Легкое дыхание лжи - Татьяна Гармаш-Роффе 12 стр.


Тетя Лена, мать Милы, родная сестра моей, – создание удивительное. Воздушная, мечтательная, ни к чему не приспособленная красавица – этакая нежная лиана, которой необходима опора-дерево. Дядя Владя на роль дерева очень подходил, как я понимаю. Типа дуба. И внешностью – большой, крепкий; и финансами, которые, как известно, могут радикально решить те самые жизненные сложности, к которым тетя Лена не была приспособлена. В число сложностей входило и воспитание ребенка, разумеется. Поэтому целый штат нянек, гувернанток, домработниц и еще каких-то приживалок обеспечивал вращение внешнего мира вокруг хрупкой красавицы. Единственный труд, выпавший на ее долю, – украшать своего мужа на выходах. Оно же единственное дело, с которым тетя Лена справлялась.

Я давно ее не видела, но прекрасно помню эту маленькую, изящную блондиночку с тонкими чертами хорошенького личика, которое не покидало мечтательное выражение. На ее губах постоянно бродила легкая, рассеянная улыбка, у которой не было видимых причин… У меня уже тогда возникло чувство, что у тети Лены не все в порядке с головой. Добро б она читала романы или смотрела сериалы, или по бутикам болталась, – ну хоть чем-то занимала свое беспредельно свободное время, – ан нет, она смотрела в никуда. И улыбалась задумчиво. Меня от этой ее улыбки дрожь пробирала, если честно.

Короче, Милкин «папан» занимался наращиванием личного капитала, а маман – смотрением в пространство. Мила, понятно, в зону внимания их обоих не попадала. Растет и растет где-то рядом, и кто-то ею занимается, коли деньги платятся…

Однако несколько месяцев назад – рассказывала моя кузина – дядя Владя неожиданно озаботился своим имиджем. И отправился к специалисту. Тот наставил его на путь истинный, и принялся Владислав Петрович срочно принимать облик «порядочного человека».

В пакет, как оказалось, входит и понятие «хороший семьянин»… Так на Милу внезапно обрушилась отцовская забота. Без которой, прямо скажем, сестрице отлично жилось. Деньги есть, контроля нет – гуляй не хочу. Но тут «папан» вдруг возжелал узнать подробности о времяпрепровождении дочери.

А вникнув, рьяно взялся за Милкино «воспитание». Понятно, что поскольку сам он человек дурно воспитанный, то ничего хорошего от его благого намерения ожидать не приходилось…


После ужина мы перешли в сад: ночи стояли дивные, в доме не сиделось. Недалеко от крыльца, под яблонями – сейчас они цвели, паря в темноте легким белым облаком, – у нас стоял деревянный стол с лавками, рядом мангал, покрытый пластиковым чехлом. Я принесла свечи, зажгла.

– Здорово, – сказала Мила. – Будто шалашик.

И в самом деле, свет отражался от веток яблонь, создавая ощущение, что над нами крыша. Ощущение ложное: если пойдет дождь, то «крыша» нас не защитит. Но в жизни есть много ложных впечатлений… К сожалению, я успела это постичь к своим неполным двадцати годам.

– Так вот, Настена, папан принялся чуть ли не по пятам за мной ходить. То в ночной клуб приперся, то на нашу дачу, где я собираю иногда компании…

– Помню, ты писала на Фейсбуке.

– Писала, да не все. Он урезал мои финансы, стал проверять мой телефон. Но самое ужасное, Насть… Он ревнует меня к парням! Ведет себя как ревнивый мужчина, а не как отец… Хотя как отец никогда себя и не вел. Тебе повезло, ты выросла в нормальной семье, а я вот с придурком… Который теперь срочно латает дыры в своем «имидже» и делает вид, что он порядочный чел и примерный папан… В губернаторы хочет податься, мне кажется.

– А ты матери говорила? Хотя в этом, наверное, смысла нет… – спохватилась я.

