Генка скользнул за ширму, отгораживаясь от внешнего мира тряпичными секциями из линялого шелка с давно стертыми китайцами и китаянками.
Здесь, в большей части комнаты, были их с Ванькой владения.
На небольшом пятачке помещались две узкие кушетки и письменный стол. Одна кушетка была щедро завалена книгами и вещами – последний раз брат здесь спал месяца два тому назад.
Генка добавил сверху свой рюкзак и упал на соседнюю кровать.
– Куда опять уселся? – тут же отозвалась на скрип кушетки бабушка. – Для твоей задницы стулья есть. Нечего одеяло просиживать! Учишь вас, учишь, а вы все такие же неблагодарные, как ваша мать. Как связалась с этим чертом…
Сидоров ударил по клавише магнитофона. Закуток взорвался оглушительными звуками, скрывшими бесконечные сетования бабушки на несчастную жизнь и безрадостное будущее внуков.
Глава пятая Мышка бежала, хвостиком махнула…
– Ну что, кузнец своего счастья? Проснулся?
Генка непонимающе захлопал глазами – перед ним на пороге квартиры стоял милиционер Пушков.
– Так я… – промямлил Сидоров. – Это…
– Ага, пришли за тобой? – суетилась за его спиной бабушка. – А это хорошо, хорошо. Давно надо было тебя забрать!
– Ба, не начинай! – Генка побежалв комнату, оставив милиционера стоять на пороге.
– Это что же за поколение пошло, – переключилась на стража порядка бабушка. – Никого не слушают. Ничего святого не осталось!
Милиционер хмурымвзглядомокинулневысо-куюседоволосуюженщинуи шагнулв квартиру.
– Что ты тамделаешь? – крикнулон в закрытую дверь.
– Одеваюсь, – отозвался Сидоров, и в комнате что-то упало.
– Шевелись там! – подогнал его Пушков и прошелся по узкой прихожей.
– Ой, а натоптал-то, – посмотрела на его грязные ноги бабушка. – Это что ж такое? За вами же не наубираешься.
Милиционер даже головы в ее сторону не повернул.
– Шли бы вы отсюда, гражданка, – процедил он сквозь зубы, демонстративно перекатываясь с мыска на каблук и обратно, при этом так сильно опуская мысок на пол, что остатки снега летели во все стороны.
– Вот охламон, навязали тебя на мою голову, – запричитала бабушка, увидев Генку с рюкзаком в руках. – Ты такой же бестолковый, как твоя мать. И кончишь так же, под забором! Всю душу вы у меня вымотали, все нервы истрепали…
Конца этой тирады Генка не дослушал. Он подхватил куртку и выскользнул на лестничную клетку. Следом вышел милиционер. С улыбкой Генка повернулся к нему, чтобы хоть как-то загладить неоправданные обвинения бабушки, но сильный удар в грудь отбросил его назад.
– Если ты меня еще хоть раз заставишь сюда приходить, я тебя по стенке размажу! Понял? – Пушков равнодушно потирал ушибленные костяшки пальцев. – Если я тебя завтра в восемь часов не увижу около школы, то ты у меня кровавыми слезами умоешься!
Генка наконец смог вздохнуть и закашлялся.
– С твоими истериками пусть родственники разбираются, а мне они не уперлись!
В горле у Сидорова словно застряла острая иголочка. Он пытался ее продохнуть, но от этого становилось только еще больнее.
– Вытри сопли и пошли!
Милиционер быстро сбежал по ступенькам вниз. Не с первого раза попав в рукава куртки, Генка запахнулся и, не чувствуя под собой ног, поплелся вниз. Грудь болела нестерпимо, готовая вот-вот разорваться на кусочки.
Больше Пушков с ним не разговаривал. Генка тупо шел следом, не отрывая взгляда от зеленого погона с широкой золотой полоской. В его голове вертелась мысль, что у каждого – своя работа, но от этого легче не становилось.
