Снова в небе загудели самолеты. Они низко пронеслись над лесом и стали бомбить завод. В некоторых цехах вспыхнул пожар. Ответ наших был настолько слабый, что их даже не было слышно. Изредка раздавались выстрелы со стороны города.
– Почему немцы не наступают? – спросил Жан у подползавшего к ним командира.
– Они не дураки, – сказал Кузьминов. – Знают, что наши в любой момент могут обрушить на них шквальный огонь. Наши берегут снаряды, которых и без того мало. На Кировском заводе делают танки и эти снаряды, но в очень ограниченном количестве, не хватает металла.
– Выходит, и мы можем попасть под огонь наших?
– Можем. Наши ведь не знают, что мы свои.
– Ерунда какая-то, – вздохнул Жан. – Не хотелось бы погибать так глупо.
Кузьминов покачал головой.
– Без жертв нам не обойтись, – сказал он. – Здесь немцы, там наши… Мы между двух огней.
– Что будем делать, командир?
– За эту ночь нам надо быть на той стороне, – твердо ответил Кузьминов. – Днем противник нас вычислит и уничтожит. Будем прорываться только ночью. – Он взглянул на Жана. – Как жаль, что мы встретились в такой обстановке. Я за тебя очень беспокоюсь.
– А я за тебя, но не жалею, что все так случилось. Иначе, значит, быть не могло. Ты только себя не подставляй, понял? – Жан хлопнул по-дружески Кузьминова по спине. – Ты понял? – повторил он. – Я всегда говорю правду.
– Да ладно тебе. Лучше думай, как нам все правильно сделать.
– У нас сколько, двести человек? – спросил Жан.
– Теперь уже на семь меньше…
– Нормально. Ползать нам не годится. Давай перебежками будем продвигаться. Иначе до утра так и застрянем здесь, – предложил Жан.
– Как знаешь, – согласился командир. – Там про наш отряд, в вашей истории, ничего не написано?
Жан пожал плечами:
– Может, я что-то и недоучил… В истории написано одно, что все защитники города – герои, а значит, и вы тоже.
– Плохой я командир, – признался Кузьминов. – Самостоятельно не могу принять решение. Меня перед войной послали на курсы учиться. А там всего две недели. Потом сразу на фронт. Хотели под Москву бросить, а тут своя заваруха началась, так и остался здесь.
– Нет, – возразил Жан. – Ты хороший командир, раз тебя солдаты слушают. Командир должен выслушать и другие мнения, а потом принять окончательное решение сам.
– Значит, говоришь, можно двигаться? Я пойду впереди, – сказал Кузьминов. – Ты будешь замыкающим. Если что… Возьми автомат. Стрелять можешь?
Жан улыбнулся.
– В кого попасть? – спросил он.
– Пока ни в кого не надо. На огонь будет команда, самое главное – береги патроны. Ну, вперед!
Командир встал и махнул рукой бойцам, повел их по тропинке леса.
Жан шел сзади, оглядываясь по сторонам. Теперь в его руках был автомат, который казался тяжелым, и он его постоянно перевешивал с одного плеча на другое. Впереди его шел Терехин.
– Слышь, Терехин, сколько тебе лет? – спросил Жан.
– Девятнадцать.
– Совсем молодой.
– Да ты на себя посмотри, – оглянулся солдат. – У самого за плечами лет пятнадцать, салабон.
– Ты, Терехин, глубоко заблуждаешься. Мне скоро семнадцать.
– Все равно салага.
– Слышь, Терехин, вот у тебя девушка, говоришь, была?
– Не была, а есть, – ответил решительно боец. – А у тебя?
– Конечно, и не одна.
– Врешь ты все. Как это не одна?
– А вот так. Любят все меня, поэтому и не одна.
Терехин еще раз оглянулся на Жана.
– За что тебя любить-то?
– Ты, что, не знаешь, за что девчонки парней любят? Вот деревня. Они любят их за предоставленное им удовольствие.
– Это ты что ли – удовольствие?
– Я разве плохой? Мне кажется, что я и тебе нравлюсь, – уже давился от смеха Жан.
– Мне? С чего это ты взял?
– Да просто так. Вот кажется мне, и все тут.
– Когда кажется, тогда крестятся, – заметил Терехин.
– Слышь, Терехин, вот смотрю я на твои ноги, которые мелькают у меня перед глазами, кривые они у тебя.
– На свои лучше посмотри.
– У меня ровные – это я знаю точно. А твои кривые.
– Почему?
– Смотри, как сапоги истоптал. Тебе развал надо делать. Так сапог на тебя не напасешься.
– Я хоть в сапогах, а ты вообще в каких-то тапочках приперся.
– Эх ты, Терехин, это самая модная обувь, которая продается в магазинах.
