— Я думаю, этот час приближается, — заметил Арагорн.
— Но пока еще не пришел, — повторил Гэндальф. — У него еще остается некоторое сомнение, которое мы должны использовать… Враг, это ясно, думает, что камень находится в Ортханке. И хоббит находится там же, а заставил его смотреть в стекло Саруман. Пройдет некоторое время, прежде чем его темный мозг поймет свою ошибку. Мы должны использовать это время. Мы были слишком медлительными. Нужно двигаться. И соседство с Изенгардом — не лучшее место для нашего отдыха. Я немедленно выезжаю вперед с Перегрином Тукком. Для него это лучше, чем лежать во тьме, в то время как остальные спят.
— Я возьму с собой Эомера и десять всадников, — сказал король. — Они выедут со мной на рассвете. Остальные могут отправиться с Арагорном когда угодно.
— Как хотите, — согласился Гэндальф. — Но постарайтесь как можно скорее добраться до убежища в холмах, до Хелмского ущелья.
В этот момент на них легла тень, внезапно закрывшая яркий лунный свет. Несколько всадников закричали, и, скорчившись, прикрыли руками голову, как бы спасаясь от удара сверху: слепой страх и смертоносный холод охватили их. Они взглянули вверх из-под ладоней. Большая крылатая тень пролетела под луной, как черное облако. Она повернула и полетела на Север, передвигаясь с большей скоростью, чем любой ветер в Средиземье. Звезды гасли за ней. Она улетела.
Всадники стояли, окаменев, Гэндальф же смотрел вверх, неподвижный, опустив руки, сжав кулаки.
— Назгул! — воскликнул он. — Посланник из Мордора. Буря приближается. Назгул пересек реку. Вперед! Ждать рассвета нельзя! Пусть быстрые не дожидаются медленных. В путь!
Он побежал, подзывая Обгоняющего Тень. Арагорн за ним. Подбежав к Пиппину, Гэндальф поднял его на руки.
— На этот раз ты поедешь со мной, — сказал он. — Обгоняющий Тень покажет всю свою быстроту.
И он побежал к тому месту, где спал. Здесь уже стоял наготове Обгоняющий Тень. Забросив на плечо маленький сверток, в котором находился весь его багаж, маг прыгнул на спину лошади. Арагорн поднял Пиппина, посадил его перед Гэндальфом и закутал в плащ и одеяло.
— Прощайте! Поезжайте за мной побыстрее! — воскликнул Гэндальф. — Вперед, Обгоняющий Тень!
Большой конь взмахнул головой. Его летящий хвост мелькнул в лунном свете. Он устремился вперед и исчез, как северный ветер с Гор.
— Прекрасная, спокойная ночь! — сказал Мерри Арагорну. — Кое-кому удивительно везет. Кое-кто не хочет спать, а хочет ехать с Гэндальфом — так все и получается. И это вместо того, чтобы самому превратиться в камень и стоять тут в знак предупреждения.
— А если бы не он, а вы подняли шар, что тогда? — спросил Арагорн. — Вы могли бы причинить больше неприятностей. Кто может сказать? Но боюсь, что сейчас вам предстоит ехать со мной. Немедленно. Идите и приготовьтесь; захватите и то, что оставил Пиппин. И побыстрее!
Обгоняющий Тень летел по равнине, не нуждаясь ни в подстегивании, ни в управлении. Прошло меньше часа, а они уже достигли брода через реку Изен и переправились. Перед ними серела Могила всадников.
Пиппин чувствовал себя лучше. Ему было тепло, а ветер, дующий в лицо, освежал. Он был с Гэндальфом. Ужас камня и отвратительной тени под луной ослабел, как будто все это происходило во сне. Он глубоко вздохнул.
— Я не знал, что вы ездите прямо на спине лошади, Гэндальф, — сказал он. — У вас нет ни седла, ни уздечки.
— Я обычно не езжу так, — ответил Гэндальф. — Но Обгоняющий Тень не признает упряжи. Он скачет сам, и этого достаточно. Его дело следить, чтобы всадник усидел на его спине.
— Быстро ли он скачет? — спросил Пиппин. — Его ход очень ровен.
— Он бежит сейчас быстрее любой лошади, — ответил Гэндальф, — но это не предел для него. Здесь местность немного поднимается и пересечений больше, чем у Реки. Но смотри, как приближаются Белые горы. Вон там, как черные точки, видны пики Трихирна. Вскоре мы достигнем разветвления дороги, откуда она идет в Хелмское ущелье, где два дня назад проходила битва.
Пиппин некоторое время молчал. Он слышал, как Гэндальф что-то тихонько напевает на разных языках. Наконец маг запел песню, которую Пиппин смог понять; несмотря на шум ветра в ушах, он расслышал несколько строк.