– Мышка бежала, хвостиком махнула, яичко и разбилось, – пробормотал он слова застрявшей в голове сказки.
Неужели все так просто? Неужели можно вот так взять и разбить все, что было у человека?
За этими грустными размышлениями и прошла дорога до школы.
Чем ближе они подходили к цели своего путешествия, тем шаг конвоира становился все тяжелее и тяжелее. Сидорова это даже рассмешило – участковому явно не нравилось бывать в их школе.
На пороге их уже ждала Алевтина Петровна. Вокруг толпился народ, радуясь внезапному развлечению.
– Боже мой, что бы мы без вас делали! – расплылась завуч в доброжелательной улыбке.
Милиционер ничего не ответил. Он хмуро смотрел мимо завуча, ожидая, когда ему вернут бумагу, в которой Алевтина крупным уверенным почерком писала, что ее ученик доставлен в школу.
– Спасибо! Спасибо большое! – заискивающе кивнула завуч.
– Я тебя предупредил, – процедил участковый, проходя мимо Генки. В ответ Сидоров кивнул, но это движение Пушков не заметил – он торопился поскорее уйти.
– Сидоров, ну неужели тебе не стыдно? – грустно посмотрела на него Алевтина Петровна. – Людей от работы отвлекаешь, заставляешь таскаться за тобой!
– Я никого не звал, маясь по ступенькам.
– Браво, Сидоров! – хрипло крикнул Васильев и громко захлопал в ладоши.
Генка нашел взглядом долговязую фигуру одноклассника и поклонился. Ему было приятно, что хотя бы Андрюха его поддерживал.
– Иди давай! – подтолкнула его в спину завуч. – Не устраивай представления!
Сидоров торопливо вбежал в школу, на ходу скидывая куртку. В груди опять заболело. Гад милиционер, как ловко ударил!
– Заходи! – Алевтина Петровна распахнула перед ним дверь класса.
Генка поднял глаза и понял, что пропал. Это был кабинет химии.
Дверь закрылась негромко, но Сидоров вздрогнул.
А ведь за два выходных он успел обо всем этом забыть…
– О! А вот и наш голубок! – Алекс спрыгнул с парты и раскинул руки, готовый принять в свои объятия вернувшегося одноклассника.
Сидоров отстранился, и улыбка на лице Алекса сменилась на злую ухмылку.
– А тебе разве не говорили, что обманывать старших плохо? – Алекс вплотную подошел к Генке и посмотрел на его макушку.
– Люди говорят разное, всем верить нельзя, – увернулся от Алекса Сидоров.
– А ты поверь! – перехватил его за свитер Алекс. – Ру, что стоишь?
Невысокий Рудалев, прозванный за свой неудачный рост Крошкой Ру, шевельнулся, но из-за парты не встал.
– А зачем его трогать? – раздался его ленивый голос. – Он и без нас развалится.
– Слушай сюда! – Алекс притянул к себе Генку. – Еще раз про тебя что-нибудь нехорошее услышу – размажу по стенке.
Сидоров сдерживался изо всех сил, но нервный смешок сам вырвался из его легких. То, что угроза милиционера совпала с угрозой Алекса, выглядело невероятно смешным. Ноги подогнулись сами. Генка опустился на пол и взахлеб захохотал. Алекс брезгливо посмотрел на него и попятился.
– Что за черт? – возмущенно воскликнул он. – Совсем шизанулся!
– Размажешь по стенке… – От смеха в горле что-то булькало. Хохот рвался из Генки, и остановить его было невозможно.
Крошка Ру легонько толкнул Сидорова в плечо, и Генка перестал дергаться.
– Короче, я за тобой слежу! – показал двумя пальцами на свои глаза Алекс и пошел на свое место.
Генка подобрал рюкзак и устало опустился на парту.