– Что-то я такую не встречал нигде.
– Еще встретишь. У тебя вся жизнь впереди, – заверил Жан.
– Я не пойму, идешь, болтаешь всякую ерунду. Тебе больше делать нечего?
– Это я так просто, чтобы дорога короче казалась, – ответил Жан. – А девчонку я тебе обязательно найду еще одну.
– Иди ты со своей девчонкой. Что мне со второй делать-то?
– Во, дурак! Догадаться не можешь? Фантазии нет вообще? Я тебе потом скажу, если умом не дойдешь.
– Я и без тебя как-нибудь разберусь. Болтун ты, как тебя там…
– Жан.
– Вот именно, Жан. Имя-то какое-то ненашенское.
– Привыкнешь. Так искать тебе девчонку или нет?
– Прямо здесь, в лесу? – удивился Терехин.
– Здесь я только Бабу-Ягу могу тебе найти. Ты же не станешь с ней целоваться?
Терехин молча покачал головой, потом сказал:
– Лучше себе найди. Я смотрю, у тебя из твоих штанов так все и выпирает.
– Это джинсы, а не штаны. Тоже мне, колхозник.
Жан оставил солдата в покое и стал внимательно всматриваться в темноту.
Прячась за деревьями, отряд медленно продвигался вперед. Вот они уже прошли искореженную железную дорогу, спустились с насыпи вниз…
Кузьминов оглянулся назад, чтобы убедиться, что все на месте, как неожиданно с двух сторон зажглись яркие прожектора, направленные на бойцов.
– Ложись! – закричал командир, но перекрестный огонь сразил сразу человек двадцать.
Мгновенно все стихло, и Жан поднял голову.
– Что это было? – прошептал он рядом лежавшему Терехину.
– Засада.
– Где командир? Жив?
– Откуда мне знать, – ответил солдат.
– Будь здесь и не шевелись. Я поползу вперед, посмотрю.
Жан, упираясь локтями в сырую землю, стал продвигаться вперед, спрашивая каждого бойца о командире.
– Он где-то впереди. Куда ты, пацан, лезешь? – ворчал кто-то.
– Лезут на бабу, а я ползу. Собери свои кости и дай дорогу. Где Кузьминов? – снова спросил Жан.
– Вот он, здесь. Его, кажись, ранило, лежит.
Жан прибавил ходу и оказался рядом.
– Егор, – тронул он командира за плечо. – Егор, ты жив? – Жан перевернул его на спину.
Простреленная грудь Кузьминова еще кровоточила. Жан с ужасом понял, что он убит.
Он со всей злости ударил кулаком по земле и до боли сжал зубы.
– Ну, суки, – прошипел он и оглянулся на лежавших бойцов. – Приготовились, мужики, к бою. Нечего землю греть. Еще один рывок, и мы у наших. Стрелять во все стороны, чтобы противника сбить с толку. – Жан почувствовал, как все в нем затряслось. Непонятно было, от страха или от ненависти, но он нашел в себе силы, поднялся и, взмахнув рукой, встал во весь рост, открыл огонь из автомата в разные стороны.
– Тут уже недалеко! – закричал он и помчался вперед.
Где-то в кустах зазвенели стекла прожекторов, закричали растерявшиеся фашисты.
Жан оглянулся назад и увидел Терехина, который не отставал и бежал рядом.
– Молодцы, за мной! Впереди Питер, тьфу ты, Ленинград! Он нас ждет. Вперед, Терехин, останешься в живых, я тебя расцелую.
– Вот этого не надо, – переводя дыхание, предупредил солдат.
– Как это не надо, надо!
Терехин тоже вел огонь куда-то в темноту.
– Себя береги, командир-самозванец, – кричал Терехин. – Так и быть, соглашаюсь, только тебе тогда придется всех облизать, кто останется в живых.
– Потом разберемся, – кричал Жан и бежал вперед, увлекая за собой бойцов.
Солдаты тоже открыли огонь во все стороны. Противник опешил от такой дерзкой выходки и не сразу открыл ответный огонь. Пока он опомнился, оставшиеся в живых бойцы уже проделали немалый путь. Некоторые падали, сраженные пулями, но большинство еще были целы и устремились за Жаном.
– Терехин, ты живой? – кричал во весь голос Жан. – Ответь мне.
С противоположной стороны тоже открыли огонь. Это били наши.
– Свои, – что было силы закричал Терехин, обгоняя Жана. – Он размахивал автоматом и мчался через рвы и противотанковые заграждения вперед, к стенам завода.
– Терехин – это ты? Ты живой? – обрадовался Жан, когда увидел его перед собой. – Ты любого переживешь.
– А что со мной сделается? – на ходу шутил солдат. – Таких, как я, еще найти надо.
