За консолью с компьютером сидел Тоби Геллер, не отрывавший глаз от монитора. Но картинка на экране была разбита сейчас, как мозаика, на тысячи квадратиков-пикселей. Геллер жал на кнопки, орудовал джойстиком, вводил команды.
Рядом с ним расположился Лен Харди, а Сид Арделл втиснул свое тело в джинсах 44-го размера в одну из кабинок у стенки. Психолог из Джорджтаунского университета до сих пор не прибыл.
— Это видео из театра Мейсона, — сказал Геллер, не отрываясь от работы.
— Нашли что-нибудь полезное для нас? — спросила Лукас.
— Ничего, — пробормотал в ответ молодой агент. — По крайней мере пока. Вот как это выглядит на полный экран в режиме реального времени.
Он нажал пару клавиш, и изображение сжалось так, что стало возможным хоть что-то на нем рассмотреть. Это был плохо освещенный интерьер зрительного зала, причем детали оказались не фокусе и сильно размытыми. Люди бежали или метались в поисках укрытия.
— Когда Диггер начал стрелять, один из туристов в зале включил камеру, — пояснил Сид.
Геллер еще поколдовал с клавиатурой, и картинка стала чуть более четкой. Потом он поставил запись на паузу.
— Вот, посмотрите, — вмешался Кейдж, ткнув пальцем в монитор. — Неужели это он?
— Да, он, — ответил Геллер и снова запустил воспроизведение, но теперь замедленное.
Паркер практически ничего не мог толком разглядеть. Мало того что в зале было слишком темно, камера во время съемки еще и непрерывно дергалась, потому что «оператор» и сам в первую очередь думал, где ему спрятаться. По мере того как кадры сменяли друг друга, едва заметная вспышка выстрела чуть высветила неясное пятно, которое, как считал Геллер, и было изображением Диггера.
— Так даже страшнее, — заметил Харди. — Видеть происходящее, но ничего не понимать.
Паркер мысленно с ним согласился. Лукас, склонившись как можно ближе, пристально вглядывалась в монитор.
— А вот, пожалуй, самый четкий из кадров. — Геллер вновь нажал на паузу.
Изображение застыло, но при попытке увеличения снова начинало распадаться на пиксели, теряя остатки резкости. Скоро картинка превратилась в мешанину светлых и темных квадратиков. — Я пробовал выделить и увеличить его лицо. Процентов на девяносто уверен, что он белый, но это все, что можно пока определить.
Паркеру вдруг что-то бросилось в глаза.
— Верните изображение к норме, — попросил он, — и прокрутите обратно, только очень медленно.
Геллер нажал на кнопки клавиатуры. Картинка приобрела нормальный вид, и кадры стали возникать на экране в обратном порядке.
— Стоп! — скомандовал Паркер.
Смутное пятно было фигурой Диггера от пояса и выше.
— Взгляните на это.
— На что именно? — спросила Лукас.
— Я ничего не замечаю, — признался Харди, щурясь.
Паркер постучал пальцем по точке на мониторе. В самом центре того, что было, вероятно, грудью Диггера, можно было различить группу ярких пикселей, окруженную более темными в форме буквы «V».
— Это просто отражение, — сказала Лукас, с каждой минутой делавшаяся все более раздраженной и нетерпеливой, и посмотрела на часы.
— Да, но от чего отразился свет? — упорствовал Паркер.
Какое-то время они все смотрели на пятно. Потом Геллер издал возглас:
— Ха! — и его миловидное лицо озарила улыбка. — Думаю, я понял, что это такое.
— Что же, Тоби?
— Вы хороший католик, Паркер?
— Нет, это не про меня. — Его растили в пресвитерианской вере, но сам он всем религиям предпочитал теологию из «Звездных войн».
— Я окончил школу ордена иезуитов, — сказал Харди, — если это чем-то может нам помочь.
Но Геллера на самом деле мало интересовало вероисповедание коллег. Он откатился в кресле на колесиках чуть в сторону.
— Давайте попробуем так, — сказал он, открывая один из ящиков и доставая небольшую цифровую видеокамеру. Подключив ее к компьютеру, он передал камеру Паркеру. Потом сложил листок бумаги в форме буквы «Х», расстегнул две верхние пуговицы на своей рубашке и приложил бумажную фигуру к груди. — Снимайте меня, — сказал он. — Это просто. Нажмите вот эту кнопку.
Паркер сделал то, о чем его попросили, а потом вернул камеру Геллеру. Тот вернулся к компьютеру, и через мгновение темноватое изображение молодого агента появилось на мониторе.
— Красавчик, — пошутил он, а потом стал работать с клавиатурой, держа отливавшую на экране серебром бумажку в самом центре. Затем резко увеличил изображение. Его лицо растворилось, но сочетание пикселей на экране в точности повторяло то, что они видели в кадре с Диггером.
