однако ему не было жаль подругу. В душе клокотала ярость, которая буквально ослепляла, сжигала все мысли, кроме жажды мщения. Он хотел лишь одного: присутствовать там и лично расправиться с изменницей. Что она ему изменила, Серый больше не сомневался ни на секунду. Более того, в нем сидела железная уверенность в этом. Все как-то вдруг встало на свои места, жизнь обрела смысл и появилась цель. Перед глазами постоянно всплывали картины произошедшего, словно он сам там побывал, когда они миловались. Раз от разу картины становились все живописней, и от этого ему хотелось кричать, а в ушах слышался издевательский шепот шамана, сводящий с ума. Он должен был убить ее, чтобы прекратить это.
Серого втащили в амбар. Тела на кресте уже не было, но кровавые пятна, лужа крови под крестом и запах остались. От страшных воспоминаний Серый побледнел и ощутил приступ тошноты.
– Прикуйте его к кресту, – скомандовал Алексей, входя в помещение следом. Он подошел к столу с пыточными инструментами и стал брезгливо перебирать их, выискивая орудие пострашнее.
Серый с тревогой наблюдал за ним, пока к кресту приковывали руки и ноги. Потом Алексей велел наемникам выйти и закрыть дверь, а сам повернулся к пленному:
– Что, начнем?
– Что начнем? – не понял вопроса перепуганный Серый.
– Игру в вопросы и ответы, – жестко ухмыльнулся Алексей и продемонстрировал пленнику хитро изогнутый крюк. Тут же стоял примус. Алексей разжег его, накалил крюк и стал приближаться к жертве. Пытать он не собирался, так как знал, что после всего увиденного до этого уголовник сдастся сразу. Чтобы нагнать больше жути, он пояснил, сам смутно представляя, для чего предназначено орудие: – Крюк втыкается в районе суставов. Затем его проворачиваешь и вытягиваешь жилы. А то, что металл раскален, причиняет дополнительную боль. После этого, если человек выживает, то навсегда становится инвалидом.
– Эй, не надо этого, я и так все расскажу, – легко согласился Серый. От страха у него тряслись губы, а голос прыгал, как у подростка, с баса на фальцет.
– Почему так быстро согласился? – нахмурился Алексей. – Лишаешь меня удовольствия. Уж не соврать ли задумал?
– Да нет, нет, я в натуре все расскажу, – горячо поклялся Серый. В его глазах стояла мольба. – Я серьезно, гражданин начальник. Да мне все эти фраера до одного места. А местные обезьяны того больше. Я их всех сдам, только отпустите меня.
– Говори, я слушаю, – растянул губы в улыбке Алексей, – только помни, что сейчас в другом месте дает показания ваша атаманша. Китаец умеет получать сведения. Он ее по-любому уже расколол. Так что молись, чтобы ваши показания совпали. Если не совпадут, ваша смерть будет такой страшной, что ты и представить не можешь. Тебя седого закопают.
Тут Серый задумался. Было от чего. Он знал – Евдокия упертая, будет стоять до последнего. Сделает вид, что сдалась, начнет лепить горбатого, чтобы потянуть время, ведь она надеется, что кореша придут вынимать ее с кичи или что самой как-то удастся соскочить. Так что же тогда ему говорить этому «барбосу»? Гнать беса или правду? Хвастанется – и их показания точно не совпадут, сделает проплет – тоже вряд ли угадает. Как в цвет попасть? Как соврать то же самое, что и она? От напряжения Серый едва не спятил. Он хорошо помнил человека, что висел до него на кресте, и не хотел выглядеть так же. Коновалов заметил напряженную работу мысли на лице уголовника и поинтересовался:
– Чего задумался? Давай колись. Рассказывай все.