– Вот-вот. Ты же знаешь свою тетю. Она сестра твоей матери, но небо и земля. Твоя – активная, энергичная, сделала карьеру, защитила докторскую, преподает в меде. А моя – тетеха, вышедшая замуж за богатенького…

По правде сказать, я считала, что дело не в «богатеньком» муже, а в том, что у Милкиной матери что-то с психикой. Но разве такое скажешь сестре? Я промолчала.

– В общем, недавно папан устроил обыск в моей комнате и нашел кое-какие таблеточки, ты понимаешь, о чем я. Он стал на меня орать, а потом… Насть, он меня ударил! Залепил такую пощечину, что я в стену вписалась. Рука у него тяжелая…

На глазах Милы выступили слезы. Я обошла столик, присела рядом, обняла ее.

Она обняла меня в ответ – нет, даже не обняла, а ухватилась, как маленький ребенок, ища защиты. Бедная, бедная моя сестричка…

– Мне так неловко об этом рассказывать, Настен, – высвободилась Мила из моих рук, – но кому же еще признаться, как не тебе? Посторонним ведь такого не скажешь, стыдно…

– Ну что ты, Мил. Это дяде Владе должно быть стыдно, что руку поднял на тебя!

Она немного странно на меня посмотрела.

– А, нет… – грустно улыбнулась она, качая головой. – Я не об этом. Я еще не дошла до самого ужасного… – Она взяла мою руку и крепко сжала ее, будто набираясь сил. – Я кинулась на него и залепила ему пощечину в ответ. А он… Он схватил меня и…

Мила повернулась ко мне, посмотрела прямо в глаза и произнесла четко:

– Он стал меня целовать. Сначала в щеки, потом в шею, а потом в губы.


Я потеряла дар речи. Когда Мила сказала, что дядя Владя стал вести себя как ревнивый мужчина, я думала, это просто сравнение такое… А оно вот как, оказывается, повернулось…

– А ты? – выдавила я из себя.

– Коленом его в пах двинула. Сильно. После этого он отобрал у меня деньги и телефон – к счастью, про карточки не подумал, они в сумочке остались, – и запер в этом старом недостроенном доме. А сам куда-то по делам свалил. Сказал, что разберется со мной, когда вернется… Поскольку дом стерегут охранники – два днем и два ночью, – то я оказалась в самом настоящем плену! Из которого ты меня вызволила, сестричка, – Мила снова обняла меня.

– Да ладно, – смутилась я. – Мы же сестры…

На этот раз из объятий высвободилась я. Мне всегда неловко, когда меня бурно благодарят.

– И что ты теперь собираешься делать, Мил? Из плена ты сбежала, но теперь-то куда?

– А я не просто сбежала, – засмеялась она. – Я папана ограбила!

– Опля! Это как же?

– Да очень просто… Насть, у тебя нет вина? Надо это дело отметить!

– Посмотрю, – произнесла я неуверенно.

У родителей вино было, даже целый склад хороших вин – они в нем знали толк, – но взять без спроса? Так я никогда не делала. К тому же они могут заметить, что количество бутылок убыло, станут меня спрашивать, а мне что отвечать? Милу выдавать нельзя – значит, придется врать… Этого я страшно не любила. Да и что врать-то? Что я сама выпила всю бутылку? Родители не поверят. А если вдруг поверят, то разволнуются так, что к врачам меня потащат…

– Да не заметят предки, не боись, – вдруг произнесла Мила, будто просканировав мои сомнения. – Неужто они подсчитывают, сколько у них бутылок осталось?

– Вряд ли, – признала я.

– Тогда неси. Тут так хорошо у вас в саду… И прихвати что-нибудь к вину, фрукты, сладости…


Я взяла бутылку из особого шкафчика – погреба у нас не имелось, и родители купили этот специальный холодильник, поддерживающий нужную температуру для вина. Нашла штопор, прихватила два бокала и вернулась в сад.