— Что вы говорите, Гэндальф? — спросил Пиппин.
— Я просто вспоминал некоторые предания старины, — ответил маг. — Хоббиты, вероятно, забыли их, даже если и знали когда-то.
— Нет, не совсем забыли, — возразил Пиппин. — И у нас есть много своих, которые вас, возможно, не заинтересуют. Но этого я никогда не слышал. Что означают эти семь звезд и семь камней?
— Так говорится о палантирах королей древности, — ответил Гэндальф.
— А что это такое?
— Слово «палантир» расшифровывается и означает «Тот, что смотрит далеко». Камень Ортханка — один из них.
— Значит, он не сделан… не сделан… — Пиппин заколебался, — Врагом?
— Нет, — сказал Гэндальф. — И не Саруманом. Это не под силу ни ему, ни Саурону. Палантиры происходят из Эльдамара. Сделали их нолдоры. Сам Феанор, возможно, изобрел их так давно, что это время не может быть измерено годами. Но нет ничего, что Саурон не смог бы обратить во зло. Увы Саруману! В этом была причина его падения, как я сейчас понимаю. Для всех опасно пользоваться изобретениями, превосходящими наши возможности. Но он попытался это сделать. Глупец! Он хотел сохранить его в тайне и использовать лишь для себя. Он никогда не говорил о камне с членами Совета. Мы не задумывались о судьбе палантиров. Люди их совершенно забыли. Даже в Гондоре это была тайна, известная лишь немногим; в Арноре память о них сохранилась лишь в песнях Дунадана.
— Для чего использовали их люди древности? — поинтересовался Пиппин, обрадованный и удивленный готовностью, с которой маг отвечал на его вопросы.
— Чтобы видеть далеко и обмениваться мыслями друг с другом, — объяснил Гэндальф. — Благодаря им они долго объединяли и охраняли королевство Гондор. Они установили эти камни в Минас-Аноре, в Минас-Итиле и Ортханке, в кольце Изенгарда. Главный палантир находился в Звездном куполе в Осгилиате перед его разрушением. Три остальных были далеко на севере. В доме Элронда говорят, что они находились в Аннуминасе и на Амон-Суле, а камень Элендила был в башне Холмов, которая смотрит на Митланд в заливе Лун, где лежат большие корабли.
Каждый палантир мог отвечать другим, но все они были открыты для находящегося в Осгилиате. Похоже, что Ортханк выстоял в буре времени и сохранил свой палантир. Но один он лишь способен на то, чтобы видеть маленькие изображения далеких предметов и далеких дней. Несомненно, он был очень полезен Саруману, но похоже, что тот этим не удовлетворился. Он смотрел все дальше и дальше, пока не бросил свой взгляд на Барад-Дур. Здесь он и был пойман!
Кто знает, где погребены или затоплены камни Арнора и Гондора? Но по крайней мере одним из них овладел Саурон и приспособил для своих целей. Я думаю, что это камень Итила, потому что Саурон давно захватил Минас-Итил и обратил его во Зло. Теперь он называется Минас-Моргул.
Теперь легко понять, как был пойман и удержан блуждающий взгляд Сарумана, как его убеждали, а когда убеждение не действовало, заставляли. Укусивший был укушен сам, ястреб попал в когти к орлу, паук запутался в стальной паутине! Уже давно вынужден был он постоянно приходить к Камню для докладов и допросов, для получения приказов, и Камень Ортханка теперь так настроен на Барад-Дур, что всякий, взглянув в него, устремляет в него свой взгляд и разум. И как он притягивает к себе! Разве я не чувствовал этого? Даже сейчас сердце мое стремится к камню, мне хочется испытать свою волю, проверить, а смогу ли я устоять против него. Как хочется взглянуть на далекие моря и на времена прекрасного Телпериона, увидеть за работой Феанора, когда еще цвели белое и золотое древа! — Он вздохнул и замолчал.
— Я хотел бы знать это раньше, — сказал Пиппин. — Я не имел представления о том, что делаю.
— Нет, имел, — возразил Гэндальф. — Ведь ты знал, что поступаешь неправильно и глупо; и ты говорил себе об этом, но не смог справиться с собой. Я не рассказывал об этом раньше, потому что, только обдумав все случившееся, я все сам понял до конца. Но даже если бы я и рассказал раньше, это не уменьшило бы твоего желания, не увеличило бы твою волю к сопротивлению. Наоборот! Нет, нужно было обжечься сначала, чтобы научиться чему-то.
— Да, — согласился Пиппин. — Если бы передо мной положили все семь камней, я закрыл бы глаза и сунул руки в карманы.
— Да, — согласился Пиппин. — Если бы передо мной положили все семь камней, я закрыл бы глаза и сунул руки в карманы.