— Единственное отличие, — указал Геллер, — состоит в том, что у него отсвет желтоватый. А это значит, что наш подопечный носит золотое распятие.
— Добавьте это к словесному портрету стрелка и немедленно распространите информацию, — приказала Лукас. — Да, еще укажите, что теперь точно установлена принадлежность преступника к белой расе.
Кейдж тут же связался по радио с Джерри Бейкером и сообщил ему новые данные для передачи агентам, по-прежнему опрашивавшим местное население.
У них появилась первая особая примета Диггера — золотой крест.
Он религиозен?
Или носит его как талисман?
Или просто сорвал с шеи одной из жертв в качестве трофея?
Телефон Кейджа зазвонил. Он выслушал сообщение. Дал отбой. Пожал плечами, заметно разочарованный.
— Это был мой приятель из Федерального авиационного агентства. Они проверили все фирмы, где можно нанять вертолет. Человек, подходящий под описание, действительно заказал такую машину через компанию в Клинтоне, штат Мэриленд. Назвался Гилбертом Джонсом.
— Джонсом? — саркастически переспросил Сид. — Да уж, чертовски редкая фамилия!
— Расплатился наличными, — продолжал Кейдж. — Пилот должен был взять на борт какой-то груз в Фэрфаксе, а потом предстоял еще часовой перелет, но Джонс не указал, куда именно. Должен был созвониться с пилотом и дать окончательные инструкции в половине одиннадцатого сегодня утром. Но так и не позвонил. Мы проверили летчика — он вне подозрений.
— Джонс дал ему свой адрес или номер телефона?
Пожав плечами, Кейдж ответил:
— Дать-то он их дал. Но все оказалось фальшивкой.
Дверь трейлера открылась, и мужчина в куртке с надписью «ФБР» приветствовал Лукас.
— Привет, Стив! — отозвалась она.
— Агент Лукас, я доставил к вам доктора Эванса из Джорджтауна.
Это был тот самый психолог.
— Добрый всем вечер. Я — Джон Эванс, — представился вновь прибывший, который оказался намного ниже ростом, чем предполагал его мужественный басовитый голос. В его темной шевелюре местами поблескивала седина, лицо украшала аккуратная бородка. Паркеру он сразу понравился. Его улыбка была так же легка, как старые мокасины на ногах или мятый серый свитер. При себе у него оказался не дипломат, а видавший виды тяжелый рюкзак. Востроглазый, он успел бросить оценивающий взгляд на каждого внутри трейлера, еще не успев до конца в него забраться.
— Спасибо, что согласились приехать, — обратилась к нему Лукас. — Знакомьтесь. Агент Кейдж, агент Геллер. Там — в углу — агент Арделл. Это детектив Харди. А моя фамилия — Лукас.
Потом она бросила вопросительный взгляд на Паркера, который жестом дал понять, что не возражает против использования своего подлинного имени.
— Кроме того, с нами сегодня Паркер Кинкейд — эксперт по документам, который прежде работал в штате Бюро. Но он здесь неофициально, и у меня большая просьба нигде не упоминать о его участии в этой операции.
— Я все понимаю, — сказал Эванс. — Мне самому часто приходится работать в условиях полной анонимности. Хотел завести личный сайт в Интернете, но решил не привлекать к себе внимания всяких отморозков.
Он нашел для себя место и уселся.
— Из новостей мне известно о стрельбе в театре Мейсона. Что же это творится в нашем городе?
Кейдж кратко посвятил его в подробности двух массовых убийств, рассказал о смерти главного преступника, записке с требованием выкупа и о стрелке.
Эванс вгляделся в снимок погибшего.
— Значит, сейчас ваша главная задача состоит в том, чтобы понять, где сообщник нанесет следующий удар?
— Да, это так, — ответила Лукас. — Дайте нам эту информацию хотя бы за пятнадцать минут до назначенного времени, и мы успеем перебросить туда опергруппу, которая нейтрализует его. Нам нужно лишь ненамного опередить его.
— Вы слышали эту кличку раньше — Диггер? — спросил Паркер.
— У меня скопился немалый архив по преступникам и преступным группам. Узнав о том, что случилось, я в нем покопался. В 1950-е годы в Калифорнии были убиты четверо иммигрантов. Кличка преступника — Грейвдиггер.[4] Но его самого прикончили в тюрьме через несколько месяцев после того, как он попал за решетку. Колония строгого режима в Обиспо. Он не был членом секты или чего-то подобного. Кроме того, до сих пор существует группировка Диггеров в Сан-Франциско, но эти никогда не занимались ничем серьезнее мелких краж, в основном — из магазинов. Была еще банда байкеров в Скоттсдейле. Тоже Грейвдиггеры. Эти оказались замешаны в нескольких вооруженных налетах, но банда распалась еще в семидесятые, и с тех пор ни об одном из ее членов ничего не слышно.