– Ты сможешь открыть? – протянула я штопор Миле.

– А то!

Она ловко ввинтила его в пробку, нажимая на «крылышки» по бокам, и – чпок, пробка выползла из горлышка.

Я снова пошла в дом, выудила из холодильника яблоки (других фруктов на даче не было), взяла плитку шоколада – конфеты у нас не водились, родители придерживались здорового образа жизни.

– Мил, ты ведь не станешь писать об этом на Фейсбуке, да? Дядя Владя может додуматься и найти тебя в социальных сетях… Если еще этого не сделал.

– Обижаешь, Настена, – нахмурилась она. – Я, может, не такая образованная, как ты, но отнюдь не дура.

– Извини, я этого не имела в виду… Просто хотела…

Я не могла подобрать нужных слов. Да и какие тут нужны слова? Я ведь, по сути, о ней забочусь! Но Мила умеет повернуть разговор таким образом, что ты ни за что ни про что начинаешь чувствовать себя виноватой. Она и в детстве так делала – стоило мне дать ей совет, как Милка немедленно обижалась и кричала, что она все знает не хуже меня. Хотя на самом деле мои предостережения не раз ее уберегали от опасности. Однажды я ее в самом прямом смысле спасла, когда она собиралась кинуть горящую спичку в большую бочку из-под краски на стройке. Я тогда схватила ее за руку и оттащила, крича: «Она взорвется, ты с ума сошла!»

Но спичка успела упасть в бочку, и та действительно взорвалась. К счастью, мы уже были на безопасном расстоянии. И что же? Мила, вместо того чтоб сказать спасибо, на меня наорала! Вечно, мол, я хочу показаться умнее ее!

Какой-то комплекс неполноценности, что ли… К тому ж я на два года младше, в детстве это было существенной разницей, и тем обиднее ей казалось, видимо, что я разбираюсь в вещах, в которых не разбирается она…

– Да ладно, Настен, не парься, – произнесла Мила. – Я же понимаю, ты обо мне печешься. Правда?

Я кивнула не найдясь. Как у нее это получается? Сначала она выставила меня виноватой, а теперь она вроде меня великодушно прощает! И все это Мила сделала двумя фразами. Какой-то особый талант перекручивать истинный смысл вещей…

– Как ты понимаешь, сбегать без денег бессмысленно, – продолжала Мила. – Тем более что лучше всего от папана бежать подальше, за границу. А это расходы.

– Мил, а как это – «ограбила»? Твой отец держит деньги дома, что ли?

– Часть в банках, часть дома. Точнее, в разных домах. И, как оказалось, кое-что держит в том, куда меня запер. Папан думал, что никто об этом не догадается, поскольку особняк стоит необитаемый. И, в общем-то, он прав. Все знают, что дом уже давно выставлен на продажу, только покупатель никак не находится. Поэтому дом стерегут охранники – не то народ все растащит, понятное дело. Кому же придет в голову, что там тайник? Я и сама удивилась, когда нашла в шкафу сейф. А потом сообразила, что сейф был заложен изначально, во время строительства. И, скорее всего, пуст.

– И как же ты…

– Он оказался заперт. Именно это раздразнило мое любопытство. Я решила в него заглянуть.

– А код?

– Так папан же у нас страшно умный, закрыл этот сейф на тот же код, что и домашний. А домашний я давно подсмотрела, – усмехнулась Мила. – Просто так, из любопытства.

– Или давно оттуда тягала понемножку?

Мила посмотрела на меня так, что я решила в тему не углубляться.

– То есть ты попробовала, и код сработал? И там оказались деньги?

– Ну да. Тогда я и придумала весь план.

– Они были в сумке? В той, с которой ты загрузилась прошлой ночью в мою машину?