— Хорошо! — сказал Гэндальф. — И если, только отвечая на твои вопросы, можно утихомирить твою любознательность, я проведу за этим занятием остаток своих дней. Что еще хочешь ты знать?
— Названия всех звезд, и всех живых существ, и всю историю Средиземья, и небес, и морей, — засмеялся Пиппин. — Конечно же! Зачем мне меньше? Но сегодня я не тороплюсь. В данный момент мне хочется лишь узнать о Черной тени. Я слышал, вы назвали ее «вестником Мордора». Кто это? Что он может делать в Изенгарде?
— Это Черный всадник на крыльях, назгул, — ответил Гэндальф. — Он должен был унести тебя в башню Тьмы.
— Но он не мог явиться за мной, — запинаясь, проговорил Пиппин. — Разве он не знает, что я…
— Конечно нет, — сказал Гэндальф. — От Барад-Дура до Ортханка по прямой больше двухсот лиг, и даже назгулу требуется несколько часов, чтобы пролететь это расстояние. Но Саруман, несомненно, заглядывал в камень, посылая в набег орков, и в Барад-Дуре известно больше его тайн, чем он думает. Вестник был послан, чтобы узнать, что он делает. А после случившегося сегодня ночью прилетит другой, и, я думаю, скоро. Так Саруман оказался зажатым в тисках, куда сам сунул руку. У него нет пленника, чтобы отправить его в Мордор. У него нет камня, он не может видеть и отвечать на вызовы. Саурон сочтет, что Саруман отпустил пленника и отказывается использовать камень. Саруману не поможет, если он расскажет вестнику всю правду. Потому что, хоть Изенгард и разрушен, Саруман благополучно сидит в Ортханке. Поэтому, хочет он или нет, он будет выглядеть мятежником. Он отверг мое предложение, а это был для него единственный выход. Что он будет делать в таком положении, не могу догадываться. У него хватит силы, пока он сидит в Ортханке, сопротивляться Девяти всадникам. Он может попытаться делать это. Он может попытаться захватить назгула или, по крайней мере, убить существо, на котором назгул летает по воздуху. В таком случае пусть Рохан бережет своих лошадей!
Но я не могу сказать, какие последствия это будет иметь для нас. Возможно, планы Врага будут нарушены или исполнение их задержится из-за его гнева на Сарумана. Возможно, он узнает, что я стоял на ступеньках Ортханка вместе с хоббитами. Или что жив потомок Эарендила и находится со мной. Если Змеиный Язык не введен в заблуждение оружием Рохана, он запомнил Арагорна и объявленный им титул. Этого я и опасаюсь. Итак, мы мчимся не от опасности, а в еще большую опасность. Каждый миг Обгоняющий Тень приближает нас к земле Тени, Перегрин Тукк.
Пиппин ничего не ответил, лишь плотнее завернулся в плащ, как будто ему неожиданно стало холодно.
— Смотри! — воскликнул Гэндальф. — Перед нами открываются долины Вестфолда. Вот та темная Тень — это вход в долину Глубокую. В том направлении лежит Агларонд и Сверкающие пещеры. Не спрашивай меня о них. Спроси Гимли, когда мы встретимся вновь, и впервые получишь ответ более длинный, чем тебе хочется. Ты сам не увидишь эти пещеры, по крайней мере сейчас. Скоро они будут далеко позади.
— Я думал, мы остановимся в ущелье Хелма! — удивился Пиппин. — Куда же мы направляемся?
— В Минас-Тирит, прежде чем его окружат волны войны.
— Ох! И как далеко он?
— Лиги и лиги! — ответил Гэндальф. — Это втрое дальше, чем жилище короля Теодена, которое находится более чем в ста милях к Востоку. Обгоняющему Тень придется бежать долго. Мы будем скакать до рассвета. Осталось несколько часов. Потом даже Обгоняющему Тень потребуется отдых. Надеюсь, мы отдохнем в Эдорасе. Спи, если можешь. Первые лучи дня мы увидим отразившимися от золотой крыши дома Эорла. А еще через два дня ты увидишь пурпурную тень горы Миндолуина и стены башни Дэнетора, белые в утреннем свете.
Вперед, Обгоняющий Тень! Беги, быстрейший, беги так, как ты никогда не бежал раньше. Мы приближаемся к земле, где ты вырос, где тебе знаком каждый камень. Беги! Надежда наша — в скорости!
Обгоняющий Тень поднял голову и громко закричал. Как будто труба прогремела над полем битвы. Затем он устремился вперед. Искры летели из-под его копыт, ночь отлетала назад.
Медленно засыпая, Пиппин испытывал довольно странное чувство: он и Гэндальф неподвижны, а земля поворачивается с шумом ветра у них под ногами.