Лукас повернулась к Геллеру.
— Позвони в полицию Скоттсдейла. Узнай, не было ли там чего нового.
Агент взялся за телефон.
Эванс внимательно оглядел оборудование трейлера, еще раз задержавшись взглядом на фотографии мертвого преступника.
— Если говорить о преступнике-одиночке по кличке Диггер, — продолжал он, — то таковой фигурировал в криминальных делах Англии в 1930-х годах. На самом деле его звали Джон Барнстолл. Он, между прочим, был аристократом, носил титул виконта. Жил в Девоншире. Всем говорил, что у него есть семья, но ее никто никогда не видел. Позднее выяснилось, что Барнстолл убил жену, двоих своих детей и нескольких местных фермеров. Под своей усадьбой он прорыл сеть подземных ходов, где хранил трупы в забальзамированном виде.
— Омерзительная история, — пробормотал Харди.
— Поэтому пресса и окрестила его Диггером — как раз из-за этих подземных туннелей. В семидесятые годы в Лондоне одна банда взяла себе его имя, но это вообще были обыкновенные уличные попрошайки.
— Есть вероятность, что покойный преступник или его сообщник-стрелок могли слышать об этом Диггере и взять его, так сказать, за образец? — спросила Лукас.
— Сейчас мне трудно судить об этом. Необходимо больше информации. Для начала нужно выделить, есть ли общность характеристик их образа действий и поведения.
Общность характеристик, подумал Паркер. Именно обнаружение общности признаков, несвойственных оригиналу, служило едва ли не единственным средством распознавания фальшивых документов. Угол наклона букв, манера прикладывать перо к бумаге и заканчивать строку, очертания нижних частей в строчных буквах «y», «g» или «q», даже степень дрожания руки. Отличить подделку по какой-то одной примете невозможно.
— Вы должны знать вот еще что, — сказал он Эвансу. — Скорее всего это далеко не первые преступления, совершенные Диггером и его сообщником.
— С нами связался один независимый журналист, — продолжила Лукас. — Он полагает, что стрельба в Вашингтоне только последнее звено в цепочке схожих преступлений.
— Где они был совершены?
— В Бостоне, в пригороде Нью-Йорка и в Филадельфии. Все по одной схеме. Ограбления или вымогательство денег, а убийства — тактический прием, чтобы обеспечить успех.
— Значит, основной целью были все-таки деньги? — спросил Эванс.
— Да, — ответил Паркер, — хотя в одном случае их заменили драгоценности.
— Тогда мы едва ли найдем связь с Барнстоллом. В наши дни ему бы поставили диагноз параноидальная шизофрения. А мы имеем дело с антиобщественным поведением в чистом виде. Тем не менее мне бы хотелось ознакомиться с подробностями преступлений, совершенных в других городах. И узнать как можно больше об их образе действий сегодня.
— Мы находимся здесь, чтобы найти их конспиративную квартиру, — сказал Харди. — Там может обнаружиться немало ценной информации.
Но Лукас разочарованно покачала головой:
— Жаль. Я надеялась, что кличка Диггер означает что-то более реальное. Быть может, даже содержит прямой ключ к разгадке.
— О, это все еще вовсе не исключено, — заверил ее Эванс. — Нам просто нужно больше данных. То, что кличка не из самых распространенных, уже само по себе хорошая для нас новость. Если ее придумал мертвый сообщник, это скажет нам нечто важное о нем. Если же стрелок дал ее себе сам — то мы узнаем кое-что о стрелке. Понимаете, клички, как и любые другие наименования, которые мы себе даем, очень важны для составления нашего психологического портрета.
Он посмотрел на Паркера.
— Вот вам пример. Когда мы с моим коллегой величаем себя «консультантами», в это слово вкладывается определенный психологический подтекст. Мы подразумеваем, что хотели бы до известной степени контролировать ситуацию, но при этом избежать ответственности за ее исход и всякого риска.
«В самую точку», — отметил про себя Паркер.
— Знаете что, — продолжал Эванс, — я бы с удовольствием побыл с вами еще какое-то время.
Он снова посмотрел на фото и рассмеялся.
— Мне еще никогда не приходилось заниматься психоанализом мертвецов. Это что-то совсем необычное.
— Нам сейчас пригодится любая помощь, — сказала Лукас. — Мы будем вам крайне признательны.
Эванс открыл рюкзак и достал оттуда внушительных размеров металлический термос. Отвинтив крышку, в которую была вставлена чашка, он налил туда черного кофе.