– Уж не огурчики с деревенской грядки, – усмехнулась она. – Тем более что у нас ничего не растет, кроме сорняков…

Ого, подумала я, денег там было много, судя по упитанным бокам сумки…

– В общем, я начала обдумывать план, – продолжала Мила. – Там по соседству парень оказался, мы сначала просто переглядывались, потом заговорили, и я попросила его помочь…

Мила задумалась, и лицо ее сделалось неожиданно серьезным, грустным.

– И что парень-то? – нетерпеливо спросила я. История начала меня захватывать.

– Ничего, – неожиданно сухо ответила она. – Я передумала посвящать его в свои дела. Ведь я его совсем не знаю, просто сосед… И решила тебя позвать на помощь.

– Ага, и даже позвала.

– А что? Тебе было в лом? Тогда почему ты не отказалась?

Объяснять кузине, что своими просьбами она поставила меня в неловкое положение – и отказать ей трудно, и становиться соучастницей ее затей ни к чему, – бесполезно. Для Милы не существует «неловких» ситуаций. Ей все ловко. А мне, к примеру, было бы стыдно просить кого-то о подобных услугах, включая просьбу выпереть родителей с дачи. Особенно человека отзывчивого, как я, и давить при этом: ах, только ты можешь мне помочь! Род психологического шантажа… Мы с сестричкой существуем в параллельных мирах, у нас разные идеология и тезаурус.

Хотя, конечно, теперь, когда я узнала, как повел себя с ней дядя Владя, я о своей помощи не жалела и пенять сестрице за бестактность не собиралась.

– Разве я могу тебе отказать? – лишь улыбнулась я. – Рассказывай дальше!

– Как ты помнишь, мы с тобой условились на одиннадцать вечера, но я опоздала… Потому что все пошло не так, Настена. Один из охранников, Никита, каким-то образом догадался о моих планах. Наверное, подсматривал за мной, и не раз – там дверь не слишком плотно закрывается. У меня было чувство, что за мной кто-то следит, но я говорила себе, что это чушь, охранники ниже на два этажа сидят… Да не такая уж чушь оказалась. Когда я стала вынимать деньги из сейфа, он ворвался ко мне в комнату. Сначала я думала, что он из преданности хозяину собирается попридержать его воровку-дочь. Оказалось, все не так. Он припер меня к стене и сказал, что не выдаст, если я отдам ему половину. А если я не соглашусь, то он заберет все деньги… Он приставил к моей шее электрошокер и добавил: «Мне стоит только нажать на кнопку, и у тебя вскипит мозг!»

– Ужас какой…

Мила усмехнулась.

– Ну, ты меня знаешь. Я ему сказала, что он ловкий парень, молодчина, я таких уважаю и готова с ним поделиться. Он ответил, что самолично все пересчитает. Я, конечно, согласилась и доверила ему разложить пачки евро в две равные стопки на кровати… Он глаз от денег не отводил, идиот, как загипнотизированный. Я спокойно взяла шокер и впарила ему дозу электрончиков. Он даже вякнуть не успел, – рассмеялась Мила.

– Господи… Надеюсь, ты его не убила?

– Нет, – нахмурилась она. – А жаль. Потому что он подослал своего знакомого ограбить меня.

– Куда подослал, когда? – не поняла я.

– После того, как ты отвезла меня в Москву. Я собиралась положить деньги в банк, ведь такую сумму мне через границу не провезти…

– Погоди, давай по порядку. Это было сегодня утром. А вчера вечером как же ты из дома выбралась? Внизу ведь еще один охранник был!

– Никита его сам электрошокером шарахнул перед тем, как идти в мою комнату. Они оба живы, не переживай, – добавила она, увидев мое лицо.

– Да я не переживаю…

– Дальше ты знаешь, потому что я села в твою машину и мы приехали сюда.