– Пуленепробиваемый?
– Что-то вроде этого. – Терехин подбежал к стенам завода и оглянулся на остальных. – Сюда, мужики, только здесь мы можем укрыться.
Жан уже видел, как к ним на помощь спешат защитники города, и у него из глаз полились слезы.
– За мной, братва! – заикаясь, кричал он. – Мы спасены. Терехин, уйди в укрытие, чего стоишь на видном месте?
Не успел Жан это сказать, как длинная автоматная очередь раздалась где-то совсем рядом. Терехин упал, и Жан кинулся к нему.
– Живой?
– Кажется.
– Ползи отсюда, дурак, пока по стене не размазали. – Жан подтолкнул бойца вперед и сам стал ползти за ним. – Что же это творится на самом-то деле? – сквозь слезы спрашивал Жан, но чьи-то сильные руки подхватили его и потащили в укрытие.
Жан попытался вырваться, не понимая, что происходит вокруг.
– Там командир, там наши, – шептал он пересохшими губами. – Терехин, не отставай.
С двух сторон начался шквальный огонь. Пули свистели прямо над ухом и головой.
Жан был в таком состоянии, что ему сейчас было все равно. Сейчас он мог бежать на противника чуть ли не с голыми руками и разорвать его на куски.
Жана усадили в каком-то кирпичном помещении, куда добралось еще с полсотни бойцов.
– Наши, – сквозь слезы улыбнулся Жан. – Дошли наконец…
Вновь прибывших сразу окружили солдаты.
– Кто ваш командир? – спросил подошедший офицер. – Где он?
Бойцы переглянулись и устремили свой взгляд на Жана.
– Ты командир?
– Командира убили. Я его случайно подменил, – объяснил Жан. – Он там лежит, его надо немедленно забрать и похоронить как героя.
– На войне случайностей не бывает. На войне есть командир или его нет вообще.
– Он наш командир, – показали бойцы на Жана. – Он нас вывел из-под огня.
Жан встал.
– Наверное, я, – согласился теперь уже Жан.
– Так вот, командир, – обратился офицер. – Рассиживаться некогда. Враг полностью окружил город. Есть в городе нечего, кругом одна зараза и покойники. Предлагаю занять оборону с нами.
– Как скажешь, начальник, – произнес Жан.
– Я тебе не начальник, а офицер. Понятно?
– Куда уже понятней.
– Идем, обмозгуем план.
Они прошли в полуразрушенное помещение. На сложенных ящиках лежала карта, около десятка автоматов и сидело несколько раненых.
– Город хорошо знаешь?
– Знаю.
– Ориентируешься по карте хорошо? – спросил офицер. – Смотри, вот здесь находимся мы, вам надо занять оборону с правой стороны – там у нас слабое место.
Офицер взглянул на юное лицо парня.
– Понятно, – ответил Жан.
– Сколько ж тебе лет, командир?
– Ну какая разница! Я просто молодо выгляжу. На сметане выращен – вот поэтому молодой. Командир, водка есть?
– Откуда у нас водка?
– Стресс снять надо.
– Водки нет, есть спирт. Тяпнешь?
Жан махнул головой.
– Есть за кого выпить, – сказал он. – Хороших людей потеряли.
Жану налили полстакана спирта, прямо из солдатской фляжки.
– А вот закуски нет, – сразу предупредил офицер.
– Ничего, не горькая она сейчас для меня. Потом победой закусим. – Жан залпом выпил полстакана, громко выдохнул и склонился над картой.
– Ну, теперь показывай… У меня просьба одна: там командир наш остался лежать, дайте команду его забрать сюда.
– Решим и этот вопрос.
Глава 8
Терехин не отходил от Жана ни на шаг, и его это стало раздражать.
– Что ты, как за мамкой, ходишь? Тебе больше приткнуться негде? – спросил Жан. – Адъютанты мне не нужны.
– Я вижу, ты парень что надо, поэтому и держусь около тебя, – объяснил боец.
– Я здесь ненадолго, поэтому смотри, где тебе будет лучше, там и оставайся. Тебя взять с тобой я все равно не смогу – определяйся в войсках сам.
– А ты?
– Я давно определился. – Жан взглянул на Терехина, заметил его растерянный взгляд и вежливым голосом продолжил: – Если я тебе расскажу про себя, ты вообще воевать бросишь и не отстанешь от меня никогда.
– Что ты, баба что ли?
– Сам ты… – Жан сдержался и хлопнул его по плечу. – Определяйся, парень, меня скоро здесь не будет.
– Убьют?
– Вот дурак! Ты о лучшем не подумал?
– А почему тогда не будет?
– Это долго объяснять, времени нет. Определяйся и все тут.