— Я подсел на этот напиток, — сказал он. — Хотя, как все думают, у психоаналитиков не должно быть дурных привычек. Угостить кого-нибудь?
Все дружно отказались, и Эванс убрал термос на место. Потом он достал сотовый телефон и позвонил жене, предупредив, что задерживается на работе.
Это напомнило Паркеру о детях. Он тоже взялся за мобильник и набрал свой домашний номер.
— Алло? — ответила миссис Каванаг голосом доброй бабушки.
— Это я, — сказал Паркер. — Как там наша крепость? Держится?
— Они скоро доведут меня до банкротства. Я ничего не понимаю в этих космических деньгах из «Звездных войн». А они нарочно не объясняют.
Она засмеялась, и было слышно, как залились смехом дети, находившиеся рядом с ней.
— Что с Робби? — спросил Паркер. — Он все еще расстроен?
— Он немного загрустил, — ответила она, понизив голос, — но мы со Стефи помогли ему развеселиться. Они оба очень хотят, чтобы к полуночи вы вернулись домой.
— Я постараюсь. Джоан не звонила?
— Нет, — ответила миссис Каванаг и снова засмеялась. — Но знаете, Паркер, одну забавную вещь? Если бы она позвонила и я увидела ее номер на определителе, у меня скорее всего не хватило бы времени, чтобы снять трубку. И она подумала бы, что вы все отправились в кино или в бар «Руби тьюсдэй». Как вам такая идея?
— Мне она очень нравится, миссис Каванаг.
— Я так и подумала. Определитель номера — великое изобретение, как вы считаете?
— Если бы его не было, я бы сам его придумал, — отозвался Паркер. — Я еще позвоню чуть позже.
Они разъединились.
Кейдж невольно все слышал.
— Как твой парень? — спросил он. — С ним все в порядке?
— Он в норме, — со вздохом ответил Паркер. — Просто его преследуют дурные воспоминания о том, что случилось несколько лет назад.
Заметив вопросительно вскинутые брови Эванса, Паркер пояснил:
— Еще когда я работал в Бюро, подозреваемый вломился к нам в дом.
Он обратил внимание, что Лукас тоже стала прислушиваться к его словам.
— И ваш сын видел его? — спросил Эванс.
— Именно через окно его спальни преступник пытался проникнуть внутрь, — ответил Паркер.
— Боже милостивый! — воскликнул Сид. — До чего же мне отвратительны такие вещи, если они происходят с детьми! Описать не могу!
— ПТСР? — спросила Лукас.
— Посттравматическое стрессовое расстройство. — Паркера действительно некоторое время волновало, что у мальчика оно может развиться, и он показал Робби специалисту. Но врач заверил его, что поскольку ребенок был слишком мал и Лодочник не причинил ему физического вреда, расстройство психики ему не грозит.
Паркер рассказал сейчас об этом, но добавил:
— Проблема в том, что это случилось в канун Рождества. А как вы понимаете, с этим временем у детей всегда связаны особо живые воспоминания. То есть в целом он прошел через это благополучно, но все-таки…
— Но все-таки вы бы дорого дали, чтобы этого никогда не случилось, — завершил его мысль Эванс.
— Верно, — кивнул Паркер, глядя на хмурое лицо Лукас и гадая, откуда о посттравматическом стрессе знает она.
— Но он чувствует себя хорошо? Я имею в виду сегодня, — спросил психолог.
— Да. Просто снова напугался немного сегодня утром.
— У меня тоже есть дети, — сказал Эванс и обратился к Лукас: — А у вас?
— Нет, — ответила она. — Я не замужем.
— Когда появляются дети, вы словно теряете часть разума. — Эванс говорил, обращаясь к ней. — Они забирают ее у вас, и назад уже ничего не вернуть. Вы все время волнуетесь за них. Вам кажется, что они расстроены, растеряны, опечалены. Иногда меня удивляет сам по себе факт, что родители еще сохраняют способность вообще жить какой-то своей жизнью.
— Неужели? — спросила Лукас, но уже явно думая о чем-то другом.
Эванс стал рассматривать записку, и на какое-то время воцарилось молчание. Геллер стучал по клавишам. Кейдж склонился над картой. Лукас крутила пальцем прядь своих светлых волос. И жест мог показаться почти кокетливым, если бы не прежние холодно-каменные глаза. Мыслями она была где-то в другом месте.
Когда на мониторе компьютера что-то высветилось, Геллер выпрямился.
— Пришел ответ из Скоттсдейла. — Он читал электронное письмо. — Так. Местное полицейское управление, конечно, знает о той банде Грейвдиггеров, но они потеряли всякую связь с ее бывшими членами. Они давно угомонились. Большинство теперь примерные отцы семейств.