– Неужели ты решил почтить своим вниманием мой урок? – Людмила Ивановна еще не дошла до стола, но поникшую Генкину голову уже заметила. – Очень приятно. Иди к доске, рассказывай подготовленную домашнюю работу.
На ватных ногах Сидоров поднялся и посмотрел в окно. На улице шел снег. Так и виделось, как мохнатые снежинки ложатся на землю, скрывают затоптанный школьный двор, застревают в жесткой шерсти гуляющих собак…
– Ну, что молчишь? – Людмила Ивановна разложила по столу тетрадки, открыла журнал. – Что тебе было задано?
Генка перевел взгляд на портреты великих химиков, висящие над доской. Все они почему-то смотрели на него с осуждением.
– Понятно, – постучала карандашом по журналу химичка. – Садись, два.
Генка медленно сел. Руки сами собой потянулись к рюкзаку за книгой, но в последний момент он вспомнил, что в спешке сборов забыл ее положить. Это было плохо. Это значило, что урок будет длинным и тяжелым. Тем более если учесть, что учебник по химии за 10-11-й классы был прочитан еще в прошлом году.
Тогда он стал смотреть на Ветку. Она сидела в центре класса и, как маленькое солнышко, распространяла вокруг себя лучики доброжелательности и спокойствия. Алиса задумчиво наматывала на палец прядь непокорных волос, выбившихся из хвостика, улыбнулась соседке, передала Алексу ручку.
На секунду Генке захотелось оказаться рядом с ней. Просто постоять. Больше ничего. Он даже дернулся – встать. Но вовремя опомнился и сел обратно.
Хорошо было бы прямо сейчас уйти. Взять рюкзак и выйти из класса, а потом идти, идти и идти куда глаза глядят, пока силы не оставят его, пока земля под ногами не кончится.
Он с трудом досидел до звонка и дернулся было сбежать, но перед ним как неумолимый рок возник Алекс.
– Далеко собрался? – добродушно пробасил он.
– Свежим воздухом подышать, – задыхающимся голосом произнес Генка.
Он с трудом досидел до звонка и дернулся было сбежать, но перед ним как неумолимый рок возник Алекс.
– Далеко собрался? – добродушно пробасил он.
– Свежим воздухом подышать, – задыхающимся голосом произнес Генка.
– Свежий воздух нынче вреден для здоровья. – Алекс сжал Генкин локоть. – Будешь ходить рядом. Понял?
– Да отвали ты от меня! – воскликнул Сидоров, отпрыгивая назад.
– Алекс, ну что ты к нему привязался?
На мгновение все вокруг Генки застыло, а потом завертелось с удвоенной силой. Это сказала Ветка.
Она стояла около своей парты и собирала тетрадки в сумку. Алиса даже головы не подняла, уверенная, что ее услышат. Алекс повернулся к Ветке.
Этой секунды Сидорову хватило, чтобы проскочить по партам к стене, а там по узкому проходу добраться до двери.
– Всю жизнь не пробегаешь. – Крошка Ру медленно поднял руку, загораживая выход. – Пока проблему не решишь, так и будешь скакать зайцем.
– Ру, держи его! – затопал по проходу Алекс.
– Думай быстрее! – все так же неторопливо произнес Рудалев.
Рука с прохода исчезла, и Генка вывалился в коридор. Этаж гудел от выбежавших на перемену учеников. Сидоров проскользнул вдоль стены и резко свернул к окну. Возле батареи он опустился на корточки и замер.
Отсюда, из-за десятка спин, было слышно, как шарахнула о стену, открываясь, дверь кабинета химии, как пробухали тяжелые шаги – Алекс искал свою жертву.
– Ну что, шумят? – Генка и не заметил, что с другой стороны окна так же на корточках сидит и смотрит на него Павел Быковский. В одной руке он держал наушник, из которого раздавалось что-то негромкое и мелодичное. – Сегодня все шумят, – сам себе ответил Павел и понес наушник к уху, но на полдороге остановился. – Ты, если что, звони. У меня днем дома никого. Телефон мой у тебя есть? – Генка кивнул, но Быковскому не нужны были его кивки. Он уже целиком был погружен в музыку.