Ночью Жан появился у офицера и все рассказал о себе.
– Тебя, случайно, не контузило в бою? – спросил командир. – Ты мне такие вещи рассказываешь и хочешь, чтобы я тебе поверил?
– Мне надо в город. Вояка из меня плохой, и пользы вам я никакой не принесу. Меня там люди ждут.
– Как же ты добираться-то будешь?
– Я знаю город хорошо, доберусь как-нибудь.
Моросил холодный дождь, и ноги Жана совсем промокли: он даже чувствовал, как хлюпает в кроссовках вода. Жан взглянул на ноги, и снова его пробрала дрожь.
Через некоторое время он уже был где-то в районе Петроградской стороны.
Совсем продрогший, он шел медленно, поглядывая на оклеенные крест-накрест стекла окон. Ленинградцы это делали для того, чтобы во время бомбежки они не вылетели. В окнах темно, на улице ни одного человека. Город словно вымер.
Неожиданно впереди показался военный патруль, состоящий из моряков. Они сразу обратили внимание на идущего навстречу молодого человека и направились к нему.
– Кто такой? – строго спросил старший. – Где живешь?
– На Малой Морской, – сходу выпалил Жан. – Иду домой.
Эту улицу он запомнил еще с семнадцатого года, где проживала родственница Лизы.
– В городе комендантский час и хождение запрещено.
– Да знаю я, что нельзя… А домой как?
Моряки внимательно посмотрели на странную одежду молодого человека, потом махнули рукой:
– Где обноски такие раздобыл? – спросил один из патрульных.
– Ну, не в секонд-хенде же, в магазине.
– Где-где? В каком хенде?
– Секонд…
– А-а… Другое дело, – ничего не понял моряк. – Держись правой стороны. Слева улица подвержена наибольшему обстрелу при налетах противника, – предупредил он.
Жан некоторое время постоял у стены дома, провожая взглядом удаляющийся патруль, и, вспомнив про Малую Морскую улицу, почему-то сразу раздумал туда идти.
Мимо с грохотом проехали два бронетранспортера, потом две полуторки с гражданскими лицами.
Жан даже позавидовал им в эти минуты, только потому, что они просто куда-то ехали. Сам он не знал, куда идти. Вскоре у него началось просветление в сознании, и он определился в своем местонахождении.
Он вышел на Стрелку Васильевского острова и направился к Дворцовому мосту, чтобы попасть на Невский проспект. Неожиданно его посетила мысль – а не пойти ли ему к себе домой, – но потом он с досадой вспомнил, что в Питер они с отцом переехали всего десять лет назад, а район, в котором они проживают, вообще еще не существовал во время войны.
Черно-серые тучи сгустились над Невой. Он задрал голову, прислушался, и что-то его толкнуло вперед. Он собрал последние силы и рванул по мосту на другую сторону реки.
Не успел он еще добраться до Зимнего дворца, как в небе загудели самолеты и началась бомбежка.
С неба летели зажигательные снаряды. Они с визгом падали вокруг: на землю и крыши домов. Только сейчас Жан заметил, как на крышах засуетились люди. Они сбрасывали зажигалки вниз, чтобы сберечь дома от пожара, что-то кричали и размахивали руками.
Город, оказывается, жил. Он жил и днем и ночью. Самоотверженные горожане, которые не эвакуировались, спасали город, как могли. Среди них были не только взрослые и подростки, но и дети.
Жан подошел к одному из домов, пригляделся и увидел, что на крыше одни малолетние мальчишки. Ребята смело справлялись с зажигалками, скидывая их на землю, а если приходилось, то и тушили вспыхнувшие чердаки.
– Эй, мужик, – крикнул сверху парнишка, – вали в убежище, еще летят самолеты, я их отсюда вижу! Их много, и сейчас начнется бомбежка.
У Жана сжалось сердце от ненависти к фашистам, и ему непременно захотелось подняться туда, наверх, и помогать этим бесстрашным героям.
– Как к вам подняться, пацаны? – крикнул Жан.
– Мы сами справимся и без тебя, – ответил совсем еще юный голос.
Жан обиделся, что его назвали мужиком, но понял – сверху, да еще и в полумраке, не различить, кто есть кто, и улыбнулся.
Где-то за домом рванула бомба с такой силой, что из соседнего дома со звоном посыпались стекла. От неожиданности Жан даже присел. Самолетов он не видел, но рев моторов был таким сильным, что ему показалось, что они сейчас летят прямо над его головой. Еще несколько сильных взрывов раздалось с разных сторон, и тишина – только звон в ушах.
Жан поднялся и осмотрелся. К нему сразу с двух сторон бежали несколько человек гражданских с белыми повязками на руке.
– Жив? – спросили они. – Быстро, мальчик, в убежище!