Книга четвертая
Глава 1 Приручение Смеагола
— Ну, хозяин, попали мы в переделку, — сказал Сэм Гэмджи. Он понуро стоял рядом с Фродо и, наморщив лоб, вглядывался в сумрак.
Был третий вечер с того дня, как они бежали от Братства; они почти утратили счет часам, во время которых карабкались и пробирались среди голых склонов и скал Эмин-Муила, иногда возвращаясь, обнаружив, что дальше пути нет, иногда замечая, что шли по кругу и были в этом месте несколько часов назад. Но в целом они упрямо пробивались на Восток, держась как можно ближе ко внешнему краю этой необычной холмистой страны. И всякий раз оказывалось, что внешний край, крутой и высокий, совершенно непреодолим и хмуро смотрит на расстилающиеся далеко внизу равнины. За их неровными краями лежали серовато-синие болота, где ничего не двигалось и не было видно даже птицы.
Хоббиты стояли теперь на краю высокого утеса, голого и мрачного. Его подножие было окутано туманом; за ним тянулось неровное плоскогорье, над которым низко нависли быстро движущиеся облака. Холодный ветер дул с Востока. Ночь собиралась на бесформенных землях перед ними; болезненная зелень болот чередовалась с мрачными бурыми пятнами. Далеко по правую руку терялся в тени Андуин, прежде весело блестевший в лучах солнца. Но хоббиты не смотрели ни на Реку, ни на Гондор, ни на земли людей, где остались их друзья. Глаза их были устремлены на Юго-Восток, где в сгущающейся ночи виднелась темная черта, как далекая полоса дыма. Вновь и вновь крошечная красная искорка вспыхивала там, на краю земли и неба.
— Ну и дела! — сказал Сэм. — Единственное место на свете, на которое мы никогда не захотели бы взглянуть по доброй воле, — а ведь именно туда мы стараемся попасть! И никак не можем это сделать. Похоже, мы вообще выбрали неверный путь. Мы не можем спуститься, а если даже и спустимся, то окажемся в отвратительном болоте. Тьфу! Вы чувствуете этот запах? — Он принюхался.
— Да, — ответил Фродо не двигаясь; глаза его по-прежнему были устремлены на темную полосу и вспыхивающее там пламя. — Мордор! — тихо произнес он. — Если уж я должен идти туда, то хочу сделать это как можно быстрее и покончить с этим! — Он вздрогнул. Холодный ветер был полон запахами холодного гниения. — Ну, — сказал он, наконец отведя глаза, — как бы то ни было, нельзя торчать здесь всю ночь. Нужно найти укрытие и сделать привал; может, завтра мы и сыщем дорогу.
— Или послезавтра, или послепослезавтра, — пробормотал Сэм. — Или вообще никогда. Мы пришли неверным путем.
— Моя судьба — в том, чтобы идти в Тень, так что путь непременно найдется, — сказал Фродо. — Но что принесет он мне, добро или зло? Наша надежда — в том, как быстро мы будем продвигаться. Задержка лишь на руку Врагу. А мы уже три дня топчемся на месте. Неужели нас сковала воля Темной башни? Я все время ошибаюсь. Надо было давно расстаться с отрядом и идти на Юг по дороге к проходам в Мордор. А теперь нам уже не вернуться назад: весь восточный берег кишит орками. Каждый прошедший день — это потеря драгоценного времени. Я устал, Сэм. Я не знаю, что нам делать. Сколько пищи у нас осталось?
— Только… Как это называется?.. Только лембас, господин Фродо. Прекрасная еда. Но столько дней подряд… Когда я впервые его попробовал, то подумал, что в жизни ничего другого не захочу. А теперь хочу: кусок простого хлеба и кружку пива… или хоть полкружки! Я тащу с собой кухонную утварь, а что толку? Даже костер сложить не из чего. И нечего варить, нет даже травы!
Они повернули назад и спустились в каменную лощину. Заходящее солнце спряталось за тучи, быстро сгущалась ночь. Всю ночь они провели в убежище среди высоких выветренных скал, ворочаясь от холода с боку на бок. Но здесь они, по крайней мере, были защищены от восточного ветра.
— Вы видели его снова, господин Фродо? — спросил Сэм наутро, пока они сидели, дрожа от сырости, и жевали куски лембаса.
— Нет, — ответил Фродо. — Я ничего не слышал и не видел уже две ночи.
— А я видел, — сказал Сэм. — Брр! Как мне надоели эти глаза! Но может, мы наконец сбили со следа этого мерзкого слизняка. Голлум! Я этот Голлум ему в глотку затолкаю, дайте только дотянуться!
— Надеюсь, тебе не придется, — сказал Фродо. — Не понимаю, как он находит наш след. Может, он действительно потерял его? На этой сухой земле следов почти не остается, да и запаха тоже.
— Будем надеяться, — согласился Сэм. — Хочется избавиться от него по-хорошему.