Сидоров выбрался из угла. Можно попробовать снова проникнуть в свой класс, благо у них сейчас шел самый мирный урок – история. Но сил на это не осталось. После сегодняшнего ни с кем воевать не хотелось. Даже домой идти желания не было. Там его ждала бабка с бесконечными рассказами, в кого Генка уродился таким бестолковым. Каждый раз она путалась и приписывала самые скверные черты характера внука то матери, то отцу.
Генке было все равно, с кем его сравнивали. Ему очень хотелось, чтобы его оставили в покое. Навсегда!
Генке было лет десять, когда отец ушел из дома окончательно. Пропадал он постепенно. Сначала не пришел на одну ночь, через какое-то время стал исчезать на все выходные. А потом мать отправила его вещи по указанному в записке адресу. И хоть отец уже давно жил своей семьей, где у него были свои дети, он как-то незаметно все время присутствовал в Генкиной жизни. Звонил в школу, узнавал об успехах сына, передавал через бабушку подарки.
А вот мать как сквозь землю провалилась. Через год после ухода отца она тоже перестала приходить домой. Сначала на одну ночь, потом на две, потом была продана квартира, и Генка с братом перебрались к бабушке, а мать уехала жить к своему новому мужу.
Последним сбежал старший брат Ванька. Он жил то в общежитии, то у друзей, только бы не появляться в их тяжелой, заставленной вещами квартире.
Генка поудобнее перекинул через плечо рюкзак и с тоской поглядел на занесенный снегом
двор.
Ну, неделю он еще так продержится, а потом что? Ничего. В конце концов, он свалится с воспалением легких и пропустит полчетверти. Можно было, конечно, попробовать: отучиться этот год на двойки и, превратившись во второгодника, вновь вернуться в свой уже десятый класс. Но для этого нужно ждать целых полгода. А столько он вряд ли выдержит.
Как-то вдруг все стало плохо, и Сидоров уже не знал, куда податься с этой разрывающей душу тоской.
Рядом послышался хруст снега, и Генка сбросил с себя оцепенение.
– Ну, пойдем, что ли?
Быковский зябко передернул плечами – куртка у него была не по-зимнему тонкой.
– Да я вот думаю к отцу податься, – неуверенно пробормотал он.
– А… – равнодушно протянул Павел. Голова его была занята другими мыслями. – Тогда бывай.
Он ушел. На секунду Генка позавидовал свободе одноклассника. Быковский мог идти куда хотел. Его не будет ждать завтра утром милиционер, не встретит на пороге квартиры бабушка и не начнет вешать грехи всего семейства на него одного. Грустно!
Генка скатал снежок и запустил им в березу.
Нет, стоять и страдать – это не дело. Одноклассники ему в данном случае не подмога. Учителя тоже разбираться в его деле не спешат. От бабушки сочувствия не дождешься.
Оставался брат. А на что еще даны старшие родственники? Как раз на то, чтобы защищать младших!
Уже полтора года Ванька учился в университете. Кем он хочет стать, Генка так и не понял, то ли филологом, то ли психологом, то ли спелеологом. Ванька ухитрялся одновременно заниматься всем, а среди его учебников легко соседствовали высшая математика и двухтомник Канта.
Сидоров приблизительно представлял, где находится небольшое старинное здание университета. Помнил его полукруглый фасад, причудливый овальный холл, куда выходили двери нескольких аудиторий. В этих аудиториях, ступеньками парт взбирающихся наверх, пахло как-то по-особенному – сладковатым запахом старого дерева, неистребимой пыли и мела. Казалось, все слова, сказанные под этими высокими потолками, никуда не делись, а так и остались летать между рядами.