– Так, понятно, – кивнула я. – И утром я отвезла тебя в Москву…

– И оставила в кафе. Я там взяла сок и стала ждать открытия банка – он рядом, через дорогу, я специально это кафе выбрала. У меня в этом банке есть несколько счетов, я собиралась часть денег на них положить, а часть перевести на счет за границей, о котором папан не знает, – я его завела на Багамах, когда мы с маман там отдыхали. Она тоже не знает, она не интересовалась, как я провожу свое время, – ее сразу обступили поклонники, и маман расточала улыбки, как кинозвезда, чем и была занята практически весь отпуск… Так что я рассчитывала деньги и на этот счет положить. Карточки папан не додумался у меня забрать, повезло, паспорта, к слову, тоже, – лишил только телефона и кошелька.

– Ты что, всегда с загранпаспортом ходишь? – удивилась я.

– Обычно нет, но после нашего с маман отдыха я его так и не вынула из сумочки, забыла. Так что все нужное для поездки у меня оказалось с собой. Я собиралась после банка сразу ехать в аэропорт, сесть на первый же рейс на Багамы, – туда виза не нужна, – где будет место. Папан еще из поездки не вернулся – пока ему доложат, пока он сообразит, что к чему – я уже адье, купаюсь в океане… Правда, на Багамах я тоже не собиралась задерживаться, у папана руки длинные… Ну, неважно. В восемь тридцать утра банк открылся, я расплатилась и вышла из кафе. И тут ко мне шагнул мент. Он меня явно поджидал в полицейской машине, стоявшей рядом. Попросил документы, а потом понес: мол, им стало известно, что я ограбила отца и намерена сбежать, пройдемте в отделение, гражданка…

– Мил, а кто тебя убить хотел? – вдруг вспомнила я ее первую фразу по телефону.

– А как насчет дослушать? – хмыкнула Мила.

– Прости. Я вся внимание.

– Мент и хотел. Он надел на меня наручники, – сказал, что так положено, – но повез меня не в отделение полиции, как я думала, а куда-то за город. Я пыталась с ним драться, но… – Мила показала на свои царапины. – В наручниках не очень-то ловко получилось. Он меня двинул коленом в живот, потом завязал мне глаза. Минут через сорок-пятьдесят мы приехали. Он завел меня в какое-то помещение и оставил стоять. Я прислушивалась: он ходил, что-то двигал, шуршал и гремел. Я гадала, зачем он меня сюда привез: изнасиловать? Убить? И то и другое? Ведь если бы ему нужны были только деньги, он бы их еще в городе забрал! Но он привез меня в какую-то глушь…

– Это, наверное, был переодетый полицейский, «оборотень»! Настоящий не мог так посту…

Мила посмотрела на меня с состраданием, и я фразу не закончила.

– Я знаю не хуже тебя, что есть коррумпированные полицейские, – возмутилась я, – но если бы тебя действительно объявили в розыск, он не мог так поступить, он бы повез тебя в отделение! Поэтому я и думаю, что это был «оборотень в погонах»!

Мила снова посмотрела на меня с жалостью, но комментировать не стала.

– Дослушай, Настена, и скоро все поймешь… Через некоторое время он повязку с моих глаз снял, я осмотрелась: похоже на заброшенный гараж для сельхозтехники, по крайней мере один ржавый трактор там стоял. Я уж ждала чего-то страшного… Но он лишь приковал меня наручником к скобе в стене и уехал. Сказал только на прощание: «Не ори, все равно никто не услышит». Да я и сама понимала, судя по тишине, что вокруг ни души… И тогда я подумала, что он сюда не вернется никогда: он оставил меня умирать тут от голода и жажды.

Мила выдержала небольшую паузу, вполне драматическую. А я подумала, что этот рассказ, как и все ее истории на Фейсбуке, даже самые незначительные, моя кузина излагает весьма художественно. Ведь могла бы свести все к трем-четырем фразам – ан нет, Мила умело выстраивает интригу, вызывает у слушателя эмоции. На этот раз я решила ее не перебивать, но, когда она закончит свой детектив, я непременно посоветую ей попробовать себя в беллетристике.

Назад Дальше