В университет Генка и направился. В метро днем было непривычно свободно. Генка пристроился около окна и стал считать фонари. Была у него такая детская привычка. Если прижать лицо к стеклу, то заметны пролетающие в тоннеле яркие шарики света. Иногда белые, иногда красные. Количество их между станциями разное. В первую же поездку Генка запомнил, где сколько. И теперь каждый раз проверял свое внимание – все ли он заметит, ничего не пропустит?
Выходя из метро, Сидоров уже был глубоко убежден, что Ванька ему поможет. Непременно поможет! А как же! Возьмет жить к себе или приедет в школу и поговорит с Алевтиной. Ванька был такой здоровый, что мог запросто уложить на лопатки участкового Пушкова, так что теперь можно ни о чем не переживать.
С первой попытки через проходную Генка не прошел. Охранник строго зыркнул в сторону слишком юного «студента» и не пропустил, заблокировав вертушку ногой. Пришлось ждать перемены, когда туда-сюда, не давая двери закрыться, повалили толпы настоящих студентов. Сидоров затерялся в шумной компании и, прячась за спины парней, проскочил через турникет. Водоворот людских тел повлек его в сторону, откуда вкусно пахло едой, но Генка заработал локтями и стал пробиваться обратно, к хорошо знакомому овальному холлу.
Последний раз Генка здесь был в мае. С бабушкой стало плохо, и он в панике прибежал сюда за братом. В тот раз он долго бегал по этажам, не зная, в какую аудиторию сунуться. Сейчас же Ванька сам налетел на него. Неожиданно веселый, большой и уверенный.
– Братухин! – заорал Ванька, крепко обнимая перепуганного Генку, отчего в груди у него снова что-то болезненно хрустнуло. – Почему такой зеленый? Отчего на жизнь смотришь кисло? – Он перестал его мять и внимательно вгляделся. – Что молчишь? Опять что-то случилось? Как бабка?
– Да все там нормально, – высвободился из тяжелых рук брата Сидоров.
– А что это ты на лицо такой красивый? – Ванька наконец заметил приличный синяк, оставшийся после столкновения с Алексом.
– Слушай, тут такое дело… – быстро заговорил Генка, поднял глаза на брата, и внезапные слезы брызнули из его глаз.
– Э-э-э, брат, – разочарованно протянул Ванька, оглядываясь. – Да ты, я смотрю, совсем того… А ну, пойдем!
Он обнял Сидорова за плечи и повел из узкого коридора в широкий холл, где толпилось много народа, где все были такие улыбчивые, веселые, где все куда-то бежали, с кем-то здоровались, спешили, сталкивались друг с другом, хохотали и шли дальше. В этом водовороте Генке стало невероятно хорошо. Так хорошо, как давно не было. Все обиды и расстройства остались позади. Теперь-то уж ему точно помогут справиться со всеми проблемами.
– Эй, Вано, ну, ты где? – крикнули сбоку, и брат резко остановился. – Мы там уже очередь заняли, а ты шел, шел и не дошел.
– Заняли, так стойте, – махнул Ванька. – Я сейчас!
Он подошел к первой же колонне и усадил Сидорова на приступок.
– Что у тебя? – улыбнулся он такой знакомой, родной улыбкой, что Генка всхлипнул. – Ну, ты, это… – растерялся брат. – Стряслось что-то?
– Меня в другой класс перевели, – выдохнул Сидоров.
– Ну и что? – От удивления Ванька выпрямился. Видимо, он ждал более глобального несчастья. – Я тебе давно говорил: бросай все, переходи на экстернат. Сдал бы все предметы разом и шел бы в институт. Что ты ерундой страдаешь?
– Не хочу я никуда переходить, понимаешь! – Смотреть снизу вверх на брата было неудобно, но встать Генка не мог, потому что иначе его затерли бы проходившие мимо люди. – Что я буду делать в институте? Пятнадцать лет, а уже студент? Опять на меня все будут пальцем показывать? Надоело! Неужели я не могу быть как все?